"Очень темное дело" - читать интересную книгу автора (Кораблев Артем)

Глава II. Попутчики

«Сажал» их Саша на поезд не совсем так, как ожидал Федя, и совсем не там, где садятся нормальные пассажиры. Он вел их вокруг остановившегося поезда, огибая его с хвоста, и проводил по дороге инструктаж «юного безбилетника».

— Хватайтесь за поручни и висите, — растолковывал Саша. — Когда подойдем, я покажу вам приступочку, куда можно ногу поставить. Не бойтесь, скорость здесь у поезда маленькая, пока он еще разгонится, я за это время и внутрь зайду, и вам двери открою. Да не бледней, не бледней, — похлопал он Федю по плечу, — я таким способом от Петербурга до Твери доехал, только оттуда на электричке, и то потому, что мне подработать было надобно. Это плацкартный, цепляйтесь, — закончил инструктор, останавливаясь у одного из вагонов.

И без того не самый легкий рюкзак как-то особенно потяжелел, когда Федя ухватился за гладкий белый поручень, а Саша подсадил его сзади. Рюкзак сразу потянул Федю вниз стопудовым грузом, будто там не палатка и свитер, а гири чугунные напиханы.

«Что, если он не успеет нас внутрь впустить, прежде чем поезд разгонится?» — навалилась леденящим ужасом жуткая мысль. Федя тут же усиленно погнал ее прочь, понимая, что о таких сложностях ему сейчас задумываться не стоит, — лучше вообще тогда сразу же отцепляться, пока поезд еще у платформы стоит, и возвращаться домой, сдаваться родителям. Впрочем, Федя бы, конечно, теперь так и поступил, если бы только Петьки рядом не было. Но, оглядевшись, он увидел своего друга — тот точно так же висел у следующих дверей того же вагона. Петька, словно ждал этого, помахал Феде рукой и чуть не сорвался, потому что поезд качнулся и тихо поплыл над крупным грязным гравием, которым был густо засыпан промежуток между соседними путями.

«Где же Саша?» — опять испугался Федя. Занятый своим благоустройством на рискованной и неудобной позиции, он совсем упустил тот момент, когда их новый темнокожий попутчик скрылся из виду. «Ну и где он теперь? На дверях вроде бы нигде не висит». Федя отогнулся, насколько хватило духу, посмотрел вперед и назад вдоль поезда. Нет, никого, кроме него и Петьки, на его зеленом боку не было. А гравий под ногами мелькал все быстрее и быстрее, все сильнее и сильнее раскачивался вагон, за поручни которого уцепились безрассудные путешественники.

Это взрослое слово «безрассудство» само забралось откуда-то в Федину голову и теперь засело там так, что он уже не мог с ним сладить. Слово было коварное, оно не только поселилось в мозгу, но и расползалось по душе и телу холодными щупальцами — осьминог какой-то безжалостный, а не слово.

А еще пугала тьма за спиной, пугала неизвестностью. Там, на освещенной станции, темноту рассеивал электрический свет фонарей, а здесь, хоть всего-то отъехали меньше километра, стало уже совсем темно. Они специально дожидались позднего времени: Саша утверждал, что в сумерках легче на поезд сесть. Федя пока этого не почувствовал. И рюкзак с каждой секундой наливался новыми килограммами.

Федя резко подтянулся к стальному боку и припал щекой к холодной двери. Рюкзак вроде бы полегчал, значит, это его оттягивало ускорением поезда. Но долго так Феде все-таки не продержаться. Где же этот эфиоп, чтоб ему…

Встречный ветер успел растрепать Феде волосы, и прыгать с поезда стало намного страшней, чем висеть над бегущими рельсами, когда он неожиданно заметил, что Петьки у следующих дверей уже нет. Надо же, опять упустил момент, когда Петька исчез. Ну и где он теперь, внутри или под колесами?

Дверь неожиданно провалилась внутрь вагона, и сразу две руки ухватили Федю за шиворот.

— Давай скорей, — поторапливал Сашин голос. — Тащи его, пока никого нет!

Еще мгновение — и Федя оказался пусть на качающемся, но все же полу, в полной безопасности, в замечательно уютном, заплеванном тамбуре, и так ему сразу стало хорошо, будто он разлегся на диване в собственной комнате.

— Вставай, вставай, — опять дернул его за шиворот Саша. — Чего в грязи разлегся? Пошли себе место искать.

Впрочем, искать место ловкий безбилетник Саша опять же отправился один, а Федю и Петю затолкал в ближайший туалет и приказал не рыпаться, пока он не придет.

— Погоди, погоди, — остановил его предусмотрительный Федя, — мы так можем не тому, кому надо, открыть. Ты нам знаешь как постучи? Вот так. — И он изобразил на двери туалета особый стук, очень похожий на ритмические хлопки болельщиков «Спартака», которыми они подбадривают с трибун игроков своего клуба во время футбольных матчей.

Саша криво улыбнулся, глянув Феде в глаза, сказал только:

— Запирайтесь. — И покинул тесный вагонный туалет.


— Чего он так долго? — спросил Федя, стаскивая с плеч рюкзак и устанавливая его на маленькой раковинке из нержавейки — на грязный пол ставить не хотелось.

Петька тут же поставил свою сумку поверх Фединого рюкзака, что было еще удобнее и чище.

— Чего он так долго нас не впускал? — повторил вопрос Федя. — Я уж думал прыгать придется.

— Говорит, — ответил наконец Петька, — мужик какой-то в твоем тамбуре все время курил» И проводница спать не ложилась.

— Сам-то он как внутрь пробрался? — задал Федя второй интересовавший его вопрос.

— Не знаю, — пожал плечами Петька. — Я не видел. Только-только устроился там на поручнях, оглянулся, а его уже нет. Не знаю. Может, он…

Но Петька не успел высказать свое предположение. Кто-то довольно сильно дважды дернул за ручку двери туалета и одновременно защелкал замком.

— Тсс, — приложил палец к губам Петька.

— А что «тсс»? — все-таки прошептал Федя. — Что, нам в туалет сходить нельзя?

— Вдруг проводница?

Федя пожал плечами, но все-таки замолчал, ругая про себя Сашу и себя за опрометчивое согласие. Уж лучше бы они спали сейчас в палатке где-нибудь в лесу под Калугой. Посидели бы вечерком у костерка. А утром бы отправились дальше на электричках. Нет, послушался он, дурак, этого эфиопа, и Петька дурак тоже, молчал, как воды в рот набрал. Вот результат — сидят теперь в общественном туалете.

Неожиданно, без всякого стука, кто-то очень легко отворил замок, и дверь туалета поехала внутрь.

— Блин! — Навалившись всем телом, Петька резко захлопнул дверь. — Занято! — гаркнул он и зашипел вполголоса Феде: — Держи, держи, проводница!

Федя тоже навалился на дверь, и почти в тот же миг с другой ее стороны раздался условный «спартаковский» стук. Федя и Петя сразу прекратили сопротивляться. Но не успел никто из них и притронуться к ручке замка, как она опять сама повернулась, и дверь отворилась. На пороге действительно стоял Саша, в руке у него была какая-то небольшая металлическая штуковина, напоминавшая вынутую из своего гнезда дверную ручку.

— Чего шумите? — тихо спросил он и, не дожидаясь ответа, добавил: — Пошли, я нашел место. Только тихо, проводницу не разбудите.

Захватив поклажу, Федя и Петя последовали за своим многоопытным товарищем. Саша провел их среди храпящих и сопящих тел по всему плацкартному вагону, затем, сделав дополнительный предостерегающий жест, мимо приоткрытой двери проводницы, потом в следующий тамбур, потом еще в один вагон, разительно отличавшийся от того, который они только что миновали. Здесь не воняло носками, людским потом и перегаром; длинная, отделанная под дерево темным пластиком стена закрытых дверей купе слабо освещалась притушенным на ночь светом, опрятные белые занавесочки украшали окна вдоль всего коридора вагона, и схема движения поезда на русском и украинском языках размещалась на фоне цветной фотографии какого-то старинного храма из самого сердца Украины. Присущий плацкарту мир непосредственной открытости сменила атмосфера комфорта и таинственности.

Посередине вагона Саша остановился, внимательно сверился с номером купе и постучал тем же «спартаковским» стуком, которым пару минут назад стучался в дверь туалета. Дверь тут же отъехала в сторону, будто их ждали. Интеллигентного вида человек средних лет, с маленькой сивой бородкой и в очках, высунулся наружу. Он быстро через блеснувшие тонкой позолоченной оправой линзы окинул взглядом всю «творческую компанию» и тихо произнес:

— Заходите, заходите. Приглашай своих друзей, Саша.

Саша отступил в сторону и широким жестом пропустил Петю и Федю вперед.

Купе показалось Феде очень уютным, но каким-то совсем уж маленьким. В нем было всего две полки, расположенные одна над другой, зато у противоположной стены в уголке Федя заметил чистую раковину и большое зеркало — почти все удобства, необходимые пассажиру в пути. На застеленном скатеркой маленьком столике стояла недопитая бутылка коньяка и вазочка с цветами. С какими — понять было трудновато, потому что свет в купе давал лишь один маленький ночничок над верхней полкой, да и тот был прикрыт вафельным полотенцем.

— Располагайтесь, рассаживайтесь, — продолжал суетиться человек с сивой бородкой. — Мишаня, слезай с верхотуры, напои гостей чаем.

Тут же с верхней полки свесилась голова, снова исчезла, сменилась парой босых ног, и через мгновение второй обитатель уютного купе предстал перед компанией целиком и полностью. Лет ему с виду было не больше, чем Феде и его товарищам. А может, и меньше, вопрос о возрасте Мишани лучше было оставить до светлого времени суток. Он принялся хлопотать у столика, доставая из сумки какие-то свертки, полиэтиленовые пакетики и наконец выставил откуда-то пузатый объемистый термос.

— У нас свой, — пояснил человек с бородкой, и Федя не столько увидел, сколько догадался, что он улыбается, — а то, знаете, в поездах всегда чай веничком попахивает. Как его ни заваривают, из пакетиков или в чайничке, — веник и веник. Ох, да что ж мы, давайте представимся. Меня зовут Борисом Вениаминовичем. А вас?

Ребята представились.

— Будем знакомы, — опять заулыбался в полутьме Борис Вениаминович. — Куда путь держите?

— Да мы это, в Крым, — бухнул Петька охрипшим от неловкости голосом и поперхнулся. — От класса отстали, — пояснил он, прокашлявшись.

— Бывает, бывает, — закивал Борис Вениаминович. — А что, все втроем? Отстали-то втроем?

— Нет, то есть да, — начал путаться Петька, но тут же исправился: — Сначала думали, что вдвоем, но потом Сашу встретили, он тоже отстал.

— Бывает, бывает, — все кивал Борис Вениаминович, — чего только в жизни не бывает. Особенно в пути. Я-то много по жизни наездил, всякого навидался. А вы в Крым впервые?

— Впервые, — буркнул Федя.

— Ну тогда мно-ого интересного, очень мно-ого вам предстоит увидеть. Это я в свое время пол-Крыма перепахал, а вам-то…

— А вы кто? — вдруг довольно бесцеремонно спросил Петька.

— То есть? — не понял сбитый с мысли и немного озадаченный хозяин купе.

— Чем занимаетесь? — пояснил Петька.

— Ах это… — Борис Вениаминович тихонько рассмеялся. — Археолог я, ребята. Археолог. Знаете, что за наука — археология?

— Знаем, — хмыкнул Петька. — Горшки старые ищете.

— Правильно, правильно, — охотно согласился Борис Вениаминович, — ищу горшки. Очень, между прочим, интересное занятие. Захватывающее даже, особенно когда горшки, набитые золотом и серебром, попадаются.

— Ну да! — не поверил Петька. — Так уж с золотом и серебром?

— А ты что думаешь? Запросто. Не так часто, конечно, но у каждого серьезного археолога есть в его жизни найденный клад, и, как правило, не один.

Борис Вениаминович замолчал. В наступившей тишине слышался только стук колес, и никто не решался нарушить ритм этого мерного постукивания.

— А у вас есть такой клад? — наконец задал назревший вопрос Петька.

— Были, конечно, — охотно ответил Борис Вениаминович, — вот встретились бы мы сейчас в Москве, а не в поезде, я бы пригласил вас к себе домой и показал бы свою коллекцию. У каждого археолога такая имеется.

— И что, прям-таки с золотом и серебром эта коллекция? — Опять нотки недоверия зазвучали в Петькином голосе.

— Всякое есть, всякое, — уклонился от прямого ответа Борис Вениаминович.

— Разве это можно? — усомнился Петька. — Ведь по закону все найденное в недрах земли принадлежит государству.

— Смотри ты какой подкованный, верно. Только ведь по-разному в жизни бывает, бывает, и археологам перепадает малая толика, всякие случаются жизненные ситуации. Иной раз разроют богатый клад, а он и не нужен никому. Тогда — бери не хочу, не обратно же это добро закапывать.

— Ну уж этого просто не может быть. — В голосе Петьки прозвучало возмущение.

— Почему ж не может, может, — спокойно стоял на своем Борис Вениаминович. — Вот к примеру я вам сейчас такой случай расскажу.

Да вы пейте чай, пейте и печеньицем закусывайте. Мишаня, дай ребятам печеньица.

Борис Вениаминович приступил к рассказу только тогда, когда друзья разобрали наполненные теплым чаем стаканы и захрустели во тьме сладким печеньем.

— Так вот, — не спеша начал Борис Вениаминович, — случилось это в Галиции, то есть на Западной Украине, когда еще не распался СССР и Россия с Украиной были братскими республиками в одном большом государстве. Вызвали нас туда неожиданно. Даже и не археологи клад нашли, а отрыли рабочие во время строительства. Разрыли древний курган, а серебра там видимо-невидимо, и все вещи большой исторической ценности. Приехали мы, посмотрели, хотели уже раскопки большие начинать, да наш академик поинтересовался у рабочих: «А что вы тут строите?» — «Дачи», — отвечают и говорят для кого. Академик аж присвистнул — большое советское начальство должно было в тех дачах жить. Собрал он нас после этого и говорит: «Даю два дня на разграбление кургана. Гребите все, кому что приглянется. Что найдете, то и ваше. А потом закапывайте остатки к лешему, и баста». — «Почему?» — удивляемся. А потому что пробить разрешение вести многолетние раскопки на месте будущих дач для высоких государственных чиновников — дело почти невозможное. Себе дороже обойдется, дороже всякого серебра из кургана. Вот так. Так тот курган и засыпали. А дачи небось и по сей день стоят.

— Зарыли вместе с серебром? — ахнул Петька.

— С серебром, — отчеканил Борис Вениаминович, — за исключением малой толики, которая перепала археологам.

Как опытный рассказчик, Борис Вениаминович выдержал новую паузу, во время которой его слушатели переваривали только что полученную информацию. И сам же нарушил наступившую тишину.

— А конфеты-то вы что ж не едите? Мишаня, ты чего там конфеты зажал на столе, предложи гостям. Ешьте, ешьте, конфетки достойные.

Дождавшись шуршания фантиков, Борис Вениаминович заговорил снова, теперь уже без чьей-либо просьбы.

— Да-а, — протянул он, — интереснейшее это занятие, археология. Это ведь и не работа даже, а образ жизни. Все время в разъездах. Зимой еще бываем дома, а уж как лето — так обязательно, и до самых холодов. Мотаешься, правда, по свету, как бродяга, зато все время по новым местам, мир смотришь, с людьми интересными встречаешься. Вот и сейчас, братцы, еду я в Крым в замечательную экспедицию. И Мишаня со мной. Верно, племянничек?

— Угу, — подтвердил Мишаня с набитым ртом: он явно тоже воспользовался случаем угоститься «достойными конфетками».

Федя хотел переглянуться с Петькой, и у него это почти получилось, потому что он заметил, как Петька повернул к нему голову, но ни выражения лица, ни Петькиных глаз в полутьме не разглядел.

Видимо, оценив тщетность этой попытки, Петька отвернулся к окну и как можно более безразличным тоном спросил:

— А что искать будете в этой экспедиции? Тоже горшки?

Борис Вениаминович ответил не сразу, будто раздумывал — стоит ли? Но потом, очевидно, решившись, сказал:

— Вот я вам про клады говорил, что у каждого археолога свой клад имеется. И у меня они есть. Но самый главный, действительно МОЙ клад я, может быть, именно сейчас и еду отыскивать.

— А что это за клад? — осторожно поинтересовался Петька. Нотки недоверия опять отчетливо слышались в его голосе.

— Клад царя Митридата, — помолчав, отозвался Борис Вениаминович. Как видно, он решил, что, коль скоро приоткрыл завесу над своей тайной, теперь не стоит ничего скрывать от юных гостей. — Вы про Пантикапей или Боспорское царство что-нибудь слышали?

— Я слышал, — неуверенно ответил один только Федя. Названия показались ему знакомыми, он был даже уверен, что относятся они к эпохе античности, корни-то греческие, но ничего более конкретного припомнить не мог.

Борис Вениаминович же, как нарочно, спросил:

— А что ты слышал?

— Ну-у, что было такое, — выкрутился Федя.

— Верно, было, — рассмеялся археолог, — я вижу, тебя без соли не съешь. А больше ничего не знаешь о Боспорском царстве?

— Это колония Древней Греции на побережье Крымского полуострова, — как на уроке истории, сымпровизировал Федя.

— Молодец, — похвалил его за находчивость Борис Вениаминович, — ты близок к истине. Так оно сначала и было, когда древние греки в шестом, а кое-кто считает, что и в седьмом веке до нашей эры основали свое поселение на месте современной Керчи. Только город их тогда Пантикапеем назывался. Греки эти были из Милета, и их называли вечными мореходами. Да не про них речь и даже не про Боспорское царство, которое очень быстро укрепилось на месте первой колонии, а Пантикапей стал его столицей. Речь про то, как еще через пять с половиной веков, к середине первого века до нашей эры это Боспорское царство настолько окрепло, что стало тягаться силой с самим Римом. Это как раз было время понтийского царя Митридата VI Евпатора. Он покорил все окрестные царства Крыма, в том числе Боспорское царство и богатый Херсонее, завоевал и подчинил себе обширные территории на берегах Черного моря и даже Средиземного. Постарался заручиться поддержкой парфянского царя, армянского и решил, что сможет порушить могущество Рима. Да не рассчитал: разбил его войска полководец Помпеи. Пришлось Митридату спасаться в Армении у зятя своего Тиграна — армянский царь на дочке Митридата был женат. Однако римляне достали его и там. Царь Тигран вынужден был им покориться после поражения своего войска, а Мит-ридат бежал в Колхиду, в Грузию то есть, оттуда вернулся в Пантикапей и стал готовиться к новой войне. Большой армии у него к тому времени уже не было, и он собрал под свои знамена множество разноплеменных наемников, обещая всем хорошо, заплатить. Средства у него были: перед тем как замахнуться на Рим, Митридат немало государств поменьше разграбил. Но и во второй раз у него тоже ничего не получилось, предал Митридата его собственный сын Фарнак, который поднял против своего отца порученное ему войско. Войско взбунтовалось очень легко, мало того, что, кроме наемников, в нем были собраны народы из покоренных Митридатом государств, но и Рима боялись все. Никому не хотелось умирать за чужое величие. А когда Митридат узнал, что все дело проиграно, он попросил одного из своих наемников заколоть его и тот не посмел ослушаться. Случилось это на ступенях дворца Митридата в крепости Пантикапум, что стояла на горе возле Пантикапея. С тех пор эту гору зовут гора Митридат. Вот так с сильными связываться-то, — назидательно закончил Борис Вениаминович.

— А клад-то тут при чем? — Петька задал тот самый вопрос, который волновал в данную минуту и Федю. Он весь рассказ ждал, когда же дело дойдет до сокровищ: золота, серебра, драгоценнных камней, но рассказчик как будто забыл об этом. Подразнил и забыл.

— Ах клад, — спохватился Борис Вениаминович. — Ну так я же уже говорил, что Митридат, конечно, очень богат был, если мог позволить себе наемное войско созвать. Сами понимаете, что с пустым кошельком с Римской империей воевать — дело безнадежное.

— Не согласен, — перебил начитанный Федя, — а германцы, они сопротивлялись Риму несколько веков. Сами дикими племенами жили, а победить их римляне не могли. Да и разрушили Рим тоже варвары, те же самые германские племена.

— Ну, то германцы, — развел руками Борис Вениаминович, — да ведь и Рим пал уже тогда, когда от былого величия осталось одно безобразие. А до этого германцев римляне били, тут ты ошибаешься. Но у Митридата-то государство было, могучее античное государство, и оно уж никак не могло воевать без денег, это тебе не племя, где каждый мужик — воин. Так что Митридат богат был безусловно, так и в легенде о нем говорится, только куда он перед смертью подевал свои сокровища — не знает никто. Аристобулл Мирмекийский, излагая легенду о Митридате, пишет, что клад свой понтийский владыка укрыл в одной из окрестных пещер. Так вот, весь холм, который носит теперь имя этого царя и где раньше стоял Пантикапей, археологи перерыли. Остатки акрополя нашли, той самой крепости то есть, множество археологических ценностей отыскали.

— Горшки? — фыркнул Петька: он понемногу осваивался в новом обществе, и его потянуло на дежурную клоунаду.

— И горшки тоже, — невозмутимо кивнул Борис Вениаминович. — Клада вот только не нашли, а был клад, был; Аристобулл Мирмекийский не зря писал, что царь Митридат укрыл сокровища в горной пещере. Этот малоизученный античный писатель лично знал понтийского владыку, был его подданным и, видимо, приближенным. Мирмекий входил в Боспорское царство… Только я думаю, что эта таинственная пещера находится совсем не там, вернее, не совсем там, где ее искали.

— А где же? — притворяясь безразличным, спросил Петька.

— В Керченских, то есть, точнее, Аджимушкайских каменоломнях, — с неожиданной готовностью поделился своей догадкой Борис Вениаминович. — Это совсем недалеко от древнего Пантикапея. Там масса пещер, в несколько этажей, некоторые протяженностью в несколько километров — настоящий подземный город! Там во время войны целый партизанский отряд укрывался, вместе с мирными жителями, тысячи человек. Немцы их с полгода не могли выкурить. Вот где сокровища-то Митридата VI Евпатора спрятаны. Их просто искали не там, поэтому и не нашли. А я найду. Найду обязательно! — азартно заключил археолог, и даже в полутьме было видно, как заблестели его глаза.

— Почему вы так в этом уверены, если там целый подземный город? Сами же говорите, что каменоломни огромные. И уж если там тысячи людей целых полгода жили, почему же они не нашли? Или вы петушиное слово знаете? Сезам, откройся! — Петька явно затеял какую-то игру. Тирада его прозвучала язвительно, Федя сразу это почувствовал, простодушный же археолог легко попался на нехитрую приманку.

— Зачем мне какие-то слова? — разгорячился он. — Дело не в словах, а в том, где и как искать. Каменоломни-то эти действительно огромные. И действительно в них ничего не нашли. Только партизанам не до кладов было, для них тогда глоток свежей воды или буханка черного хлеба были дороже всех драгоценных каменьев, золота и серебра былого властителя Пантикапея. Правда, они бы все равно могли на клад натолкнуться, кабы лежал он просто так где-то в пещере, но дело-то в том, что в этих самых каменоломнях множество узких полуосыпанных ходов, куда не пролезет никакой взрослый. А вот Мишаня…

Борис Вениаминович вдруг поперхнулся и даже откашлялся в темноте, видимо, договаривать он не хотел.

— Да-а, — не совсем уверенно продолжил он, чтобы только завершить начатый спор. — Короче, есть у меня особые методы, разработанные и проверенные при других раскопках и поисках кладов. Есть у меня и металлоискатели, уже на месте находятся, в Керчи. Есть и план… — Тут Борис Вениаминович сделал паузу и добавил: — Время покажет.

Археолог замолчал, в купе «люкс» уже в который раз за этот вечер повисла тишина перестука вагонных колес. И опять ее нарушил Петька, на сей раз очень робко.

— Ну-у, мы пойдем, — не то спросил, не то просто сказал он.

— Куда? — удивился Борис Вениаминович.

— Но вам же спать, наверное, нужно ложиться, поздно уже.

— Ерунда, — возмутился археолог. — Мы же договорились, едем до границы, там вы сходите, переходите ее пешком, пока нас трясет таможня. А на другой стороне снова подсаживаетесь в поезд и возвращаетесь ко мне в купе. После Конотопа сюда никто больше и не заглянет.

Ни Петя, ни Федя слыхом не слыхали ни о каких таких договорах, однако оба решили, что это дело Сашиных смуглых рук, а точнее, его бойкого языка, поэтому промолчали. Только Петька все же, немного поразмыслив, осторожно спросил:

— А проводница, что, если она узнает?

— Что она может узнать? Что у меня гости? Да ради Бога. — Борис Вениаминович беспечно махнул рукой. — Мало ли кого я к себе в купе пригласил.

— А если она захочет у нас билеты проверить? — все еще осторожничал Петька.

— Какие билеты? Все пассажиры свои билеты на время пути проводникам отдают. Скажем, что вы из другого вагона, и баста, одноклассники и друзья моего Мишани. И вообще проводницу я беру на себя. А уж в крайнем случае на багажной полке вас спрячу, за вещами. Сам так однажды в молодости путешествовал, времена тогда, правда, были другие, но в отношении путешествий зайцем, я думаю, мало что изменилось. Так что не дергайтесь, и все будет нормально.


Борис Вениаминович будто в воду глядел: все прошло так, как он и предсказывал. В какой-то момент он включил еще один ночничок над нижней полкой, посмотрел в его слабом свете на свои наручные часы и скомандовал:

— Так, пора. Действуйте. Вещи у меня можете оставить, если, конечно, ничего запрещенного с собой не везете.

— Нет, нет ничего, — в один голос заверили его Федя и Петя, а Саша ничего не сказал, потому что путешествовал налегке. Он просто встал и вывел своих товарищей в коридор, а потом в тамбур. Там «потомок Пушкина» снова достал из кармана маленькую металлическую ручку и, дождавшись, когда поезд начал замедлять ход, очень легко отпер ею вагонную дверь.

«Вот оно что, — догадался Федя, — у него есть специальный ключик».

— Прыгайте, как только увидите станцию, — предложил Саша Феде и Пете. — Я за вами.

— Может, все-таки возьмем с собой вещи? — забеспокоился Федя. — Вдруг поезд уедет без нас?

— Брось, не уедет, я тебе гарантирую. — Саша подтолкнул его к темному провалу за дверью вагона.

— Блин, — отшатнулся Федя, — тише ты, чуть не упал.

Перед станцией поезд пополз так неспешно, что спрыгнуть не составило никакого труда. Но надо было спешить, чтобы успеть к тому месту, где поезд остановится еще раз уже на территории украинского государства.

— Ты знаешь, куда бежать? Откуда? — на ходу спрашивал Сашу Петька.

— Знаю, знаю, — буркнул тот, — Витаминыч все объяснил.

— Кто-кто? — Петька даже забежал вперед от удивления, чтобы увидеть Сашино лицо, вернее глаза, потому что только они и блестели во тьме, отражая свет ярких путейных огней.

— Витаминыч, — повторил Саша. — Ну археолог этот.

Петька рассмеялся: он наконец понял и оценил, как Саша переделал отчество их попутчика.

Все, все обошлось благополучно, Федя даже и не понял, когда он пересек государственную границу.

— Ох, натворили черт-те чего, — сетовал уже в поезде Борис Вениаминович, — граница, таможня — это между нами-то и Украиной! Уму непостижимо, бред какой-то. Впрочем, с удачным переходом вас, господа зайчики, теперь до утра и поспать можно, а там и Киев скоро…