"Озеро смерти" - читать интересную книгу автора (Гардинер Мэг)

ГЛАВА 19

Неужели Нейла Йоргенсена намеренно заразили бешенством? Если да, то нападение полусобаки-полукойота, происшедшее в Чайна-Лейк, больше не выглядело случайным событием, причем ясно, что животное предполагали натравить на меня, а не на Эбби. И то, что странный гибрид оказался одомашненным, не предвещало ничего хорошего.

Перед нападением животное находилось под контролем человека, его пищу составлял собачий корм из обычного магазина, при этом диагноз «бешенство» проявлял себя вполне явными симптомами. Как такое возможно? Анализируя ситуацию, сложившуюся у «Лобо» тем вечером, я вспомнила: подойдя к своей машине и увидев работу вандалов, заметила другую машину, быстро уехавшую прочь. Тогда я решила, что в ней были люди, расписавшие мой «эксплорер». Но возможно, вандалы оставили за собой не только пятна краски.

Отец отреагировал скептически. В свое время военные проанализировали множество боевых средств, химических и биологических, начиная с бубонной чумы и оспы и заканчивая кожно-нарывными веществами и ящуром. Бешенство никогда не принимали в расчет. Болезнь развивалась слишком медленно и плохо передавалась от человека к человеку.

— Для того чтобы некое средство превратилось в настоящее оружие, требуется решить проблему доставки реагента к объекту. Например, в виде аэрозоля. И здесь койот — это вообще не вариант, — сухо заключил он.

Я возразила, что бешенство представляет совершенно особенный патоген, имеющийся в самой природной среде. К тому же здесь, в дикой фауне Калифорнии, это заболевание было эндемичным. Помню, родители всегда предостерегали детей от игр с опоссумами или енотами. Для поимки бешеного животного требовалось лишь терпение и никогда — искусство следопыта. Так же как для создания очага бешенства.

— Мы говорим не о том, что этим зарядят ракеты. Мы говорим о реакции обычных людей, испытывающих навязчивый ужас перед микробами. О тех, кто болезненно переживает любой контакт с людьми «нечистыми».

О людях, которые жаждут консервов, чипсов и готовятся к встрече Судного дня.

Отца я не убедила. Пришлось идти на компромисс.

— Ладно, не будем называть это биотерроризмом. Скажем так: биоагрессия.

Бешенство не годилось для боя. Но хорошо подходило для убийства.

— Тебе нужны более веские доказательства, — сказал отец.

Я положила трубку и велела Люку садиться в машину. Времени до намеченной встречи с Джесси оставалось предостаточно. Мы поехали в центр, к зданию «Ньюс пресс».

Легкий бриз колыхал ветви росших вокруг площади ив. Солнечные лучи, заливавшие своим теплом красную крышу здания, ярко освещали белые, как мел, стены. В холле появилась Салли Шимада. Кораллово-красное платье отлично сидело на журналистке, подчеркивая живой блеск ее черных волос.

— Должно быть, вы явились, чтобы отплатить за сделанное мной одолжение, — сказала она, с улыбкой глядя на Люка. — Добрый день, молодой человек.

Мальчик прильнул ко мне.

— Привет.

— Ваш брат дал согласие на интервью? — спросила она.

— Нет. Зато у меня есть новости, от которых волосы становятся дыбом даже на ногах. Что вы узнали относительно смерти Йоргенсена?

Салли сделала вид, что вышла из себя. Впрочем, она не сумела утаить свои настоящие чувства.

— Новость, достойная первой полосы. — Оглянувшись на дежурного, она предложила: — Выйдем на улицу.

Присев на стоявшую снаружи скамейку, мы наблюдали, как Люк гоняет футбольный мяч по лужайке перед зданием. Солнце играло на его черных как смоль волосах.

— Йоргенсен заразился бешенством после укуса летучей мыши. Анализ показал присутствие штамма, который они переносят. А дальше еще интереснее. Страшно то, что летучая мышь может укусить любого, причем так, что никто этого не заметит. Летают они бесшумно, а укус почти не оставляет следов. Кроме того, укусы летучих мышей практически безболезненны, и, если человек спит, он может и не проснуться.

— Но это…

— Да, просто ужас.

— Что обычно случается потом?

— В обычном среднестатистическом случае? Пациент впадает в галлюцинации и не может глотать. Врач Йоргенсена предполагал бешенство, но семья категорически отрицала возможность укуса животного. Позже они вспомнили, что пару месяцев назад видели летучую мышь в его спальне. Но было слишком поздно. Пациент скончался.

— Я знаю, что где-то рядом живут летучие мыши, однако…

— Погодите. Специалисты обнаружили в доме Йоргенсена следы присутствия летучих мышей. Помет, знаете ли. Прямо на полу. — Салли брезгливо поморщилась. — Летучие мыши проникли сквозь щель, оставленную между дымоходом и крышей, хотя проем и был заизолирован прокладками из очень тонкой и спутанной стальной проволоки, вроде мочалки для чистки посуды.

Я представила себе чердак. Пятна от помета и шевелящиеся коричневые существа, висящие под самой крышей. Картина, которую я уже видела. Когда и где? Попыталась сосредоточиться и вспомнить — безрезультатно.

— Стальная путанка? Наверное, это единственное средство для защиты чердака от мелких животных. Проволока впивается им в нос.

— Вы не поняли. Заделав щель, летучих мышей заперли внутри чердака. Йоргенсен сам подписал свой приговор.

Салли переполняла гордость. Еще бы, новость для первой полосы. Для журналистки это все равно что нюхнуть кокаина. Глядя в пространство, я напряженно пыталась вспомнить, где видела эту картину… И вдруг схватила Салли за руку.

— Что такое? — удивленно спросила она.

Энджелс-лэндинг. Убогие хижины. Заляпанные пометом старые автомобили, а над ними, под стропилами, — смутные очертания чего-то напоминавшего птичьи гнезда.

— Смерть Йоргенсена не случайно поселилась в его доме.

Взгляд Салли, нацеленный на меня, засветился интересом. В голове стучало.

— Нужно срочно звонить в департамент здравоохранения, — сказала я.

Со своей информацией я добралась до того инспектора из департамента здравоохранения, который уже снимал с меня показания, предупредив, что наш разговор внимательно слушает сидящая напротив меня репортер Салли Шимада. И задала главный вопрос:

— Я в курсе относительно летучих мышей. И я знаю о дыре на чердаке Йоргенсена, заделанной металлической путанкой. Скажите, та дыра была естественного или искусственного происхождения?

Долгое тяжелое молчание.

— Мадам, думаю, вам стоит обосновать свою мысль.

Я попала в десятку. У сидевшей напротив Салли Шимады загорелись глаза.

— Отверстие в крыше доктора Йоргенсена было кем-то просверлено или пробито, не так ли? Готова спорить. Вы нашли на полу свежую стружку или опилки?

— Воздержусь от комментариев. Расследование продолжается. Будьте так любезны, скажите, каким путем вы пришли к своему выводу?

— Назовем это интуицией.

— На мой взгляд, вам необходимо более существенное оправдание.

— По-моему, это ваша проблема.

Я положила трубку.

— Бог ты мой, — сказала Салли. — С чего ты взяла? И что собираешься делать?

На полпути к двери я остановилась:

— Еду в полицию. Пока департамент здравоохранения не позвонил им и не сообщил, что я сама развела на чердаке Йоргенсена летучих мышей. Кстати, Салли… мы квиты. Я только что рассчиталась за твое одолжение.

Детектив Крис Рэмси оказался спокойным молодым человеком с ухоженными руками банковского служащего. Попивая кофе из заляпанной кружки, он сидел в участке за видавшим виды металлическим столом и слушал, как я излагала свои теории. Время от времени Рэмси бросал взгляд в сторону вестибюля, где женщина-сержант, стоявшая на посту, развлекала Люка.

На детективе были голубенькая рубашка в клетку и вязаный галстук, в которых он казался точь-в-точь учителем родного английского языка, правда, подуставшим к концу рабочей недели. Бодрыми оставались лишь его глаза: взгляд был жестким и оценивающим. Оценивающим меня.

Я выложила ему все. Все, что имела: про «Оставшихся» с их изрядным арсеналом, включавшим не только огнестрельное, но и биологическое оружие; про Кевина Эйхнера, отказавшегося красть наркотики для Шенил; про Глори, добывшую упаковку ботокса ценой жизни Мэла Калаяна.

На его столе уже лежала фотография Глори.

— Эта женщина не вышла на работу. Найти ее не удалось.

Что означало: не можем ни подтвердить, ни опровергнуть ее причастность. Пришлось поднять ставки, предупредив, что департамент здравоохранения даст информацию о преднамеренном помещении летучих мышей на чердак Йоргенсена. Что отверстие в крыше было явно просверлено намеренно, а затем тщательно заделано металлической путанкой.

Рэмси размял пальцы:

— Вы считаете, это дело рук «Оставшихся»?

— Да. По-моему, доктор Йоргенсен догадался, что похитители препаратов связаны с этой церковью, и, возможно, понял, что главной целью был именно ботокс. Они хотели избавиться от доктора, но двойное убийство — Йоргенсена и его партнера — неизбежно привлекло бы внимание к клинике и происшедшему в ней ограблению. Пришлось искать возможность, чтобы представить дело трагической случайностью.

Покончив с кофе, Рэмси кивнул. Я ждала, что он скажет.

— Как я понял, вы литератор. Научная фантастика… — Едва он это сказал, я поняла: мне крышка. — Вами создана замечательная теория.

Детектив раскрыл папку с бумагами. Перелистывая записи, он больше не походил на учителя, скорее — на строгого директора.

— Судя по документам, вы сами тесно связаны с «Оставшимися».

Я увидела лежавший в папке полицейский рапорт, судя по всему, принятый из Чайна-Лейк по факсу.

— Вы проходили свидетелем в инциденте с Нейлом Йоргенсеном. Имеется рапорт о вторжении в ваше жилище, совершенном, судя по всему, «Оставшимися». Задержание за стекло, разбитое в машине департамента шерифа из Кен-Каунти. Плюс частое упоминание вашего имени в прессе. Да и арест Брайана Делани по подозрению в убийстве Питера Вайоминга. — Он забарабанил по папке пальцами. — А почему я слышу на заднем плане банджо дуэлянтов?

Широко расставив руки, я оперлась о стол.

— Никакой деревенской вендеттой здесь вообще не пахнет. Моя семья не связана с «Оставшимися». И вы сами знаете, насколько опасна эта церковь. «Оставшиеся» не собираются ждать второго пришествия. Наоборот, они намерены сами зажечь в ночи пожар. Ждать осталось недолго.

— Понимаю вашу озабоченность, мисс Делани. Спасибо, что раскрыли нам глаза.

Едва не взорвавшись от негодования, я вспыхнула и пошла за Люком.

В вестибюле было шумно. У стойки дежурного стояла плачущая девочка, мать которой громко разорялась, зачем-то держа в руках строительный молоток:

— Арестуйте мерзавца!

Стоявшая за стойкой женщина в звании сержанта смотрела на обувную коробку, лежавшую перед ней:

— Что это?

Лицо девочки скривилось в плаче. Насупившись, она едва выдавила:

— Это был Тутер. Мой хомячок.

Мать внесла ясность:

— Он от нас сбежал, и все слышали, как сосед орал: «Смотрите, какие зубы!» И у него было оружие, вот…

Она помахала молотком.

Девочка зарыдала в голос, а женщина-полицейский отпрянула от коробки.

— Хомяк что, бешеный? — спросила она.

Схватив Люка, я решительно пошла к выходу.

Здание суда занимало почти целый квартал. Его выбеленные стены возвышались, словно скалы, буквально излучая чистейшее испанское радушие. Послеполуденное солнце окрашивало склоны гор в золотые тона. Напротив входа в судебное здание, через дорогу, стоял зеленый пикап, припаркованный возле пожарного гидранта.

Кто-то из прохожих разглядел водителя, точившего карандаш перочинным ножом, и сидевшую за ним женщину, тянувшую через трубочку молочный коктейль с шоколадом.

Все это время Джесси прогуливался по выложенному плиткой коридору суда, говоря что-то одному из начинающих юристов. Учитывая маневры, предпринятые Скипом Хинкелем, день Джесси прошел в напряженном режиме. Комментарий юриста сводился к следующему: процесса могло не быть вовсе, если бы эксцентричная и резкая только на слово Анита Кребс предъявила Присцилле Гол иск за взлом магазина. Признав за собой вину, Гол не могла бы выставить претензии за понесенные страдания. Но Анита решила, что потеря одной руки — достаточное наказание для Гол, потому и не настояла на обвинениях.

В ответ Джесси заметил: да, строгость правосудия иной раз оборачивается неожиданной стороной. Собираясь уходить, он надел солнечные очки.

Сидевшая в пикапе женщина выпила последние капли коктейля. Не обращая внимания на прохожих, она выкинула стаканчик в окно, устремив взгляд на двери суда. Вместе с юристом Джесси появился в проходе под аркой. Блеснуло лезвие — это сложил нож водитель пикапа.

Рядом с «доджем» остановился трехколесный мотороллер. Под надвинутым на глаза мотоциклетным шлемом лицо девушки из дорожной полиции в летных очках казалось неестественно узким. Она достала пачку штрафных квитанций. Женщина в пикапе похлопала водителя по плечу. Заурчал мотор, и машина неспешно уехала, оставив мотоциклистку в поисках уже бесполезной бумажки.

Джесси нашел нас в парке Роки-Нук. Огромные дубы с ярко-зелеными листьями и упавшими на землю пятнами яркого света. Люк лазал по валунам, разбросанным по дну сухого ручья, а я сидела за столиком, заботливо предусмотренным на случай пикника, бросая желуди в ствол породившего их дерева. Желуди щелкали по коре, как револьверные пули.

Подошел Джесси, медленно, осторожно ставя костыли на неровную почву:

— Ты что, не нашла общего языка с детективом Рэмси?

Я швырнула очередной желудь.

— Меня записали на букву «Ч» — вместе с другими чудиками. С тем же успехом могла передать карту посадок НЛО или корабль пришельцев.

— Это не понравилось бы парням из Чайна-Лейк. Ты могла выдать их секреты.

Я укоризненно взглянула на Джесси.

— Прости.

Он сел за стол рядом со мной:

— Расскажи, что мы имеем.

Я выложила все. Про похищенный ботокс, про разговор о биологическом оружии. Рассказала о чердаке Йоргенсена. О том, что укушенные летучими мышами почти никогда не помнят момента укуса — до тех пор, пока не становится слишком поздно. О необходимости собрать больше фактов насчет заражения бешенством, чтобы связать всплеск заболеваемости с «Оставшимися». Наконец, о том, как секунды тикают, считая дни, оставшиеся до Хэллоуина.

Джесси смотрел на высохший ручей. Деревья тихо качались на ветру, и солнечные лучи подсвечивали его рубашку желтоватым светом.

— Я вот о чем подумал, — задумчиво сказал Джесси. — Бешенство ведет к водобоязни, не так ли?

— Правильно. Больной не может глотать, и потому потребность в жидкости отпадает.

Подобрав желудь, он подбросил его на руке.

— Заболевшие становятся беспокойными, путают понятия, впадают в оцепенение, в ступор, резко слабеют.

— И умирают.

Джесси снова подбросил желудь на руке. В его глазах я заметила какой-то неясный свет.

— Знаешь, у кого присутствовали все эти симптомы? У Питера Вайоминга.

Я посмотрела на Джесси.

— Подумай сама. В день, когда мы оказались в доме Табиты, он практически рефлекторно уронил на пол целый поднос чая со льдом. Наконец, в Чайна-Лейк, когда Брайан вступил в перепалку с Вайомингом… Ты говорила, что пастор Пит неадекватно реагировал на прикосновение Брайана к его руке?

Я вспомнила: в том эпизоде Вайоминг неожиданно резко вывернул руку и с ужасом посмотрел на свою плоть. «Ты посмел наложить на меня свои руки, а сам не принадлежишь этому миру». Он шипел на Брайана, исполненный ненависти.

А Брайану показалось, будто пастор нарочно говорит высоким «штилем».

— Теперь это наводит на мысль о парестезии. Он видел движение Брайана, но не почувствовал его прикосновения. Руки уже потеряли чувствительность. Видишь, я хорошо знаком с предметом.

— О Господи… — Я вздрогнула от изумления.

— Вот тебе факт, говорящий о связи между «Оставшимися» и эпидемией бешенства.

Мы посмотрели друг на друга. Я чувствовала, как по коже поползли мурашки тревоги и возбуждения:

— Ты действительно считаешь…

Джесси кивнул.

Подбросив на ладони желудь, он метнул его вверх, в крону дерева. Прошлепав по листьям, снаряд поднял на крыло несколько ворон, и на фоне неба метнулись их черные тени.

— С кем из департамента здравоохранения ты говорила? Я должен им позвонить.

Мои мысли понеслись галопом. Бешенство… Возможно, убийца решил предать тело пастора огню, решив скрыть следы вируса? Делал ли коронер экспертизу? Если нет — удастся ли получить разрешение на эксгумацию? Подумав о проблемах…

— Что? — переспросила я, наконец взглянув на Джесси. Он пытался встать на ноги, бормоча что-то неразборчивое.

— Ты что, на самом деле разговаривала с отцом о биологическом оружии? — спросил Джесси.

— Да.

— Наверное, обеды в вашем доме проходили весело. Под разговоры о кассетных бомбах и опасности биологического нападения. «Передайте мне горох, пожалуйста…»

Я услышала в его голосе знакомую ноту. Для продолжения такого разговора не было ни настроения, ни желания.

— И где ты сегодня пообедаешь? — спросила я.

Джесси бросил в мою сторону взгляд, полный сожаления. Да, слово не воробей:

— Пожалуй, вернусь в офис.

— Отличная идея. Может, добьешься успеха, зарабатывая оскорблениями на полную ставку. Люди охотно заплатят, лишь бы ты помолчал.

Я проехала здание церкви «Старая миссия», вне себя от злости, еще переживая стычку с Джесси. Но в основном мысли крутились около Питера Вайоминга. Если пастор действительно страдал бешенством, как он получил вирус? Случайно или в результате опасного эксперимента? Трудно представить Вайоминга, работающего с вирусом, учитывая его фобию к заразе любого рода. Что могло произойти?

Ссутулившись на пассажирском сиденье, Люк намертво сцепил пальцы, наблюдая за рассекавшими небо белыми полосами инверсионных следов. Вдруг он сказал:

— Я не хочу, чтобы вы с Джесси разошлись.

Я повернулась к нему.

— Зачем ты с ним споришь? — продолжал Люк. — Мне это не нравится.

— Люк, но мы с Джесси вовсе не…

— Я вижу.

— Люк, я люблю Джесси, мы просто… — Осекшись, я принялась тереть лоб.

Вдруг будто что-то случилось, будто впереди разорвался зенитный снаряд, и я увидела все как есть. Джесси дал мне кров, защиту. Но я оказалась стервой — да такой, что он не может даже поужинать в собственном доме. Вспыхнуло чувство вины. Теперь я увидела картину собственной глупости.

— Люк, достань из сумочки мой телефон и набери Джесси.

Получив мобильник, я услышала лишь длинные гудки. Номер Джесси не отвечал.

Уже возле дома, на пляже, Люк пнул в мою сторону футбольный мяч. Я ругала себя не переставая. Что же делать, как теперь помириться с Джесси? Да, как? Бутылка коллекционного вина, месяц на Таити, секс?

Я смахивала с ног Люка песок, когда услышала звук подъехавшего автомобиля.

— Это Джесси.

Может, устроить эротический цирк? Или дать разыграться фантазии? Что он выберет: строгую няню или девушку-гладиатора?

— Давай спросим, что он захочет на ужин.

Нет, это вовсе не Джесси. Сквозь узкие полоски дверного стекла я разглядела ржавый кузов видавшего виды универсала и бампер, облепленный выцветшими наклейками: «Сомневайтесь во власти», «Пройдитесь свежей краской». Машина оказалась пустой, водителя не было. Во мне зашевелилось беспокойство. Подозвав Люка, я заперла за ним дверь. Еще раз выглянув в окно, я увидела появившуюся со стороны гаража фигуру женщины. Соломенная шляпа с широкими полями, грубая хлопчатобумажная юбка и сандалии на босу ногу. Анита Кребс, хозяйка «Беовульф букс».

Я вышла навстречу:

— Анита?

Сделав приветственный жест, она направилась к своей антикварной машине:

— Прости, что побеспокоила. Как я вижу, Джесси здесь нет. Поеду к себе.

— Тебе что-то понадобилось в гараже?

Анита махнула рукой:

— Обойдусь. Не хотела тебе мешать.

Что-то определенно происходило. Но я только сказала:

— Меня потрясло то, что сделали с твоим магазином. Очень жаль.

Она остановилась. Выражение осунувшегося лица Аниты под копной белых, закрывавших лоб волос стало вдруг жестким.

— Фашисты. Люди Талибана. Хотят, чтобы их бог стал камнем, засунутым в мой ботинок. — Она скрестила перед собой руки: — Но пасаран!

— Аминь.

Анита коротко фыркнула:

— Лучше избавь свою речь от этого лексикона. — Она сняла шляпу. — Адвокат Присциллы Гол оформил арест моего имущества как потенциального должника. Я не могу воспользоваться страховкой. Что означает невозможность отстроить магазин заново.

— Джесси знает?

— Да. Он сказал, это способ давления. Меня выводят на мировое соглашение с Присциллой.

— Хотят добить лежачего?

— Я так не думаю. — В ее глазах мелькнуло виноватое выражение. — Эван, они — это все, что у меня осталось…

— Кто?

Анита кивнула на гаражные ворота:

— Пип и Оливер. Теперь, когда нет «Беовульфа», мне…

— О нет!..

Я вгляделась в темноту гаража.

— Ты должна меня понять. Их больше некуда деть.

— Нет, ты не можешь оставить хорьков в этом доме.

Войдя в гараж, я щелкнула выключателем. Свет вспыхнул, и я тут же услышала царапающий звук, донесшийся из дальнего угла из-под брезента.

Анита вошла следом.

— Все из-за бешенства. Люди стали подозрительными. Их не пожалеют ни в коем случае, даже и привитых.

Я сбросила брезент. Хорьки сидели в клетке, повернув в мою сторону две маленькие мордочки. Формой тела зверьки напоминали ласку, а окрасом — сиамских кошек, со светлым тельцем, темной мордой и лапками. Их глаза, черные, как уголь, смотрели настороженно.

— Привет, ребята. Был трудный день?

— У меня не оставалось выбора. Господи, что за люди! Они кидаются на чихуахуа с газонокосилкой наперевес… Здесь эти двое в безопасности.

Глядя на хорьков, Анита пощелкала языком. Напряженное выражение пропало с ее лица, и глаза увлажнились:

— Это крайняя необходимость. По сути, необходимая самооборона.

— Анита, такое не прокатит.

— Боюсь, у тебя нет выбора.

Резко повернувшись, Анита пошла к машине.

— Ты не имеешь права так поступать с Джесси.

Подхватив клетку, я поспешила ей вслед. Хорьки забегали, прижимаясь к сетке.

Сев в машину, Анита завела мотор.

— В гараже я оставила воду и еду. Кстати, выпускай их погулять. Они большие разбойники. Следи хорошенько, они умеют открывать дверцу.

— Я запру их в гараже.

— Нет, не делай этого.

Не обращая внимания на меня, Анита сдала назад, и клетка стукнула меня по ноге. Испугавшись толчка, хорьки принялись царапаться и верещать.

— Если запрешь их, хорьки этого не вынесут. Хочешь, чтобы животные пострадали?

Вывернув руль, она добавила газ, и машина оказалась на асфальте. Несколько раз вильнув, Анита моргнула стоп-сигналами и скрылась с глаз.

Поставив клетку на землю, я стояла, пыхтя от злости. Лет с семнадцати не получала такого жестокого урока.

На дорожке появился Люк:

— Кто приезжал?

— Одна знакомая, моя и Джесси.

Присев, мальчик заглянул в клетку:

— Ничего себе…

— Не трогай их. И держи пальцы подальше от сетки.

Люк завел руки за шею.

— Кто они? Они теперь наши?

Подняв клетку, я сказала:

— Они — проблема. Целиком наша проблема.