"Выпашь" - читать интересную книгу автора (Краснов Петр Николаевич)

ХХ

Когда по крутому спуску, продираясь сквозь кусты, сошли вниз — оказались в узкой долине реки Плюнь-хэ. После вчерашних грозы и ливня она неслась бурным потоком, шумя катящимися по дну камнями. Как водится, расползлись по реке — напоить лошадей. Монголки храпели, подходя к воде. Они чуяли глубину потока.

Солдаты, оживившиеся от погони, поглядывали вдоль по реке, точно прощупывали глазами гущину кустов. И вдруг с левого фланга закричали: — "вон он — во-он…

Глядить над рекой"…

Петрик не сразу увидал то, что увидал своими зоркими глазами солдат. В полутора примерно верстах, ниже по реке, какой-то манза проворно разделся, свернул комком свою одежду и пошел в реку. Вода ему была по горло. И видно было по движению куля с одеждой на его голове над водою, как трудно было ему переходить реку, как его сносило потоком. Он выскочил и проворно одевшись, побежал в горы.

Первым сорвался за ним Ферфаксов, потом Петрик, сзади растянулись солдаты.

Галька со скрипом и шумом летела из-под копыт. На скаку Петрик соображал свои действия. Переходить с солдатами на их маленьких лошадках нечего было и думать.

Их снесет. Незачем брать с собою солдат — он один управится.

Но уже могучий гнедой Магнит Ферфаксова прянул в поток. Петрик задержал Одалиску и знаком остановил разведчиков.

— Похилко! — крикнул он. — Вам переходить не зачем, мы с поручиком его поймаем и допросим. Если надо будет — я подам свисток, тогда без лошадей идите человек пять через речку.

— Понимаю!

Сильная, чистокровная Одалиска в три прыжка по глубокой воде, залившей ее с крупом, вынесла Петрика на тот берег. Ухватившись за гривы, Петрик и Ферфаксов вскарабкались по крутому берегу и опять было перед ним плоскогорье, поросшее погорелою травою. Кое-где выпячивались из него камни. Это плоскогорье тянулось вдоль реки и было шириной саженей триста. И только поднялись на него, как Ферфаксов показал рукою Петрику. На той стороне луга показалась и исчезла серая фигура манзы.

Ферфаксов карьером помчался туда. За ним поскакал Петрик. И когда, уже нагоняя Ферфаксова, Петрик был на той стороне — перед ним мелькнули ноги Ферфаксова.

Магнит тупо остановился над пропастью и Ферфаксов «рыбкою» вылетел из седла и скрылся в кустах. Петрик набрал мундштук, сдавил ногами Одалиску и остановил лошадь над обрывом. Он поймал Магнита. Сконфуженный Ферфаксов вылезал из кустов, хватаясь за ветви.

— Не ушибся, Факс? — крикнул Петрик.

— Нет… в кусты… Прямо мордой. Никак не ожидал, что он, подлец, так занесет!

Мало-мало в пропасть не угодил.

Он действительно был цел и невредим. Только по щекам текла кровь. Он разодрал их о кусты и шипы ежевики.

Петрик спешился.

— Ну, вот что… Держи, Факс, лошадей, а я спущусь и посмотрю, куда девался проклятый манза!..

Круто, почти отвесно, горная грива спускалась в новую, глухую, лесную падь. И не было сомнения, что именно туда полез манза. Петрик, хватаясь руками за стебли кустов, ища опоры ногам в осыпающемся песке и на камнях, быстро сползал вниз.

Понизу рос густой и частый лес — и едва прошел по нему несколько шагов Петрик, увидал поляну и на ней одинокую фанзу.

Эта фанза была так неожиданна, что Петрик остановился, вглядываясь в нее.

Никакого признака жизни не было подле нее. Не залаяла собака, не всполошились и не закричали куры. Да, как видно, никакой живности и не было на крошечном дворе, образованном обвалившимися, неровными глиняными стенами. Жердяные ворота были раскрыты и сквозь них были видны серые, пыльные стены глинобитной фанзы, простой переплет широкого окна, заклеенного желтоватою, пыльною бумагою. Розовые и белые махровые мальвы часовыми стояли вдоль стены. В углу бурно раскинулись бурьян и крапива. Печать заброшенности и смерти лежала на этом пустом жилье. Холодным дымом, пылью и терпким запахом полыни и мяты пахнуло в лицо Петрику, едва он вошел во двор. Нигде не было никакого человеческого следа.

Петрик, почему-то крадучись, подошел к дверям фанзы. Потрогал их. Они были заложены изнутри китайским засовом. Петрик вынул из ножен шашку, просунул ее в щель между створками дверей и приподнял засов. Безшумно растворились двери.

Петрик прислушался. Полная тишина была в фанзе. В темных сенях пахло пеплом и бобовым маслом. В низкой печи был вмазан черный чугун. Петрик потрогал печь — она хранила вчерашнее тепло. Влево была дверь. Она распахнулась, как только к ней прикоснулся Петрик.

После темных сеней в фанзе казалось светло. Широкий кан с обгорелой порыжевшей грубой соломенной циновкой шел под окном. Пол был земляной. На кане валялось тряпье. На деревянном крае его симметричными горками лежал выбитый из трубочки табачный пепел. Пахло едким табачным дымом, сладковатым дурманом мака и едкою вонью бобового масла. Темный сундук стоял в углу. В глубине была дверь. Простой ее переплет с той стороны был заклеен розовой бумагою. Эта бумага была разорвана и в отверстие — Петрику показалось — кто-то рассматривал его. Петрик вгляделся.

Два огромных глаза — лампады- смотрели оттуда. Эти глаза, вдруг так много напомнившие Петрику из той, его петербургской жизни, когда он избегал Валентины Петровны и дружил с Портосом — ошеломили его. Он не мог вынести их внимательного взгляда. Все было так странно и страшно, так неестественно, необычно и не по-здешнему дико! Глаза показались призраком. Мертвая тишина одиноко стоящей в лесной глуши фанзы давила. Петрик почувствовал: волосы зашевелились под донцем фуражки, и холодный трепет прошел по спине и ногам. Он попятился назад и, не отдавая себе отчета в том, что делает, выбежал из фанзы и побежал к опушке леса. Но едва подошел к мелким частым осинам и елкам, услышал жужжание толкавшихся в воздухе мух, увидал пробежавшую в траве ящерицу, услыхал трепет крыльев сорвавшейся в кустах птицы — овладел собою. Вложил все еще вынутую шашку в ножны и, взяв себя в руки, спокойно и неторопливо пошел в фанзу.

Там все та же царила тишина. Петрик смелее посмотрел на двери, заклеенные розовой бумагой. Он ждал увидеть глаза-лампады, он был готов сломать о них свой острый взгляд и распахнуть скрывавшие лицо двери — но щель была пуста. Оттуда смотрелась чернота каморки. Петрик шагнул к дверям и сразу остановился, как вкопанный. У него на миг от неожиданности и страха закружилась голова.

Двери медленно раскрылись и из них вышла маленькая, сгорбленная, одетая в серые длинные лохмотья старуха-китаянка. Ее череп был гол и покрыт коричневой сморщенной кожей. На макушке был точно узелок грязно-седых волос. Лицо в морщинах с узкими щелками глаз, с широким приплюснутым носом, с тонкими губами, раскрывавшими черный пустой рот без зубов, было лицом ужасной маски. Так было оно неподвижно.

Старуха остановилась в шаге от Петрика. В ее руке была тоненькая трубочка с серебряною, с пол-жёлудя величиною, чашечкою чубук — несколько секунд Петрик и китаянка стояли друг против друга. Оба молчали.

— Русска мадама чего ю? — отрывисто, срывающимся хриплым голосом спросил Петрик.

Старуха не ответила. И прошло довольно времени в этом напряжении. Петрик сделал движение схватить старуху. Тогда шире раскрылся беззубый рот и в щелях глаз коричневой маски метнулся огонь. Блеющий, нечеловеческий голос раздался в фанзе:

— Мею… мею!.

"Я должен обыскать", — мелькнула мысль в голове Петрика.

Но едва он коснулся рукою тряпья, как отдернул руку. Самое слово — «обыскать» претило его офицерскому достоинству. Позорным казалось рыться в женском скарбе ничтожной старухи. Кого она могла здесь прятать, что хранить? Петрик воровато оглянулся. Старуха села на край кана. Ее голова чуть тряслась. В руке, изсохшей, с тонкими пальцами, дрожала ее трубка. Она смотрела на Петрика узкими глазами. И в ее взгляде Петрик читал страшный, оскорбительный немой упрек.

— Мею… мею-ля… — еще раз проблеяла старуха.