"Ведьма отлива" - читать интересную книгу автора (Карр Джон Диксон)

Глава 6

Фэрфилд-приморский даже в июньский субботний полдень нельзя было бы назвать слишком веселым местом.

Не бренчали банджо на его пляжах, не пели свои песни темнолицые музыканты, и странствующие проповедники не объясняли, почему в мире все так плохо и что нужно сделать, чтобы привести все в порядок. Хотя среди его обитателей были и бедные, и старые люди, все же большинство составляли преуспевающие и степенные.

Правда, несколько купальных кабин, этих любопытных пережитков восемнадцатого века, напоминавших, по мнению Гарта, «удобства во дворе» на колесах, могли в прилив выкатиться на линию прибоя, с тем чтобы полные чувства собственного достоинства купальщики могли раздеться внутри и нырять в воду прямо с них, избежав необходимости появляться на пляже в купальном костюме. Но сейчас был отлив, и широкая полоса ила мокро блестела под серым пасмурным небом.

Кроме того, вдоль берега шла прогулочная набережная с шеренгой высоких кованых фонарей, а в парке с рассохшимися скамейками и позолоченной эстрадой при случае можно было услышать стихи и напевы Гилберта или Салливана. Но к этому времени, к шести часам теплого вечера, большинство народа уже уютно устроилось по домам за чаем.

Если не считать лая нескольких собак, которые выросли слишком нервными, в Фэрфилде царила тишина.

«Удивительно», – подумал Дэвид Гарт.

К северу на некотором расстоянии от Фэрфилда располагался печально известный морской курорт, носивший название Банч. Случалось, что порыв ветра доносил оттуда обрывки мелодий «гидди-гоу-раундс» или «коконут-шиз», но фэрфилдцы старались этого не замечать. Гарт предпочитал Банч. Но вы никогда об этом не догадались бы, увидев, как он шествует по набережной в южном направлении. Там над берегом неясно вырисовывались очертания дома Бетти, а за ним, еще дальше к югу, лежал третий приморский городок под названием Рейвенспорт.

По случаю поездки за город Гарт сменил деловой костюм на твидовый, а цилиндр – на мягкую фетровую шляпу. И все-таки он выглядел внушительно и мрачно, поскольку думал о Бетти и о прошлом вечере. И конечно, об ужасных нелепых словах, брошенных ею перед тем, как она покинула дом в Хэмпстеде.

Бетти еще отвечала в кабинете на вопросы инспектора Роджерса, когда Винс Боствик сделал Гарту сногсшибательное предложение и высказал столь же сногсшибательное предположение.

– Старик, перестань твердить «нереально, невозможно…», – раздраженно произнес Винс. – Ты все еще пытаешься объяснить, как оказалась закрытой изнутри на две задвижки подвальная дверь?

– Да. Согласись, это странно.

– Знаешь, – сказал Винс, – я могу это объяснить.

Это замечание, столь не вовремя сделанное, рассмешило Марион до визга.

Пока инспектор Роджерс допрашивал в кабинете Бетти, остальные расположились в гостиной. Марион ходила взад и вперед, пару раз взметнув подол юбки чуть ли не до бедер.

– На самом деле, – продолжал Винс, всецело погруженный в себя, – я думал об этом малом, который подписывается Фантомом. Он, кто бы ни был, очень умен. Фантом…

– Если вы, мужчины, не перестанете болтать об этих рассказах, – сказала Марион, – я могу сойти с ума. Детективы! – Ее голос сорвался на визг. – Ваши нелепые детективы ничего общего не имеют со всем этим.

– Не торопись, моя лапочка, – отозвался Винс. – Если ты сказала правду, то, как говорит Дэвид, получается, что кто-то запер задвижки.

– О! Кто же?

– Может быть, я это сделал?

Марион судорожно вздохнула и широко раскрыла глаза. Винс указал пальцем на Гарта:

– Когда я стучал в дверь, вы с Марион были слишком увлечены разговором и не слышали меня. Парадная дверь была открыта. Очень хорошо! Предположим, что подвальная дверь тоже была открыта, как говорит Марион. Допустим также, что я вошел в дом, любым путем, каким захотите. Предположим, что я хотел доказать, что моя дорогая жена врет, и доставить ей неприятности. Предположим, я сам закрыл задвижки, а потом поднялся по лестнице из подвала и пошумел в холле, словно я только что вошел в парадную дверь.

– Это нечестно! – выкрикнула Марион. – Это не по правилам!

Она довольно неловко шагнула назад, схватилась за спинку стула и села.

– Ты мне теперь мстишь, Винс, да? – с вызовом проговорила она. – В тот вечер, когда мы смотрели «Веселую вдову», я… я шутила и дразнила тебя по поводу кое-чего, а теперь ты мне мстишь. – Выражение ее лица изменилось. – На самом деле ты ведь этого не делал?

– К черту все! Конечно, я этого не делал! Даже для меня это не шутки.

Лицо Винса тоже изменилось. Он подошел и положил руки на плечи Марион.

– Я все еще люблю тебя, мое взрослое дитя, хотя подобные признания противоречат моему характеру. – Беспокойство заострило и без того резкие черты его лица. – Я этого не делал, но кто-нибудь еще это сделать мог. Кто-то мог подождать, пока дверь закроют, и только потом сообщить полицейским.

– Но полиция ничего не знает! Инспектор, как его там, верит всему, что мы сказали!

– Хм… Возможно. Ты, лапочка, никогда не умела думать на два хода вперед.

– Но, Винс!..

– А ты что скажешь, Дэвид? Это разумное объяснение?

– Ну, – сказал ему Гарт, – в какой-то мере, разумное. Когда я впервые подумал об этом…

– Ты уже думал об этом? Обо мне?

– Да, о тебе. Это довольно очевидно.

– Очень любезно с твоей стороны говорить так! – воскликнул оскорбленный Винс, с него слетело все его добродушие. – Ты имеешь в виду, что, по-твоему, я запер задвижки?

– Нет, я не думаю, что это сделал ты; я не думаю, что это вообще кто-нибудь делал. Этот дом похож на резонатор; все полы скрипят и трещат; деревянная лестница в подвал тоже плоха. Мы с Марион были здесь одни. Даже если мы были поглощены разговором, едва ли я мог совсем ничего не услышать. Есть и несколько других причин, но о них потом. Я могу почти поклясться, что это неверное объяснение.

– Но, боже всемогущий!..

Гарт взглянул на своего друга:

– В чем дело, Винс? Ты так легко относился ко всему этому. Что же случилось теперь?

– Я просто подумал. Если это не произошло так, то это не могло произойти никак иначе, это совершенно невозможно!

– А-а. Ну, если ты, наконец, убедился в этом, мы можем потихоньку двигаться дальше. Кто-то постарался устроить нам неприятности. Если так, то нам стоит приготовиться к ним.

– Как?

Дверь из кабинета в дальнем конце холла распахнулась – судя по всему, допрос закончился. Бронзовая Диана с лам пой вздрогнула. Бетти шла медленно, опустив плечи. Инспектор Роджерс провожал ее до дверей.

– Да, миледи, пока все. Боюсь, только пока. Очень жаль, что эта женщина – ваша сестра. – Тут Бетти дернулась. – Однако, если это она, наши люди захотят расспросить вас еще и о других случаях, это может пригодиться.

– Ее арестуют?

– Это вопрос не ко мне, миледи. Даже если миссис Боствик ее опознает это еще не доказательство, что она напала на бедную леди наверху. У меня есть ее адрес, – Роджерс выудил из нагрудного кармана блокнот, – и я передам его в Скотленд-Ярд. – Потом добавил: – Есть еще одна вещь, о которой я должен спросить.

Его тон резко изменился. Он стал сдержанным, хотя и по-отечески покровительственным. Бетти вдруг остановилась посреди холла. Заметив Гарта в дверях гостиной, она залилась краской и повернулась к инспектору Роджерсу.

– Да? – спросила Бетти.

– Почему вы так торопитесь вернуться в коттедж?

– Но… я живу там все лето! С середины мая.

– А вдруг вы встретитесь со своей сестрой?

– Нет, конечно нет! – воскликнула Бетти в явном удивлении. – Глинис в Лондоне; я же только что дала вам ее кенсингтонский адрес.

– Что я хочу сказать: вы не боитесь своей сестры, а? А может, вы замыслили какую-нибудь глупость?

Гарт отступил на шаг. Взгляд инспектора Роджерса последовал за ним. Слова инспектора явно предназначались ему, хотя обращался он к Бетти.

– Сейчас, сейчас, миледи, я же сказал вам, что нет нужды беспокоить мистера Гарта или брать его машину, чтобы отвезти вас на Чарринг-Кросс. Констебль поймает для вас такси или кеб; он сейчас вернется. Что я хотел сказать…

– Пожалуйста, потом.

– Вы говорили мне, сестра вам угрожала. Говорила, что заберет ваши деньги или вашу собственность. Она упоминала о коттедже и павильоне. Не сочтите за пустое любопытство, миледи, но что такое «павильон»? Что-нибудь типа «Брайтон-павильон»?

– Господи, конечно нет! Это домик, нечто вроде купальной кабины, только без колес, с двумя комнатками для благопристойности.

– Для чего, миледи?

Бетти засмеялась так же, как ранее смеялась Марион.

– Для переодевания: в одной комнате переодеваются женщины, в другой мужчины, все очень благопристойно. – Смех звенел до тех пор, пока Бетти не удалось с ним справиться. – Простите, пожалуйста, мистер Роджерс. Это совсем не смешно. Люди, лет десять или двенадцать назад строившие коттедж, заодно построили и павильон.

– И?..

– Сейчас никто там не переодевается. Если у меня бывают гости, они переодеваются в коттедже, но мы иногда сидим на маленькой веранде, когда хотим полюбоваться морем, и пьем чай. Мы поднимаем флаг, если занимаем павильон.

– У вас бывает много гостей, миледи?

– Нет. Разве я не говорила вам, что я – пария? Только доктор Гарт и… и мистер Хэл Омистон. А что? Это имеет значение?

– Может быть, и нет. Хотя надеюсь, что все кончится хорошо. Только берегите голову, когда пойдете купаться.

– Что вы хотите сказать?

На крыльце послышались решительные шаги, парадная дверь открылась.

– Кеб здесь, инспектор, – отрапортовал констебль.

Каждое слово, каждая интонация запечатлелась в памяти Дэвида Гарта. Эта сцена и сейчас стояла у него перед глазами, пока он под пасмурным небом шагал по набережной Фэрфилда и ветер трепал поля его шляпы.

Он настолько погрузился в воспоминания, что чуть не налетел на каменные с чугунным литьем ступени «Ройял Альберт аквариум», которым заканчивалась шеренга зданий. Сойдя на параллельную морю тропинку и миновав «аквариум», он должен был попасть на Балаклава-роуд, по том свернуть направо, на Севастополь-авеню, и идти по ней, пока она не упрется в немощеную дорогу, идущую вдоль берега.

Полоска плоского берега длиной пять миль изогнулась дугой между кентскими скалами от Банча на севере до Рейвенспорта на юге. Рейвенспорт, когда-то бывший маленьким, но оживленным морским портом, со времен Средневековья впал в спячку; сохранилось лишь несколько живописных старинных зданий да два, самых лучших в Англии, паба.

На окраине Фэрфилда Гарт прошел мимо гостиницы «Кавалер и перчатка». Комнаты ему были уже забронированы, но в гостиницу он не зашел. Свою машину он оставил в Лондоне и приехал поездом. Десять минут быстрой ходьбы, и он доберется до дома Бетти.

И что?..

«Есть один вопрос, – подумал он, – который вчера не был задан. Но если вспомнить о шантаже, он вообще может стать самым главным».

Часы на церкви Святого Иуды, возвышавшейся над отвратительными портиками вилл, оставшихся позади него в Фэрфилде, пробили без четверти шесть. Но у него не было случая спросить Бетти. Когда через десять минут ходьбы Гарт опять вышел на дорогу и уже видел дом Бетти, у него в голове мелькнула другая мысль.

За довольно высокой вечнозеленой изгородью разместился солидный дом под красной черепичной крышей, довольно длинный и приземистый. К пляжу надо было спускаться по откосу, заросшему колючей низкой травой. Справа нечеткий велосипедный след – Бетти была любительницей, хоть и не слишком ловкой, велосипедной езды – уходил от дороги по траве вниз, к пляжу.

И тут Гарт остановился в недоумении.

Перед домом стоял его собственный автомобиль.

Машина смотрела в сторону Фэрфилда. Ее мотор полузадушенно урчал в абсолютной тишине. Хотя некоторые заводчики уже додумались снабжать автомобили ветровыми стеклами и откидным верхом, защищающим от пыли, у машины Гарта не было ни того ни другого. Пыль толстым слоем лежала на кожаных подушках в кузове, где кто-то бросил легкое пальто, пару водительских перчаток с крагами, кепку и зловещего вида слюдяные очки.

– Хэлло, Нанки, – сказал несколько удивленный голос. – Добрый день, Нанки. Хотя день не очень добрый, не так ли?

Двигатель продолжал стучать.

Мистер Генри Омистон, невысокий, светлолицый молодой человек с довольно длинным носом, который вполне уравновешивался выдававшимся вперед подбородком, шел по дорожке от дома Бетти к деревянным воротам между вечнозелеными зарослями. Соломенную шляпу он сдвинул на затылок, а руки сунул в карманы красно-белого полосатого жакета.

– Кажется, вы о чем-то размышляете, Нанки?

– Интересно, найдется ли в английском языке более неприятное слово, чем «нанки», которым ты заменяешь слово «дядя»?

– Боюсь, слишком многие вещи покажутся вам неприятными.

– И ты – лишнее тому доказательство. Что ты здесь делаешь?

– Мой дорогой Нанки, – вежливо ответил Хэл, – не стоит передо мной заноситься или разыгрывать из себя знаменитого доктора. На меня это не действует, а вам не поможет, так что и не пытайтесь. Кроме того, знаете ли, вы не блещете остроумием.

– Я спросил, что ты здесь делаешь?

То же, что и вы. – Хэл невозмутимо улыбался и ждал. – Когда я рано утром позвонил, ваша экономка сказала мне, что вы уже уехали куда-то. В крайнем смятении. Она не знает – или говорит, что не знает, – куда. Но она сказала, что вы собирались быть здесь примерно в это время.

– И именно поэтому, я полагаю, ты опять взял мою машину?

– Естественно. Кстати, я заправился. Поговорим о скромном банкноте в десять фунтов?

– А ты уверен, что десяти фунтов будет достаточно?

– Нет, но на ближайшее время мне хватит. Ваш сарказм не остался незамеченным, Нанки. Он, конечно, трудноуловим, но я его понял.

Из каменного дома не доносилось ни звука. В сердце Гарта закрались ужасные подозрения, и он хотел как можно скорее увидеть Бетти. Он готов был дать Хэлу любую сумму, лишь бы тот убрался отсюда, и немедленно. Очевидно, Хэл это понял: со стороны Гарта было ошибкой сразу лезть в карман за бумажником.

– Вот интересно, – проговорил Хэл и прищурился, – с чего вдруг вы так расщедрились? Как это сыну вашей дорогой покойной сестры удается склонить вас к столь богатым пожертвованиям? Кстати, вам, случайно, не встречался славный, честный полицейский по имени Георг Альфред Твигг?

– А он что, тоже оказался на Харли-стрит? Случайно.

– Может быть, и случайно. Я не знаю, что вы ему сделали, Нанки, но едва ли вы ему нравитесь. Я также не думаю, что ему нравится Бетти.

– Где Бетти?

– Вы, конечно, очень хотите это узнать. Представляю себе…

И Хэл Омистон разыграл целое представление. Стоя в воротах, он приподнял шляпу над светлыми волосами. Сначала он словно хотел возложить сам на себя брачный венец, потом вроде как задумался и засомневался. Гарт понимал, что племянник так нагл, главным образом, по неопытности. Горделивую позу портили длинный нос и выпяченный подбородок.

Но в целом юноша выглядел весьма привлекательно.

– Мне, пожалуй, нравится эта обаяшка, – заявил Хэл. – У нее и деньги есть. Я бы увел ее у вас, Нанки, если бы она не походила так на другую женщину…

Гарт больше не стал ждать и пошел по дорожке к дому. Но Хэл, водрузив на место шляпу, обогнал его. Вместе они дошли до парадной двери с медной фигуркой гоблина в качестве дверного молотка. Дверь была не заперта, за ней открывался очень широкий, с низким потолком коридор, тянувшийся через весь дом. В дальнем конце коридора были широкие стеклянные двери. Сквозь них лился слабый дневной свет.

– Не стоит кричать, – сказал Хэл, – я уже пробовал. Ее здесь нет.

– Где же она?

В коридоре пахло старым деревом и камнем. Хэл замялся, потом пошел к стеклянным дверям и открыл их. Двери выходили на пляж.

– Она пошла купаться, – ответил Хэл, – и не вернулась. Надеюсь, с ней ничего не случилось.