"Изгнание из рая" - читать интересную книгу автора (Загребельный Павел Архипович)

ОЩИПЫВАНИЕ ГУСЕЙ НА УКРАИНЕ

Да, да, в наших краях ощипывают гусей. Гусыня, по преданию наших пращуров, возникла из большого волка, которого создал Люцифер, то есть главный черт. Черт тесал этого волка, из щепок творились меньшие звери, птицы, насекомые и всякая мелочь. Из белой щепы возникла гусыня, которая с гоготом полетела, подгоняемая ветром. Где-то она снесла яйца - и пошло...

Хороши те гуси, которые вывелись в мае. "Маевки" - самые лучшие, говорят хозяйки с берегов Днепра, Буга и Днестра, где прибрежная галька прикрыта гусиными стаями. Разумеется, гусята самые лучшие те, которые вывелись в марте, - "мартовки".

Гусыню-маевку в сентябре следует ощипывать. А вообще-то гусыню ощипывают два раза в год, а в третий раз, когда собираются резать. Тогда для гуся делают клетку, чтобы он не терял жир. Запихивают в клетку и начинают кормить галушками. Гусь не хочет есть галушки, какие попало, а только полтавские. И варят для гусей именно полтавские. А если не хочет и вареных, тогда насильно кормят - "начиняют". Если нет галушек, кормят кукурузой. Запихивают еду пальцами в самую глотку, чтобы скорее поправлялись.

Когда гусыня несется, упаси боже ощипывать ее: несется гусыня в холодные месяцы (февраль, март). Хорошая гусыня несет по 15-20 яиц, а пустая - 8 или 10. Гуси-лебеди лучшие несушки, чем обычные серые гуси. Эти "аристократки" заботятся об увеличении своего племени.

Садится гусыня на яйца где-то в марте. А бывает, что и в феврале. Сидит целый месяц, выгревает яйца, пока не начнут вылупливаться гусята. Тогда уже у гусыни хлопот да хлопот! Надо же детей и кормить, и обучать. Гусята любят крапивку и молоденькую травку. Когда-то их пасла детвора, о чем писал наш бессмертный классик Иван Франко в рассказе "Гришина школьная наука". Теперь пускают просто так, под надзор гусиных родичей. Гусыня и гусь тогда агрессивны как никогда. А как сипят!

В августе гусыня начинает терять перо. Хозяйка тогда ловит ее, связывает веревкой лапки, опрокидывает на спину, головку прячет к себе под мышку, дабы, упаси боже, не ударила в глаз клювом, и начинает ощипывать. Начинается эта работа от живота. Сначала щиплют крупное перо, а пух остается. Перо необходимо тянуть к себе и чуточку вверх, чтобы выдергивалось оно под углом, тогда гусыне не больно. Кидают перо в решето.

Длинные перья на крыльях оставляют и обязательно остается перо под крыльями: иначе гусыня станет калекой, будет волочить крылья по земле, поранится, окровавится. Над такой хозяйкой все село будет смеяться.

Голые гуси кричат на выгонах. Но вскоре они снова обрастают пером, успокаиваются.

А вот самцов можно ощипывать и четыре раза в год. Они ведь яиц не несут, и хозяйки знают, чем этот недостаток компенсировать. А еще гусиные яйца не стоит давать чужому, потому что тогда гуси не водятся. Не вылупится из яйца - и все. "Такая рука забрала", - говорят. Изведутся гуси.

Если гусыня не садится на яйцо, тогда мамой становится курица-наседка. Иногда наседка лучше мать, чем гусыня. Вот только горько ей, когда гусята убегают от нее к воде.

Осенью хозяйки дерут перо. Раньше женщины собирались на посиделки драть перо. Драли по очереди. Сегодня у одной хозяйки, завтра у другой. Филипповка была лучшей порой для сплетен, колядок и этой работы.

Когда пух готов, начинают шить подушки, перины, думки.

Без гусиного пуха в Веселоярске и жизнь не жизнь, потому что ни одна девушка не выйдет замуж, если у нее не будет по меньшей мере девяти подушек. На магазинных наши женихи не будут спать ни за какие деньги - пускай на них спят сами работники местной промышленности. Поэтому гусей у нас ощипывают и будут ощипывать!

Для писания достаточно было и одного дня, из чего Гриша сделал вывод, что все эти разговоры о невероятной трудности и сложности писательского труда выдуманы, наверное, самими же писателями, чтобы отпугивать непосвященных. Когда он пришел к комиссии (комиссия как раз обедала; на обед, как легко догадаться, был прославленный Наталкин борщ с пампушками) и сообщил, что уже написал, Таисия Никитична, разумеется, покраснела, а голый мужчина возмутился:

- Вы же просили три дня.

- Закончил досрочно.

- Напрасно спешили. Я такой, что посидел бы здесь хоть неделю. Мне здесь нравится.

Понравилось бы тебе, подумал Гриша, если бы мы тебя не Наталкиным борщом угощали, а Дашунькиным шипеньем на пустой сковороде. Но вслух не сказал ничего, потому что всякая комиссия требует уважительности.

Ознакомившись с Гришиной писаниной, Таисия Никитична, как и надлежит, изрядно покраснела и тихо промолвила:

- Лично меня это удовлетворяет. Если немного дополнить и кое-что переделать, то можно было бы даже напечатать в областной газете.

Тут Гриша наконец понял, какая непростая штука писательская работа. Писал - глаза на лоб вылезали, а теперь: дополняй и перерабатывай!

- Я на опубликование не претендую, - скорее заявил он. - Это же только для комиссии. Так сказать, объяснение и разъяснение.

- Если вы мне доверяете, я сама посмотрю и позабочусь, - наливаясь краской, сказала Таисия Никитична.

Родится же такое деликатное на свете!

И она сдержала слово: напечатала Гришину писанину под рубрикой: "Любопытное и полезное".

Результаты были непредвиденные. Вот тут уж в самом деле и всколыхнулись, и возмутились!

Не надо думать, что всполошились украинские писатели и, увидев в лице Гриши Левенца опасного конкурента, напустили на него сельскохозяйственных критиков Подчеревного и Слимаченко. Автор может засвидетельствовать: украинским писателям вовсе не свойственны такие низкие чувства.

И веселоярцы, кажется, даже не обратили внимания на Гришины заметки, потому что в газетах они читают только о международной обстановке, да и то одни лишь заголовки, и уж если быть точным, то и заголовки не читают, а только спрашивают друг у друга: "А что, Иван, тот рехверент до сих пор еще бесится?" - "Да говорил Микола, будто он малость прикусил язык, так теперь вот другой шебаршит..."

Ну, а газеты выписывают исправно и складывают их аккуратно, потому что теперь ни селедку не надо заворачивать, ни кувшины накрывать: все в холодильниках, в синтетике, в пластиках, в модерне.

Ученые тоже довольно спокойно отнеслись к вторжению Гриши Левенца в сферы биологической науки, ибо что для них какое-то там ощипыванье гусей! Наука сегодня пошла так далеко, что в состоянии смоделировать гуся величиной со страуса, и уже на нем и не пух и перо, а готовые подушки в красных наперниках и в наволочках на заказ. Разве же не рассказывают, что в научно-исследовательском институте Проекткоровомолокофермодоения уже спроектирована ферма будущего, а для нее заодно и корова будущего, которая будет питаться только концентрированными кормами и будет давать только концентрированную продукцию, то есть вместо молока густые сливки, которые можно будет употреблять в их естественном виде.

Журналисты тоже не сгорали от нездоровой зависти, публикуя Гришино исследование о щипаний гусей. Спросите, почему? Да потому, что журналисты это, может, единственные люди на земле, которые вообще не знают, что такое зависть! Они не отпугивают авторов от своих газет и журналов, не закручивают интриг против них, не разводят склок, им чужда ненависть, они доброжелательны, приветливы, готовы не только прийти на помощь постороннему автору, но даже обнять его, как брата, показать, как они его любят и ценят. Еще бы! Пока в номере газеты не будет по крайней мере шестидесяти процентов материалов внештатных авторов, ни один редактор не подпишет газету в печать! Это мудрое правило до сих пор действует во всех наших печатных органах, и именно оно помогло изменить даже то, что целые тысячелетия считалось неизменным: человеческую психологию, человеческий эгоизм, самолюбие и самовознесение.

Вот если бы некоторым категориям наших работников зарплату определяли в зависимости от того, сколько трудящихся они приняли за день и за месяц, скольким помогли, скольким дали совет, скольких согрели добрым словом!

Гриша ощутил потребность такого всеобъемлющего эксперимента, когда его пригласили в редакцию областной газеты и потратили на него добрых полдня, так, будто он был гений.

Его статейку отредактировали, и немного поправили, и немного дополнили, и чуточку приукрасили, и малость заострили. И все это с величайшим уважением и вниманием. А потом еще и устроили с Гришей этакую летучую пресс-конференцию. Хотя и летучую, но очень содержательную и важную.

- Вы верите в то, что гуси могли спасти Рим? - спрашивали Гришу.

- Если бы я был гусем, я бы не спасал этот Рим. Захватчик же!

- А как вы относитесь к ежегодной Международной ярмарке гусей в Ноттингеме?

- Так же, как и вы.

- Разделяете ли вы мнение лингвистов о том, что нет необходимости в объяснении начального "г" в слове "гусь" факультативной диссимиляцией первобытных заднеязычных палатальных в велярные перед интервокальными свистящими согласными?

- Я так думаю, - сказал Гриша, - когда гусь от голода аж синий, тогда он может быть и полетальным, как это вы говорите, то есть летать и перелетать. А откорми его по-хозяйски, набей ему воло - зоб - галушками или кукурузой, так и станет волярным, или как оно там по-ученому.

Одним словом, пресс-конференция удалась на славу - хоть по Украинскому телевидению показывай!

Уладив дела в редакции, Гриша подумал, что грех не воспользоваться случаем, чтобы начать осуществлять совет дядьки Вновьизбрать относительно сельхозинститута и Недайкаши. Дома покупать на почте сразу 365 открыток было бы не совсем удобно, а вот здесь, в областном центре, где тебя никто не знает, будет как раз кстати.

Он покатил на своих красных "Жигулях" (Дашунька для такого торжественного выезда заставила его сесть в машину!) к почтамту, в зале выбрал за стеклянной перегородкой самую симпатичную девушку (как раз к ней и очереди, кстати, не было), подошел, поздоровался и попросил триста шестьдесят пять открыток.

- Сколько-сколько? - не поверила девушка.

- Триста шестьдесят пять.

- Да зачем вам столько?

- А это уже мое дело.

Девушка вмиг поняла, что превысила свои полномочия и попыталась исправить положение.

- Вам с какими сюжетами? Про природу, что-нибудь архитектурное или на историческую тематику?

- Все равно. Лишь бы марка была, вот и все.

- У меня столько не будет. Я сейчас у старшей группы попрошу.

- Просите, а мне дайте одну, я тем временем напишу.

Пока девушка бегала и собирала у своих подруг открытки, Гриша поставил адрес сельхозинститута и фамилию Недайкаши, указал свой адрес, потом написал: "Товарищ Недайкаша, как там мой вопрос? Левенец". Пока девушка пересчитывала открытки, потом давала сдачу Грише, он вертел в руках эту заполненную, не зная, что с ней делать.

- Так вы уже написали? - спросила девушка. - Давайте я отправлю.

- Я хотел спросить, правильно ли я здесь заполнил?

- Правильно, правильно. Постойте. Левенец. Это кто?

- Я.

- Вы - Левенец?

- Ну я.

- Не может быть!

- Могу показать паспорт.

- Григорий Васильевич Левенец из Веселоярска?

- Да я же, я! - смутился Гриша, удивляясь и чуточку даже пугаясь своей неожиданной известности. И это же еще за день до того, как в газете появится его статья про гусей! А что будет потом?

Девушка сорвалась со стула, метнулась туда и сюда, Гриша еще и не опомнился, а уже сыпанули на него целые гроздья молоденьких работниц почтамта, а впереди торжественно выступала красивая пожилая женщина в синем строгом платье, несла в руках букет красных роз, и несла не куда-нибудь и не кому-нибудь, а именно к нему и для него, Григория Левенца.

- Дорогой Григорий Васильевич, мы рады приветствовать вас на нашем почтамте, для нас это высокая честь...

И так далее, и аплодисменты, и улыбки, и доброжелательность, так, будто он герой, лауреат или генерал. Чудеса, да и только!

Гриша что-то бормотал, невольно натыкался на шипы роз, покрылся румянцем, не знал, как ему выпутаться из этой глупой ситуации. Явно не за того приняли! Ему еще не хватало, чтобы попасть в самозванцы!

- Вы, наверное, не... - попытался он объяснить. - Тут какая-то ошибка...

- Ошибка? - удивилась женщина в синем. - А разве вы не Григорий Васильевич Левенец?

- Ну! Допустим.

- А если так, то вы для нас - самый дорогой человек!

- Я? Странно. Никогда не думал. Почему именно я, за какие такие заслуги?

- Для работников нашей системы сегодня нет более ценного человека, дорогой Григорий Васильевич. Вот взгляните сюда. Это же ваша фамилия? Ваш адрес?

Гриша повел глазом туда, куда показывала женщина, и почувствовал себя в положении гуся, которого ощипывают до основания, чтобы пустить голым в Африку.

Сбоку возле каждого из окошек в стеклянной перегородке прикреплены были конверты для образца, как заполнять адреса, и на всех этих конвертах красовалась его, Левенца, фамилия, имя и отчество, его адрес, его село, его сельсовет, где он был теперь председателем!

- И это - по всей области? - прошептал Гриша.

- По всей.

- И в нашем районе?

- И в нашем.

- И в Веселоярске?

- И в Веселоярске.

"Ну, гадство! - чуть было не воскликнул Гриша. - Кто же это мог подложить мне такую свинью?" Но доверие, оказанное ему веселоярцами, плодотворное общение с многими комиссиями, посещение редакции все же научили его сдержанности, поэтому он проглотил слова нежелательные, а произнес спокойно:

- Благодарю за внимание.

- Желаем вам больших трудовых успехов, - сказала женщина.

- Желаем! Желаем! - в один голос защебетали девчата.

Гриша выходил из почтамта, пятясь, как Нобелевский лауреат от шведского короля.

Бегом к "Жигулям" и еще быстрее в Веселоярск! А там? Разве что попросить у Педана его прирученную сороку, пойти с нею на почту к Галине Сергеевне и потихоньку направить вороватую птицу, чтобы она выкрала злополучный образцовый конверт?

Гай-гай, при всей мощной работе мысли человечество за тысячи лет открыло только тридцать две тропинки мудрости, а над этими тремя десятками тропинок вытанцовывают целых семьдесят два дьявола! Поэтому часто и не знаешь, что делать: искать ли мудрости или же отбиваться от дьяволов? Гриша убедился в этом вскоре после выхода газеты с его статьей.

Ибо именно после этой статьи всполошилась темная сила, разозленная неудачей с гусиной комиссией (да, наверное, и со всеми другими), и повалила на Веселоярск целые тучи пасквилей, кляуз, поклепов, и проверяльщики поехали так густо, что каждый следующий успевал увидеть спину предшествующего.

Как когда-то славянский бог Перун гремел громами над грешной землей, как повелители стихий насылали на людей дожди, ветры, морозы и зной, как ведьмы напускали порчу на коров и людей, так неведомый и зловещий аноним-псевдоним Шпугутькало накликал на Веселоярск десятки проверяльщиков, и не было от них спасения!

И теперь уже не только на молодого руководителя Левенца, но и на опытную Зиньку Федоровну, и на заслуженного пенсионера Свиридона Карповича, и на всех веселоярцев, и на самый Веселоярск.

Проверяли, правда ли, что Свиридон Карпович, кроме пенсии, получает еще три зарплаты: в сельсовете, в колхозе и в потребкооперации. Правда ли, что у Зиньки Федоровны уже не одна "Волга", а целых три: черная, серая и зеленая? Правда ли, что в Веселоярск согнали врачей из всей области и теперь там один врач измеряет пульс у больного на левой руке, а другой - на правой? Правда ли, что в колхозе "Днипро" свеклоуборочных комбайнов больше, чем свеклы?

Аноним каждый раз обращался в разные инстанции, они не могли знать, что кто-то уже проверял веселоярцев и убедился в клеветничестве и нечестности кляузника, и скорее посылали своих проверяющих, чтобы тоже убедиться, а тем временем почта несла новые заявления в новые инстанции об убийцах, которые никогда не убивали, о любовных изменах тех, кто никогда не изменял, о привидениях, которые никого не пугали, о ворах, которые ничего не воровали.

Писал аноним или псевдоним, сигналы нужно было проверять, на Веселоярск налетали проверяющие и контролирующие, громовержцы и вегетарианцы, йоги и демагоги. Проверки проводились летучие и комплексные, тотальные, фронтальные, капитальные, оскорбительные и обходительные! Не верится! Не могло такого быть! Но это же мифик!

В далеком прошлом было как? Иван кивает на Петра. Теперь, с развитием грамотности, произошли ощутимые перемены - и уже Иван читает про Петра. Читает и потирает руки: ох и здорово, вот это да, хорошо хоть не обо мне, а о Петре!

Гай-гай! В своей извечной наивности Иван забыл о железном законе диалектики. Борьба противоположностей. Сегодня читает про Петра и потирает руки, завтра Петро будет читать про Ивана и точно так же будет потирать руки, потому что грамотность всеобщая, чернила дешевые, а еще же пошли и шариковые ручки - хоть пишут скверно и недолго, но на анонимку хватит.

Ах, почему не высыхают в ручке чернила, когда ею хотят написать подлость! Такой вопрос в теории литературы называется риторическим. Один аноним сегодня может парализовать не только целый колхоз или завод, но и район и даже область, если она маленькая и почта в ней работает исправно.

Автор даже подумал вот над чем. Сейчас во всем мире бьются над проблемой электромобилей. Все упирается в невозможность создать аккумуляторы, чтобы они были легкие, мощные и продолжительного действия. А что, если в электромобилях вместо аккумуляторов применить анонимщиков? Укладывать его в багажник, привинчивать электроды - и айда! Но, наверное, от анонимщиков будет выделяться такая злая энергия, что машины не смогут сдвинуться с места, - сразу же будут проваливаться сквозь землю. Земля же наша многострадальная тоже имеет предел выдержки и терпения.

Веселоярцы тоже имели такой предел и твердо решили найти анонима-псевдонима, презренного клеветника Шпугутькало, вывести его на чистую воду, поймать за хвост и повесить сушиться на солнце.

- Для музея? А может, и так.

Вновьизбрать, по праву давнего знакомства, пригласил в Веселоярск автора этого повествования, предупредив, что на этот раз речь идет не о радостных переменах в жизни его односельчан, а о явлении позорном, вредном и таком непонятном, как долгоносик, колорадский жук, неблагоприятные погодные условия, гонка вооружений, империалистические угрозы миру и жизни на Земле или, скажем, домовой в новом доме, где есть электричество, газ, телефон и телевизор, мебель, не боящаяся жука-древоточца, ковры, которым не страшна моль, магнитофоны, которые навеки опозорили и задавили старосветского сверчка.

Автор как раз страдал от приступа люмбаго и не то что ехать куда-нибудь, а даже пройти от кровати до письменного стола не мог, а только как-то по-обезьяньи передвигался. Люмбаго - это такая болезнь, когда мышцы на твоей спине словно бы парализованы змеиным ядом клеветников и оговорщиков и ты не можешь пошевелиться, твой хребет искривлен, как старославянская "ижица", ты пронизан такой болью, будто собрал ее со всего того мира, где еще царит эксплуатация, неправда, неравенство, но одновременно ты хочешь отмежеваться от своего тела, потому что для тебя главное - дух, мысль, правда, красота и будущее!

Поэтому письмо дядьки Вновьизбрать подействовало на автора целебно - и люмбаго исчезло, будто какой-то примитивный чертик при могучем пении предрассветных петухов.

Автор побежал на почту и послал в Веселоярск телеграмму, состоящую из одного слова: "Еду!"

Скажем прямо: телеграмма эта не была такой уж исторической, - никто не обратил на нее внимания, жизнь шла своим чередом, заводы выполняли свои планы, колхозы не забывали своих обязательств перед государством, труженики продолжали трудиться, бездельники и не думали что-нибудь делать, умные становились еще умнее, невежды еще основательнее углублялись в незнание и темноту. Будем реалистами: что такое Веселоярск, пусть даже это образцовое село, и что такое автор этого повествования, пускай даже он что-то там и понаписывал! Есть вещи во сто крат важнее, о них и заботятся те, кому надлежит.