"Добыча тамо..." - читать интересную книгу автора (, Михалыч Н.)

Глава четвертая

Загадок, исторических тайн в России предостаточно - для исследователя простора хватает. Но следы этих тайн всегда прячутся в местах тихих, спокойных, неярких.

В России не так уж много незаметных деревень, которые однако знал бы каждый. Подмосковное полудачное

сельцо Радонеж, родину Сергия Радонежского, знает, наверное, каждый. Для любого православного человека Радонеж - не просто покосы, но некая местность, осененная святым именем.

Сегодняшний Радонеж - это железнодорожный полустанок, асфальтовая дорога, по обе стороны которой обычные сельские дома, огороды под картошку, церковь да клыковский памятник Святому Сергию. Жителей в сельце без магазина, наверное, меньше, чем жило здесь в начале четырнадцатого века, когда в Ростове Великом в боярской семье Кирилла и Марии появился сын Варфоломей, ставший спустя сто лет самым почитаемым в России святым. Правда, сейчас дома в дереве скупают люди церковные, активно занимающиеся хозяйством. Пашут, сеют, пасут скотину они в тех же местах, где делали это и семьсот лет назад. По крайней мере, современный пейзаж в Радонеже удивительным образом совпадает с ландшафтом, который изображен на известной картине Нестерова.

Тогда Радонеж был княжеским городом, удельным центром князя Владимира Андреевича Серпуховского, а его укрепленное городище - "городком" , куда в часы опасности стекались жители близлежащих деревень и однодворных селищ.

Вокруг Радонежа современные археологи насчитывают больше тридцати таких славянских поселений. Но скорей всего жили люди здесь еще раньше - на территории самого городища, которое сегодня занято кладбищем, при рытье могилы была найдена бронзовая литая фигурка медведя, датированная ранним железным веком.

Археологов Радонеж привлекал всегда. Жизнь здесь замерла в начале XVII века, когда городок сожгли польско-литовские интервенты, и возобновилось только в начале XIX

века. Сравнительно незастроенный, почти без изменений дошедший до нас ландшафт, глубокий культурный слой позволял историкам сделать интереснейшие находки, по которым можно судить о том времени. В тридцатых годах раскопками в Радонеже были заняты больше ста квадратных метров городка и его окрестностей, копали археологи и позже,

но самые важные находки были сделаны весной 1997 года обычными любителями истории, а не профессионалами-археологами. Это уж потом самый обыкновенный козий выпас у Радонежа заполнился ученым людом, расчертившим поле на полосы, заложившим правильный раскоп, и вообще делавшим все по науке.

А дело было в том, что на этом выпасе в один и тот же день были найдены сразу два клада - вещевой и монетный!

Собственно долго этого никто не понимал. И лишь когда на участке размером с обычную жилую комнату все чаще и чаще прямо в дерне стали появляться крохотные плоские кусочки серебра неправильной формы, но с оттиснутыми на них надписями - монеты времен Ивана Грозного, всем стало ясно - клад. Монеты пролежали в земле больше трехсот лет.

Когда-то клад, завернутый либо в кусок кожи или бересты, был задет плугом, и монеты оказались растащенными по куску поля. Увидеть их в пахоте, если не знать, что ищешь, чрезвычайно трудно - приходилось пальцами разминать каждый кусочек земли, нащупывая крохотную монетку. За день ползания на коленях удалось выкопать и собрать примерно тридцать монет. Потом, когда поиски стали вестись по правилам, и были применены металлоискатели, археологи смогли собрать еще девяносто три таких же монеты - но все равно это была лишь часть клада, зарытого на этом поле в шестнадцатом веке безвестным крестьянином. Что заставило его спрятать нажитые деньги - война ли, опричнина ли, пожар - сегодня уже не догадаться... Остальная часть клад; либо собрана была давно, либо рассыпана где-то по полю и обнаружить ее просто немыслимо. Были другие находки - кресты-тельники - непременные находки на каждом русском пепелище, детали конской упряжи, различные поясные пряжки, пуговички-"гирьки", застежки. Найдено было и с десяток медных и серебряных монеток к кладу не относящихся, ибо были они все другого времени, зато чрезвычайно редкие, удельных князей. Вся эта коллекция, хоть и с большой неохотой была передана археологам, поскольку во

вновь открывшейся экспозиции Государственного исторического музея будет создана витрина, посвященная именно Радонежу. Археологи были рады, но предупредили любителей, что искать все-таки нельзя, и все, что находиться в земле - это как бы их собственность, пусть даже пока и не найденная.

Найти клад - счастливый, но вполне возможный случай.

Найденный в Радонеже клад составляет сумму, равную примерно тогдашнему рублю. Столько стоила лошадь или корова и столько же брали "государеву оброку" в год со среднего крестьянского хозяйства. Топор обходился крестьянину копеек в 7-10, замок стоил пятак. Пуд ржи в Подмосковье стоил во времена Грозного около 30 копеек.

Англичанин Флетчер, посетивший Москву в конце шестнадцатого века, писал: "Чрезвычайные притеснения, которым подвергаются бедные простолюдины, лишают их вовсе бодрости заниматься своими промыслами, ибо чем кто из них зажиточнее, тем в большей находится опасности не только лишиться своего имущества, но и самой жизни. Если же у кого есть какая собственность, то старается он скрыть ее, сколько может, иногда зарывая в землю и в лесу, как обыкновенно делается при нашествии неприятельском."

До находки в Радонеже на востоке Подмосковья были официально зафиксированы четыре клада, хотя, конечно, на самом деле их было открыто гораздо больше. От Москвы на Троице-Сергиеву лавру, а затем на Александрову слободу была в четырнадцатом веке проложена первая грунтовая дорога, вдоль которой и селились люди. Здесь, вдоль нее, и были обнаружены клады, и нынешний - не исключение.

Все монеты в кладе оказались четырех чеканов, но одна сторона у них была совершенно одинакова: всадник с саблей.

Они были отчеканены после денежной реформы, проведенной в тридцатых годах шестнадцатого века, когда "заповедал князь велики Иван денгам ходить обрезным и велел новыми денгами торговати с копьем". Именно тогда родилась копейная деньга или как позже ее стали называть - просто копейка. Монеты же

с изображением всадника с саблей стали называть московками или сабельняцами.

Интересно, что чеканили эти монеты из крупных серебряных талеров, которые делали в Западной Европе. Русь, не имевшая в те времена собственного серебра, покупала талеры в огромных количествах. Считается, что это была важнейшая статья торговли Руси с Западом. Один талер или, как его называли - ефимок, стоил примерно 36 копеек.

Но это был второй клад. А первый был обнаружен точно также случайно примерно метрах в двадцати от монет. Здесь на небольшом пригорке рядом с дорогой над высоким обрывом было собрано около пятидесяти фрагментов средневековых бронзовых наперсных крестов-энколпионов или, по-другому, складней-мощевиков. Эти находки поставили в тупик даже Сергея Чернова, регионального археолога, много лет занимавшегося именно Радонежем. Когда-то на этом пустом поле стояла холодная церковь св. Афанасия "без пения", но сгорела в тридцатых годах семнадцатого века. Кресты могли храниться в ней, тем более, что многие из них несомненно побывали в сильном огне. Но с таким же успехом энколпионы могли быть и в мастерской медника или даже просто в любом крестьянском дворе, так как металл по тем временам представляли большую ценность. Некоторые обломки складывались в целые кресты, но все изломы были старые, иные кресты были с явным литейным браком, но самое главное - среди находок не было ни одного целого.

После долгих научных дискуссий прямо на поле была принята рабочая версия, что негодные и сломавшиеся кресты приносились и как бы сдавались в церковь, возможно, на переработку. Версия основана на решении Стоглавого собора, посчитавшего, что даже сломавшийся крест выкидывать и попирать ногами нельзя.

Однако впоследствии было решено собрание крестов все-таки кладом не считать, а всю радонежскую коллекцию занести в другую графу. В своей статье в журнале "Российская археология" Сергей Чернов доказывает, что скопление

сломанных крестов обусловлено древним полуязыческим обычаем ломать кресты после смерти их владельца и, возможно, бросать ему в могилу или собирать при церкви.

Так или иначе, но находки на поле у Радонежа смогли занять умы археологов на долгое время. Появятся новые статьи и сообщения, появится экспозиция в том или ином музее.

Однако кто-то из историков правильно заметил: "музеи - это кладбище находок". В том же Государственном историческом музее скопилось около полутора тысяч кладов, хранящихся в запасниках в деревянных коробках. Их изучают; взвешивают, рассматривают, устанавливают связи между предметами, их географию и т.д. Показать все клады, рассказать их историю, чтобы можно было оценить их разнообразие и богатство, подивиться историческим совпадениям и несуразицам не может себе позволить пока не один музей в мире.

Автору этих записок более интересны обстоятельства находки клада, детали обнаружения и захоронения, чем состав клада и его чисто научное значение. К сожалению, ученые записи об этом почему-то умалчивают. Лишь в старых книгах можно встретить такие строки: "1824 года, мая 25 дня, в день праздника Святаго Духа, мещанин Киевский Василий Хащевский, идучи из Киево-Подола на гору старого Киева тропинкою, прямо к Михайлову монастырю, и взошедши уже по тропинке возле ограды монастыря, наступил на выпуклый, из впадины обнажившийся, красный кирпич, от натиска его проломленный, и увидел, что то был горшок, разломил его крышку и, усмотрев там блистающее серебро, вынул оное в платок. Но, заметив между вещами церковные, немедленно представил сию находку в городовую полицейскую часть к приставу и потом к полицмейстеру, а сей, пересмотрев у себя вещи, и доведя до сведения губернатора препроводил оныя к известному в Киеве М. Ф. Берлинскому, приказав вырыть и самый горшок в коем лежали сии древности".

Или прочесть историю про некоего псковского крестьянина-бедняка, обнаружившего при пахоте облога громадный клад серебряных слитков, за которым он ездил на

лодке аж четыре раза и про алчную помещицу, которая серебро у крестьянина отобрала. Но и бедняк оказался не промах, ибо через год он как-то внезапно разбогател и даже выкупил себя и свою семью у той же, полагавшей, что серебро кончилось, помещицы...

Или узнать, что в 1931 году в музей Вологды поступил клад со следующей запиской: "Сотрудниками моего аппарата в Прилуцком монастыре при рытье ямы найдена фляга синей глины, в которой находится 525 штук серебряной монеты старинной ручной работы. Считаю, что это представляет музейную ценность и передаю на хранение в музей. Начальник оперативного сектора ПП ОГПУ СК т. Тэнис".

Или услышать полный драматизма рассказ одного из московских чердачников: "Мы как-то в Рязань поехали, по старым домам чердаки пробомбить... Ну, нашли недалеко от центра домик старый, трехэтажный. Залезли. И по своим привычкам все самые такие места осмотрели - пусто. А пол на чердаке глиной засыпан. На полу хлам всякий. Уже уходить хотели. И глядь - под ногами блеснуло что-то. Нагибаюсь - батюшки, рубль царский, Николая II! Давай смотреть рядом - еще один! Еще! Тогда взялись за дело всерьез. Чердак расчистили, и каждый кусок глины перекапываем. Собрали на чердаке тридцать одну рублевую монету! Как они там оказались - и почему на всем пространстве чердака примерно на метр одна монета? Вышли мы, обалдевшие, на воздух, сели на лавочку. Монетки рассматриваем. Тут какой-то местный житель подсел, закурить спросил. Разговорились. Мы про дом спрашиваем - что да как. И выяснилось, что дом после войны ремонтировали и чердак глиной утепляли. А глину ту ведрами носили прямо из ямы, неподалеку. Ну и сами того не заметив клад-то на чердак и перетаскали... А где яма была, спрашиваем.

А вон там вроде, вон аккурат, где сортир стоит, видите? Эх, мать-то вашу, перемать! Нашли же место. Так что в Рязани только грибы с глазами - их едят, а они глядят".

В клуб кладоискателей "Раритет" время от времени заносит каких-то совершенно невообразимых личностей, в

полном смысле этого слова свихнувшихся на поиске тех или иных исторических ценностей. Не счесть кладоискателей, потративших многие года на московскую добычу Наполеона, на поиски золотой кареты Степана Разина, на золото Колчака, на библиотеку Ивана Грозного. Ходят странноватого вида мужички, делающие деньги на кладах только лишь тем, что пишут и пишут статьи-компиляции и книги о находках, причем пользуясь одними и теми же источниками и перевирая рад за разом друг дружку. Что особенно интересно - никто из этих книжников ни разу не бывал в экспедиции, поисками не занимался и старинной монеты руках не держал. Помню молодого парня по имени Андрей, который очень эмоционально, помогая себе самой энергичной жестикуляцией, несколько часов подряд объяснял мне, что он доподлинно знает место, где зарыт сундук с "золотой посудой князя Рюрика".

Никаких возражений слушать он не хотел: ни того, что князь Рюрик правил вообще-то не в то время, а когда еще я Москвы-то никакой не было, а о золотой посуде он и слышать не слышать, ни того, что место, которое Андрей хотел раскопать, находится прямо посреди одной из самых известных площадей в Москве и копать там никто не позволит. От Клуба Андрей требовал помощи - приборов, экстрасенсов, отбойные молотки и бригаду землекопов...

Потратив на Андрея целый вечер, все-таки удалось убедить его хотя бы отложить свои поиски до весны. Он исчез, но весной появился вновь, еще сильней размахивающий руками и еще больше взволнованный. Из его слов выходило, что он таки раскопал это место на площади и до клада ему осталось чуть-чуть, ну может, метр. Нам стало интересно - как это он добрался почти до центра площади, поэтому тут же сели в машину и поехали.

И вот что оказалось - на углу площади стоял реконструируемый дом. Был он, как водится в Москве, обвешан зелеными драными сетками и отгорожен от тротуара и вообще от суетливой московской жизни деревянным забором с навесом. Андрей повел нас со двора, где в заборе были

оставлены ворота в самый глухой угол ограждения. Там, прямо в асфальте, прикрытая листом железа, зияла аккуратная, почти круглая дыра. Оказалось, что Андрею каким-то образом удалось договориться с местными строителями, пообещав долю еще ненайденного клада, и те по всем шахтерским правилам продолбили вглубь штольню и повели в указанном Андреем направлении подземный ход. По железной лесенке мы все осторожно спустились под землю. На стене штольни отчетливо выделялись несколько слоев асфальта, потом шла некогда существовавшая здесь булыжная мостовая, затем метра два культурного слоя. В подземный ход даже была проведена проводка с лампочками через каждые три метра! А чтобы было легче дышать, сюда же протянули резиновую трубку от баллона с кислородом, предназначенным для газосварки. На глубине строители сделали площадку, а дальше повели низкий - идти надо было согнувшись в три погибели - и узкий ход.

Метров через десять он кончался перед кирпичной стеной какого-то старинного фундамента... По уверениям Андрея именно за этими кирпичами лежала "золотая посуда Рюрика".

Завтра сюда придут рабочие, сломают фундамент - и один из самых значительных кладов современности явит себя миру и Андрею в первую очередь. Андрей был в этом уверен.

Спускаться под землю в тоннель никому из нас не хотелось, но следующим утром у дыры собрались почти все - Андрей, рабочие, явно недовольные всеобщим вниманием, и мы, наблюдатели от Клуба. Загромыхал запущенный компрессор, в тоннель протянули толстый шланг отбойного молотка и спустились двое рабочих. Андрей, оставшись на площадке, принимал ведра с битым кирпичом и землей и подавал их наверх. Продолжалось так почти два часа, и ударная работа не прекращалась ни на секунду. Битый кирпич в ведрах сменился песком, потом шлаковой засыпкой, потом опять пошел кирпич и черная земля культурного слоя.

Весь этот процесс стал уже как-то надоедать многочисленным зрителям. Приуныл и Андреи, оказавшись в положении Паниковского, уже понявшего, что гири не золотые,

но продолжавшего повторять "Пилите, Шура, пилите!"...

Наконец, один из рабочих решительно вырубил компрессор - кончалась солярка - ив наступившей оглушительной тишине отчетливо раздался мат, полезших из тоннеля работяг.

Чем и как закончилось это дело, мы так и не узнали, но в груде вынесенной из раскопа земли кто-то из наших углядел маленькую, размером с советские две копейки, серебряную монетку, оказавшуюся впоследствии гривенником Екатерины Beликой и сохранившуюся к тому же в отличном состоянии...

Поэтому полностью неудачных экспедиций практически не бывает.

Однако чаще всего находки не оправдывают потраченных на поиски времени, усилий, денег. Однажды поздней осенью я выехал в дальний район Подмосковья для проверки нескольких, как мне казалось тогда, весьма перспективных пахотных полей. Траву скосили, ходить было удобно, и погода с утра обещала быть солнечной. Меня привезли к кромке поля, машина развернулась и уехала с обещанием вернуться за мной вечером, а я остался. Ровно через десять минут после того, как машина скрылась небо затянули тучи, пошел дождь, а затем и мокрый снег. Деться было решительно некуда - я стоял в чистом поле, вдалеке чернел лес, и ближе десяти километров в округе никакого жилья не было.

Оставалось одно - продолжать поиски. Натянув на металлоискатель полиэтиленовый мешок и застегнувшись на все пуговицы, я упрямо шагал по полю, обшаривая квадрат за квадратом. Когда на повороте показалась машина, идти я уже почти не мог. Относительно сухим оставался только детектор, да я тот охрип. Последние пятьдесят метров дались мне тяжелее, чем все остальное. К тому сегодня я ничего не нашел - в кармане звякало лишь несколько стертых медяков. И лишь на последних метрах детектор пискнул вдруг настолько определенно, что я встал как вкопанный. И с первой же лопатой из комка размокшей глины выскользнул блестящий кружок с четко различимым профилем царицы .

Существует стойкая примета - если тебе повезло на

первых минутах поиска, то в дальнейшем следует ждать неудач. И напротив - самые ценные находки отыскиваются именно после долгих и долгих поисков, когда уже теряешь всякие надежды. Сколько раз, найдя на первых метрах что-то хорошее, что можно положить в особое отделение кармана, с тоской думаешь о том, что теперь придется откапывать бесчисленные бутылочные пробки, куски проволоки и подобные современные предметы, ибо пока ни один металлоискатель в мире не способен выделить я исключить из поисковой гаммы металлов алюминий. Я лишь один раз в жизни порадовался алюминиевому предмету, выкопанному из под земли. Это была юбилейный на трехсотлетие дома Романовых жетон, сделанный в 1913 году из редкого, только что появившегося тогда металла.

При поиске в больших городах, на пустырях, на набережных, во дворах металлоискатели практически бесполезны, ибо культурный слой, доступный вихрям электрического тока в несколько слоев замусорен ржавым железом, консервными банками, пробками от бутылок и прочим металлическим мусором, который напрочь отобьет еле слышный "полезный" сигнал аппарата.

Нам часто приходится работать с детекторами металла на местах старых деревень, средневековых селищ, больших сражений прошлых веков, на которых человеком до сих пор ведется какая-то хозяйственная деятельность. В итоге - старые запчасти, обломки чугунной посуды, строительный мусор, консервные банки, настолько мешает поискам, что иной раз опускаются руки. Но я знаю случай, когда серебряный елизаветинский рубль металлоискатель Whites точно определил в земле, несмотря на то, что монета лежала бок о бок со снарядом времен второй мировой войны.

Одно из ранне-средневековых городищ было полностью перекрыто слоем девятнадцатого-двадцатого веков. Прямо на самом городище когда-то встала помещичья усадьба, в которой после революции располагался детский дом, потом все это дело дотла сгорело... Несколько раз там вели раскопки

археологи, так что найти что-то особенное мы и не рассчитывали. Во всяком случае, первая же находка повергла всех в изумление - это была медаль "Материнская слава" послевоенного образца. Следующая находка - монетка в два пфеннига 1867 года... Еще одна ямка - памятный жетон в честь коронования Александра III...

Мы так и не нашли ничего древнего на том городище.

Зато поиски привлекли внимание жителей близлежащей деревеньки и вскоре мы уже знакомились с находками, которые селяне сделали на картофельных полях вокруг городища. Там были такие вещи!

Серебряные браслеты, очень редкие подвески-амулеты, домонгольские кресты-энколпионы, узорные перстни, удельные монетки-чешуйки. В маленькой речушке, огибавшей как деревню, так и городище, несколько лет назад двое местных мужиков приспособились черпать решетами ил и песок со дна, и достали оттуда - боевые топоры, серебряную чашу, наконечники стрел и сулиц, обрывки кольчуг. Куда это делось - неизвестно, поскольку этих мужиков в деревне на тот момент не оказалось.

Как показала практика очень, многое из того, чтобы спрятано в прошлые века было найдено случайно местными крестьянами, пахарями, лесорубами, углежогами и продано куда-то на сторону. Не меньше отыскано разного рода дикими кладоискателями, которых во все времена хватало. Под Звенигородом на поляну в лесу, где до семнадцатого века стояла церковь, жили люди, какой-то местный тракторист загнал бульдозер и перевернул поляну в буквальном смысле вверх дном, обнажив древние могилы, вывернув наружу кости, могильные плиты, обломки колод-домовин. Уж не знаю, что он собирался найти, какие сокровища, без тщательных послойных раскопок или инструментальных разведок, но поляну кладоискатель попросту разгромил.

В Тверской области, в глухом лесу на берегу реки Мологи стоит огромный курган, окруженный несколькими курганами поменьше. Большой курган копали и копают - это я

выяснил точно - начиная с прошлого века. Что выкопали - непонятно, но ям на кургане и сверху, и сбоку, и траншеей, и колодцем, с каждым годом только прибавляется.

В Саратовской губернии местные археологи попросту продали еще не выкопанный клад серебряных восточных монет американцам, которые чем-то у них в городе занимались по контракту с местной администрацией. Американцы привезли свое оборудование и за несколько дней собрали весь клад, состоявший из более чем двух тысяч монет. Их задержали на таможне, и вся история всплыла наружу.

Во Владимирской области на раскопки, которые уже много лет вела местная археологическая экспедиция, приехали ранней весной кладоискатели. Определились на постой в ближайшую деревню и каждый день ездили на поиски. В

результате за несколько дней порушили все, что смогли сделать ученые за несколько лет планомерных раскопок. И только отбыли восвояси - приехали настоящие археологи.… Ужаснулись содеянному и вызвали милицию. Кто-то из местных запомнил номер машины. По номеру кладоискателей и нашли.

Большая часть находок продается частным коллекционерам. Древнерусская мелкая пластика, монеты, женские и мужские украшения, боевые и рабочие топоры, наконечники стрел и копий, даже подковы, инструменты, керамические сосуды - все это достаточно быстро находит своих владельцев. Ежевесенне, едва сойдет с полей снег, из Москвы выезжает не меньше десятка групп, по два-три человека в каждой. Все они хорошо оснащены, места для поисков вычислены еще зимой, машины у всех внедорожники, поэтому если что и лежит в земле, то ребята доберутся до этого обязательно. Но...

Несмотря на иные кладоискательские байки, больших денег это занятие не приносит. Хорошо если хотя бы на жизнь хватает. Зато лишений, труда, глотания архивной пыли бывает много больше. В 1998 уже накануне зимы году мы вдвоем приехали в большое село недалеко от Сергиева посада. Крутой косогор, который мы вознамерились обследовать, продувался

холоднющим ветром со всех сторон. С неба падало что-то, напоминавшее и снег и дождь и град одновременно. Уже через полчаса захотелось куда-то спрятаться. Единственным укрытием был громадный сенной сарай метрах в двухстах от места поисков. Туда мы и пошли. Оказалось, что все это время из сарая за нами наблюдала веселая компания из двух старух и одного бодрого дедка в большущей седой бороде. Немедленно завязался весьма любопытный и полезный разговор о цели наших поисков. Были помянуты какие-то могилы староверов, какая-то барыня, жившая неподалеку и, конечно, некие бочки с золотом, сброшенные с крутогора в местный почти целиком заросший пруд. Но...

- Да я в своем огороде топор нашел, огромный такой, - вдруг сказал дедок.- И еще какие-то бляшки вроде медные.

- И где топор-то?

- А в сарае лежит...

Топор, несомненно, требовал хотя бы беглого взгляда, и впятером мы отправились в деревню. Дедок простился со старухами и открыл нам скрипучую дверь сарая. И первое, что мы увидели - был толстый инкрустированный малахитом ствол старинного напольного канделябра, а за ним удерживала серую от пыли дощатую стену вросшая на треть в землю бронзовая рама огромного салонного зеркала...

- А это чего?

- Не, ребята, это не отдам. - сразу же твердо заявил дедок. - Они у меня весь сарай держат, без них он сразу завалится. Это еще из барского дома, он вон там стоял. - и махнул рукой куда-то в сторону.

А мы оба во все глаза смотрели на драгоценную колонну канделябра, стоившую, наверное, столько же сколько вся крестьянская усадьба с прилегающими к ней сенокосными, огородными и полевыми угодьями, весьма недешевыми в этом районе Подмосковья. Дед нас в сарай - хотя бы разглядеть подробнее - так и не пустил, отказавшись от предложения заново построить сарай, поменять венцы у дома и вообще - может и машину купить хоть самому деду, хоть сыну его, хоть

внуку. Спустя полтора года я снова увидел тот же канделябр, занимавший почетное место в самом дорогом антикварном салоне Москвы.

И сколько было таких - или похожих - случаев! Я помню оборотистого мужичка в ватнике в одной ярославской деревне, предложившим мне купить "цельный мешок" старинных рукописных книг. А денег-то у меня как раз не случилось.

Помню московскую старушку, которая в молодости после войны копая вместе с телефонной бригадой какую-то канаву, натолкнулась на заваленный погреб, где хранились запасы одного из дореволюционных ресторанов. Там были, по ее словам, посуда и утварь, столовые приборы и скатерти, граммофон и пластинки к нему.

Несколько дней мы искали вместе со старушкой это место, пока не обнаружили, что на месте того подвала стоит обычнейшая трансформаторная будка, возле которой не только копать из-за обилия силовых кабелей, но и просто ходить было страшно.

Помню разнесенную буквально на кусочки кирпичную часовню, в которой за два дня до того в замурованной стенной нише были найдены церковные потир и дарохранительница.

Нашедший их в тот же день напился пьян, рассказал собутыльникам, те еще кому-то - и в итоге к утру деревня обнаружила, что часовня, которую около двухсот лет назад построили предки нынешних сельчан, неизвестные будто бы никому люди аккуратно разобрали по кирпичику.

То есть случайные находки чаще всего приводят к непредвиденным последствиям. После того как в подмосковном Пушкине играющие в развалинах старой больницы дети нашли сверток с золотыми николаевскими монетами и показали их взрослым, разыгралась целая детективная история с вмешательством сначала милиции, а потом суда и прокуратуры. Весь клад собрать так и не удалось, и кое-кому пришлось пережить весьма серьёзные неприятности, связанные с неожиданным богатсвом.