"На другой день" - читать интересную книгу автора (Александр Бек)

Александр Бек НА ДРУГОЙ ДЕНЬ
1


Произведя всякие розыски для этой книги, собирая разные свидетельства, то изустные, то счастливо найденные в давних бумагах, погружаясь в нее мыслью, перебирая в уме будущие главы, я порою испытывал сомнение: хватит ли сил поднять или, по нынешнему выражению, потянуть дело, ко- торое сам на себя взвалил. Однако поддерживаю решимость достойными примерами.

Вот Горький. Высоченный, сутулый, худой-сквозь темную ткань пиджака заметны выступы лопаток, шея просечена извивами крупных морщин,-он ша- гает по настилу сцены к кафедре в зале Московского комитета партии. Это торжественный вечер в честь пятидесятилетия Ленина. Ряды сплошь заняты. Сидят даже на краю помоста, предназначенного для президиума и ораторов. С виду Горький угрюм, бритая, с шишкообразными неровностями голова наклонена, впалые глаза затенены насупленными кустистыми бровя- ми. В зале тихо; Горький, ухватившись обеими руками за ободки кафедры, молчит. Лишь двинулись, проступили желваки. Потом шевельнулись обвис- лые моржовые его усы, окрашенные над губой многолетним, дегтярного то- на осадком никотина. Усы шевелятся, будто он уже начал говорить, но голосовые связки, как можно понять, стиснуты спазмом волнения.

Горький прокашлялся. И приподнял голову. Стали видны большие на удив- ление его ноздри. Проглянула и синева глаз. Все еще хмурясь, он нелов- ко подвигал костлявыми плечами и развел длинные руки. Это был откро- венный жест беспомощности. Хрипловатым басом, окая, он произнес первую фразу:

- Товарищи, есть люди, значение которых как-то не объемлется челове- ческим словом.

Досадливо крякнул. Возможно, его требовательное ухо литератора-круп- ное, грубовато вылепленное-отметило нескладность оборота «человеческим словом»: каким же. в самом деле, оно может быть иным? Впрочем, до сти- листики ли Горькому сейчас? Года полтора назад, в сентябре 1918-го, он пришел к Ленину, который был тогда чуть ли не смертельно ранен двумя пулями, что почти в упор террористка всадила ему в шею и в грудь, при- шел после длительных несогласий с Лениным и с того дня заново опреде- лил свое место во все ожесточавшейся борьбе, впрямую вопрошавшей «на чьей ты стороне?», решил: если стреляют в революцию, то я с ней, в ее рядах! Однако на большом политическом собрании Горький со времен Ок- тябрьского переворота, кажется, лишь впервые выступал.

- Русская история,-глухо громыхал его бас,-к сожалению, бедна такими людьми. Западная Европа знает их. Вот Христофор Колумб…

Приостановившись, Горький опять крякнул, махнул рукой-было видно, что он не находит выражений, недоволен, что его занесло к Колумбу, и, не развивая такого сравнения, явно скомкав мысль, заговорил, забухал дальше:

- Мы можем назвать в Западной Европе целый ряд таких людей…

Первая минута истекла, глуховатый, но уже без хрипоты голос стал внят- ней:

- Людей, которые будто играли как-то,- Горький опять недоумевающе по- вертел плечами, будто говоря: «Тут черт ногу сломает»,- играли ка- ким-то рычагом, поворачивая историю в свою сторону.

И живым неожиданным жестом как бы крутнул перед собой невидимый гло- бус. И улыбнулся. Брови вскинулись, совсем ясно проступили синие, с какой-то озорнинкой глаза.

Пожалуй, эта улыбка, явственно выражавшая влюбленность в того, о ком шла речь, имела и еще некий оттенок. В ней точно читалось: «Знаю, то- варищи, что рассуждаю не марксистски, но ведь вам известно, что я пло- хой марксист, уж не взыщите».

Снова прихмурясь, Горький продолжал:

- У нас в истории был,-тут он щелкнул пальцами, словно ища и не находя верного слова, щелкнул и поправил себя:- Нет, я сказал бы, почти был: Петр Великий таким человеком для России.

Выдержал паузу, подумал и, подняв указательный палец, произнес:

- Вот таким человеком-только не для России, а для всего мира, для всей нашей планеты-является Владимир Ильич.

Далее Горький опять затруднился, опять вертел о воздухе пальцами, не то ловя, не то вылепливая на глазах у всех какую-то нужную фразу. И тут же признался:

- Нет, не найду, хотя и считаюсь художником, не найду слов, которые достаточно ярко очертили бы…- Вновь он водил руками, поднимая их вы- ше головы, как бы не в силах нечто схватить, объять.-Такую коренас- тую… Такую сильную… Такую огромную фигуру…

Опять слово ему не повиновалось. Он не сдержал слезу, затерявшуюся в крупной морщине, словно прокопанной от скулы к подбородку. И не стес- нялся умиленности-той умиленности, какую в художестве не потерпел бы: она под пером сладка.

А затем, месяц или два спустя, Горький попытался нарисовать Ленина штрихами писательского своего пера. Тот ранний вариант литературного портрета заканчивался такими строками: «Я снова пою славу священному безумству храбрых. Из них же Владимир Ленин-первый и самый безумный».

Это маленькое изящное произведение вызвало резкий отклик Ленина. Впро- чем, гнев его был направлен не столько против автора-возобновив преж- нюю дружбу, Ленин, наверное, лишь рассмеялся бы, сыронизировал бы нас- чет «самого безумного»,- сколько по адресу журнала «Коммунистический Интернационал», напечатавшего заметки Горького о Ленине. Не вынося ма- лейшей неряшливости в области теории, Ленин, как только прочел эти посвященные ему страницы, тотчас же стремительной, будто наклоненной в беге искосью, по обыкновению без помарок, выделяя подчеркиванием от- дельные слова или даже части слов, написал проект постановления Полит- бюро о том, что в высказываниях Горького, помещенных в «Коммунистичес- ком Интернационале», «не только нет ничего коммунистического, но много антикоммунистического».

Однако, чтобы не впасть в грех упрощения и односторонности-быть может, самый опасный для задуманного нами труда.-дадим еще коротенькую справ- ку. Это выдержка из письма Надежды Константиновны Крупской, посланного Горькому: «…Ильич в последний месяц жизни отыскал книгу, где Вы пи- сали о нем, и велел мне вслух читать Вашу статью. Стоит у меня перед глазами лицо Ильича, как он слушал и смотрел в окно куда-то вдаль-ито- ги жизни подводил и о Вас думал».

Так-то, друг-читатель. Не проста, не выведена прямыми линиями история, которую нам предстоит воспроизвести. Что же, к делу!