"Всадники бури" - читать интересную книгу автора (Романо Мартин)

Глава VII «Серидэя»

Насинга уже давно не видела отца и матери. Она очень скучала по ним. И еще скучала по солнцу. Насинга толком не помнила, как покинула родной Айодхийский дворец, за высокими белоснежными стенами которого ей прежде не доводилось бывать. Не помнила, как оказалось здесь. Не помнила ничего, что смогло бы хоть чуточку помочь ей определиться. Насинге было страшно. Но она не плакала. Принцессы не должны плакать, даже когда им очень плохо, этому учили ее отец и мать. Хотя… Насинге так часто снилась мама. Она явственно видела ее перед собой, близко-близко, что, казалось, стоило только протянуть руки, и можно было обнять ее. Глаза мамы — огромные, черные, совсем такие же, как у самой Насинги — в этих снах всегда были полны слез. А ведь Дэви не пристало плакать, равно как и принцессам.

Было совсем тихо. Здесь всегда было тихо. И мрачно. Насинга сидела в огромном черном кресле с очень высокой спинкой и напряженно вглядывалась в рыжее пламя масляного светильника, стоявшего прямо перед ней, на каменном, ничем не покрытом полу. Так велела ей Серидэя. И маленькая принцесса не противилась. Она любила огонь. Часто смотрела на него, как будто пыталась отыскать в пламени что-то — она и не понимала, не могла понять, что именно. А еще ей порой казалось, будто она сама была частичкой этого пламени.

Серидэя тоже любили огонь. И была такой же сильной, как огонь. Насинга боялась Серидэю. Никогда не решалась приблизиться к ней, заглянуть вглубь ее громадных темно-зеленых глаз.

Серидэя была необыкновенно красивой, с белой, как алебастр, кожей, вьющимися красно-черными волосами и гибким стройным телом. Но красота ее была холодной — маленькая вендианка не могла не чувствовать этого. Наверное, оттого, что само сердце Серидэи было холодным.

Насинга услышала звук чьих-то медленных шагов позади себя. Однако же она не повернулась, чтобы посмотреть, кто идет. Не сомневалась, что это был кто-нибудь из рабынь. Серидэя всегда появлялась бесшумно, и только как будто боязливо вздрагивало пламя огня. Насинга признавалась себе в том, что все время ждала, когда к ней придет Серидэя, может быть, при этом сердце ее билось с тревожным страхом, но она, в самом деле, ждала.

Пришла чернокожая девушка-рабыня. Принесла большое серебряное блюдо, наполненное фруктами. Поставила его возле маленькой вендианки и, почтительно поклонившись, снова удалилась.

Никто из рабынь не говорил с Насингой, они не знали вендийского языка. И Серидэя никогда ничего не говорила ей, вернее, не говорила вслух, и все же между ними двоими существовала какая-то особенная нерасторжимая связь, они хорошо понимали друг друга без всяких слов.

Будто непроизнесенные вслух мысли Серидэи каким-то необъяснимым образом оказывались в голове Насинги, и — наоборот. Прежде такого еще не было с маленькой принцессой. Она всегда чувствовала себя бесконечно одиноко, даже когда рядом были отец и мать. А теперь… Теперь у нее была Серидэя.

Насинга хотела, чтобы Серидэя поскорее пришла к ней. Но та все не появлялась. Девочка пробовала даже звать ее, не вслух, конечно, а мысленно. Серидэя сама научила этому маленькую вендийку и всегда очень скоро приходила по ее зову. Сегодня же почему-то вовсе не торопилась. При этом Насинга была уверена, что Серидэя хорошо слышала ее. Та была где-то совсем близко. Девочке удавалось даже поймать ее мысли. Она могла отличить их из тысячи других — имели Серидэи, казалось, звучали как-то особенно, у них был свой неповторимый голос. Насинге очень нравился этот голос, хотя, может быть, оттого, что напоминал ей свой собственный или… тот, который она так часто слышала, когда еще жила с отцом и матерью в Айодхийском дворце?

Серидэя знала о том, что маленькой вендианке удавалось вторгнуться в ее мысли. Но была ли она довольна этим? А Насинга искренне не хотела делать что-либо такое, что могло бы не понравиться Серидэе. И это было вовсе не потому, что она боялась ее. Нет. Вернее… не только поэтому. Просто Насинга не любила расстраивать кого-либо, будь то отец, мать или вот — Серидэя.

Но почему же она все еще не шла?! Почему не откликалась на зов Насинги?!

— Серидэя! Серидэя! — неутомимо молила ее девочка.

И в ответ не было ничего.

Серидэя часто повторяла, что Насинга должна оставаться одна, должна познать одиночество. Может, поэтому она сейчас и не приходила. Очень многое, из того, о чем говорила Серидэя, было непонятно Насинге. Порой даже пугало ее. Между тем казалось, что все это каким-то необъяснимым девочке образом было неразрывно связано с ней самой.

И вдруг… Насинга заметила, как встрепенулось пламя масляного светильника, будто по нему пробежал легкий ветерок. Девочка тоже чуть вздрогнула, и радостно, и боязливо — она сама толком не могла понять. В одно мгновение вскочила со своего кресла и обернулась. Ее глаза возбужденно блестели.

Пламя неравномерно освещало зал. Его теплый розоватый свет был ярок только здесь, у кресла Насинги, чуть дальше он слабел, а у стен совсем меркнул, будто царившая там густая темнота решительно и безжалостно гнала его прочь. Несколько первых мгновений девочка напряженно вглядывалась в темноту и ничего не различала в ней. А потом… от мрака, жадно поглотившего большую часть зала, словно черная тень, отделился тонкий женский силуэт. Это появилась Серидэя. Ее походка была медленна и грациозна. Насинга порой всерьез думала, что Серился и не ступала вовсе, а летела, не касаясь пола. Ее длинные красно-черные волосы были распушены (она вообще очень редко укладывала их в прическу) и плавными волнами ниспадали до пояса. Лазурное расшитое по краям узором из серебряных нитей одеяние подчеркивало статность и гибкость ее тела. Массивное ожерелье из драгоценных, оправленных в серебро камней украшало ее грудь. Тонкие белоснежные руки обпивали, подобно змейкам, металлические кольца. Серидэя приблизилась к Насинге.

— Я звала тебя, — «сказала» ей девочка, вернее, мысленно передала ей это. — Мне было очень одиноко и скучно.

Губ Серидэи коснулась едва заметная улыбка.

— Но помни ты не одна, с тобой — Огонь. Лишь наедине с ним ты сможешь постигнуть законы, что управляют миром, научишься владеть своим разумом и телом. Ты станешь сильной.

— Такой же сильной, как ты?!

В темно-зеленых глазах Серидэи промелькнуло что-то алчное и вместе с тем опасливое — Насинга даже вздрогнула. Серидэя глядела на маленькую вендианку, как никогда еще прежде. Словно в ней, отчаянно борясь между собой, сплетались несколько совершенно разных чувств.

Насинга силилась прочесть ее мысли, но тщетно.

— Возможно, ты станешь сильнее меня, — наконец ответила Серидэя. — Только ради этого тебе потребуется многим — очень многим пожертвовать.

— Я никогда не увижу маму и папу? — осторожно спросила Насинга. Признаться, она уже понемногу начала привыкать к мысли о том, что впредь больше не сможет встретиться с родителями. И все же в ней по-прежнему жила надежда, совсем крохотная, но… но без которой Насинге было бы еще тяжелее смириться с разлукой.

Вот и сейчас — девочка так боялась потерять эту надежду, упустить ту тоненькую, хрупкую нить, что связывала ее с жизнью в Айодхийском дворце. Она внимательно глядела на Серидэю.

— Не сейчас, — ответила та. — Сперва ты должна измениться. Очень сильно изменится!

— Чтобы меня никто не узнал?

Серидэя рассмеялась. Вслух. Громко и как будто не очень весело. Потом ее смех вдруг резко оборвался.

— Они узнают тебя, если… — ответила она, и в ее глазах снова промелькнуло что-то, торжество или даже холодная насмешка, — если ты сама этого захочешь.

Насинга смотрела на нее непонимающе.

— Запомни, — продолжала Серидэя, — ты не такая, как твои отец и мать. Не такая, как все. Ты была рождена для того, чтобы стать хранительницей Огня. Скоро у твоих ног будет весь мир. Властелины самых могущественных держав будут трепетать при одном только звуке твоего имени. Я дам тебе несоизмеримо больше, чем ты можешь себе даже вообразить. Ты еще слишком маленькая, Насинга, и многого не знаешь. Но, когда подрастешь, поймешь, что обладаешь великой силой — силой, которая может сделать тебя повелительницей мира. Я помогу тебе. — Ее глаза сверкнули. — У меня есть для тебя подарок.

Серидэя негромко хлопнула в ладони. И в тот же миг послышались чьи-то торопливые, приближающиеся к ним шаги. Еще через какие-то считанные мгновения из темноты, завладевшей большею частью зала, вышла молоденькая девушка-рабыня. В руках она держала небольшой нефритовый ларец.

Девушка приблизилась к своей госпоже и, почтительно склонив голову, протянула ей ларец. Серидэя приподняла крышку:

Внутри, на темной бархатной подушечке покоился перстень с огромным камнем ярко-голубого цвета, усыпанный маленькими, едва различимыми золотистыми крапинками. У маленькой вендианки от восхищения даже перехватило дыхание.

— Это дианирин. Очень редкий камень. Ну что ж ты не возьмешь его, Насинга?! Теперь он твой.

Дрожащей от волнения рукой девочка прикоснулась к камню. Осторожно, будто опасаясь чего-то, провела по его гладкой поверхности. И лишь затем решилась надеть перстень. Это было совершенно удивительно, сначала Насинге показалось, что кольцо будет ей очень велико, но, как только она одела его, оно так плотно уселось на тоненький девичий палец, словно было вылито как раз по нему.

При этом Насинга почувствовала, как ее вдруг обдало чем-то ледяным, голова закружилась, и от внезапной слабости маленькая вендианка чуть было не упала на пол, если бы Серидэя в тот же миг не удержала ее за руку.

Постепенно ледяная волна отступала, и вместо нее Насингой овладевало другая, теплая, ласковая и опьяняюще приятная.

Девочку начало клонить ко сну. Тяжелели веки. Она все еще глядела на стоявшую прямо перед ней Серидэю, но видела лишь ее неясный силуэт, плавающий в какой-то темной густой дымке и то приближающийся к ней, то снова удаляющийся.

Потом образ Серидэи стал более четким. Насинге удалось разглядеть черты ее красивого белого лица. Серидэя смеялась. А маленькой вендианке всегда было почему-то немного страшно, когда та смеялась вот так — тихо и холодно.

Девочка стояла, не находя в себе силы даже для того, чтобы пошевелиться. При этом ей самой казалось, будто она летит куда-то. Насинга была уже не в зале, где взяла из нефритового ларца перстень с огромным ярко-голубым камнем. То, что сейчас находилось вокруг, девочке приходилось больше различать каким-то неизвестным ей доселе чувством, нежели видеть. Все укутала зияющая темнота.

Насинга не могла видеть даже своего тела. И только камень в подаренном Серидэей перстне светился во мраке, тускло, но вместе с тем невыносимо обжигая глаза. Насинга старалась не смотреть на него.

Ее взгляд был устремлен вперед, хотя и ничего не различал там. Между тем, она летела так ровно и уверенно, точно ничего более обычного для нее и не было. Где-то, совсем рядом, была Серидэя. Насинга всегда могла безошибочно угадывать ее присутствие подле себя.

— Серидэя! — позвала девочка.

— Я здесь, — был ей ответ, — Посмотри назад! Насинга обернулась, но ничего не увидела.

— Где ты? — спросила она. — Я не вижу тебя.

— Коснись дианирином своих век, — велела ей Серидэя.

Маленькая вендианка подчинилась. И тотчас же ее глаза объял неяркий, но ровный свет.

Это светила в небе полная луна. Насинга увидела, что парит высоко-высоко над землей. А там, внизу, не зная ни конца, ни края, растянулись пустынные просторы.

Рядом с девочкой летела огромная черная птица. У нее были огромные темно-зеленые глаза, совсем похожие на человеческие. Насинга безо всякого труда узнала в них глаза Серидэи. Ей пришло в голову, что и она сама сейчас, возможно, была в облике птицы. Но нет. Она оставалась такой же, как и всегда.

— Как же я могу лететь, без крыльев? — не скрывая искреннего удивления, спросила она.

— Ты и не летишь, — ответила Серидэя, или, вернее, черная птица с глазами Серидэи. — Тебе только кажется, что ты летишь. Это Дианирин. С помощью его магической силы тебе передаются мои ощущения.

— Но как же ты смогла превратиться в птицу?

Серидэя улыбнулась глазами.

— Я научу тебя этому, Насинга.

— Когда?! — Маленькой вендианкой овладело такое радостное волнение, что сердце чуть не выпрыгнуло из груди.

— Очень скоро.

— О! — восторженно воскликнула Насинга. — И мы сможем летать вместе?! Неужели это возможно?!

— Я научу тебя не только принимать облик птиц и зверей, — говорила Серидэя, — но еще очень многому. Всему, что умею сама.

— Я так хочу этого! — все с тем же неуемным восторгом отвечала маленькая вендианка. — Обещаю, я буду очень хорошей ученицей!

— Да, — ответила Серидэя, — ты будешь хорошей ученицей.

— Куда мы… — Насинга, как будто смутившись, на мгновение прервалась, но тут же поспешила поправиться: —…ты летишь?

— Потерпи немного, и все сама узнаешь. Дальше они летели молча. Пока вдали не показалась длинная горная гряда.

— Взгляни, Насинга, — обратилась к ней Серидэя, кончиком своего крыла указывая на одну из скал. Огромную черную и похожую… Насинга даже вздрогнула. Форма скалы точь-в-точь напоминала профиль птицы. Той самой, в облике которой сейчас была Серидэя. В темно-синем небе, над вершиной этой скалы, зловеще мерцая, необыкновенно ярко сияла голубая, как дианирин в перстне Насинги, звезда. Свет ее, казалось, затмевал луну.

Неотрывно, не позволяя себе даже моргнуть, Насинга глядела на скалу в виде птицы и на голубую звезду над ней. Внутри нее все как будто замерло в напряженном ожидании.

— Это скала Черного грифа, — сказала Серидэя, и при этом глаза ее торжественно сверкнули.

— Скала Черного грифа, — не без опаски повторила маленькая вендианка. — Ты летишь к ней? — И не дождавшись ответа (впрочем, она в нем нисколько и не сомневалась), добавила: — Зачем?

— Ты очень нетерпелива, Насинга, — с ласковой укоризной в голосе обратилась к ней Серидэя. — Потерпи!

Вскоре они приблизились к самой скале. И только тогда маленькая вендианка поняла, почему она показалась ей черной: невообразимое множество огромных черных грифов сплошь усыпали ее. Птицы оглушительно галдели, хлопали своими длинными остроконечными крыльями. Как только они заприметили Серидэю, все разом сорвались со скалы и полетели к ней навстречу. На Насингу же они не обращали ровно никакого внимания, некоторые из них даже пролетали сквозь тело девочки, как если бы ее и не было. Маленькая вендианка не сразу вспомнила о том, что ее ведь, на самом деле, и не было здесь, рядом с Серидэей — просто она столь явственно видела, слышала, переживала все происходившее, что совсем уже позабыла об этом.

— Не бойся, — обратилась к ней Серидэя. — Они не могут видеть тебя.

Внутрь скалы вел небольшой узкий проход. Серидэя залетела в него, вслед за ней и все птицы. Сначала было так темно, что Насинга не могла разглядеть ничего. Только как и прежде светился во мраке голубой дианирин в ее перстне. А потом вдруг возникло какое-то неяркое сияние, тоже голубоватое. Правда, Насинга почему-то никак не могла понять, откуда оно исходило. Серидэя и птицы все летели, то взмывая вверх, то опускаясь. И маленькая вендианка не переставала удивляться тому, как велика была скала Черного грифа.

Наконец, они достигли огромного, ярко освещенного зала. Никогда прежде Насинге не приходилось видеть такого великолепия, какое было здесь, даже в Айодхийском дворце.

Зал имел форму круга. А высоченные, искусно инкрустированные золотом, серебром и драгоценными камнями стены вздымались, плавно переходя в потолок и таким образом создавая купол. В самом верху, в центре этого купола ныло устроено круглое, обнажавшее небо отверстие. И в него, озаряя весь зал своим ярким светом, заглядывала голубая звезда. У стен, также описывая круг, располагались широкие яшмовые скамьи. Птицы, уже прекратив галдеть, уселись на них. И… Насинга не успела и глазом моргнуть, как черные грифы вдруг обернулись женщинами. Все они были молоды и красивы. С белыми или, скорее, мертвенно-бледными лицами, безупречно стройными телами и длинными, ниспадавшими чуть ли не до колен волосами. На женщинах были светлые одеяния.

Серидэя, которая, конечно же, тоже успела принять человеческий облик, выделялась меж всех не только лазурным цветом своего расшитого серебром платья, но и особенной величественной статностью. Она села на огромное золоченное кресло в самом центре зала. Все глядели только на нее, с трепетным почтением и бесконечным восхищением, будто в их глазах Серидэя была сошедшей с небес богиней.

Насинга также неотрывно глядела на свою наставницу. Девочка вдруг поймала себя на мысли, что ей очень хотелось стать похожей на Серидэю. быть такой же красивой и сильной, как она. Это смутило и даже немного напугало маленькую вендийку. Прежде она хотела походить только на маму, Дэви Жасмину, нежную, добрую и прекрасною красотою, мягкой и хрупкой, как цветок. Серидэя же была совсем другой. И хотя Насинга не знала от своей наставницы ничего кроме ласки, ее чуткое детское сердце чувствовала неизменно веявшую от той ледяную холодность.

Серидэя громко обратилась к сидевшим вокруг нее на широких яшмовых скамьях женщинам. И маленькая вендианка впервые смогла услышать ее голос, не тот, что так часто звучал у нее в голове, а другой, который можно было воспринимать лишь обычным слухом.

При этом девочка не понимала ни единого слова из речи Серидэи, ведь та сейчас говорила по-косальски. Женщины что-то отвечали ей. Их голоса были звучны и глубоки, как и голос самой Серидэи.

И вдруг звезда, заглядывавшая в зал из отверстия во вздымающемся куполом потолке начала медленно менять свой цвет. Из голубого она окрашивалась сперва в бледно-желтый, затем в розовый и, наконец, приобретая огненно-красный цвет. Насинга почувствовала сильное, с трудом переносимое жжение на пальце. Дианирин в перстне тоже поменял цвет, став, как и звезда, ярко рыжим. А золотистые крапинки в нем теперь то появлялись, то исчезали, точно резвясь в каком-то неугомонном магическом танце. Насинга попыталась снять перстень, но у нее ничего не получалось.

У самого кресла Серидэи вспыхнул костер — вспыхнул, как будто из ничего. С каждой секундой его оглушительно трещавшее пламя поднималось все выше. Рыжие языки огня тянулись наверх, к звезде, как тянутся беспомощные детеныши к материнской груди. Все, и Серидэя и сидевшие на скамьях женщины, глядели на пламя, словно зачарованные. Их губы беззвучно двигались. Руки были протянуты к огню. Воздух наполнялся зловонием, и чем дальше, тем труднее было дышать.

И тут Насинга с ужасом обнаружила, что лица женщин постепенно начали меняться, становясь морщинистыми, сморщенными и безобразно уродливыми. Только одна Серидэя нисколько не изменилась. Ее белое, как алебастр, лицо по-прежнему было сказочно прекрасно. Но в огромных темно-зеленых глазах торжественно сияло что-то алчное и отпугивающее. Взгляд Серидэи вдруг метнулся к Насинге и обжег ее. Вслед за ней на маленькую вендианку взглянули и все остальные, будто могли видеть ее. Сердце Насинги тревожно колотилось в груди. Маленькое хрупкое тело охватила беспощадная дрожь.

А потом Насинге вдруг показалось, что ее подхватила какая-то огромная магическая сила. Будто взятая во власть какого-то неудержимого урагана, девочка беспомощно металась по залу. Перед глазами внезапно стало совсем темно. А в голове, пульсируя, отчетливо звучал голос Серидэи.

— Не бойся! Не бойся! — повторял голос.

Как мимолетные проблески, темноту разрезали огненно-красные сполохи. Не различая ничего перед собой, Насинга все же осознавала, что была уже не в зале, внутри скалы Черного грифа. Она снова летела куда-то, но не подталкиваемая кем-то, а сама, ровно и свободно. Ее волосы ласково теребил мягкий ветерок. Грудь глубоко вдыхала прохладный ночной воздух.

— Серидэя! — позвала Насинга. Наставница ей не ответила. Хотя девочка была уверена, что та находилась где-то здесь, подле нее.

Насинга все летела. Она совсем потеряла счет времени. Целой вечностью казалась ей каждый миг этого удивительного полета.

Постепенно маленькая вендианка почувствовала, как всем ее существом овладевало что-то тяжелое, дурманящее, неописуемо приятное…

— Серидэя! — взволнованно крикнула Насинга. В этот раз она позвала свою наставницу вслух. И почему-то звук собственного голоса сейчас напугал ее.

Маленькая вендианка вздрогнула и… приподняла тяжелые ото сна веки. Тусклое сияние светильника, стоявшего на маленьком инкрустированном малахитом столике, приветливо объяло девочке глаза.

Она лежала на большой убранной тончайшим льном кровати в своих покоях, во дворце Серидэи.

У ее изголовья сидела девушка-рабыня. Она ласково улыбалась Насинге.