"Королевство вандалов. Взлет и падение" - читать интересную книгу автора (Диснер Ганс-Иоахим)

Вандальская власть с 429 по 442 гг. и государство вандалов при Гейзерихе (442-477 гг.)

Ввиду неблагоприятного военного положения и, вероятно, принимая во внимание лишения населения (являвшиеся предметом законов западного римского императора Валентиниана III), в 435 г. после некоторых предварительных переговоров равеннское правительство согласилось на заключение мира в Гиппон-Регии. С римской стороны ответственным за ведение переговоров был императорский уполномоченный Тригеций, в то время как инициатором со стороны вандалов скорее всего был сам Гейзерих. Уступки западной римской империи были велики, но не настолько значительны, как мы могли бы предположить, исходя из наших скудных сведений о ходе войны. Вандалы сохранили свой статус федератов и получили за это часть римского диоцеза Африка: северо-западная часть Проконсульской Африки, а также часть Нумидии и Ситифийской Мавритании (то есть приморские пограничные области современных республик Туниса и Алжира) [81], выделенные в качестве областей для колонизации. Выделение земель производилось, очевидно, по принципу hospitalitas (режима гостеприимства), который ранее применялся в отношении римских войск. В рамках поземельного налога, которым обычно облагались федераты, Гейзерих, очевидно, взял на себя обязательства по ежегодным поставкам зерна и масла. Временная же передача его сына Гунериха в качестве заложника не могла подпадать под условия договора 435 г., а была согласована только в 442 г. [82]

Если условия этого договора наносили Западной Римской империи значительный материальный и политический ущерб, они на длительное время чрезвычайно стеснили и Гейзериха. Правда, едва ли федеральные отношения включали военные обязательства в их прежнем смысле, так как вандалы не предоставляли в распоряжение Западной Римской империи вспомогательные войска; в крайнем случае можно было бы думать, что Гейзерих в 435 г. взял на себя оборону новых вандальских и римских границ от набегов берберов. Конечно, его стратегические планы должны были в принципе сводиться к тому, чтобы освободить свою территорию от все еще сдавливавших ее римских тисков; ибо, в особенности при условии оказания соответствующей помощи со стороны Византии, те области в Африке, которые остались под властью равеннского правительства, представляли собой идеальный плацдарм для нападения на вандальскую зону колонизации. Возможно, Гейзерих также обратил внимание на то, что важнейшие в экономическом и транспортно-техническом отношении области Северной Африки – зона вокруг Карфагена – все еще оставались ему недоступны. На основании всего этого африканское новообразование в 30-е годы V века могло считаться «государством» лишь второго или третьего ранга.

Однако поначалу Гейзерих предусмотрительно приспособился к сложившимся отношениям и только однажды во «внутренней политике» преступил границы, установленные для него как для вождя федератов. Так, мы узнаем, что в 437 г. были сосланы биограф Августина Поссидий Каламский и епископы Новат и Севериан [83]. Пятерых своих придворных, родом из Испании и придерживавшихся ортодоксальной веры, король вандалов приказал сначала сослать, а затем казнить; таким образом, вскоре после 435 г. религиозные гонения определенно возобновились; мы не знаем всех подспудных мотивов, и все же, возможно, в эти годы речь шла о том, чтобы по меньшей мере заставить замолчать оппозицию и установить, в особенности при дворе, политический климат исключительно вандальского и арианского толка. Таким образом, идеологическое сосуществование уже тогда казалось вандальскому королю практически невозможным; до нас доходят сведения о многочисленных случаях следующих лет, когда он ставил ортодоксов из своего окружения перед альтернативой: обращение в арианство или суровое наказание. Естественно, причины, а также скрытые мотивы такого образа действий по большей части носят скорее политический, чем религиозный характер; король мог ожидать подлинной лояльности только от своих единоверцев, в то время как ортодоксы постоянно подпадали под подозрение в тайных связях с Западным Римом или Византией.

Хронист Проспер Тиро сообщает о различных варварских пиратских предприятиях против Сицилии и других островов, происходивших в 437 и 438 гг., не упоминая имени вандалов. Почти неоспоримым выглядит предположение, что при этом речь идет о начале нового вандальского наступления, которое, быть может, было несколько замаскировано и все же ясно обозначало для пораженных римлян и их правительства следующие цели вандалов. Правительство в Равенне в те годы было вновь чрезвычайно стеснено внешнеполитическими условиями. Германская экспансия в Галлии принимала все больший размах. Правда, Аэцию с помощью гуннов в 436-437 гг. удалось разрушить рейнское государство бургундов [84]; между тем вестготы продвигались дальше, и военачальник Литорий потерпел от них в 439 г. тяжелое поражение под Толосой (Тулуза). После этого вестготы в добавление к своим аквитанским владениям получили часть провинции Новепопулана и, вероятно, были признаны Валентинианом III самостоятельным, освобожденным от статуса федератов народом [85]. Ввиду этой новой, благоприятной для них ситуации свевы взяли Эмериту (Мерида) и до 441 г. захватили провинцию Бетика и область Картахены, вновь присоединенные к империи после ухода вандалов. Теперь Гейзерих решил, что время пришло; 19 октября 439 г. он напал на Карфаген, едва ли готовый к обороне вследствие заключенного мирного договора, и присоединил его к своей державе [86]. Одновременно скорее всего ему досталось фактическое господство над остальной частью провинций Проконсульская Африка и Бизацена. После или во время этого нападения остатки римских вооруженных сил и большая часть гражданского управленческого аппарата, по всей видимости, были уничтожены. Во всяком случае, равеннскому правительству после 442 г. стоило больших усилий заново организовать военное и гражданское управление в еще остававшихся под его властью частях Нумидии и Мавритании. После стремительного успеха под Карфагеном Гейзерих обозначил следующие цели своих военных действий: он отстроил флот и вскоре начал совершать грабительские высадки на Сицилии и на побережье южной Италии. Страх западно-римского правительства перед вандальской угрозой теперь можно было ясно оценить по лихорадочно предпринимаемым оборонительным мерам, которые включали в себя направленную в Константинополь просьбу о помощи. Валентиниан III прежде всего приказал заново укрепить Рим и Неаполь и ввел чрезвычайные налоги, чтобы получить возможность набрать большее количество войск. Принимались меры против дезертиров и был объявлен ставший уже обычным рекрутский набор в виде налога. Так как следовало опасаться повторения событий 410 г., в конце концов было выпущено «чрезвычайное постановление», согласно которому граждане должны были сами вооружаться для защиты отечества и своего имущества: знак крайне серьезного военного положения, так как массы населения за столетия отвыкли от строевой службы. Так как Азида был послан в Галлию, во главе италийских вооруженных сил встал готский военачальник Сигисвульт, который в 427-428 гг. уже руководил экспедицией против мятежника Бонифация. Его успехи сначала были очень скромны; и все же вандальское «нападение» в 441 г. было остановлено после вступления в Сицилию восточно-римского экспедиционного корпуса. Войска Гейзериха потерпели неудачу при попытке взять Палермо и, более того, попали в затруднительное положение и на остальных направлениях. Гуннские набеги на византийскую территорию, которые, возможно, следует объяснять договоренностью между Гейзеритом и Аттилой, вскоре все же вынудили византийцев отвести свой флот, и без того не совершивший ни одного нападения на африканские позиции вандалов. После того как Валентиниан III был брошен на произвол судьбы восточным императором Феодосием II, бывшим, между прочим, вдохновителем знаменитого свода законов Codex Theodosianus (Кодекс Феодосия), он был вынужден стремиться к мирному улаживанию конфликта с вандалами. И в самом деле, в 442 г. был заключен договор, в сущности исходивший из «status quo» и в этом отношении оказавшийся для вандалов гораздо более благоприятным, чем соглашение 435 г. [87] Теперь вандальский король признавался суверенным правителем определенных областей африканского диоцеза, а именно центральной области вокруг Карфагена (Проконсульская Африка), и, кроме того, западной части Триполитании и восточной части Нумидии. Мы не знаем, на каких условиях Гейзерих обязался впредь поставлять в Италию пшеницу; во всяком случае, из этой экономической связи в будущем больше не возникало никакой зависимости государства вандалов от Западной Римской империи; нельзя усматривать никакого умаления вандальского суверенитета также и в том, что королевский сын Гунерих был на несколько лет отправлен заложником в Италию, это послужило лишь дополнительной гарантией мирного договора. Впрочем, позднее, в 445 или 446 г., Гунерих был отпущен домой и вернулся в Африку даже помолвленным с дочерью императора Евдокией. Если в 435 г. можно было говорить о том, что вандальские земли были окружены римской территорией, то в 442 г. это было уже не так; правда, во владениях Равенны оставалась восточная Триполитания, а также мавританские и западно-нумидийские области. И все же эти оставшиеся под властью императора провинции были истощены войной, а их реорганизация протекала с большими затруднениями. Из законодательных постановлений Валентиниана, касавшихся этих африканских территорий, можно заключить, что обстановка, сложившаяся в них, весьма напоминала хаос. Военные походы привели к многочисленным переделам собственности, происходившим также и незаконным путем; в особенности трудно было поселить на римской территории граждан, изгнанных из вандальских областей, и обеспечить необходимое военное прикрытие. При этих обстоятельствах африканские провинции, остававшиеся под властью западной империи, в действительности больше не представляли собой опасности для независимого вандальского государства. Возможно, королю вандалов удалось даже проникнуть в тыл противника, так что с 455 г. он смог открыто прибрать эти территории к рукам.

Еще до заключения мирного договора Гейзерих ввел на завоеванных землях радикальные новшества. Примечательно, что он приказал начать отсчет новой эры со взятия Карфагена (так называемая королевская эра). Вместе с римским управлением он устранил и налоговые кадастры, что можно оценить как – возможно, лишь демагогическое – обозначение отрицательного отношения к римской фискальной системе. Такие писатели, как Сальвиан, серьезно восприняли эти предприятия Гейзериха, в то время как Виктор из Виты или Прокопий, со своей стороны, подчеркивали жесткость вандальских эксплуататорских порядков, которые вскоре вновь стали заметны и в сфере налогообложения. В продолжение курса начатой в 429-430 гг. внутренней политики Гейзерих вновь стал со всей строгостью действовать против крупных землевладельцев, прежде всего против сенаторского круга, и против ортодоксального духовенства. Конечно, не все сенаторы, а также епископы и клирики были отправлены в изгнание, однако вряд ли им удалось избежать экспроприаций прежде всего в Проконсульской Африке, который под названием sortes Vandalorum («наделы варваров») стал областью варварской колонизации. Многие знатные люди или клирики были также обращены в рабство или переведены на положение колонов, в случае если они не успели вовремя сбежать на запад или за море. Только на последней фазе правления Гейзериха (прежде всего с 455 г.) началось определенное движение вспять, в ходе которого из Италии в Африку вернулись даже сенаторские семьи и частично были восстановлены в своих владениях [88]. Конфискованное имущество и поместья удерживал король, притязавший на права верховного собственника над всеми землями, или предоставлял их вандальской знати, рядовым вандалам или арианской церкви. Еретическая церковь обогатилась прежде всего культовыми и хозяйственными зданиями ортодоксальной церкви и ее обширными земельными владениями. Из источников постоянно создается впечатление, что арианское духовенство, проживавшее не только в Карфагене, но и по всей стране, было чрезвычайно состоятельно. Оно часто пользовалось авторитетом, по всей видимости, больше из-за своего богатства, чем из-за своих пастырских или богословских достижений [89]. Естественно, вандальская родовая и служилая знать также владела значительными богатствами, так как отчужденные крупные земельные владения с их дворцами, укрепленными домами и усадьбами предоставляли жизненное пространство большому числу германских новопоселенцев. Каждый из рядовых свободных вандалов вследствие этого получал под надзором своего «тысячника» (millenarius), который исполнял наряду с военной и административные функции, земельный надел вместе со скотом, рабами и колонами. Само собой разумеется, в государстве вскоре возникло расслоение по заслугам и положению. Конфискованное римское имущество в Карфагене перешло почти исключительно в собственность короля или арианской церкви, захватившей «Basilica Maiorum» (Великую церковь) и другие культовые сооружения. Сравнение с позднейшим образом действий остготов в Италии безоговорочно свидетельствует о том, что вандалы показали себя жестокими деспотами, повсеместно сеявшими в покоренном населении страх и ненависть. Конечно, в дальнейшем произошло определенное смягчение режима, и во многом устремления были направлены на уравнение между поработителями и порабощенными.

Усилия Гейзериха по преобразованию своего государства еще в 442 г. были замедлены широкомасштабным заговором родовой знати. Подробности едва ли возможно реконструировать, и все же вполне вероятно, что вандальская и аланская родовая знать после благоприятного мирного договора 442 г. опасалась дальнейшего усиления королевской власти. Как и в других группах, участвовавших в переселении народов, первые большие победы над Римской империей наряду с королевской властью укрепили силу и самосознание знати и у вандалов. Все же это едва ли нашло выражение во внешней политике, и, наверное, еще до 442 г. среди аристократов, зачастую бывших родственниками короля, возникло большое недовольство. Вполне возможно, что нити заговора ведут к вестготскому двору; дочь вестготского короля Теодориха I – скорее всего около 440 г. – вступила в брак с Гунерихом, но была Гейзерихом отослана к отцу изувеченной. Почти одновременно в крови был утоплен заговор знати, так что один хронист замечает, что эти внутренние раздоры стоили большего кровопролития, чем проигранная война (Проспер Тиро) [90]. Теперь у Гейзериха были полностью развязаны руки и во внутренней политике. Вместе с «политическими» привилегиями знати он устранил и избирательное право, и политическое право свободных вандалов на собрания и тем самым открыто устремился к установлению деспотии. Порядок наследования престола был однозначно установлен по принципу старшинства. Отныне наряду с телохранителями и свитой король располагает также служилой знатью, представляющей собой «противовес» родовой знати [91]. Правда, остатки родовой знати продолжали спокойно жить в своих дворцах и имениях. Однако королевское недоверие уже никогда не улегалось и при наследниках Гейзериха и не терпело от знати никакого превышения власти. Знатные вандалы занимали те или иные почетные должности и назначались застройщиками или время от времени также командирами довольно крупных воинских формирований или флотских контингентов. В остальном они больше не принимали никакого участия в руководстве государством, которое король осуществлял, напротив, с помощью устроенной по иерархическому принципу и распределенной по многим сферам деятельности служилой знати из способных германцев и римлян. Здесь следует указать, что эта служилая знать, связанная с королем прежде всего клятвой верности, должна была выполнять различные административные, полицейские и военные задачи, за что она вознаграждалась деньгами, натурой или земельными наделами. У этой служилой знати были как германские, так и римские корни (восходящие к позднеримской бюрократии), и во многом она демонстрирует признаки предфеодального или феодального развития. Многие представители этого «чиновного дворянства» сходны со средневековым дворянством, не имевшим бенефиция [92], другие же скорее всего – но это остается неопределенным – с владельцами бенефиция, ибо они несут службу только за земельные наделы. Определенные категории римской служилой знати, по всей видимости, также вознаграждались только почетными должностями или должны были довольствоваться тем, что за свои заслуги причислялись к «друзьям» (amici) короля. И все же даже во враждебно настроенных по отношению к вандалам источниках иногда мельком упоминается, что милость короля варваров была полезна для каждого и часто связывалась с материальными выгодами. После лишения власти римской бюрократии на служилую знать была возложена высшая ответственность и за управление государством и его составными частями. При этом во многих отношениях она получала поддержку со стороны арианского духовенства, которое иногда исполняло даже полицейские функции (здесь можно провести определенную аналогию с расширением полномочий ортодоксальных епископов в позднеримское время). Иногда арианские клирики, рекрутировавшиеся из германских и римских областей, проявляли себя фанатичными приверженцами королевской политики силы, с которой они были связаны на радость и на горе. Поэтому ортодоксальное духовенство, прежде всего до 455 г., а затем вновь при Гунерихе, должно было со всей энергией и самопожертвованием отстаивать свои последние позиции, особенно в Карфагене и в области «sortes Vandalorum» (наделов варваров) [93].

Следует предположить, что с 442 г. усилению вооруженных сил уделялось по меньшей мере такое же большое внимание, как и развитию административной налоговой системы и положения служилой знати. Впрочем, уже упоминавшееся положение вандальского «тысячника», которому достались задачи как административного, так и военного руководства, вполне можно рассматривать как связующее звено между двумя этими различными областями. По поводу военного развития здесь следует заметить лишь, что, по всей видимости, оно шло по пути исключительно количественного усиления. Но и в этом отношении нельзя ожидать слишком многого. Гейзерих следил за тем, чтобы его конница оставалась боеспособной, и при случае пополнял ее ряды мавританскими вспомогательными войсками. Эти мавританские подкрепления он, однако, направлял прежде всего на постоянно готовый к нападению флот, который состоял преимущественно из маленьких, быстроходных судов и мог достичь различных областей, осуществлять наблюдение за ними, а также опустошать из Карфагена и некоторых других стоянок дальние части Средиземного моря. Военная организация нового вандальского государства была нацелена на нападение прежде всего на острова и заморские земли. На самом деле можно было бы говорить о концепции наступательной обороны, которую и имел в виду Гейзерих, уделяя исключительное внимание кавалерии и флоту. Однако такая ограниченная установка была принята самое раннее в 455 г., в то время как до этого времени основные усилия все-таки направлялись на завоевание африканских земель, остававшихся под властью Рима. Несмотря на эти отнюдь не маловажные задачи, Гейзерих оставил в полном пренебрежении пехоту, осадную технику, а также фортификацию. Естественно, при этом определенную роль сыграл страх перед возможной изменой укрепленных городов, а возможно, также намерение приучить вандалов к бою на открытой местности и не распылять свои силы, распределяя их по многочисленным городам и различным укрепленным участкам границы. То, что наследники Гейзериха сохраняли эту имевшую право на существование тактику, быть может, до 477 г., было особенно рискованно; после того как апогей могущества вандалов остался позади, они забросили все укрепленные сооружения, так что мавры во время своих опустошительных набегов без помех могли проникать в центральные области государства, а византийцы позднее не испытали никаких сложностей при захвате всех африканских городов [94].

По причине своего все-таки скудного военного потенциала Гейзерих в последующие годы и десятилетия действовал прежде всего дипломатическими методами, которые в случае необходимости подкреплялись грабительскими и пиратскими набегами. Скорее всего в 445 г. был предпринят пиратский поход против северо-западного побережья Иберии, находившегося во власти свевов [95]. Возможно, это предприятие внесло свой вклад в достижение освобождения Гунериха, который, очевидно, проявил такую любезность и пробудил к себе такую симпатию, что с ним обручили пятилетнюю императорскую дочь Евдокию (445-446 гг.) [96]. Императорское благоволение усилило в честолюбивом Гейзерихе стремление вступить в более тесные отношения с легитимной императорской династией Западно-Римского государства, причем, должно быть, с этим совпало намерение обеспечить собственную «легитимность» с отдаленной перспективой когда-нибудь стать наследником всей западной империи. При таком стечении обстоятельств Гейзерих пошел на уступки равеннскому правительству, по меньшей мере во второстепенных вопросах. Так, он допустил избрание ортодоксов новыми епископами в Гадрумете (Сус), а позднее и в Карфагене (454 г.) [97]. Искренность римской политики Гейзериха по многим причинам ставится под сомнение, тем более что начиная самое позднее с 450 г. он вел переговоры с гуннским королем Аттилой, чтобы побудить того к нападению на вестготов. Так как одновременно он заключил пакт о ненападении с восточно-римским императором Маркианом, напрашивается мысль, что эта система соглашений должна была не только служить в конечном счете ослаблению или уничтожению могущественного тогда государства вестготов, но и была направлена на разделение Западной Римской империи на гуннскую и вандальскую сферы влияния. В натянутые отношения между западной и восточной империями, обострявшиеся согласованной политикой вандалов и гуннов, в конце концов был вовлечен военачальник Аэций, бывший долгое время другом гуннов. Вследствие этого он возглавил западно-римские войска, боровшиеся совместно с вестготами против ворвавшегося в Галлию Аттилы, и остановил его в битве на Каталаунских полях (451 г.). По разным причинам Гейзерих должен был расценить эту неудачу гуннов как свое собственное поражение. И все же без каких-либо действий с его стороны в последующие годы для него вновь сложилась чрезвычайно благоприятная ситуация. Распад гуннского государства после смерти Аттилы (453 г.) и убийство Валентиниана III бывшим телохранителем Аэция (16 марта 455 г.) создали в мире новое политическое положение. Так как Валентиниан III все-таки считался последним отпрыском легитимной династии, которая традиционно пользовалась большим уважением, а также внес огромный личный вклад в сохранение гибнущей империи, его смерть привела к возникновению вакуума власти, чем не замедлили воспользоваться враги империи. Сенатор и патриций Петроний Максим, который, кстати говоря, был связан с убийством Валентиниана, тщетно пытался в качестве новопровозглашенного императора укрепить свою власть и авторитет вступлением в родственные отношения с домом Феодосия-Валентиниана [98]. Он женился на вдове императора Евдоксии против ее воли и выдал его дочь Евдокию, уже обрученную с Гунерихом, замуж за своего сына Палладия. Беспокойство в Италии, обусловленное сменой правления и опрометчивыми поступками Петрония, перешло в хаос, когда в поход против Петрония выступил Гейзерих. Теперь у короля вандалов под рукой были удобный повод для нападения. После смерти Валентиниана III он счел расторгнутым договор от 442 г., кроме того, он чувствовал себя обязанным отомстить за родственника. В Риме тогда даже распространился слух, что императрица-вдова Евдоксия сама потребовала мести Петронию от короля вандалов. Поразительна быстрота, с которой действовал Гейзерих. Уже в конце мая 455 г. – едва ли через два с половиной месяца после смерти Валентиниана – он со своим флотом, на котором прибыли наряду с вандальскими и мавританские войска, встал на якорь в устье Тибра. В Риме после этого возникла паника, многие стремились как можно быстрее покинуть Вечный город. Беснующиеся толпы обратились против императора, которого 31 мая забросали камнями. В качестве защитника населения теперь мог выступить только папа, Лев I, который мужественно сопротивлялся, как в свое время Аттиле при нападении гуннов на Верхнюю Италию (452 г.), так и сейчас Гейзериху. Король вандалов дал гарантии, что не произойдет никаких пыток, пролития крови и поджогов, но зато в течение 14 дней систематически разграблял город. 16 июня 455 г. Гейзерих оставил Рим, взяв с собой ценные произведения искусства и благородные металлы, а также не забыт перевезти в Карфаген множество высокопоставленных заложников и тысячи квалифицированных ремесленников. Среди заложников оказались не только многие сенаторы, но к ним были причислены и вдовствующая императрица Евдоксия, и ее дочери Евдокия и Плацидия. Потребовались многолетние усилия восточно-римских императоров Маркиана и Льва I, пока Евдоксия и Плацидия не были отправлены в Константинополь. Однако Евдокия должна была вступить в брак с Гунерихом, с которым в свое время обручилась, и терпеливо выжидала 16 лет. Затем ей удалось бежать на восток.

Наряду с экономическими выгодами военная «демонстрация» против Рима привела также к усилению политической значимости вандальского государства. Гейзерих доказал, что к его голосу следует прислушиваться и при решении внешних дел Римской империи; он настоял на заключении династической связи с валентинианской династией и таким образом достиг – по крайней мере, по мнению многих современников – довольно высокой степени легитимности. Во внешней сфере экспедиция 455 г. предоставила ему и другие возможности: северо-африканские области, остававшиеся под властью Рима, если они не были уступлены берберским племенам, были включены в вандальскую сферу влияния. В целях усиления своих позиций в Средиземном море Гейзерих также приобрел теперь Балеары, Корсику, Сардинию и Сицилию. За исключением Сицилии эти важнейшие островные владения вандалов оставались под их властью вплоть до византийского нападения 533 г.; таким образом, на протяжении нескольких поколений они располагали значительной полосой обеспечения, которая могла прекрасно защищать африканские владения со стороны моря. Если смотреть в целом, теперь уже можно утверждать, что совершить нападение на африканские территории было гораздо легче из пустынных и степных земель, чем с моря; вследствие этого вскоре после смерти Гейзериха началось сокращение этих – никогда не обозначавшихся твердой пограничной линией – материковых владений. Прибрежные области с важными портовыми городами, такими как Цезарея, Сальды или Гиппон-Регий, охранялись лучше всего и потому держались до последнего. Начиная с 455 г., по всей видимости, королевство вандалов все отчетливее принимало характер средиземноморского государства и тем самым морской державы. Исследования Готье и Куртуа в особенности доказали, что основание для такой жесткой постановки вопроса было в сущности слишком незначительно. Вандальский флот и его опорные пункты не подходили для широкомасштабных операций наступательного характера и иногда оказывались бесполезными и в оборонительных действиях. Хотя Гейзерих – подобное утверждение о его наследниках было бы спорным – вкладывал большую часть сил и денег, которыми он располагал, во флот, тот так и не стал независимой силой, которая могла бы на продолжительное время гарантировать господство над довольно обширными территориями средиземноморского побережья. Кроме того, усиленное строительство флота обусловило ослабление сухопутных вооруженных сил, в особенности пехоты, и оборонительных сооружений. Несмотря на эти слабые моменты, проявлявшиеся уже во времена расцвета королевства вандалов, нельзя недооценивать политические и военные возможности, предоставившиеся новому африканскому государству начиная с 442 и прежде всего с 455 г. Благодаря лабильности тогдашнего положения в мировой политике государство вандалов было одним из самых значимых факторов в комбинации средиземноморских государств и представляло собой желанного союзника попеременно для Византийского, Вестготского или Гуннского, а позднее и Остготского государства. Так как внутренняя оппозиция начиная с 455 г. была оттеснена на второй план, она частично примирилась со своим положением и нередко находила компромисс с новыми властителями. Также и мавро-берберское население, не напрямую находившееся под властью вандалов, частично признало вандальского короля своим «сюзереном»; таким образом, дружественные и враждебные тенденции по отношению к вандалам в этих слоях по крайней мере на время пришли в равновесие.

И все-таки еще до смерти Гейзериха вандальская власть много раз подвергалась серьезным испытаниям на прочность. Некоторые из последних западно-римских императоров, например Авит (455-456 гг.) и Майориан (457-461 гг.), хотели отомстить за позор 455 г. и одновременно упрочить свои собственные позиции [99]. В 456 г. Гейзерих напал на Авита и послал флот из 60 кораблей в Нижнюю Италию и на Сицилию. С помощью Рецимера, военачальника готско-свевского происхождения, Авит сумел нанести вандалам поражения под Агригентом и в водах Корсики. Однако и в тот момент вандалы сохранили свое морское господство, поскольку Авит был изгнан коалицией, а его противнику и наследнику Майориану потребовалось определенное время, чтобы укрепиться на престоле. Затем Майориан спланировал ответное нападение и при моральной поддержке Византийской империи и с вестготской помощью собрал флот из 300 кораблей и довольно большое войско. Стратегический план сводился к войне на два фронта. В то время как император собирался напасть на западные земли Гейзериха из Картахены, тогдашний правитель Далмации Марцеллин должен был избрать в качестве поля деятельности сицилийские воды. Гейзерих почувствовал себя в опасности и попытался спасти свое положение переговорами. Тем самым ему, несомненно, удалось выиграть время, что позволило ему в соответствии тактикой «выжженной земли», известной уже в античности, опустошить мавританское побережье [100]. Затем при поддержке римских изменников ему удалось захватить часть вражеского транспортного флота. Чаши весов тут же склонились на его сторону. Майориан отказался от запланированных действий и выразил готовность к заключению мира. Подробности этого договора, действовавшего всего несколько лет, остались нам неизвестны; очевидно, Гейзерих обязался прекратить свои пиратские набеги, в то время как Майориан, очевидно, был вынужден отречься от союза с Марцеллином и отчетливо заявить о своем отказе от Африки и большинства островов. Высказывалось также мнение, что западно-римский император должен был признать «определенные притязания Гейзериха на нечто вроде будущего занятия… императорского трона» [101]. После убийства Майориана 2 августа 461 г. Гейзерих в соответствии со своим часто подчеркиваемым особым «пониманием права» счел договор, заключенный с этим императором, расторгнутым и заново начал навещать итальянское побережье. После этого дело дошло до переговоров с Византийско-восточно-римским государством, которое теперь все больше всем своим весом вмешивалось в вопросы, касающиеся западной империи. После некоторых переговоров между императором Львом I и Гейзеритам Евдоксия и Плацидия были отпущены в Константинополь; императорскую дочь выдали замуж за уважаемого Гейзерихом сенатора Олибрия, ставшего в качестве шурина Гунериха в то же время вандальским кандидатом на западно-римский трон, который он смог на короткое время занять в 472 г. Вместе с тем в 462 г. был заключен договор между Гейзерихом и Византией, в котором, возможно, содержалось также и соглашение о кандидатуре Олибрия. Очевидно, что вандальский король хотел достичь в Италии и других областях западной римской империи положения второго лица, что, впрочем, натолкнулось на мощное сопротивление.

Так, имперский военачальник и «делатель императоров» Рецимер почувствовал угрозу своему положению со стороны вандалов и несколько раз пытался прийти к соглашению с византийским императором по поводу кандидатуры на престол. Поэтому в 465 г. после смерти западного императора Ливия Севера императором был провозглашен сенатор Антемий, который, однако, не был признан Гейзерихом. Сведения источников слишком обрывочны, чтобы можно было рассматривать упреки в нарушении договора, направленные тогда Гейзерихом византийскому правителю, как оправданные в моральном и юридическом отношении. С точки зрения государственной целесообразности теперь вандальскому королю, конечно, не оставалось ничего другого, кроме как протестовать, а затем подчеркнуто возобновить свои пиратские походы. Так как он был осведомлен о значительном наращивании войск византийцев, направленном против его территории, он также продолжил создание своей собственной оборонительной системы. Его террористические нападения распространились теперь наряду с побережьем Италии также на Иллирию, Пелопоннес и многочисленные острова Эгейского моря, так что они становились слишком обременительны и опасны для Константинополя.

Предстоящему византийскому нападению Гейзерих пытался, кроме того, помешать ведением переговоров с королем вестготов Еврихом и правителем свевов Ремисмундом; оба короля, вероятно, не уклонились от сближения с Гейзерихом, потому что таким путем они могли надеяться на скорейшее овладение частями распадающейся Западной Римской империи. Король вандалов, по всей видимости, вел переговоры и с остготами под предводительством Теодориха Страбона о нападении на Константинополь [102]. К этим опасным дипломатическим ходам вскоре добавились нападения на столь важные центры, как Александрия, которые едва смогли дать отпор. Все-таки императору Льву I удалось до весны 468 г. собрать военные силы, которые современные источники оценивали в 100 000 человек и 1100 кораблей и которые должны были действовать вместе с западно-римским контингентом Марцеллина, чтобы взять в клещи вандальское государство [103]. На долю Марцеллина на сей раз выпала задача сформировать правое крыло, чтобы напасть на область Карфагена из Сардинии и Сицилии; византийский военачальник Василиск (шурин императора), Ираклий и Марс должны были наступать на Карфаген со стороны Триполитании, осуществив тем самым взаимодействие сухопутных войск и флага. Начало военных действий было многообещающим. После поражения вандальских войск в Триполитании Ираклий и Марс продолжили наступление на север. И все же Василиск, который являлся верховным командующим всей экспедиции, очевидно, не сумел согласовать операции сухопутных войск и флота. Василиск после успешных боев с вандальским флотом высадился на мысе Меркурия (Кап Бон), едва ли за 60 км от Карфагена, и хотел дождаться там соединения с остальными войсками; естественно, он чувствовал, что один он слишком слаб для решающего нападения. То, что он даже заключил в этой ситуации по просьбе Гейзериха пятидневное перемирие, весьма по-разному истолковывалось уже современными ему источниками. Оказался ли он жертвой подкупа – еще большой вопрос. По меньшей мере, однако, его следует упрекнуть в крайней беспечности при разведке положения врага. Последующие события чрезвычайно ясно показывают, что византийское военное начальство было очень плохо знакомо с местными условиями и с подлинным состоянием военных сил у вандалов. Обманывая противника видимостью честных мирных намерений при заключении договора о перемирии, Гейзерих в действительности с чрезвычайной осмотрительностью приступил к подготовке контрудара. Очевидно, в его распоряжении находилось достаточное количество кораблей и войск, которые едва ли были задействованы до того и, возможно, были стянуты из стратегической «полосы обеспечения» островной области. Скорее всего, также и главные силы африканских войск не потерпели столь большого урона, как думал Василиск. Таким образом, Гейзерих смог – вероятно, по истечении срока перемирия – при благоприятном ветре совершить широкомасштабное нападение брандерами на византийский флот, весьма пострадавший от этого внезапного удара Оставшиеся корабли, спасаясь, летом 468 г. отошли на Сицилию. Другие планы нападения византийцев были отменены после убийства западно-римского военачальника Марцеллина Экспедиционный корпус, еще остававшийся в Африке, также получил теперь приказ двинуться обратно на восток.

Гейзерих соответствующим образом воспользовался предоставленной военной и политической свободой действий. Он вновь упрочил свое господство над островными владениями и возобновил свои пиратские предприятия. Кажется, только в 472 г. состоялось временное мирное урегулирование с византийским государством; в соответствии с ним после смерти западно-римского императора Антемия в апреле 472 г. новым императором был провозглашен кандидат Гейзериха Олибрий. Конечно, в этом участвовал также Рецимер со своими войсками, который тогда, очевидно, находился в согласии с вандалами. Желанная цель вступления в родственные отношения с западно-римской императорской фамилией, к которой Гейзерих стремился уже давно, была тем самым достигнута; правда, уже 2 ноября 472 г. Олибрий умер, и вследствие этого новое положение дел потеряло силу. Примечательно, что на тот же год выпал побег Евдокии, супруги Гунериха, в Иерусалим, который был вызван, согласно источникам, тем отвращением к арианству, которое должна была испытывать принцесса из строго ортодоксального дома. И все-таки время побега дает повод к размышлениям и невольно связывает его с политическими событиями на Западе, прежде всего в Италии. Гейзерих и Гунерих, кажется, не придали серьезного значения этому побегу невестки и супруги [104].

Напротив, вандальский государь с новой силой возобновил свои грабительские походы в восточное Средиземноморье и тем самым побудил наследника Льва Зинона, который из-за своего исаврийского происхождения натолкнулся на значительные трудности во внутренней политике, заключить прочный мирный договор с вандальским государством. Летом 474 г. [105] вследствие этого был заключен «вечный» мир между византийским и вандальским государствами; гарантировалось сохранение их границ по принципу «status quo» (Северная Африка, Балеары, Питиузские острова, Корсика, Сардиния, Сицилия); возможно, в мирный договор был втянут и новый западно-римский император Юлий Непот (474-475 гг.). Ввиду любезности византийцев Гейзерих разрешил сенатору Северу, руководителю византийского посольства, проводившему переговоры в Карфагене, свободное исповедание для ортодоксальных христиан в столице вандальского государства; разрешалось также вернуться сосланному ортодоксальному духовенству, но без права занятия кафедры митрополита, оставшейся вакантной на время их ссылки. Всех военнопленных, находившихся в распоряжении королевской семьи, Гейзерих отпустил без выкупа, в то время как остальных военнопленных следовало выкупать по соглашению с их теперешними владельцами.

Мир 474 г. во многих отношениях знаменует собой венец жизненного пути Гейзериха, который с помощью этого соглашения привел основанное им государство к пику развития, по крайней мере в том, что касается внешней стороны дела. Африканские позиции вандалов были – или казались – теперь совершенно укрепившимися, а флот мог вести как наступательные, так и оборонительные действия из многочисленных опорных пунктов островной полосы обеспечения. Примечательно, что к концу своего правления Гейзерих уступил новому властителю Италии, Одоакру, большую часть Сицилии в обмен на соответствующую ежегодную дань: на будущее, по всей видимости, в качестве стратегической полосы обеспечения вандальскому государству было достаточно западной части вокруг Лилибея (Марсалы); в соответствии с несколько иной трактовкой, Одоакр таким образом стал не только союзником, но и чем-то вроде вассала вандальского короля, который с помощью «ссуды» не столько отдал часть Сицилии, сколько, напротив, благодаря этому приобрел влияние на Италию [106]. С этой точки зрения ссуду, предоставленную Одоакру, можно представить в тесной связи с захватом Рима (455 г.) и поддержкой Олибрия (472 г.); различными способами Гейзерих, должно быть, пытался достичь по сути именно того, что и удалось ему в конечном итоге.

Из всего этого явствует, что первый король африканского вандальского государства до последних дней своей жизни неутомимо занимался внешней политикой. Внешняя политика для него играла абсолютно доминирующую роль, так что он, естественно, насколько вообще позволяют об этом судить сомнительные источники, практически пустил внутреннее развитие своего королевства, особенно начиная с 442 г., на самотек. Тем самым мы, впрочем, никоим образом не хотим принять на веру язвительные суждения ортодоксальных писателей или замечание Аполлинара Сидония, который говорит, что уже в 458 г. Гейзерих стал ленив, а его здоровье было загублено распутством и развратной жизнью [107]. Этот вердикт в любом случае преувеличен. И все же вследствие такой неустанной дипломатической и военно-политической деятельности короля, получавшей достаточную поддержку, пожалуй, со стороны лишь немногих способных соратников, прекратилось, должно быть, проведение многих необходимых внутриполитических реформ. Внутриполитические «достижения» Гейзериха выглядят чрезвычайно незначительными, прежде всего, по сравнению с достижениями остгота Теодориха, известными нам в особенности по «Variae» Кассиодора [108]. Они в сущности ограничиваются колонизацией вандалами и аланами sortes Vandalorum, установлением института милленариев (тысячников), развитием служилой знати и связанным с этим введением принципа старшинства в наследовании престола [109]. Принимая во внимание отрывочный характер источников, нельзя с уверенностью сказать, была ли частично проведена Гейзерихом или же только выносилась на обсуждение благоприятная для всего населения налоговая и административная реформа. Складывается лишь впечатление, что вандальское налогообложение было несколько мягче и гуманней, чем византийское. Может быть, это было обусловлено вандальским пониманием второстепенности административной функции и ни в коем случае не должно означать что-то вроде признания королем своей гуманитарной обязанности; Гейзерих был прагматичным политиком, который, конечно, уделял необходимое внимание и области государственных финансов, не позволяя себе отвлекаться на гуманитарные аспекты. Хотя он поначалу и уничтожил римские налоговые кадастры, подобная снисходительность не могла продолжаться сколь-нибудь долгое время. Разумеется, можно было несколько снизить налоговые квоты по сравнению с обычным для позднеримского времени уровнем, ибо бюрократия была теперь не столь сильно развита, а войны вандальского государства частично «самоокупались» (добыча, военнопленные). Отчасти внутренняя политика Гейзериха показала себя опрометчивой уже вскоре после его смерти. Порядок наследования престола, в соответствии с которым королем всегда должен был становиться старший из мужского потомства Гейзериха, уже при Гунерихе стал причиной внутриклановых убийств и около 480 г. вызвал тяжелый кризис среди вандалов. Политика преследований ортодоксальной церкви оказалась, с одной стороны, слишком жесткой, а с другой стороны, слишком непоследовательной. Миссионерская деятельность арианства, несмотря на благожелательнейшее отношение, и содействие государства, оставалась чрезвычайно ограниченной, в то время как ортодоксальная церковь по причине ее большой внутренней силы и лучшей организации [110], а также в силу ее связей с ойкуменой и во времена тяжелейших гонений могла в основном сохранить свой «капитал» и даже оказывать влияние на вандалов. Уже при Гейзерихе ортодоксальная церковь, придерживаясь духа и учения Августина, постепенно сумела обратить свое положение гонимой церкви в новую силу. Их готовность идти на страдания и их твердость в убеждениях импонировали даже самым фанатичным противникам и сильно способствовали тому, что вандальское господство в Африке и на островах вновь показалось населению чуждым и враждебным. Искусные попытки Гейзериха и его наследников использовать некоторые из группировок мавританских племен, постепенно складывавшихся в государственные образования, против провинциальных римлян, хотя и имели большое значение в военном отношении, но не оказали продолжительного воздействия на внутриполитические и внутриафриканские условия. Правда, вандальское государство до самого конца могло рассчитывать на военную помощь многих мавританских племен, и Прокопий в своем интересном сообщении (Война с вандалами, II, 6) разъясняет, что мавры принадлежали к последним сторонникам несчастного короля Гелимера. И все же, как уже упоминалось, многие мавританские государства занимали при наследниках Гейзериха постоянно враждебную позицию по отношению к вандалам и представляли собой неизменную угрозу для сухопутной границы. При Гильдерихе мавро-берберские грабительские походы достигали даже восточного побережья сегодняшнего Туниса. Таким образом, незначительность вандальского военного потенциала вместе с определенными внутриполитическими просчетами, часть вины за которые лежит и на Гейзерихе, привели к упадку, катастрофические размеры которого еще очевиднее проявились во время похода Велизария.

Несмотря на все это, нельзя не обратить внимание на величие достижений Гейзериха, который по праву считается многими исследователями уникальной фигурой среди германских королей великого переселения народов [111]. Он не был обделен ни физической и моральной трудоспособностью, ни целеустремленностью в политических и военных действиях. Естественно, он не мог прыгнуть выше головы, а также предъявить своим соплеменникам и немногим сотрудничавшим с ним римлянам требования того уровня, который был необходим для того, чтобы создать на обломках позднеримского порядка новое, внешне- и внутриполитически сильное государство. Так как преодолеть противодействие ортодоксальной церкви никогда не удавалось, у вандальского королевства не было никакой подлинной идеологической силы; не было никакой «программы» – за исключением служения королю, – с помощью которой можно было бы привести к какому-либо единству диаметрально противоположные интересы вандалов и провинциалов (если не учитывать берберское население). Да и готовность вандалов и аланов к военным мероприятиям или к административной деятельности, очевидно, не увеличивалась со временем. При непривычном климате комфортный образ жизни состоятельных провинциалов представлял собой большой соблазн; так как многие вандалы, прежде всего, естественно, родовая и служилая знать, жили в благоприятных экономических условиях, они охотно обратились к роскошной жизни в банях, театрах, парках и дворцах, которая уже столетиями являлась характерным признаком африканского «сибаритства» и с которой довольно безуспешно боролись церковные писатели. Несмотря на многочисленные запреты, общение с римлянами, которое приводило к смешанным бракам, принимало все больший размах; оно наложило отпечаток и на духовную жизнь следующих поколений вандалов, так что в конце концов появились и «придворные духовники», и «придворные поэты». И даже короли, как Трасамунд, занимались богословскими проблемами. То, что часть вандалов обратилась к продуктивной культурно-созидательной деятельности, можно расценить как благоприятный знак; разумеется, они постоянно находились под римским влиянием и не смогли создать, например, собственной литературы. Даже произведения их богословов (которые также реконструируются лишь по полемическим сочинениям ортодоксов) демонстрируют сильное влияние ранних ариан или их ортодоксальных противников [112].

В любом случае, картина вандальского государства в конце правления Гейзериха была разнородной. Наряду с прогрессивными линиями видны и сомнительные штрихи, а иногда уже и признаки упадка. Хотя правитель, которого зачастую называли деспотом, крайне редко проявлял свои человеческие свойства и чувства и в общем последовательно поступал в соответствии с государственной целесообразностью, он все же не совсем справлялся с требованиями, которые ставило перед ним государственное строительство. Тот факт, что вандальское государство надолго пережило его, ни в коем случае нельзя расценивать как доказательство абсолютной прочности этого образования.