4

Председательствующий объявил:

- Слово предоставляется товарищу Сталину.

По-прежнему восседая на полу, Кауров заворочался, посмотрел туда-сюда, даже себе за спину. Вот так штука-проглядел Кобу: этим именем, партий- ной кличкой, и по сию пору называли Сталина давние товарищи. К ним принадлежал и Кауров. Однажды, еще в дореволюционном Питере, Коба, не склонный к излияниям, скупо ему сказал: «Ты мой друг!»

Среди тех, кто обретался на помосте-даже на дальних, у задника стуль- ях,-Сталина не оказалось. Сие, впрочем, не было в новинку; словно бы презирая тщеславие, Сталин не любил, особенно в торжественных случаях, красоваться на виду, предпочитал побыть в тени. Э, вон Коба выходит из-за кулис, из глубины, что заслонена перегородкой. Наверное, по свойственной ему привычке он там расхаживал, потягивая дымок из труб- ки.

Да, на ходу спокойно прячет трубку в карман военных, защитного цвета брюк. Из такого же военного сукна сшита куртка с двумя накладными верхними, на груди карманами, немного оттопыренными. Крючки жесткого стоячего воротника он оставил незастегнутыми-это придает некую воль- ность, простоту его обличию. Сапоги на нем тяжелые, солдатские, с прочно набитыми, ничуть не сношенными, крепчайшей, видимо, кожи каблу- ками. Широки раструбы недлинных голенищ.

В конце прошлого года ему минуло ровно сорок лет. Малорослый, поджа- рый, он идет, не торопясь, но и не медлительно. Чуточку сутулится, не заботится о выправке-этот штрих тоже будто говорит: да, солдат, но не солдафон. Походка кажется и легкой и вместе с тем тяжеловатой-вернее, твердой-он ставит ногу всей ступней. Черные, на редкость толстые, гус- тые волосы, возможно, зачесанные лишь пятерней, вздыблены над низким лбом. За исключением лба черты в остальном соразмерны, правильны. Прикрытый жесткими усами рот, отчетливо вычерченный подбородок и осо- бенно взгляд, чуть исподлобья-этот взгляд, впрочем, враз не охаракте- ризуешь,-делали сильным смуглое, меченое крупными оспинами его лицо.

Подходя к трибуне, Сталин вдруг увидел среди устроившихся на половицах сцены приметное лицо Каурова. Тускловатые, без искорок глаза Кобы вы- разили узнавание, под усами мелькнула улыбка-в те времена физиономия, да и повадка Сталина еще не утратила подвижности.

Его не встретили ни аплодисментами, ни какой-либо особой тишиной. Член Политбюро и Оргбюро Центрального Комитета партии, он, не блистая ора- торским или литературным искусством, пользовался уважением как человек ясного ума, твердой руки, организатор-работяга, энергичнейший из энер- гичных. Ничего для себя, вся жизнь только для дела-таким он в те годы представал.

Взойдя на приступку кафедры, он сунул за борт куртки правую ладонь, левую руку свободно опустил и, не прибегая к помощи блокнота или ка- кой-либо бумажки, спокойно, даже как бы полушутливо, со свойственным ему резким грузинским акцентом заговорил. Фразы были коротки, порою казалось, что каждая состоит лишь из нескольких слов. Однако слово звучало весомо-быть может, именно потому, что было кратким.

Неотступно раздумывая впоследствии, много лет спустя над тем, как ис- казились пути партии и страны, да и над собственной своею участью, Ка- уров не однажды возвращался мыслью к тогдашнему, на вечере в честь Ле- нина выступлению Кобы.

Прорицал ли тяжелый взор Сталина схватку, борьбу, что разыгралась лишь в еще затуманенной, если не сказать непроглядной дали? Рассматривал ли, рассчитывал ли, готовил ли уже будущие смертоносные свои удары?

Некогда, чуть ли не в первую встречу-это было весной 1904 года в буйно зеленевшем грузинском городке-обросший многодневной щетиной подпольщик Коба, беседуя с исключенным из гимназии юношей Кауровым, тоже членом партии, сказал:

- Тайна-это то, что знаешь ты один. Когда знают двое, это уже не сов- сем тайна.

Кауров счел изречение странноватым, не придал тогда ему значения. Но потом…

Однако не лучше ли послушать речь Сталина на вечере, о котором мы даем отчет? Сперва, впрочем, заметим: в свежем, без малого сплошь отданном пятидесятилетию Владимира Ильича номере «Правды» был опубликован и подвал Сталина «Ленин как организатор и вождь Р.К.П.». Поэтому в кругу отборных партийцев Сталин мог себе позволить как бы вдобавок к статье, выражавшей поклонение Ильичу, затронуть кое-что, не предназначенное для газеты.

Он начал так:

- Хочу сказать о том, чего здесь еще не говорили. Это скромность Лени- на, признание своих ошибок. Приведу два случая.

Не заботясь порой о грамматике, все в той же неторопливой, словно бесстрастной манере, без жестов Коба изложил следующее:

- Дело происходило в 1905 году в декабре на Общероссийской большевист- ской конференции. Тогда стоял вопрос о бойкоте виттевской думы. Близ- кие к товарищу Ленину люди, а среди этих людей находились люди очень острые…

Пожалуй, лишь это выражение «очень острые» было произнесено не в ров- ном тоне. а выделено некоторой едкостью. И как бы приобретало скрытую многозначительность.

- Среди них, близких товарищу Ленину,-повторил Сталин (этакое как бы не нарочитое, без нажима повторение, свойственное Сталину, не ослабля- ло его речь, наоборот, еще сообщало ей силу, нелегко разгадывае- мую),-был, между прочим, Игорев, он же Горев-теперешний меньшевик; за- тем Лозовский, ныне член ВЦСПС…

О Лозовском знали, что он еще в 1919 году возглавлял группу социал-де- мократов-интернационалистов и лишь несколько месяцев назад вернулся в РКП(б).

Сталин еще пополнил перечень:

- Крайне левый Красин и другие.

В этом простом перечислении, далеком, казалось бы, от злобы дня, в этих фамилиях, которые будто только сейчас, сию минуту рождались в па- мяти не пользующегося никакой записью оратора, содержалось или, точ- нее, таилось что-то, заставлявшее внимательно слушать.

- Эта семерка,-продолжал Сталин,-которую мы наделяли всякими эпитета- ми, уверяла, что Ильич против выборов и за бойкот Думы. Так оно и было действительно. Но открылись прения, повели атаку провинциалы, сибиря- ки, кавказцы.-Сталин приостановился, выговорив это «кавказцы», ничем больше он против скромности не погрешил, не выдвинул себя,-и каково же было наше удивление, когда в конце наших речей Ленин выступает и заяв- ляет, что теперь видит, что ошибался, и примыкает к фракции. Мы были поражены. Это произвело впечатление электрического удара. Мы устроили ему овацию. А семерка…

Оборвав или, хочется сказать, обрубив фразу, Сталин левой рукой как бы отмахнулся, что-то будто сбросил. Таков был первый его жест. Отнюдь не размашистый, даже, пожалуй, не свободный, как если бы кто-то придержи- вал локтевой сустав, не давал воли. Правая рука за бортом кителя вовсе не двинулась.

У Каурова, как, наверное, и еще у иных слушателей, безотчетно возника- ли смутные, точно пробегающая легкая тень, сопоставления. Платоныч да- же не позволил себе их осознать. Семерка… Речь Кобы не содержала ни малейшего намека на современную семерку или хотя бы пятерку-в те вре- мена Политбюро состояло лишь из пяти членов (Ленин, Троцкий, Крестинс- кий, Каменев, Сталин) и двух кандидатов (Зиновьев и Бухарин)*. Однако же какая штука… Нет, к чему здесь «однако»? Было бы дико, неумно-ну прямо курам на смех!-приписывать Кобе аналогии, о которых тот наверня- ка и не помышлял. Попросту совпадение, случайное совпадение. И ничего больше.

Сталин меж тем перешел ко второму случаю. Тут он поведал некоторые подробности Октябрьского переворота. Рассказал, что еще в сентябре Ле- нин предлагал разогнать так называемый предпарламент, сформированный правительством Керенского. Разогнать и захватить власть.

- Но мы, практики, с Лениным не согласились. У нас в ЦК в этот момент было решение идти вперед по пути укрепления Советов, созвать съезд Со- ветов, открыть восстание и объявить Съезд Советов органом государс- твенной власти.

Опять Сталин себя не выставлял, формула «мы, практики» сочетала, каза- лось, скромность и достоинство. Ни капли лицемерия никто не смог бы различить в спокойном его тоне, в правильных, исполненных силы чертах рябой физиономии.

- Все овражки, ямы, овраги на пашем пути,-продолжал он,-были нам вид- нее. Но Ильич велик. Он нс боится ни ям, ни ухабов, ни оврагов на сво- ем пути, он не боится опасностей и говорит: «Бери и иди прямо»,

Снова что-то покоробило Каурова. «Велик… Бери и иди прямо». Иронизи- рует? Но тон ровен, не ироничен. Впрочем, за Кобой водится такого ро- да, не открывающая себя интонацией, спокойная насмешливость. Или, мо- жет быть, он, доселе так и нс овладевший изгибами, тонкостями русского языка, лишь грубо обтесывающий фразу, негибко, плохо выразился. Веро- ятно, он сейчас себя поправит. Нет, Сталин удовлетворился своим опре- делением.

- Фракция же видела,-продолжал он,-что было невыгодно тогда так дейс- твовать, что надо было обойти эти преграды, чтобы потом взять быка за рога. И, несмотря на все требования Ильича, мы не послушались его, пошли дальше по пути укрепления Советов и предстали 25 октября перед картиной восстания.

Хм… Что же это такое? Октябрьская революция, значит, совершена, так сказать, несмотря на ошибки Ильича? «Не послушались его…» Для чего, собственно, Сталин завел такую речь? Что в ней заложено? Предупрежде- ние, что не всегда надо слушаться Ленина? И поработать собственным умом? Конечно, только это. И ничего больше.

- Ильич был,-говорит далее Сталин,-тогда уже в Петрограде. Улыбаясь и хитро глядя на нас, он сказал: «Да, вы, пожалуй, были правы». Это опять нас поразило.

1*В рассуждении Каурова неточность: в число кандидатов входил и тре- 1тий-Калинин. (Прим. ред.) 0

Помолчав-такие паузы были в выступлении Кобы нередки,-он кратко закон- чил:

- Так иногда товарищ Ленин в вопросах огромной важности признавался в своих недостатках. Эта простота особенно нас пленяла.

Не закруглив речь какой-либо эффектной концовкой, не ожидая аплодис- ментов, как бы равнодушный к знакам одобрение, хвалы, верный себе, своей строжайшей схиме, он оставил кафедру, зашагал не быстрой, но и не медлительной, твердой походкой в глубину сцены.

Ему захлопали. Кауров тоже подключился к небурной волне рукоплесканий, заглушив копошившиеся в нем туманные сомнения. Случайно он опять взглянул на Крупскую. Надежда Константиновна сидела, уже не опустив голову, а выпрямившись, глядя па сцену. Она не аплодировала. Суховатые сцепленные пальцы застыли на полосатой ткани сарафана. Каурову по4уди- лось, что ее глаза, которым базедова болезнь придала характерную вы- пуклость, сейчас словно прищурены. Да, стали явственней гусиные лапки у глаз.

Каурову и это припомнилось впоследствии, много лет спустя, когда он раздумывал над большими судьбами, да и над собственной своей долей. И над давними-давними словами Кобы: «Тайна-это то, что знаешь ты один».