"Оккультные корни Октябрьской революции" - читать интересную книгу автора (Шамбаров Валерий Евгеньевич)

Глава 23 ПУТЬ К ЦАРЕУБИЙСТВУ

Не успела Москва успокоиться после встряски “левоэсеровского мятежа”, как ее всколыхнуло новое известие — убит император Николай II… Приведу два свидетельства, как информация об этом преступлении поступила в советское руководство. Нарком Милютин записал в дневнике: “Поздно возвратился из Совнаркома. Были “текущие” дела. Во время обсуждения проекта о здравоохранении, доклада Семашко, вошел Свердлов и сел на свое место на стул позади Ильича. Семашко кончил. Свердлов подошел, наклонился к Ильичу и что-то сказал.

— Товарищи, Свердлов просит слово для сообщения.

— Я должен сказать, — начал Свердлов обычным своим тоном, — получено сообщение, что в Екатеринбурге по постановлению областного Совета расстрелян Николай… Николай хотел бежать… Чехословаки подступали. Президиум ВЦИК постановил одобрить…

Молчание всех…”

А вот еще одно свидетельство:

“В июле 1918 года, когда я опрашивал агентов в здании ЧК, посыльный принес телеграмму, адресованную Дзержинскому, который находился рядом со мной. Он быстро прочитал ее, побледнел, как смерть, вскочил на ноги и воскликнул: “Опять они действуют, не посоветовавшись со мной!” — и бросился из комнаты. Что случилось?

Вся ЧК была взбудоражена. Крики, возгласы, звонки слились в единый гвалт! Люди звонили куда-то, курьеры бегали по коридорам, автомобили громыхали и неистово гудели. Дзержинский поспешил в Кремль. Что же, ради всего святого, случилось?

На следующий день мы узнали новость. Императорская семья была расстреляна без ведома ЧК! Самовольно, по указанию Свердлова и кого-то из высших бонз в Центральном Комитете коммунистической партии…”

Автор второго свидетельства — Владимир Григорьевич Орлов. И поскольку его информация представляет определенную ценость для темы нашей книги, стоит представить его подробнее. Он был юристом, судебным следователем, в начале ХХ века работал в Польше. И как раз он вел дело Дзержинского в 1912 году. Да так раскрутил, что накопал ему на 20 лет каторги. В Первую мировую служил в военной контрразведке следователем по особо важным делам, проявил себя великолепным профессионалом. Действительный статский советник. Состоял в уже упоминавшейся особой комиссии генерала Батюшина, расследовал дело сахарозаводчиков. И после Февральской революции не сел за решетку только благодаря тому, что находился в командировке.

Был убежденным монархистом и антикоммунистом. После Октября, когда генерал Алексеев ехал на Дон начинать борьбу с большевизмом, он поручил Орлову остаться в Питере и создать разведывательную сеть. Что Владимир Григорьевич и сделал. Благодаря покровительству генерал-лейтенанта Михаила Дмитриевича Бонч-Бруевича, прежде руководившего русской контрразведкой, устроился на советскую службу. Возглавил Центральную уголовно-следственную комиссию Петрограда. И в один прекрасный день… лицом к лицу столкнулся с Дзержинским. Который сразу его узнал. Орлов счел — конец. Но Феликс Эдмундович пожал ему руку и сказал: “Это очень хорошо, Орлов, что вы на нашей стороне. Нам нужны такие квалифицированные юристы, как вы”.

Дзержинский хотел забрать его в центральный аппарат ВЧК, но воспротивился Крестинский, глава органов юстиции Петрограда. Тем не менее Феликс Эдмундович часто вызывал его, привлекал к расследованию дел по германскому шпионажу. Впоследствии Орлов “провалился” и ему пришлось бежать. В своих мемуарах, изданных в эмиграции, он о многом умалчивает, но его близость к Дзержинскому подтверждается архивными материалами Лубянки (см. послесловие генерала ФСБ А.Здановича к кн. В.Г. Орлова “Двойной агент”, М., 1998). Оставил он в своих воспоминаниях и характеристики советских руководителей. Для него все они были смертельными врагами: Ленин, Троцкий, Дзержинский. Тем более любопытно, что он проводит разделение между ними. Между Лениным и Троцким (в пользу Ленина). А Дзержинского характеризует как очень жестокого, холодного человека — но “рыцаря” идеи. И пишет о нем с явным уважением. Отмечая его своеобразное благородство, ум, профессионализм. Согласитесь, со стороны врага такой подход говорит о многом. Это не огульное оплевательство противников, которым так богаты и советские и антисоветские источники.

Почему я так подробно остановился на личности и оценках Орлова? Потому что он сообщает и вывод: “По общему мнению, сложившемуся в ЧК, в Революционном Трибунале и в Кремле, решение об убийстве было принято единолично и реализовано собственной властью Свердлова. Он осуществил подготовку втайне от товарищей и только после казни поставил их перед свершившимся фактом”.

А почему цареубийство вызвало такой переполох в ВЧК, понять тоже нетрудно. Это преступление опять было иррациональным с политической точки зрения. Во-первых, в сложной для большевиков обстановке лета 1918 года Романовы были гораздо полезнее для них живыми. В качестве заложников. Это была лишняя козырная карта для торга с теми же англичанами, французами, немцами. Во-вторых, официальная версия убийства не выдерживала критики. Чехи и белогвардейцы находились еще довольно далеко. Экзекуция совершилась в ночь на 17 июля, а Екатеринбург пал только в августе. В конце концов ничто не мешало эвакуировать царскую семью, дорога на Пермь и Вятку оставалась свободной. В-третьих, наступали на Урал отнюдь не монархисты, а революционеры-учредиловцы. Они боялись монархии даже сильнее, чем большевиков. И никаким идейным, объединяющим знаменем царь для них стать не мог. Если бы даже он и попал в их руки, Романовых мог ждать только новый арест. Эсеровское правительство потом даже колебалось, назначать ли следствие по делу о цареубийстве — не будет ли это слишком “контрреволюционно”?

О цареубийстве написано очень много литературы. И объективной, и фантастической, и лживой. Писали те, кто действительно пытался разобраться в обстоятельствах преступления. Писали любители “желтых” сенсаций. Писали те, кто стремился запутать истину. В советской время писали сами цареубийцы, оспаривая друг у друга сомнительную “честь” — кто именно пустил пулю в государя, кто в наследника, кто в царицу или царевен. Самое полное и объективное, на мой взгляд, исследование, с детальным разбором всех версий, свидетельств, обстоятельств преступления, осуществил О.А. Платонов (“Терновый венец России. История цареубийства”, М., 2001). Повторять здесь его аргументы, доказательства, рассуждения, выводы, конечно, не имеет смысла. Интересующиеся вполне могут ознакомиться с книгой сами. К тому же, исследование Платонова, как и многие другие работы, посвященные цареубийству, сами по себе представляют солидные, объемные труды.

Тема моей книги иная. Она — только об одном преступнике. Совершившем не единственное, а многочисленные злодеяния. Но поскольку цареубийство занимает среди них чрезвычайно важное место, я позволю себе описать его хотя бы кратко, в общих чертах. И сразу отмечу, что процитированный выше В.Г. Орлов допустил неточность. К смерти Николая Александровича и его семьи приложил руку не только Свердлов. А и многие другие закулисные круги, как отечественные, так и зарубежные. Однако чтобы увидеть это, надо возвратиться несколько назад, в март 1917 года.

Тут обращает на себя внимание и позиция масонского Временного правительства, и позиция союзников. Так, после отречения Николая II английский король Георг V все же счел своим долгом направить царю личную сочувственную телеграмму. Но она попала в руки посла Бьюкенена и… так и не была вручена. Посол не вручает телеграмму своего короля! С простым чисто человеческим участием. Объясняя, что она “не санкционирована правительством”. А позиция британского правительства, как мы помним, была иной. С радостью “до неприличия”, с заявлением Ллойд Джорджа, что одна из целей войны достигнута.

Российское же Временное правительство действовало подло, исподтишка. Царь поехал в Ставку, а заговорщики по предложению Керенского принимают решение арестовать его. Для чего в Могилев были направлены комиссары Бубликов, Вершинин, Грибунов и Калинин. Причем генералу Алексееву было сообщено, что эти лица командируются лишь для “сопровождения” государя. В знак внимания к отрекшемуся властителю. Об аресте становится известно только 21 марта, когда Николай Александрович уже сел в поезд, чтобы ехать к семье в Царское Село.

Где, по инициативе председателя Петросовета масона Чхеидзе была предпринята первая попытка убить царя — для этого был направлен отряд во главе с С.Д. Мстиславским (Масловским). Но охрана из “георгиевцев” не пустила террористов к Романовым. В это же время правительство Г.Е. Львова обсуждало вопрос, что делать с царем? Далеко не все были настроены так радикально, как Чхеидзе. Сам же Николай II высказал Львову пожелание выехать в порт Романов (Мурманск) для отправки оттуда в Англию, а после войны в качестве частного лица поселиться в Ливадии. И правительство, вроде бы, согласилось, сочтя это отличным выходом из положения. Даже Керенский хвастливо заявил, выступая в Москве: “Николай II под моим личным наблюдением будет отвезен в гавань и оттуда на пароходе отправлен в Англию ” (правда, он двурушничал, одновременно соглашаясь и с Чхеидзе). Временное правительство обратилось к Великобритании с просьбой принять царя и прислать за ним крейсер. И 23 марта Бьюкенен сообщил о положительном решении…

В апреле положение Николая II и его семьи стало ухудшаться. Заговорили уже о суде над ним. И группа группа патриотически настроенных офицеров и бывших охранников царя подготовила побег через финскую границу в Швецию — сделать это было еще очень легко. Но царь отказался. Он знал о своей невиновности и не хотел стать беглецом, подвергать семью неудобствам и риску. А может, помнил историю французской революции, когда как раз бегство дало якобинцам повод для осуждения короля, и опасался провокации. Он ожидал возможности выехать официально. Как писал воспитатель наследника П. Жильяр: “Мы думали, что наше заключение в Царском Селе будет непродолжительным, и нас ждет отправка в Англию”.

Но решение об отправке “зависло”. Обставлялось все новыми формальными препятствиями. То Временное правительство указывало, что Николай Александрович еще нужен в России, объяснить те или иные документы для следственной комиссии. То англичане поднимали мелочные вопросы, что Временное правительство должно обеспечить финансирование проживания Романовых в их стране. А у царя денег не было! Все свои личные средства, находившиеся на его банковских счетах, около 200 млн. руб., он в годы войны пожертвовал на нужды раненых, увечных и их семей. Наконец, всплыла и проблема безопасности путешествия. Британцы, мол, согласны прислать крейсер, но с тем, чтобы не рисковать жизнью Романовых (и крейсером). Нужны, дескать, гарантии противников. Через датского посла Временное правительство запросило немцев. И германское командование в данном случае повело себя благородно. Дало заверения: “Ни одна боевая единица германского флота не нападет на какое-либо судно, перевозящее государя и его семью”.

Но… когда и этот вопрос был утрясен, британское правительство спустило все на тормозах. В связи со страстями, разгорающимися вокруг фигуры царя, с агрессивной позицией Петросовета, министр иностранных део Милюков снова обратился к Бьюкенену с просьбой ускорить отъезд. И вдруг получил странный ответ. Что “правительство Его Величества больше не настаивает на переезде царя в Англию”. (Как будто оно прежде “настаивало”!) А дальше — больше. Преемнику Милюкова на посту министра иностранных дел, Терещенко, была вручена нота, что для Романовых исключается возможность поселиться в Англии до тех пор, пока не кончится война. В частности, там говорилось: “Британское правительство не может посоветовать Его Величеству (т. е. Георгу V) оказать гостеприимство людям, чьи симпатии к Германии более чем хорошо известны”.

Вот так! Николая Александровича, столько сделавшего для союзников, до конца сохранявшего рыцарскую верность им, голословно и огульно обвинили в прогерманских симпатиях! Словом, союзнички расплатились “сполна”. Кстати, после войны британцы напрочь открестились от всех этих фактов. Отреклись совершенно голословно — дескать, не было, и все. А Ллойд Джордж в опровержение эмигрантских обвинений писал: “Романовы погибли из-за слабости Временного правительства, которое не сумело вывезти их за границу”. (Все свидетельства о переговорах и переписка по поводу выезда царя за рубеж в советских архивах сохранились. Их приводит, например, бывший посол в Англии В.И. Попов в своей книге “Жизнь в Букингэмском дворце”).

Ну а правящие заговорщики оказались в неопределенном положении. Хотели переложить вопрос на другие плечи — не получилось. А следственная комиссия Временного правительства несмотря на всю пристрастность, на попытки натяжек, подтасовок, перелопатив горы документов, допросив сотни свидетелей и обвиняемых, ни единой зацепки об “измене” Николая Александровича и Александры Федоровны найти не смогла. Вынуждена была развести руками — никаких оснований для замышлявшегося суда нет.

Раз уж не сладилось с Англией, царская семья обратилась с просьбой отправить ее в Крым, в Ливадию. Царевич Алексей был слаб здоровьем, нуждался в лечении. И вместе с сестрами недавно перенес корь в тяжелой форме. Это обращение подтолкнуло новое решение. Керенский пообещал Романовым исполнить просьбу. Но на совещании четверых министров-масонов, Львова, Терещенко, Некрасова и Керенского, даже без привлечения других членов кабинета, было постановлено — отправить в Тобольск. Романовы собирались, до последнего дня были уверены, что едут в Крым. И были вдруг ошарашены новостью — не в Крым, а в Сибирь. Куда их и отправили втихаря, в ночь на 1 августа.

Вместе с царской семьей добровольно поехали близкие ей люди и до 40 человек прислуги. Поселились в Тобольске под контролем комиссара Временного правительства Панкратова и охраны из гвердейцев-георгиевцев под командованием полковника Кобылинского. Осенью правительству Керенского стало совсем не до царя. А потом власть сменилась.

Большевики тоже сперва загорелись идеей устроить над царем широкое публичное судилище. Троцкий даже сам вызывался быть обвинителем. Но когда органы юстиции изучили материалы, собранные следственной комиссией Временного правительства, вышел “пшик”. Стало ясно, что “красивого”, разгромного процесса не получится, только осрамишься. И вопрос был отложен “на потом” как далеко не самый насущный. В Тобольске комиссара Панкратова сменил латыш-большевик Дуцман от Западносибирского областного Совета. Среди солдат царской охраны была создана партийная коммунистическая ячейка.

А между тем начал проявлять странную активность в отношении царя Уральский областной Совет. Председателем его был Белобородов, в руководство входили Голощекин, Войков, Сафаров, Дидковский, Вайнер, Сыромолотов, Юровский, Быков, Жилинский, Чуцкаев. В своей книге О.А. Платонов сообщает: “Работая в уральских архивах и фондах музеев, я просмотрел десятки дел лиц, так или иначе причастных к убийству Царской семьи, и вскоре выявил важную закономерность. Все организаторы и ключевые исполнители убийства были боевиками боевой организации РСДРП, возникшей на Урале в конце 1905 — начале 1906 года под руководством Я.М. Свердлова”. Подметим — кроме троих. Голощекина, Войкова (Вайнера) и Сафарова (Вольдина). Хотя и они были направленцами Якова Михайловича, а Голощекин — его, так сказать, персональным и полномочным послом. Должности они занимали разные — то комиссара продовольствия, то юстиции, то снабжения, то по безработице. Это роли не играло. Они были здешней властью, и этим все сказано. А Урал таким образом стал личной “епархией” Свердлова.

Кстати, разместился областной Совет в Екатеринбурге в здании Волго-Камского банка. В том самом, где прятались Яков Михайлович со своими подручными в октябре 1905 г., удирая от черносотенцев. Просто ли понравилось Совету это здание, расположенное недалеко от центральной площади города? Или сыграло роль то, что в 1905 г. хозяева и руководители банка поддерживали революционеров? И они, хорошо зная помещение, решили воспользоваться привычным для себя местом? (“Отблагодарив” прежних благодетелей тем, что вышвырнули их вон, а то и пулей).

И вот в феврале 1918 г. Уральский Совет внезапно озаботился — а как бы царь не сбежал? Хотя Тобольск вовсе не относился к подконтрольной ему территории. Это была территория Западносибирского Совета. И какое, казалось бы, дело, что у соседей творится? Нет, товарищам “уральцам” почему-то неймется. Они принимают решение о переводе Николая II “в более надежное место”. Создают “чрезвычайную тройку” по осуществлению такого перевода — из Голощекина, Войкова и Дидковского. Все переговоры по данному поводу ведутся лично со Свердловым.

В ведение Уральского Совета, в Пермь, переводят великого князя Михаила Александровича с близкими ему людьми. Но Николай II остается пока в “чужом” ведении. И из Екатеринбурга рассылаются небольшие группы по 5 вооруженных бойцов, обкладывая Тобольск и перекрывая пути “возможного бегства” царя. Одна группа — в Березов, вторая — в Голышманово, третья — по дороге на Омск. С официальной инструкцией — задержать, а присопротивлении убить. О неофициальной инструкции пьяные бойцы пробалтываются — едут, мол, “царя убивать”. Но затея с треском проваливается. Соседи восприняли вторжение в свои владения непонятных банд болезненно. В Березове группу арестовали. В Голышманове тоже, причем группа оказала сопротивление, и двое несостоявшихся убийц сами погибли.

В чем же дело? Версия возможности бегства не имела под собой никаких оснований. Царь был не “политзаключенным” прежней России наподобие Свердлова, не имел мафиозных связей с товарищами по партии, либералами, Красным Крестом, обеспечивавшими легкие и безопасные побеги. И семью он, в отличие от Якова Михайловича, не бросил бы на произвол судьбы. Как бы он стал бежать и выбираться из Сибири с больным ребенком, женой, дочерьми? Думается, дело в другом. Шли переговоры с немцами о Брестском мире. А ну как кайзер потребовал бы выдать ему царя? И ведь никуда большевистское правительство не делось бы, пришлось бы согласиться. А Свердлов и стоявшие за ним “силы неведомые”, очевидно, решили ни в коем случае не выпускать Николая Александровича живым из своих лап. Вот на подобный вариант увоза и предназначались бандгруппы. Но нет, кайзер про “кузена Никки” даже не вспомнил.

Попытки подготовить бегства царя действительно предпринимались некоторыми офицерскими организациями. Однако монархисты образца 1918 года проявили свою полную беспомощность. Им не хватало сил, денег, людей, умения, а главное — решимости и организованности. И дело ограничивалось робкими поездками в Тобольск и “разведками”.

Ну а Уральский Совдеп с первой неудачей не смирился. Заслал по подложным документам в Тобольск своих представителей Хохрякова, Авдеева и Заславского (матрос Хохряков прибыл на Урал по личной ревомендации Свердлова). Они развили в Тобольске бурную деятельность, и Хохряков даже был избран председателем горисполкома. А затем к ним был направлен из Екатеринбурга отряд. Но и из Омска был направлен отряд под командованием Демьянова. Дошло до конфликта. Велись переговоры с Омском и Екатеринбургом. В один из дней Демьянов вдруг явился к охране царя, в отрядный комитет париии, и объявил, что готовился нападение, намекая на екатеринбургский отряд. Была объявлена тревога, отряд выставил пулеметы. И нападение не состоялось.

Вскоре Демьянова отозвали в Омск. Очевидно, после вмешательства Свердлова. Однако и оставшийся во главе омских красногвардейцев Перминов уступать “уральцам” не желал. Конфликт углублялся. Перминов сумел найти общий язык с комиссаром Дуцманом, с полковником Кобылинским, Хохрякова арестовали и чуть не расстреляли. Спасли его только переговоры по прямому проводу с Уралсоветом. Тем временем и у 330 солдат охраны, торчавших в Тобольске, положение тоже было не ахти. О них все забыли, жалования они не получали, снабжались кое-как. И председатель коммунистической ячейки Лупин отправился в Москву.

Его приняли в самых “верхах”. 1 апредя он докладывал о сложившейся ситуации на президиуме ВЦИК. То есть Свердлову. И было принято постановление: “1) Просить отряд продолжать нести охрану вплоть до присылки подкрепления… 2)… В случае возможности немедленно перевести всех арестованных в Москву”. А 6 апреля следует еще одно решение президиума ВЦИК: “В дополнение к ранее принятому постановлению поручить т. Свердлову снестись по прямому проводу с Екатеринбургом и Омском о назначении подкрепления отряду, охраняющему Николая Романова, и о переводе всех арестованных на Урал”. Президиум ВЦИК — это, считай, единолично Свердлов. Свердлов дает поручение Свердлову! И о переводе уже не в Москву, как было сообщено Лупину, и как Лупин передаст своему отряду, а на Урал.

Судя по всему, Яков Михайлович уже понял, что с екатеринбургскими головорезами деликатно дело не сделаешь. И готовит “подкрепление” в Москве. Задание он поручает еще одному своему бывшему боевику, К.А. Яковлеву (Мячину). Вызвал его, спросил: “Ты заветы уральских боевиков не забыл еще? Говорить должно не то, что можно, а то, что нужно”. Как вспоминал сам Яковлев, Свердлов сказал: “Совет народных комиссаров постановил вывезти Романовых из Тобольска на Урал… Мандат получишь за подписью председателя Совнаркома т. Ленина и моей, с правами [вплоть] до расстрела, кто не исполнит твоих распоряжений”… “Чтобы окончательно убедиться в правильности понятых мною инструкций, я переспросил: “груз” должен быть доставлен живым? Тов. Свердлов взял мою руку, крепко пожал ее и резко отчеканил: “Живым. Надеюсь, выполнишь инструкции в точности. Все нужные телеграммы отправлены. Действуй конспиративно”.

Отметим, что Яков Михайлович соврал. Постановление о переводе Романовых было принято не Совнаркомом и даже не ВЦИК, а президиумом ВЦИК. Но Яковлев получил мандат, 5 млн. руб “николаевскими”, поезд, отлично вооруженный отряд. 9 апреля он получил и личное письмо Свердлова Уральскому исполкому, где требовалось оказывать подателю полное доверие, а относительно царя и его родных указывалось: “Без нашего прямого указания из Екатеринбурга никуда не увозите. Задача Яковлева — доставить Николая в Екат. живым и сдать или председ. Белобородову или Голощекину”. Вслед за Яковлевым был направлен еще один отряд “особого назначения”, из латышей, под командованием Я.М. Родионова (Свикке).

Прибыв в Тобольск, Яковлев выдал солдатам задержанное жалованье, чем сразу расположил их к себе. Вел себя очень корректно, вежливо. Сумев расположить и полковника Кобылинского. И предъявил мандат, сообщив арестованным и начальнику охраны, что прибыл увезти царскую семью. Скрыв пункт назначения. Романовы остались в уверенности, что их повезут в Москву, а оттуда в Германию, обсуждали этот вариант, и Яковлев их не разубеждал. Как и охранников, полагающих, что пунктом назначения будет Москва.

Но наследник Алексей был болен, не мог перенести дороги в телегах. И Яковлев “на свой страх и риск” соглашался увезти только царя, а остальную семью, мол, отправят пароходом, с открытием навигации. От такого варианта отказывался Николай Александрович. Яковлев вежливо, но твердо, ссылался на приказ. Говорил, что в случае отказа вынужден будет сложить с себя полномочия, но тогда вместо него пришлют кого-то другого, куда менее склонного к деликатности. И пришли к компромиссу, что поедут царь, Александра Федоровна и их дочь Мария, а остальные — потом.

Однако выполнить приказ о доставке “груза” живым было не так просто. Находившиеся в Тобольске екатеринбургские громилы всерьез разохотились уничтожить царя тут же, на месте. Заславский при первой же встрече с Яковлевым заявил ему, что “нам надо с этим делом кончать”. При сборах ехидничал: “Дадут ли вам царя увезти — вот вопрос. А кроме того, если повезут, то дорогой может случиться”. Предупреждал: “Повезете Романова, не садитесь рядом с ним”. И все же Свердлов не зря выбрал именно такого исполнителя. Приказ был — живым, значит — живым. Заславского он пуганул своим грозным мандатом. Указал: “В тарантасе с Романовым буду находиться сам. И если найдутся сумасшедшие головы, поступающие наперекор инструкциям Москвы по-своему, они жестоко поплатятся…”

27 апреля колонна из 19 троек помчалась в Тюмень. С разведкой из кавалеристов, с пулеметами на тарантасах. Меняя лошадей, без остановок промчались 220 верст за сутки. Из Тюмени Яковлев связался со Свердловым, доложил о делах. Запросил: “Маршрут старый или ты его изменил?” Ответ гласил: “Маршрут старый, сообщи, везешь груз или нет. Свердлов”. На станции царя с женой и дочерью, с сопровождающих их людей, посадили в поезд.

Но поезд, отправившись, повернул вдруг не в Екатеринбург, а в Омск. Яковлев доложил Свердлову, что в Екатеринбурге настроены сразу убить царя, предложил везти или на свою родину, в Уфу, и спрятать “на горах”, или в Омск. Уфу Свердлов отверг, Омск сперва было разрешил. А в Екатеринбурге Голощекин всполошился, поднял всех по тревоге, объявил это попыткой бегства. В погоню был послан экстренный поезд с вооруженным отрядом. Догнать, схватить. Сообщили в Омск о “бегстве”, тамошние большевики перекрыли путь.

Кое-как удалось утрясти. Поезд Яковлева повернул обратно, на Екатеринбург. А Белобородову и Голощекину Свердлов направил телеграмму, втолковывая: “Все, что делается Яковлевым, является прямым выполнением данного мной приказа. Сообщу подробности специальным курьером. Никаких распоряжений относительно Яковлева не делайте, он действует согласно полученным от меня сегодня в 4 утра указаниям. Ничего абсолютно не предпринимайте без нашего согласия. Яковлеву полное доверие. Еще раз никакого вмешательства. Свердлов”.

Как видим, Яковлев всеми силами стремился к буквальному выполнению приказа. Сохранить “груз” живым. И его опасения были не лишены оснований. Когда 30 апреля поезд подошел в Екатеринбург, на станции уже собралась вооруженная пьяная толпа. Требовали выдать царя на растерзание. Яковлев выставил пулеметы. Ему орали: “Не боимся твоих пулеметов! У нас против тебя пушки приготовлены!” Стали выкатывать трехдюймовки. Но машинистам спецоезда по команде Яковлева удалось вывести состав с вокзала. Доехали до станции Екатеринбург-2, где Николай II и его близкие были переданы Белобородову, Голощекину и Дидковскому. И отвезены в дом Ипатьева, заранее приготовленный для них, обнесенный двойным забором и превращенный в тюрьму.

И других представителей дома Романовых тоже свозили на Урал. Кроме Михаила Александровича, содержавшегося в Перми, в мае доставили еще одну партию — великую княгиню Елизавету Федоровну, великого князя Сергея Михайловича, князей Иоанна, Константина и Игоря Константиновичей, князя Владимира Павловича Палея. Из разместили в Алапаевске, тоже во “владениях” Уралсовета. А латышский отряд Свикке привез из Тобольска в Екатеринбург царевича Алексея, царевен Ольгу, Татьяну и Анастасию. Их поместили к родителям, в дом Ипатьева. Но часть близких людей, находившихся в ссылках с царем и его родственниками, при переездах “отсекли”, распределили по тюрьмам. А рядовую прислугу в основном распустили восвояси.