"Венера без лицензии" - читать интересную книгу автора (Щербаненко Джорджо)

1

Итак, Ливия Гусаро за работой, в самом конце улицы Джузеппе Верди, у выхода на площадь Ла Скала, время – десять тридцать, место определено после долгих дебатов, в которых участвовали трое (Давид – с совещательным голосом). Одета она крайне продуманно – вся в голубом, мини-юбка, под расстегнутым жакетом нечто не обеспечивающее должного прикрытия, во всяком случае, блузкой это никак не назовешь, – словом, все нацелено на то, чтобы Ливия, когда она идет по улице к площади Ла Скала, производила впечатление девушки, ищущей что-то (скажем, магазин) или кого-то, с кем у нее назначено свидание. Именно такое впечатление она и производит.

Давид прячется под портиком на площади; его «Джульетта» размещена на стоянке очень удобно, почти в первом ряду у памятника Леонардо да Винчи (это обошлось ему в тысячу лир чаевых). За много дней ничего стоящего они не выудили; взять хоть сегодняшнее утро: двое уже пытались пристать к Ливии, но одного она отшила, потому что он был без автомобиля (тот, кто им нужен, безусловно, должен быть на колесах), а другого – за то, что он оказался юнцом лет двадцати двух и свой восторг по поводу Ливии выразил словами: «Какая чувиха!» (Тому, кого они ищут, должно быть как минимум за пятьдесят, и он положительно не может иметь в своем лексиконе слово «чувиха».)

А теперь Давид из-за портиков увидел, как пожилой – за пятьдесят, уж точно, – довольно высокий человек остановился рядом с Ливией; та делала вид, что ждет зеленого света. Между ними завязалась беседа: видно, Ливия решила сразу не сбрасывать его со счетов, а прощупать.

Вот они пошли рядом, пересекли улицу Мандзони, один раз Ливия даже улыбнулась, но с гордым достоинством. Это означало, что у человека есть автомобиль, и она великодушно позволила ему себя подвезти. Давид в три прыжка очутился возле «Джульетты»: главное – определить, где этот благообразный уличный Казанова остановил свой лимузин, – однако Ливия облегчила ему задачу, задержав кавалера, пока Давид не сел им на хвост.

Какое удобство, синьор, оказывается, оставил машину на той же стоянке, у памятника Леонардо: красивый черный «таунус» затерялся в этом муравейнике. Давиду хватило времени, чтобы выкурить сигарету почти до конца, прежде чем тот сумел вывести машину. Начался автопробег по строго оговоренному маршруту: улицы Мандзони, Палестро, проспекты Порта-Венеция, Буэнос-Айрес, площадь Лорето. Линия поведения тоже была отработана до мелочей: синьорина говорит своему спутнику, что ей надо на бульвар Монца, то есть прогулка на колесах получается достаточна длинная, чтобы оба успели составить друг о друге представление. Если, по мнению Ливии, есть смысл продолжать знакомство, то она соглашается на его галантное предложение и рекомендует последовать дальше, в направлении Монцы, где есть очень милые, укромные уголки. В противном случае она заявляет синьору: мол, не на такую напал, впервые в жизни села в машину к незнакомцу – и вот, пожалуйста, всем мужчинам только одного и надо!

Солнце парило все жарче. «Таунус» двигался намеченным курсом в плотном потоке машин; добравшись до площади Лорето, обогнул станцию метро и остановился у первых номеров бульвара Монца. Давид, бросая вызов правилам уличного движения, пристроился сзади. Ему было хорошо видно Ливию и синьора, который на чем-то настаивал, а Ливия непреклонно качала головой. Фарс продолжался минуты три, потом синьор покорился судьбе, вылез из машины, чтобы распрощаться с несговорчивой синьориной, открыл для нее дверцу, подал руку, пробормотал еще несколько умоляющих фраз, но сломить добродетель Ливии было невозможно.

Когда «таунус» отчалил (еще одно непреложное правило: записывать номера машин всех этих донжуанов, даже если встреча ничем не кончилась, и Давид записал), Ливия подождала еще немного, затем села в «Джульетту».

– Он сумасшедший, – сообщила она с полуулыбкой, – а может, это от жары... у него даже есть визитные карточки, и он дал мне одну. Возьмите, передадите Дуке.

Кавалер Армандо Марнасси, исключительное право на производство пищевых красителей, Алкено, два адреса, два номера телефонов. Давид засунул карточку в карман пиджака.

– А почему сумасшедший? – спросил он, сворачивая по направлению к улице Плинио.

– Сразу предложил мне работу, двести тысяч в месяц: ему нужен личный секретарь. Потом сказал, что в порядке помещения капитала купил несколько квартир, может, меня не устраивают мои жилищные условия, так он с удовольствием поселит меня в одной из них. Если б наша прогулка еще продлилась и он не был женат, то наверняка пообещал бы на мне жениться.

Не дай он ей визитную карточку, можно было бы еще подумать, что это приманка, но пожилой женатый человек, дающий свое имя, адрес и телефон, наверняка говорит серьезно. Возможно, для повышения жизненного тонуса ему не хватает молодой дамы с будуаром, и он намерен как можно быстрее устранить этот недочет.

Днем после двухчасового перерыва поиски возобновлялись. В половине четвертого Ливия обследовала уже другой район: ей надо было обойти все портики от площади Сан-Бабила до площади Сан-Карло, за исключением улицы Монтенаполеоне, – не потому, что этой улицы чужды плотские устремления, просто люди здесь, как правило, заняты деятельностью другого рода, не менее серьезной. Вообще-то пожилые мужчины в этот знойный час отдыхают; бодрячки – в массивных креслах, неженки – в постели. Только в полпятого – в пять эти бонвиваны, опрыскав себя дорогими освежающими одеколонами, снова усядутся за письменные столы для принятия важных решений. А молодые чувственные миланцы или приезжие, напротив, не нуждаются в послеобеденном отдыхе, не боятся жары и потому фланируют по центру, разглядывая витрины, делая небольшие покупки или встречаясь с подружками. Так вот, если заинтересованному пожилому синьору известен этот обычай, то он неизбежно придет к заключению, что именно здесь, в районе самых фешенебельных магазинов, он сможет найти подходящий для своих целей объект – следовательно, жертвует дневным сном и выходит на улицу. В такое невинное время он рядом со стройной молодой брюнеткой производит впечатление не фавна, а доброго дядюшки. Если допустить, что искомый синьор еще существует, то вероятность встречи в данном районе весьма велика. По той же причине этот квадрат необходимо прочесывать и вечером, с девяти до половины одиннадцатого – время кино, спектаклей и концертов, – надо только держаться подальше от проспекта Витторио, где патрулируют профессионалки, и основное внимание сосредоточить на более безопасной, но не менее перспективной магистрали, носящей имя Маттеотти.

Штаб-квартира этой комплексной системы базирования размещалась на площади Леонардо да Винчи, за дверью, на которой все еще красовалась табличка «Д-р Дука Ламберти»; ту, что рядом с дверью парадного – «Д-р Дука Ламберти, хирург» – он снял сразу после освобождения, а здесь ограничился тем, что заклеил липкой лентой сокращение «д-р», но кто-то – то ли идиот рассыльный, то ли мальчишка-хулиган – содрал эту полоску. Дука вторично налепил ленту, наутро опять ее не обнаружил и тогда махнул рукой.

Вдохновителем и разработчиком вышеназванной системы был, естественно, он сам; теперь основная его задача заключалась в том, чтобы дожидаться ежевечерних отчетов Давида, который появится только после одиннадцати вечера, да с надеждой поглядывать на телефон: его Ливия Гусаро с минуты на минуту может поразить цель, и тогда он зазвонит. Ну не глупо ли на это надеяться?..

А пока делать нечего, можно посвятить себя семье – сестре Лоренце, племяннице Саре. Безвылазно сидя дома после трех лет тюрьмы (выйти никуда нельзя, потому что как раз в ту минуту может зазвонить телефон), делаешь массу открытий. Так, он открыл, что сестра стала пугливой. Когда он видел ее в последний раз перед арестом, она была такой отважной, арест и суд воспринимала чуть ли не как честь для себя, передавала ему записки в камеру: дескать, газеты только о нем и твердят, он стал самым популярным врачом в Милане, поэтому его наверняка оправдают, и вскоре у него отбоя не будет от пациентов, так что можно будет открыть собственную клинику.

Теперь же он понаблюдал за ней с утра до вечера и пришел к выводу, что от прежней Лоренцы не осталось и следа. Они вместе вставали, возились с девочкой, убирались в доме, готовили еду, и это была не женщина, а голый страх. Всего боится. Когда он пришел и объявил, что какое-то время побудет дома, она сперва обрадовалась, но потом стала приставать к нему с расспросами, и в конце концов пришлось ей сообщить причину домашнего ареста, рассказать про Ливию Гусаро, про микропленку, про гибель двух девушек, про поиски неизвестного – одним словом, все.

– А тебе это зачем? – встревоженно спросила она.

Как ей объяснишь, Лоренца ведь не Ливия Гусаро, питающаяся абстрактными истинами. Лоренце нужны конкретные факты, такие, как «сегодня понедельник, а завтра вторник». Поэтому он ответил:

– Мне поручили вылечить парня, Давида, и заплатили за это. Но беда его не в том, что он пьет – все гораздо серьезнее: он должен вновь научиться жить, общаться с себе подобными, поэтому надо заняться его делом, и то, чем он занят сейчас, можно назвать массированным лечением, которое наверняка приведет к выздоровлению... Он охотится на убийцу Альберты. Если нам удастся найти его, поймать и наказать, Давид опять почувствует себя человеком, и виски ему больше не понадобятся. Для него Альберта была как первая женщина, он должен отомстить за нее, месть – лучшее лекарство. – Может, объяснение несколько упрощенное, зато конкретное.

Лоренца долго молчала, по глазам он видел, как ей страшно.

– А если с этой девушкой что случится? Ведь это ты заставил ее так рисковать!

Да, он за все в ответе, а с Ливией Гусаро действительно может случиться что угодно. Но он был почти уверен: ничего с ней не случится по одной простой причине – она никого и ничего не найдет. Время шло, каждый вечер являлся Давид с неизменным отчетом: никого и ничего, – и с каждым днем тщательно разработанный план казался все более неосуществимым.

Вот и сегодня Давид окликнул его с улицы, и он бросил ему ключ от парадного. В кухне его, как всегда, поджидало холодное пиво, но прежде чем выпить, он изложил немногочисленные события дня. Опять ничего. Ливия дважды соглашалась проехаться в машинах подозрительных типов, но на бульваре Монца, по своему обыкновению, выходила: оба проводили жен на отдых и теперь шныряли по городу, чтобы поживиться, – впрочем, без особой надежды.

Во время многодневных поисков Ливия нашла все, кроме того, что искала. Например, прицепилась к ней одна лесбиянка и долго таскалась по пятам, разворачивая такую пропаганду однополой любви, что Ливии, как она потом призналась по телефону, с трудом удалось отбиться от ее аргументов.

– Она меня почти убедила: если смотреть на вещи диалектически, то чем гомосексуальные отношения хуже гетеросексуальных?

Она и по телефону предается своим абстрактным радостям, а он ей не мешает: чем еще отплатить?!

Итак, за эти дни чего только не произошло – все, кроме того, что они ждали. Один раз Ливия наткнулась на буйного алкоголика, причем заметила, как он пьян, уже когда очутилась с ним в машине: пришлось подать сигнал опасности – она два раза высунула локоть из окошка, и Давид поспешил ей на помощь, обогнал машину пьянчуги и преградил ему путь. Монументальные формы Давида убедили алкаша в том, что сопротивление бессмысленно, и Ливия была благополучно доставлена под родительский кров. В другой раз ее задержали на площади Сан-Бабила двое полицейских, потребовали документы. Профессия «преподаватель» в удостоверении личности несколько их успокоила: это были простые парни, уважающие культуру и образованность, и у них не укладывалось в голове, как человек с университетским дипломом может вертеть задницей на Сан-Бабила. Они отпустили ее с миром, но очень порекомендовали поскорей вернуться домой.

А синьор А так и не встретился. Они условно называли его не синьор X, а синьор А, потому что, строго говоря, он вовсе не инкогнито, а совершенно конкретный человек, дирижер большого оркестра сутенеров. Имя и внешность были им неизвестны, но в том, что он существует, они не сомневались. Точно так же можно сказать: «самый толстый человек в Милане» – вы никогда его не видели, понятия не имеете, кто он таков – химик или владелец траттории, блондин или брюнет, – но вы знаете: он есть, и надо только найти его и взвесить, чтобы сразу понять, что это тот самый, поскольку весит он больше любого миланского гражданина. И все же синьор А не подавал признаков жизни.

– Давид, достаньте, пожалуйста, ваш список номеров машин.

Тихонько играл транзистор: Лоренца, перед тем как идти спать, его не выключила, – в окно кухни вползал со двора прелестный аромат раскаленного бетона, пиво становилось теплым спустя полминуты, как его вынимали из холодильника, его надо было пить сразу – собственно, так они и делали. Он полистал заметки Давида: двадцать три номера машин, четыре из них заграничные, французские.

Маскаранти, который тайком от Карруа участвовал в операции, пропустил через сито все эти номера – без надежды на успех, из одного лишь прирожденного фанатизма: по свидетельству Ливии, владельцы всех этих автомашин не имели никакого отношения к делу, и Маскаранти лично в этом убедился. Даже выявил одного разыскиваемого квестурой Флоренции и содействовал его задержанию, но о синьоре А ни слуху ни духу.

Сколько времени могут продолжаться эти поиски? Пора давать отбой. Карруа – профессионал, он прекрасно справится и без тебя, подключит Интерпол – и дело в шляпе. Чего уж ты так об этом печешься, как будто тебя это лично касается, и надо же было впутать сюда еще Ливию Гусаро!.. Но каждый вечер, неизвестно почему, он откладывал отбой на завтра.

Он возвратил ненужный список Давиду.

– Глотните виски, и пошли спать.

Он все-таки понемногу давал ему виски: на одном пиве Давид не продержится. Однако же молодчага – потихоньку не пьет, а мог бы вполне – теперь, когда он целыми днями следит за Ливией, – заскочить в какой-нибудь бар, да и ночью тоже, остается один в номере отеля «Кавур» – пей сколько угодно. А вот не позволяет себе!

В кухонном шкафчике стояли две бутылки виски, Давид взял открытую, налил себе сам, как было велено, и, выпив, задумчиво сказал:

– Почему, собственно, он должен быть не моложе пятидесяти? – И, не дождавшись ответа, добавил: – Ведь молодому легче уговорить женщину. Есть такой тип, которому они не в силах отказать. Дука выключил приемник, где начали передавать отчет о бурной деятельности различных министров.

– Те, кого вы имеете в виду, работают без фотографий, с лежалым, извините за выражение, товаром, то есть с чересчур доступными женщинами, и почти все эти юноши на учете в полиции. А наш человек занимается деятельностью высокого порядка, гораздо более разветвленной. Он ищет девиц определенного стиля, «свеженьких», таких, как Альберта, для поставки их в роскошные публичные дома – как в Италии, так и за рубежом. Это организованный экспорт-импорт. Им нужны фотографии, потому что их можно отправить по почте или отвезти для ознакомления еще более крупным шишкам, занимающимся подобной торговлей. Все пятьдесят негативов с пленки «Минокса» свободно умещаются в почтовом конверте или, допустим, в полной пачке сигарет, а потом их увеличивают вплоть до формата тридцать на сорок пять. Бывает, мужчина застенчив, ему хочется выбрать женщину, полистав специальный альбом, – не станет же он собирать в одной квартире дюжину девушек, да это и опасно, для того и делаются такие альбомы: кавалер останавливается, скажем, на номере двадцать четыре, и в назначенный час, в назначенном месте получает свою двадцать четвертую. Но девушки, уже участвующие в этом бизнесе и отдающие дань своему юному покровителю, тут не годятся. А чтобы обеспечить первосортный товар – простите, я опять-таки говорю о женщинах, – нужен человек зрелый, опытный. Возьмем, к примеру, Альберту: вряд ли она бы поддалась на уговоры одного из этих завитых юнцов, иное дело – пожилой, самостоятельный, уверенный в себе синьор... по большому счету, именно такой тип мужчин производит впечатление на всех женщин. Вот вы не сидели, как я, три года в тюрьме, поэтому у вас совсем нет опыта. А я за решеткой заслужил расположение одного великого сводника, и он мне многое порассказал про свою работу, так что я сразу насторожился, как увидел фотографии... Да один тот факт, что фотомоделей нет в живых, говорит сам за себя. Это значит, что речь идет об очень крупной организации. Мелкие сутенеры убивают только в исключительных случаях, а когда играешь по-крупному, поневоле приходится быть беспощадным.

Ускоренный курс лекций по индустрии проституции продолжался еще некоторое время, затем был прерван плачем маленькой Сары в соседней комнате.

– Почти час, – заметил он. – Теперь она выпьет двести граммов молока с закрытыми глазами, почти не просыпаясь, одновременно намочит пеленки, а потом до шести – семи утра ее больше не услышишь. Я всегда считал, что такое вегетативное существование – наиболее цивилизованная из всех форм жизни, разложение цивилизации – по крайней мере для человеческой расы – начинается одновременно с мозговой деятельностью.

Второй ускоренный курс – социальной метафизики – также был прерван. Телефонным звонком.

Он вскочил, как подхлестнутый: он всегда предчувствовал события до того, как они происходили, видно, есть в нем телепатические наклонности, – улыбнулся Давиду и вышел в прихожую, где витал мирный запах воска и газа.

– Да?

В трубке раздался голос Ливии:

– Я нашла его.