"На другой день" - читать интересную книгу автора (Александр Бек)

16


Кауров умылся, прилег, взял «Бакинский пролетарий».

В обоих номерах видное место занимала печатавшаяся с пометкой «продол- жение следует» статья «Лондонский съезд Российской социал-демократи- ческой рабочей партии (записки делегата)». Автор подписал ее так: Коба Иванович.

Глаза Алексея пробегали текст. Постепенно он стал читать внимательней. Узнавал свойственную Кобе ясность. Самые сложные вопросы тот излагал доходчиво, коротко, словно бы вышелушивая, обнажая суть. Вместе с тем казалось, что он проделывает это не каким-либо тонким инструментом, а простым острым топором, который, как у иных искусников плотничьего ре- месла, отлично ему служит. Особенно четко была вскрыта склонность меньшевиков поставить на партии крест, провозгласить: долой партию!

Автор отмечал: «Эти лозунги открыто не выставлялись, но они сквозили в их речах».

Такая определенность, твердость привлекала. Кауров опять чувствовал облегчение. Да, Коба один из тех, на ком зиждется партия. Люди такого склада-твердейшая ее опора. Стараясь не отвлекаться на внутреннюю боль, Кауров опять погрузился в статью. Внезапно его покоробило. Он еще раз перечитал абзац: «Не менее интересен состав съезда с точки зрения национальностей. Статистика показала, что большинство меньше- вистской фракции составляют евреи (не считая, конечно, бундовцев), да- лее идут грузины, потом русские. Зато громадное большинство больше- вистской фракции составляют русские, далее идут евреи (не считая, ко- нечно, поляков и латышей), затем грузины и т. д. По этому поводу кто-то из большевиков заметил шутя (кажется, тов. Алексинский), что меньшевики - еврейская фракция, большевики-истинно русская, стало быть, не мешало бы нам, большевикам, устроить в партии погром».

Фу, как скверно это пахнет. Полно, Коба ли это написал? А кто же? Вот подпись: Коба Иванович. Но, может быть, в следующей фразе сам он, этот Иванович, высмеет сказанное? Нет, далее следует: «А такой состав фрак- ции нетрудно объяснить: очагами большевизма являются главным образом крупно-промышленные районы, районы чисто русские, за исключением Поль- ши, тогда как меньшевистские районы, районы мелкого производства, яв- ляются в то же время районами евреев, грузин и т. д.».

Ой, Коба, Коба! Хорош, хорош, и вдруг вылезет из него что-то. Ну, и отмочил: большевики - фракция истинно русская, стало быть, нам, боль- шевикам, не мешало бы устроить в партии погром. Правда, имеется словцо «шутя». Но шутка очень дурного тона.

Неужели никто Кобе об этом не сказал, не остановил? Но, пожалуй, ему такого и не скажешь. Вспомнилось, как Коба скомкал свою рукопись, ког- да в Кутаисе они, сотоварищи по комитету, сочли суховатыми или излиш- ними некоторые фразы.

Ныне и он, Алексей Кауров, тоже вряд ли найдет мужество начистоту по- говорить с Кобой, Просто невмоготу сызнова узреть недвижно установлен- ные, парализующие, неожиданно змеиные, со вдруг проступившим янтарем его глаза.

Но умолчать не пришлось.

…Несколько дней спустя Кауров возвращался из городской библиотеки в рабочий поселок, где обосновался на постоянное-кто знает, короткое, долгое ли-жительство. Для первой своей лекции-беседы, ему, пропаган- дисту, на неделе предстоявшей, он облюбовал тему: «Капитализм и буду- щее общества».

Вечер был безветренным. Сбоку опускалось к горизонту, к невидимому от- сюда морю уже не слепящее солнце. По железнодорожной колее, пролегав- шей возле казарм, шипя и лязгая, шел поезд. Запыленные темные цистер- ны, меченные черно-маслянистыми потеками, катились и катились, заграж- дая песчаную немощеную дорогу. Кауров остановился, пережидая. Тут же выстроился недлинный обоз установленных плашмя на колеса красных бо- чек-в них доставляли питьевую воду в поселок.

Наконец протащился хвостовой вагон. На противоположной стороне двух- путного рельсового полотна прямо перед собой Кауров увидел Кобу, дви- нулся навстречу. Прозвучало неизменное восклицание Кобы:

- Того, здорово!

- Здравствуй.

- Ну, как самочувствие? Одолел тут, среди пролетариата, свою немочь?

- Кажется, одолеваю.

- Давай Бог. Никуда не спешишь? Проводи меня немного.

Зашагали рядом. Короткая, наверное, лишь однодневная щетина черноватым налетом охватила лицо Кобы. Непокорный зачес, нависший жесткой волною надо лбом, ничем не был прикрыт. Вместо пиджака Коба в этот раз надел грубую серую фуфайку, ворот которой наглухо обтягивал шею. Теперь он был похож на мастерового. Лишенные блеска, подернутые матовостью глаза посматривали весело.

Без каких-либо окольных слов Коба спросил;

- Статью мою читал?

- Читал.

- Как твое мнение? Говори откровенно.

Кауров не раздумывал. Что же, откровенно так откровенно. Он похвалил статью. Особенно отметил ее режущую ясность.

- Ты, Коба, умеешь вытащить ядрышко из словесности меньшевиков. И по- даешь, как на ладони. Но в одном месте тебя понесло черт-те куда.

- В каком?

- Там, где ты пишешь, что меньшевики представляют собой еврейское нап- равление, а большевики - истинно русское. Да еще обещаешь по такому случаю погром.

Коба усмехнулся. Спокойствие не покинуло его.

- Марксизм, как известно, шутить нс запрещает…

- Если это шутка, то…

- И шутка и не шутка.

Коба произнес это медлительно. Фразы будто обладали тяжестью. Кауров опять узнавал тяжелое его упорство.

- Но ни в шутку, ни всерьез нельзя пользоваться такими выражениями: истинно русская фракция. Или еще вот: погром.

- А разгром можно?

- Конечно.

- Разгром, погром-различие непринципиальное. Меньшевиков все же гро- мить будем?

- Будем.

- Это, Того, главное.- Коба посмотрел на твердые тупые носы своих бо- тинок, негромко отчеканил:- Бить прямо в морду. А насчет шуток… Ког- да-нибудь в них разберемся. Во всяком случае, тебе спасибо.

- Вот еще… За что?

- Не вилял. Сказал в открытую.

- А помнишь, Коба, в Кутаисе…

- Был молод. Не владел собой. С тех пор стал повзрослей.

- Да, ты изменился. Позволь еще тебе сказать. Ты и о грузинах как-то странно пишешь. Будто сам ты не грузин.

- Поймал!- Коба рассмеялся.- И грузин и не грузин.

- Как так? Не пойму.

- Грузин по крови, а по духу… По духу уже русский. Живем в такое время. Оно перемесило.-Помолчав, Коба заключил: «Иди обратно. Меня дальше не провожай».