"Свет всему свету" - читать интересную книгу автора (Сотников Иван Владимирович)

глава четвертая ЗА ЛИНИЕЙ ФРОНТА

Из окон королевского дворца виден чуть не весь миллионный город. Миклош Хорти мучительно долго не сводил с него глаз. Все казалось ему серым и тусклым.

Даже парламент, воткнувший в небо шпили своих башен. Низкие облака спускались чуть не к самому куполу, вздымавшемуся над залом заседаний палаты депутатов.

Может, заручиться решением палаты? И тут же усмехнулся: ее решением! Как и всегда, решать будет сам. Он, никогда не связывая себе рук, связывал их всем остальным.

Еще молодым морским офицером он на всю жизнь поверил Ницше. Великие люди — вот цель истории. Что ему массы и их жалкие апостолы! Сам он чтит лишь высшую касту, ее власть, ее славу. Главное — он сам, и какое ему дело до всех остальных. Власть! Разве есть большее наслаждение в жизни! Сколько он помнит себя за три четверти века, он никогда не поступался своей властью.

Было, он признавал лишь Франца Иосифа. Все остальное трепетало перед ним, Миклошем Хорти, флигель-адъютантом императора. После смерти императора, подавив восстание в Катарро, он впервые познал оргию власти. А получив командование над контрреволюционной венгерской армией, нетерпеливо ждал своего «восемнадцатого брюмера». Его час пробил в девятнадцатом году. Заняв Будапешт, он обрушил на город кровавый террор. После этого уже ничего не стоило стать регентом. С тех пор Хорти мнил себя «сверхчеловеком», которому все позволено. Он завоевал власть, какой никто не знал в Венгрии. И вот всему конец.

С Карпат тучей нависает Четвертый Украинский. Из Румынии грозно надвигаются дивизии Малиновского. Через Болгарию и Югославию Толбухин с юга обходит Венгрию. Пали первые венгерские города, русские устремились к Тиссе.

Выход один — порвать с фюрером. Пробовал было связаться с англо-саксами. В их ставку под Неаполем еще в сентябре посылал своего генерала Надаи. Ничего не вышло. Им не успеть — ни из Италии, ни из Греции.

Значит, с русскими. Главное — сохранить власть. Другие жертвы ему не страшны. Не стали же русские оккупировать Финляндию. Даже Маннергейм удержался. Правда, Румынию они оккупировали. Но Михая не тронули. Почему бы русским не сохранить и Хорти? Но фюрер! Он не потерпит потери последнего союзника.

Хотел того Хорти или не хотел, пришлось послать делегацию в Москву. Что ж, он подобрал в нее надежных людей — граф, жандарм, дипломат.

Переговоры начались 1 октября. Хорти особо настаивал на главном: прекращение военных действий, участие англичан и американцев в оккупации Венгрии, беспрепятственный отход немцев. С немцами он ссориться не хотел. Но у Москвы свои требования: гарантируя независимость Венгрии, она настаивает на немедленном повороте венгерского оружия против немецких войск.

Пришлось согласиться. Делегация уже возвратилась из Москвы. Остается осуществить предварительную договоренность с русскими. Для этого нужно открыть им фронт и объявить войну Германии. Но у него нет сил ни уступить русским, ни остаться с Гитлером. Его страшит стихия масс. Где же тогда выход?

Ему казалось, выход подскажут другие — нет, не парламент, а хотя бы коронный совет. И не затем, чтобы считаться с другими, а для того, чтобы переложить на них всю ответственность. Решать же все равно он будет сам. Только сам!

Коронный совет был собран в резиденции Хорти, Министры и генералы чинно уселись за тяжелый старинный стол. Живописные, с пышной позолотой плафоны создавали иллюзию разверзшихся сводов.

Лица у всех натянуты, насторожены. Строго почтительные взгляды присутствующих устремлены на регента. Все на нем гладко отутюжено, костюм в полном порядке. Но ему недостает душевной собранности, сосредоточенности, веры в себя. Они привыкли, что он всегда и всем повелевает. Сегодня он явно растерян. И каждый из присутствующих тоже растерян. Ураган событий никого не оставляет равнодушным. Пали Румыния и Болгария. Капитулировала Италия. Сложила оружие Финляндия. Из сателлитов фюрера держится лишь Венгрия. Зачем их сегодня собрал Хорти? Ни начальник генерального штаба Вереш, ни министры, ни сам премьер Лакатош — никто точно не знает, что же предпримет их регент, их бог и демон Миклош Хорти.

Но, едва заговорил он, все вздрогнули, как-то сжались, упрятав головы в плечи. Что он говорит такое? Крах Германии неизбежен. Выход один — просить перемирия. Он, Хорти, располагает сведениями, что условия капитуляции будут приемлемыми. Вместе с русскими или сразу же вслед за ними придут англичане и американцы. Главное — избежать немецких репрессалий. Придется быть готовыми к жестокому насилию. Просто так немцы не отдадут Венгрии.

Министры заерзали в креслах. Ясно, напрашивался вывод — противопоставить силу насилию, оградить правительство, столицу от неизбежных репрессалий. Но регент ни слова не сказал об этом. Как же он думает капитулировать? Уж не жертвует ли он их головами, сохраняя одну свою? Нет, они связаны одним концом, и не избежать им ответственности за содеянное, если у них не станет власти. Но как удержать и уберечь эту власть, если русские пушки уже гремят на земле Венгрии, а эсэсовцы с пистолетом у виска стоят в Будапеште? Истинно чертов круг, и им надо разорвать его сегодня же, чтобы в этот суровый час остаться в выигрыше.

Хорти сел, угрюмо уставившись на министров. Вереша слушал рассеяно. Венгерские армии отошли за Тиссу и Бодрог. Их положение катастрофично. Была попытка часть сил отозвать в Будапешт — Фриснер воспротивился. А сегодня утром начальник генерального штаба фюрера Гудериан прислал ультиматум. Требует в течение двенадцати часов передать немцам командование над венгерскими частями.

Премьер-министр Лакатош говорил нудно и бессвязно. Дебрецен зажат в тиски. Подойдут русские к Будапешту — будет все проиграно. Поэтому хорошо бы запросить мнение палаты депутатов и верхней палаты. Хотя немцы обо всем уже поставлены в известность, но лучше спросить и их.

Ясно, он снимал ответственность с правительства за разрыв с Германией.

Опять заговорил Хорти. Немцы разграбили Венгрию. Им отдано все, что требовали. Отступая, они опустошают венгерские города и села, забирают ценности, взрывают здания, предприятия. Так поступают лишь злодеи, а не партнеры.

Члены совета изумлены. Что говорит их регент!. А сколько он сам пролил венгерской крови? На Дону загубил целую венгерскую армию. Шестьсот тысяч солдат отдал Гитлеру. А в Будапеште у него нет и дивизии, чтоб защитить столицу. Правда, каждый из них тоже причастен к этому. Сейчас поздно обвинять друг друга, нужно действовать, не подставляя своих голов. Ах, Хорти не хочет нанести немцам удар в спину. Тогда на что же он рассчитывает? И чего хочет от коронного совета?

Салаши глядел на них и в душе посмеивался. Ничего у них нет. Жалкие политические гангстеры. Завтра им суд, и их страшит возмездие. С Гитлером они хотели бы, но уже не могут, с народом они боятся. А середины нет. Оттого они бессильны и жалки. Что стоит теперь их безвластная воля! Сила лишь у него, и сегодня пробил его час. Его ничто не остановит — ни кровь, ни смерть, ни ужасы разрушений. Он пожертвует всем, и фюрер его оценит.

Министр земледелия Юрчек призывал не спешить. Лучше остаться с немцами до конца. Его пугала угроза коммунизма.

Хорти спесиво заявил, что у них достанет сил пресечь любые притязания демократии, и снова ратовал за разрыв с немцами. Иначе конец всему. Ему удалось склонить совет к согласию.

Регент тут же прервал заседание и выступил по радио с заявлением, в котором просил у союзных держав перемирия.

Министры переполошились. Что же будет теперь? Поймут ли их немцы? Или они сразу же обрушат на них свои репрессалии? Много спорили и обсуждали, как быть, но никто не подумал, чтобы повернуть оружие против немцев, чтобы открыть фронт советским войскам и честно выполнить уже согласованные условия перемирия. Никто! Их пугал страх перед своим народом.

Неожиданно появился германский посол. С ним прибыл также только что прилетевший из Берлина особо уполномоченный Гитлера Ран, выразивший желание переговорить с Хорти с глазу на глаз.

В кабинете Хорти Ран заговорил сухо и требовательно. Фюрер не простит измены и Венгрии не сдаст. Командование венгерскими частями немцы немедленно берут на себя. Фюрер требует беспрекословного подчинения. Что бы ни произошло сегодня, ничему не противиться. Господин Хорти сам вывел себя из игры, и он будет вывезен в Германию. Жизнь ему будет гарантирована. Все!

Кусая губы, Хорти путанно объяснил ситуацию. Он же не ударил немцам в спину, он...

Ран перебил его. К чему объяснения? Власть уже не принадлежит Хорти. А безвластный регент... Зачем он фюреру? Продолжать заседание коронного совета теперь бессмысленно.

Они молча возвратились в зал. Послы фюрера распрощались церемонно и холодно. Министров сразу же охватила паника.

— Что ж, мы сделали прыжок в неизвестность! — обреченно сказал Лакатош.

— Прыжок в могилу! — уточняя, взвизгнул Юрчек. — Они сегодня же создадут новое правительство, но уже без нас.

Мрачный Хорти молча стоял у окна. Нетерпимый к покою, Дунай все так же спешит к морю и несет туда свои силы, энергию. А куда и на что затратил свои силы он, Хорти, мнивший себя сверхчеловеком, новым Заратустрой, готовым удивить мир? Он всю жизнь пытался сдержать бег времени. Безумец! Время же так всесильно, как и Дунай. И видно, нет сил противостоять законам времени. Во всяком случае, время его кончилось, и кончилось бесславно.

В тот же день гитлеровцы и их салашистские наемники совершили путч. Захватили радиостанцию и телеграф, заняли вокзалы, министерства, генеральный штаб, королевский дворец. Низложенный Хорти подписал отречение в пользу главаря нилашистов Салаши.

Из года в год у Имре Храбеца все шло хорошо. Как инженер-дорожник, связанный с военным ведомством, он пользовался известной свободой даже в условиях осложнившейся обстановки. Ему удавалось бывать в любой из провинций страны.

Несчастье свалилось нежданно-негаданно. Вот уже сколько дней его неотступно преследует неизвестный, избавиться от которого никак не удается. Конечно, легче всего было бы просто уехать, но партийные дела требуют, чтобы он был именно здесь, в Будапеште.

Сегодня как раз назначено конспиративное собрание. Впервые после длительного перерыва соберутся? все семеро коммунистов их организации. Больше года, они работали разобщенно. Коммунистическая партия была распущена, и каждый из них на свой риск и страх воевал против хортистов и немцев. И вот партия восстановлена. Она живет и действует. Снова есть свой центр, связи, есть своя газета.

Но как попасть на собрание? Не может же он привести за собой неизвестного и выдать всех семерых. Остается хитрость. Из дому Имре вышел задолго до срока. Без конца кружил по дворам и переулкам. За ним никого. Неужели избавился? Но у самой конспиративной квартиры он встретился с ним лицом к лицу и от неожиданности даже оторопел. Перехитрил, называется. Смутился и его преследователь. Он застенчиво чуть не вплотную приблизился к Имре и заискивающе сказал:

— Я напугал вас, простите.

— Нет, что вы! Чего мне пугаться?

— Вы не бойтесь. Я давно слежу за вами.

Имре изумился такой откровенности.

— Я знаю вас... — наклонился к нему агент, продолжая полушепотом, — со дня взрыва Гембеша[40].

«Выследил, подлец», — вздрогнул Имре и холодно сказал:

— Вы ошиблись, я никогда там не был.

— Нет, были, еще с сумкой, помните?

— Повторяю, ошибаетесь.

— Вы не бойтесь, я никому не скажу. Меня Йожефом зовут, из квартала Мария-Валерия телеп[41]. Работал на кондитерской фабрике, а заболел — меня выбросили. Мне хочется вам помогать, — выложил он все сразу.

Имре глядел на него сначала сухо и настороженно, а потом вдруг заулыбался. Вот те шпик!

— Ладно, Йожеф, будем знакомы, — протянул он руку юноше. — Только никакой помощи мне не нужно. Вот, может, помочь тебе на работу устроиться... — и он в упор поглядел на парня.

Лицо у Йожефа бледное, глаза лихорадочные, рука, влажная и холодная. Юношеское прямодушие и непосредственность, даже боязнь, что его не поймут и могут оттолкнуть, — все в нем вызывало доверие и сочувствие.

— Поверьте мне, очень прошу, — молил он тихим голосом.

— Если хочешь, приходи ко мне завтра. — И они условились о встрече.

Йожеф оказался довольно смышленым расторопным парнем, и Имре пристроил его в одну из дорожных команд. А прошло время, и они сдружились. Имре стал привлекать его к работе. Посылал расклеивать листовки, распространять нелегальную газету, приучал к конспирации. Несколько позже он решил включить его и в группу подрывников. Йожефу удалось подорвать немецкую машину с боеприпасами. Потом он участвовал в подрыве железнодорожного участка западнее Буды. В свою организацию Имре его не включал, и Йожеф оставался беспартийным партизаном.

В эти дни Храбец готовил крупную диверсию с товарищами из Уйпешта. Его помощи просил старый боевой друг Тибор Бан. Когда-то они вместе учились, потом жизнь разлучила их на некоторое время и снова свела на пути борьбы за новую Венгрию. Каждый из них к этому пришел по-своему. Имре прочитал однажды коммунистическую листовку и, захваченный призывом, выучил ее наизусть. Потом переписал в нескольких экземплярах и сам расклеил по городу. У него просто захватывало дух. Еще бы, он антифашист, но его никто не знал, ни с кем он связан не был. Расклеивая однажды свои листовки, он нарвался на нилашистов. Его чуть не схватили. Спасли рабочие. Выяснив, в чем дело, они свели его к своему товарищу. Тибор Бан оказался его старым другом. Так он связался с коммунистами. Тибор перебрался потом в Уйпешт. Вот он и звал теперь Храбеца на помощь: предстояло взорвать штаб нилашистов.

Имре отправился туда на несколько дней, собираясь по окончании операции немедленно уехать в Сегед для связи с партийным центром. Помогал уйпештским товарищам готовить взрывчатку, разрабатывать план операции. Потом назначили день и час. Тибор настоял, чтобы Имре участвовал теперь лишь в охране. Ему дан пост. Смотри, наблюдай, все по инструкции. Взрыв же поручен другим.

Какая это мука — ждать и бездействовать. Имре не находил себе места. Но пришел час, отсчитаны последние минуты — и взрыв! Теперь домой и — на вокзал.

Все они радовались, что вооруженная борьба против нилашистов все ширится. Правда, ее масштабы пока не велики. Они не идут ни в какое сравнение с борьбой чехов и словаков и тем более с размахом борьбы русских партизан. И все же это борьба с оружием в руках, в ней будут постепенно выковываться силы будущей венгерской демократической армии.

Довольный успехом операции, Имре направился на вокзал. Он уже сел в вагон, как в купе вошел один из участников только что произведенного взрыва. Оказывается, трагически погиб Тибор Бан. Имре покинул Будапешт, убитый горем.

Значит, и Тибор! Как же чудовищно несправедлива судьба! Но вывод для революционера будет один — работать теперь за двоих.

Ко времени прибытия Имре Храбеца в Сегед обстановка там резко обострилась. Даже инженеру-дорожнику нелегко было выехать обратно, тем более с серьезным грузом политической литературы. Пришлось задержаться.

Советская Армия стремительно продвигалась к Дунаю. С часу на час она вступит в Сегед. Имре охватило нетерпение. Какие они, русские? Как отнесутся к венграм? В своем воззвании они обещают им свободу. Неужели придут дни, когда не будет ни Хорти, ни Салаши, ни немецких фашистов? Какое это счастье — свобода!

Имре не сидел без дела. В партийном центре уйма дел и так еще мало сил. Храбец составлял листовки и печатал их в тайной типографии, писал статьи в нелегальную газету. Сколачивал группы подрывников, направляя их на пути отхода немцев.

Встреча советских войск вылилась в грандиозный праздник. Все ликовало. Русские вовсе не грабят и не убивают. Они великодушны и дружественны. На улицах многотысячные толпы мадьяр, которых изо дня в день пугали «красным варваром». Как же можно так оболгать целую страну?

Подумать только, русские в Сегеде! Они заняли Дебрецен, Байю. Двинулись на Будапешт. А за Дунаем уже пробились к озеру Балатон. Идет гигантская битва за Венгрию, и весь Дунай в огне. Пусть сгорает все старое и отжившее. Скоро, скоро кончатся черные фашистские годы!

На освобожденной территории открыто создавались партийные организации. Образован Центральный комитет Коммунистической партии. Затем возник Венгерский фронт национальной независимости. В Сегеде сразу же появился национальный комитет. Сражаясь с врагом, русские ни во что не вмешивались, и венгры самостоятельно строили органы своей власти.

Имре изумлялся. В истории не было примера, чтобы страна получала независимость из рук народа, против которого она только что вела и еще продолжала вести преступную войну.

Фронт независимости объединил все национальные силы, хоть в какой-то степени способные на борьбу за новую Венгрию. Его боевая программа ясна и конкретна. Изгнание немцев. Помощь советским войскам. Немедленное вступление в войну против фашистской Германии. Привлечение к ответу изменников родины. Политические свободы народу. Широкая земельная реформа. Восьмичасовой рабочий день. Борьба за демократическую Венгрию.

Вместе с другими Имре изо дня в день разъяснял эту программу на массовых митингах и отлично видел, как близка она мадьярам.

В эти же дни на многолюдных митингах избирались депутаты во временное национальное собрание. Была выдвинута и кандидатура Имре Храбеца.

Значит, и ему придется ехать в Дебрецен, где в ближайшие дни состоится национальное собрание. С высокой трибуны Имре с гордостью глядел на тысячные массы людей. Еще вчера за любое участие в таком митинге их судили жестоким неправым судом и отправляли в тюрьму или на виселицу. А сегодня они избирают своих депутатов, чтобы навсегда покончить с черными хортистскими законами и утвердить свои, народные. Пусть будет трудно, даже очень трудно. Они станут хозяевами своей судьбы. Он глядел на радостно возбужденные лица людей и знал: этим людям, избравшим его в верховный орган государства, он отдаст все силы, всю энергию., а понадобится — и жизнь, как он не щадил ее и раньше, в дни сурового подполья.