"Две повести. Терунешь. Аска Мариам" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)IXВс#1123; эти дни Терунешь ходила, какъ пом#1123;шанная. Иногда ею овлад#1123;вало чувство сильнаго безпокойства, она с#1123;длала себ#1123; мула, вы#1123;зжала и сейчасъ же возвращалась домой, но чаще она сид#1123;ла въ углу комнаты, неподвижная и задумчивая. Если я былъ въ хижин#1123;, она смотр#1123;ла на меня съ тихой мольбой. Я распродавалъ и вым#1123;нивалъ оставшiеся у меня товары, д#1123;лалъ ящики, покупалъ муловъ для обратнаго пути. Я считалъ дни… Наступилъ осеннiй праздникъ св Георгiя. Въ большой каменной церкви должно было быть въ этотъ день торжественное богослуженiе въ присутствiи двора и негуса. Терунешь съ утра умывалась и причесывалась; она од#1123;ла свою лучшую тонкую шелковую рубашку, перекинула черезъ плечо шаму съ широкой красной полосой, повязала голову пестрымъ платкомъ, над#1123;ла на шею бусы и монисто и п#1123;шкомъ пошла черезъ Хабану на церковную площадь. Давъ отойти ей подальше, я посл#1123;довалъ за нею, стараясь держаться въ сторон#1123; и не попадаться ей на глаза. Я боялся ея р#1123;шимости, боялся негуса, полновластнаго влад#1123;теля Э#1139;iопiи, наконецъ боялся мести ея родственниковъ. Чувство это было гадкое, подлое, гнусное. Мн#1123; хот#1123;лось удрать отъ нея, положить между нею и мною безконечное пространство, массивныя горы, дремучiе л#1123;са и океанъ. Тамъ, въ Россiи, я могъ быть спокоенъ за себя, а зд#1123;сь я волновался. Терунешь шла легкими шагами, осторожно перепрыгивала съ камня на камень, между струями мутной Хабаны; голова ея была опущена, она прикрывала лицо свое угломъ шамы до самыхъ глазъ и не оглядывалась. Меня обгоняли абиссинцы, торопившiеся на праздникъ. Съ шумомъ проб#1123;жалъ отрядъ солдатъ въ чистыхъ б#1123;лыхъ рубахахъ и шамахъ съ ружьями на плечахъ, со зв#1123;риными и бараньими шкурами на спин#1123;, за ними на большомъ широкомъ, статномъ мул#1123;, съ роскошной, украшенной серебромъ и золотомъ, уздою и нагрудникомъ, съ расшитымъ шелками с#1123;дломъ, со щитомъ, обитымъ золотомъ на правой рук#1123;, #1123;халъ молодой челов#1123;къ, съ красивымъ умнымъ лицомъ и маленькой раздвоенной черной бородкой — это былъ расъ Микаэль, родственникъ негуса. Львиная грива моталась надъ его лбомъ, а золотистая шкура льва падала блестящими складками съ его плечъ. За нимъ, въ черной атласной накидк#1123;, на с#1123;ромъ мул#1123;, съ ружьемъ за плечами рысилъ старикъ — его адъютантъ и оруженосецъ. А сзади опять толпа ашкеровъ съ говоромъ б#1123;жала за своимъ начальникомъ, торопясь къ храму. Въ сторон#1123; отъ тропинки на желтомъ фон#1123; выгор#1123;вшей степи видны были скачущiя фигуры кавалеристовъ; еще дальше — въ черной широкой шляп#1123; и черномъ плащ#1123; торопливой ходой на мул#1123; спускался начальникъ полицiи и военный губернаторъ Аддисъ-Абебы — Азачъ Гезау. Ч#1123;мъ ближе къ церкви, т#1123;мъ больше становилось народу. На широкой и пыльной дорог#1123; толпились худые, изморенные, военнопл#1123;нные галасы, удалявшiе камни съ пути Менелика. Сама площадь была запружена тысячной толпой. Море черныхъ головъ колыхалось на б#1123;ломъ фон#1123; плащей и рубашекъ. Сверкнетъ между ними ружейный стволъ или золотое шитье офицерскаго пестраго лемпта, и опять головы и головы. И среди нихъ, у самой дороги я увидалъ маленькую головку Терунешь, и мое сердце шибко забилось, и я почувствовалъ себя такимъ беззащитнымъ среди массы чуждыхъ мн#1123; людей. Удрать бы! — Но любопытство, желанiе знать, что предприметъ Терунешь, заставило меня остаться на м#1123;ст#1123;. Народъ все прибывалъ. Изъ церкви медленно и протяжно неслись удары благов#1123;ста, на паперти видна была статная фигура Аббуны Матеоса, въ полномъ облаченiи, съ узорчатымъ квадратнымъ золотымъ абиссинскимъ крестомъ въ рукахъ. Кругомъ сверкали серебромъ, цв#1123;тнымъ атласомъ и шелкомъ — боевые плащи геразмачей и кеньазмачей, пестрыя леопардовыя шкуры, шкуры черныхъ пантеръ, темные мундиры посланниковъ, красные и голубые мундиры и мохнатыя шапки нашихъ казаковъ. Ждали негуса… Въ толп#1123; былъ слышенъ тихiй ропотъ, все т#1123;снилось ближе къ церкви, откуда несся ароматъ ладана. Люди давили другъ друга, пот#1123;ли, дышали чеснокомъ и шептались. Вдали раздались частые и пронзительные крики: а-ля-ля-ля-ля!.. Негусъ показался за р#1123;кой. Толпа его ашкеровъ, съ ружьями, окутанными краснымъ кумачомъ, конные солдаты, солдаты на мулахъ, звонко щелкая длинными палками по затылкамъ, разгоняли народъ. Народъ разступался и преклонялъ кол#1123;ни. Иногда среди криковъ покорности звучали р#1123;зкiе возгласы: «абьетъ, абьетъ!»,[14] но непокорнаго усмиряли палки, толпа ашкеровъ затирала его, и негусъ #1123;халъ между шпалеръ кол#1123;нопреклоненныхъ людей. На немъ была с#1123;рая фетровая шляпа съ широкими полями, парчевой лемптъ, подарокъ Русскаго царя, опускался съ плечъ; впереди его мула несли громадный серебряный щитъ съ эмалевымъ русскимъ гербомъ, а на правомъ боку негуса вис#1123;ла шашка въ ножнахъ, ус#1123;янныхъ брильянтами. Немного поодаль отъ негуса #1123;хала царица Таиту въ парчевомъ убор#1123; Русской царицы украшенномъ самоцв#1123;тными камнями. Малиновый шелковый зонтикъ на длинной палк#1123; вис#1123;лъ надъ головою императора и издали обозначалъ его м#1123;сто. Сзади шла опять толпа ашкеровъ въ б#1123;лыхъ рубахахъ и плащахъ, съ ружьями и длинными палками, съ пестрыми — желтыми, зелеными и красными значками. И все это б#1123;жало, стремилось широкимъ потокомъ, шумя и крича подъ неустанные клики покорности: а-ля-ля-ля-ля! Щитъ отражаетъ солнце, парча горитъ, самоцв#1123;тные камни сверкаютъ. Доброе, полное лицо негуса съ черной бородой холодно, и только глаза прив#1123;тливо улыбаются, негусъ. кланяется на вс#1123; стороны и тихо говоритъ: — «дэхна ну»!.. Даже мое сердце сильно забилось при вид#1123; этой картины шествiя монарха э#1139;iопской имперiи. Что же испытала маленькая тихая Терунешь? Куда д#1123;валась ея р#1123;шимость. Я вид#1123;лъ только, какъ и она преклонила кол#1123;ни и исчезла въ толп#1123; народа и ашкеровъ. Караковый мулъ Менелика съ широкой грудью, украшенной золотымъ подперсьемъ, поводя длинными красивыми ушами, не идетъ, а катитъ къ паперти. Толпа останавливается, Менеликъ сл#1123;заетъ, снимаетъ шляпу и идетъ въ церковь. За нимъ сл#1123;дуютъ его расы и начальники. Шумъ на площади постепенно умолкаетъ. Еще слышны торопливые «мынну, мынну» офицеровъ, усмиряющихъ солдатъ, но и они скоро стихаютъ. Чей-то сдавленный крикъ, причитанья и плачъ раздаются еще долго въ глубин#1123; толпы… Уже не Терунешь ли это плачетъ?.. Но и они прекратились. Высокое темносинее небо безмолвно виситъ надъ толпой. Золотистыя горы отражаютъ лучи и сверкаютъ на горизонт#1123;. Отъ высокихъ смоковницъ и банановъ ложится густая отв#1123;сная т#1123;нь. Стая голубыхъ, какъ сталь, дроздовъ съ легкимъ крикомъ перелетаетъ съ дерева на дерево. Изъ церкви слышны м#1123;рные протяжные звуки. Абиссинское богослуженiе началось… Сначала это какой-то нескладный вой. Носовые звуки преобладаютъ, иногда голоса гудятъ, какъ кларнетъ. Къ нимъ присоединяются р#1123;зкiе удары барабана, потомъ звенятъ бряцала, и струнный инструментъ подаетъ свои ноты. Размахъ мелодiи становится шире и весел#1123;е. Меланхоличныя ноты начинаютъ уступать м#1123;сто бол#1123;е веселымъ, вскор#1123; первыя совершенно пропадаютъ, будто капли печальной росы при первыхъ ударахъ лучей жаркаго солнца. Барабаны бьютъ часто и на н#1123;сколько нотъ, звоночки звенятъ, а мелодiя отбиваетъ особый медленный ритмъ. Въ двери храма видны священники. Они идутъ поднимая ноги и одновременно прис#1123;дая, въ тактъ п#1123;нiю. Они обходятъ вокругъ квадратнаго алтаря, расписаннаго al fresco картинами священной исторiи. Б#1123;лый дымъ кадильницъ клубится и таетъ на солнечныхъ лучахъ. Лица видны въ полутуман#1123;; пестро расшитыя, темныя, ус#1123;янныя золотомъ и серебромъ од#1123;янiя священниковъ разв#1123;ваются въ полумрак#1123; храма. Ритмъ п#1123;сноп#1123;нiя становится оживленн#1123;й, а съ нимъ и танецъ священниковъ чаще и энергичн#1123;й. Сквозь звуки голосовъ, сквозь рокотъ барабановъ и звонъ бряцалъ слышенъ м#1123;рный топотъ ногъ по земляному полу. П#1123;нiе на минуту обрывается. Являются новые священники, а съ ними и новая пляска. Богослуженiе длится бол#1123;е двухъ часовъ. Становится жарко, потъ течетъ градомъ, отв#1123;сные солнечные лучи пекутъ голову и безжалостно жгутъ плечи. П#1123;нiе беретъ самый частый, быстрый ритмъ, барабаны бьютъ чуть не дробь, бряцала шумятъ. Прис#1123;дая и вскакивая, размахивая руками и кланяясь, ходятъ священники. Къ ихъ толп#1123; примыкаетъ Менеликъ, расы и начальники. Топотъ ногъ, дикiя вскрикиванья иногда заглушаютъ мелодiю п#1123;сни. Страшно смотр#1123;ть на этихъ людей. Но я протискиваюсь ближе, гляжу и вижу что потныя утомленныя лица сiяютъ восторгомъ. Вотъ полное, круглое, обрамленное черной бородкой, лицо царя-царей, добрые и умные глаза сiяютъ неземнымъ блескомъ, губы шепчутъ слова священныхъ гимновъ, а душа унеслась къ Тому, въ честь Котораго много тысячъ л#1123;тъ въ этихъ же жаркихъ странахъ царь Давидъ скакалъ и плясалъ передъ скинiей, слагая вдохновенные псалмы. Меня охватываетъ жуткое волненiе. Мн#1123; кажется, что и на эту черную африканскую толпу нисходитъ благословенiе свыше, и благодать Божiя св#1123;титъ изъ ихъ карихъ глазъ. Молитвенное настроенiе овлад#1123;ваетъ мною, и я молюсь подъ безоблачнымъ синимъ небомъ, молюсь за свою, туманную дождливую родину, за Аню… Вокругъ меня слышны взволнованные возгласы: «Георгисъ, Георгисъ», темныя лица сл#1123;дятъ за негусомъ, влюбленными глазами, темныя губы шепчутъ слова псалмовъ…. И вдругъ, словно нарочно, къ дикому, полному особой прелести абиссинскому церковному п#1123;сноп#1123;нiю присоединяются мощные аккорды европейскаго хора. То черные галласы играютъ на м#1123;дныхъ инструментахъ, подъ управленiемъ русскаго капельмейстера. Пошленькая мелодiя покрываетъ звуки барабановъ и вскрикиванья священниковъ, мое молитвенное настроенiе проходить, но абиссинцы довольны. На ихъ лицахъ видны блаженныя улыбки, и Менеликъ, и священники продолжаютъ свою священную пляску… Богослуженiе кончилось. При крикахъ толпы: «а-ля-ля-ля-ля» негусъ садится на мула и #1123;детъ въ далекое Геби. Русскiй посланникъ, сопровождаемый бравыми донцами на с#1123;рыхъ коняхъ, #1123;детъ рядомъ съ нимъ. Они быстро исчезаютъ за толпой; я вижу, какъ они спускаются къ Хабан#1123;, потомъ поднимаются на верхъ, перебравшись черезъ ея русло. Б#1123;лыя шамы мелькаютъ на далекомъ горизонт#1123; и ползутъ въ разныя стороны. Я ищу глазами въ окружающей церковь толп#1123; Терунешь, но ея нигд#1123; не видно. Величiе и блескъ императора осл#1123;пили ее, и она не посм#1123;ла жаловаться на меня. Я у#1123;зжаю завтра, что бы тамъ ни было. Ко мн#1123; подходитъ слуга епископа аббуны Петроса. Аббуна зам#1123;тилъ меня въ толп#1123; и приглашаетъ къ себ#1123; на трапезу… Пойду… |
||
|