"Короткое время бородатых" - читать интересную книгу автора (Екимов Борис Петрович)

19

Казалось, что самое трудное позади: фундамент, обвязка, столбы основы. И теперь спортзал будет расти, поднимаясь словно на дрожжах. Сделай у бруса с одного конца шип, с другого - паз и клади. Рядом следующий. Положил один брус - на дюйм простенок вырос. Два бруса - вдвое больше. И гони так до самого верха.

Но незнакомое дело просто лишь в чужих руках да на языке.

То брус кривой - не положишь же его - надо прямить, делая надрезы с выпуклой стороны. Но сколько? И как глубоко, чтобы он не "ослаб", надрезанный? То вдруг окажется, что такой на вид красивый, хорошо размеченный и - о, счастье! - аккуратно вырубленный шип не годится, в сторону смещен. А намного подтесывать его нельзя: из шипа получится "пшик" и тогда начинай все сначала. То незаметно для глаза начнет стена "заваливать" внутрь или наружу, и отвес ясно покажет, что работа никуда не годится.

А тут еще этот проклятый дождь, и сапоги - склизь несусветная, того и гляди вместе с брусом брякнешься.

- Одурел ты, Андрюха, - шипел Славик. - Здесь шип нужен, - и ядовито: Может, ты умеешь два паза вместе скреплять, тогда я извиняюсь. Прошу, - и освободил место.

- Хватит, ну тебя к черту с остроумием...

- Ничего что-то не выходит. Парни уже по второму венцу кладут...

- Спокойно, не психовать.

- Бугор, иди-ка сюда. Разберись с этой клеенкой. Уводит в сторону угол, и все.

- Подождите, сейчас.

Лихарь из-за спины спросил:

- Кто, кого, куда уводит?

Андрей обернулся. Лицо Антона Антоновича было мокрым, мокрой была и рука, которую протянул он Андрею:

- Здравствуй, - и громче, для всех: - Общий привет, молодежь! - И снова к Андрею: - Так в чем дело?

- Угол уводит, Антон Антонович...

Лихарь глянул вдоль торца стены, надвинул поглубже фуражку, сказал:

- Брус кривой. Маловато выпрямили. И вот здесь подтесать маленько надо. Снимаем. Ну-ка, раз-два... Еще один рез сделаем. А ты, Слава, пока заготавливай на следующий венец. Только попрямее выбирай.

- Черт их разберет, - обиженно прогудел Славик. - Они вроде все прямые.

- А ты вот так... - Лихарь припал к земле, почти лег возле штабеля брусьев, удерживаясь лишь на руках, прикрыл один глаз.

- Вот так... В торец ему глазом стрельни, и сразу видно.

Славик послушно опустился на землю и, убрав со лба космы, долго глядел одним глазом на брус, словно прицеливался.

- Андрей, пилу, - командовал Лихарь.

- Скоба, "Дружба" у тебя? Да ты оглох, что ли?!

- Видимо, у меня.

- Видимо, невидимо... Этого хохла я скоро драть буду, - угрюмо пообещал Славик. - Обрати внимание, бугор! Он все утянул. И пилу, и дрель.

- Пороть хохла!

- Он просто хозяйственный...

- Пороть хозяйственных!

- Поро-о-оть!

Лихарь смеялся, закидывая назад маленькую головку в щегольской кожаной фуражечке. А взяв топор, лежащий подле стены, тотчас сморщился. Подбросив его, на лету перехватил поудобнее длинной четверней беспалой руки.

Андрей, понимая, что Лихарю держать топор искалеченной рукой неловко, попросил:

- Давайте я...

Но Лихарь будто и не слышал, легко махал топором: ровная тонкая щепа валилась в сторону.

- Ложим, - сказал он, поднимая брус, и закричал: - Бригадир! Иди сюда, с топором.

Когда Володя подошел, Лихарь взял его топор, недовольно чмокнул губами, спросил:

- Плотничал?

- Приходилось.

- По топору видно. Но ты же - бригадир. Почему у ребят не топоры, а колуны?

- Понимаете, Антон Антонович, - замялся Володя, - как работали на лесоповале, так и...

- Ясно, - оборвал его Лихарь. - Покажи людям, пусть переделают. Это же мучение, и точности никакой.

- Давай, Андрей, следующий брус. Славик, готово?

- Момент.

- А ты с метром не суетись, - Лихарь присел рядом. - Тебе, веришь ли, всякий брус приходится метром мусолить. А ты шаблончик сделай. - Лихарь вытащил из кармана толстый, чуть не в руку, плотницкий карандаш и вычертил на листе толи шаблон, тут же топором его аккуратно вырезал.

- Оп-ля! - обрадовался он. - Весело и красиво. Приложил и - фьють. Лихарь засмеялся. - Понял?

- Ага.

- Ну, поехали.

Новый брус лег ровно.

- Ладно, - подал Лихарь Андрею топор, - передаю эстафету боевой, трудовой и прочей славы. Не уроните.

И пошел вдоль стен, высокий, сутулый.

- Сейчас мы этим чертям покажем, - обрадовался Славик. - Чуть-чуть на меня. И еще чуть-чуть. Давай сверли, - и криком бригадиру: - Бугор, у тебя знамя есть?

- Какое еще знамя?

- Красное, конечно, переходящее. С надписью: "Самому лучшему строителю".

- Нету.

- Пойду сегодня командиру жаловаться. Должна же страна знать своих героев. Пусть меня флажком отметят.

- У кого сверлилка?

- Что ты его обухом гладишь, смотреть тошно. Ахни разок посильней.

- Видимо, бугор, придется так и оставить.

- Переверни. Внутренняя сторона будет штукатуриться.

- Ты смо-отри... Какая красота! Бугор! Иди полюбуйся.

- Сам приду полюбуюсь! Я не бугор, я живо порядок наведу, бракоделы.

А дождь все сыпал и сыпал, и мокрое топорище скользило, норовило вырваться из руки. Сухим был лишь мох, которым прокладывали стены, заботливо прикрытый куском толи.

- Парни, гляди, какие невесты пошли!

- Где?

- Вон, у столовой!

- В синем плаще - ножки! Я тебе дам!

- Э-зх, хоть поговорить за жизнь да за женщин.

- А откуда эти подруги?

- Тю! Не знаешь? Три дня как приехали. Из Куйбышева. Я уже познакомился. Окончили школу. Всем классом собрались в Сибирь. Все хвостом в сторону, а они плюнули и вдвоем приехали.

- А где работать будут?

- В столовой.

- Хлебно.

- Молодцы, девахи!

- Ну, хорош, народ, кончай языком болтать, слышно ведь.

- Мы что... Мы о них положительно.

А дождь все сыпал и сыпал, и в поселке было серо и пустынно, только временами взвизгивала лесопилка и приглушенно бормотал движок электростанции, расстилая сизый дым по раскисшей холодной земле.

И ругали дождь, но он был равнодушен к людским словам. И с надеждой искали хотя бы малую прогалину в небе - тоже напрасно.

К площадке подъехал тягач, и Степан, выглянув из кабины, крикнул:

- За брусом поидемо?!

- Андрей, Слава, поезжайте. Только выбирайте попрямей. На двадцать четыре или на тридцать шесть. На восемнадцать не надо, возиться с ним.

Радостно загоготав, ребята помчались к тягачу. Какая-никакая, а перемена в работе. Правда, нагрузить тягач брусом - дело нелегкое, особенно если лиственница пойдет, да сырая - хребет трещит. Нагрузишь, и руки трясутся, словно у контуженного. Но все же работа живая.

Тягач, недолго пробежав по улице, остановился у высокого крыльца столовой.

- Хлопцы, - сказал Степан. - Пошли перекусим трохи. Жинка повезла пацанку в Комсомольский, до больницы. Я утром и не ив.

Ребята отказались. Через час обед. А в столовой та же еда, известная, уже опостылевшая: вермишелевый суп с тушенкой да тушенка с вермишелью.

Из столовой на крыльцо шумно вывалила ватага людей.

- Поел на рупь, а брюхо пустое! - раздался голос Ивана.

- Тебе сейчас много надо. Ты при деле, при студентке.

- Заткнись.

- Не буду, не буду святого имени касаться. Как же, сестра отряда... Сестра... Подвинься, я рядом лягу.

- А-а-а!

Ребята выскочили из кабины. С высокого крыльца по ступенькам уже катился какой-то парень. Упав на землю, он вскочил и бросился вверх. Иван коротким ударом заставил его повторить путь.

Парень снова поднялся. Но путь ему преградил Славик.

- Хватит. Гонг уже прозвучал.

- В гробу я твой гонг видел! - окрысился парень, отталкивая руку Славика.

- Спокойно, товарищ, спокойно, - миролюбиво сказал Андрей, становясь перед Славиком. - Иван, в чем дело?

- Да так, - спускаясь с крыльца, проговорил Иван.

- Я же в шутку, а он, гад...

- Ну, значит, пошутковали, - безразлично сказал Иван. - Ты пошутил, и я пошутил. Нравится, можем продолжить? - поднял он голову.

- Что вы как фраера?! - вскрикнул маленький краснолицый человечек с белыми усиками. - Из-за бабы...

- Тоже шутишь? - шагнул к нему Иван.

- Ну, бей! Ну, бей! - рванул краснолицый на себе телогрейку.

- Заслужишь - без просьб уважу, - и медленно сошел с крыльца, и так же медленно, не оглядываясь, пошел прочь.

Трогая вспухшее подглазье, обиженный проворчал:

- Ладно, не последний день вместе живем.

- Языком надо меньше ляскать, халява! - оборвал его краснолицый.

- Что за шум, что за гай? - выходя из столовой, спросил Степан. Поихалы?

- Поехали.

Андрей уже на гусеницу залез, когда за полу телогрейки его потянул краснолицый.

- Два слова, - сказал он.

Андрей спрыгнул на землю.

- Я тебе вот что скажу, а ты уж сам соображай. Какой-никакой Ванюшка а человек, и играться с ним совестно. Большого ума не надо, чтобы его охмурить. Такая дева... День, два, ну, месяц она с ним поцацкается, а потом уедет. Куда ему деваться? Снова ведь к нам. А он мужик... с придурью. Так что не надо с ним баловать! - краснолицый глядел строго.

Андрей ничего не ответил, полез в кабину.

- Чего он? - спросил Славик.

- Ты же слышал.

- Слышал. А чего он?

- Никак хлопцы мирно не живут, - трогая с места, сказал Степан. Пьяные дерутся и у трезвом виде драться начали. Прямо просются у тюрьму, и все. Их оттягают, а они просются...

У лесопилки тягач нагрузили быстро. Тяжелые плахи с грохотом катились по кузову.

- Кабину не сверните! - кричал Степан.

До обеда три ходки сделали, вроде развеялись. А потом снова пошла прежняя песня: шип да паз, клади и давай следующий.

Перед самым концом работы Володя вдруг закричал:

- А ну, давай сюда, народ! Быстро!

- Опять митинг, - сплюнул Славик и вытянул шею, пытаясь рассмотреть, что случилось на противоположном углу спортзала, который клали два Петра.

- Пошли, зовут...

Когда все собрались, Володя сказал:

- Проводим семинар: как не надо работать. Глядите.

Он приложил к углу отвес и оглянулся, приглашая убедиться, что позвал не зря.

Все охнули: нитка отвеса постепенно уходила от стены.

- Как же это вы, хлопцы?

Петя-маленький бросился в атаку:

- Ну и что? Вот вы какие, мужики! Прямо все чтоб тютелька в тютельку было?! Да? Ну, немножко скривили. Выведем, совсем незаметно будет.

- Если не рухнет...

- Не каркай. Сам-то угол ведешь лучше, что ли?

- Проверь, - угрюмо ответил Скоба.

- И проверю.

Петя побежал вдоль стен по лесам, останавливаясь возле каждого угла, промеряя. От последнего он уже не спешил, а шел медленно, даже остановился, перевязал шнурки на кедах и, подходя к ребятам, засвистел что-то бравурное.

- Убедился?

- Тоже не сахар.

- Так же, как у вас?

Он промолчал, уселся на стену, закурил и отвернулся. Профиль его был надменным и обиженным.

- Как же это вы, парни?

- Вы что, без отвеса работали?

- Все ты, детинушка, - ткнул локтем своего тезку Петя-большой. Глаз-ватерпа-ас...

- А ты что?! Ты что?! У тебя головы нет!? Да?! Нашел стрелочника. Ага, я виноват, а ты ни при чем...

- И я, конечно... Оба виноваты. Чего говорить... промахнулись...

Володя ползал возле угла на коленях, прикладывая отвес то к одной стороне, то к другой, а потом забрал у Скобы окурок сигареты и задумался.

Молчали, вздыхали один горше другого.

- Ну, чего как на поминках расселись? - не выдержал Петя-маленький. Ругайте, так хоть в открытую, а не про себя.

- Видимо, этим стену не выправишь, - выдохнул Скоба.

- Ну, так придумай, как выправить, мудрец. Видимо-невидимо.

- Хватит, ребята, ругаться.

- Да, народ. Думайте.

- Ты, бугор, тоже не сиди. Выправить можно стену, как ты считаешь?

- Как ты ее выправишь? А дальше начнешь лепить, вон какое пузо будет.

- Главное - не красота, а прочность.

- Это - спортзал, а не комната смеха.

- Можно попробовать потянуть талью.

- А не рухнет от тали?

- Смотря как тянуть.

- Бросьте, мужики, только начали строить и собираемся уже туфту лепить. С одной стороны - талью, с другой - талью. Люди засмеют.

- Разламывать - время терять.

- Нажать можно.

- Языком.

- Как твой работает - вполне.

Петя-большой, до этой поры молчавший, поерзал на месте так, что крякнули под ним доски, заговорил:

- Переделаем... Правильно я говорю, Петро? - нагнулся он к тезке.

- Переделаем, - вздохнул тот.

По местам расходились молча. И еще минут десять не было слышно ни пил, ни топоров: каждый снова и снова промерял свои стены и угол. И звук отрываемых брусьев резал слух.

А каким уродливым выглядело их детище! Выдранный угол скособочил постройку. Тошно было глядеть.

- Ну что, строители? - засмеялся проходивший мужчина. - Шили - пели, а теперь порем и плачем.

Даже Славик промолчал, вскинулся было, рот раскрыл, а потом махнул рукой и сгорбился, зашагал быстрее, обгоняя медленно идущих ребят, и от его сапог полетели ошметки грязи.

* * *

На улице разветрило. Поселок уже лежал в темноте, кое-где в окнах свет желтел, а непривычно высокое небо было сплошь усеяно небольшими облачками, одинаковыми до неправдоподобия. Казалось, что где-то у горизонта, невидимая за тайгой, пристроилась фабричка и штампует без устали и без лишнего раздумья эти розовые облачка, похожие на детское ушко. И сразу лепит их на медленно движущееся небесное полотно.

- Как коралловые рифы, - задрал Славик голову.

- Ты их видел?

- Во сне. Розовые такие же.

- Хватит... пошли.

Андрей дежурил в сушилке. Печку он уже расшуровал докрасна. Сапоги на решетке расставил, одежду развесил поаккуратнее; а теперь они со Славкой дрова готовили на ночь.

- Хватит так хватит, пошли греться.

В сушилке, как всегда, было людно. Грелись после зябкого дня.

- Боюсь, честное слово, - говорил кто-то. - Прямо никак не могу поверить, что дом наш - нормальный. Иной раз подойду к стене, упрусь посильнее, и кажется, что она шатается. Никто не пробовал?

- Нет.

- Ты это дело брось. Такой бугаина упрется - чего хочешь повалит. Нашел игрушку.

- Это что... Ночью сплю. Снится, вроде я на капиталке, наверху, сверлю под шкант. И вдруг все валится. Как заору, как кинусь! Вон Сашка скажет. С кровати полетел. Лешка вскочил. Николай с Сашкой тоже. Не поймут ничего.

- Я думал опять пожар... Орет...

- Типун тебе на язык. Наговоришь.

Невдалеке истошно взвыла бензопила и заглохла. А через минуту затарахтела, спеша и захлебываясь.

Славик в дверной проем выглянул, озабоченно сказал:

- Где-то возле нашего спортзала. Может, его враги пополам перепиливают?

- Да это два Петра. Уголок свой кладут.

- А-а, бракоделы.

- Ага. Говорят, помрем, но все сделаем.

- Спешить другой раз не будут.

Андрей вышел на улицу, последнюю охапку дров забрать.

В небе остывали облака, покрывались серым налетом пепла. Из какого-то вагончика доносилось:

За белым металлом,

За синим углем.

За синим углем,

Не за длинным рублем...

Из тайги, на опушку, клубясь, выползал туман.

Болтун, пробежав мимо Андрея, сел у дверей сушилки, ожидая. Следом хозяин шел, Прокопов, с Леночкой на руках.

- В штабе кто есть? - поздоровавшись, спросил он Андрея.

- У нас сейчас здесь штаб, - показал Андрей на сушилку. - Где потеплее. Гриша тут, а командир к харьковчанам уехал.

Григорий, услыхав голос Прокопова, вышел на порог.

- Заходите, заходите, - пригласил он. - Погрейтесь.

В сушилке Болтун возле печки улегся. Светлые блики огня играли на его рыжей шерсти. Леночка, Славика узнав, глаз с него не спускала, но подходить стеснялась, пока он не поманил ее. Тогда она соскользнула с отцовой коленки, подбежала к Славику.

- Ленуша, Ленуша, навостри-ка уши и меня послушай, - негромко начал Славик. Леночка глядела на него завороженно.

Прокопов, освободившись от дочки, закурил, сказал Григорию:

- Сможем четыре человека поставить на детсад?

- А что там?

- Полы, потолки, засыпка, окна-двери, крыльцо и по мелочам: погреб, туалет, забор. Всего понемногу, и все надо делать.

- Опять крайние, - вздохнул кто-то.

- А куда их девать? - кивнул Прокопов на дочку. - Таскаем за собой, как кутят.

- Откуда же людей снимать? - продолжил тот же голос. - На всех объектах в обрез. Ставили бы своих. Они же начинали делать? Пусть кончают.

Прокопов к печке подошел, сел на чурбачок.

- Ну, давайте наших, - согласился он и, взяв кочережку, принялся шевелить ею прогорающие поленья. Мягко ухнула, распадаясь и оседая, гора углей.

- Давайте наших... - повторил Прокопов. - Жилье, восьмиквартирка и общежитие. Снимем?

- С жилья нельзя.

- Дальше. Теплотрасса. С нее?

- Тоже, конечно, не стоит.

- Школа. Медпункт. Еще два жилых дома, - ровно перечислял Прокопов, набивая печку поленьями. - Бытовка лесопилки. Столярка. Все.

- В общем, мы крайние.

- Крайние не крайние, - повернулся Прокопов к ребятам. - Я думаю, вы разозлитесь и сделаете быстро. Так что подумайте, посоветуйтесь и ставьте хороших людей. Я вас очень об этом прошу. И как отец. Куда же их девать?

Вспыхнули новые поленья в печурке. Прокопов, освещенный их неверным пламенем, глядел на дочку.

Леночка вдруг встрепенулась, спросила у Славика о времени и, подойдя к отцу, решительным тоном сказала:

- Папа, пошли домой. Тебе пора спать. Болтуша, тоже пошли. Я вас сейчас ужином накормлю.

Прокопов взял дочку на руки, попрощался. Григорий поднялся его проводить. Задремавший Болтун бросился за хозяином. Андрей следом вышел.

На улице посвежело. Даже холодом тянуло.

В тишине было хорошо слышно, как звенит о чем-то Леночка, а ей вторит неторопливый отцовский басок. Долго было слышно. Голоса глохли, удаляясь. Вот уже Прокопова совсем не слыхать. А только Леночка еще звенит и звенит, уходя. И что-то печальное чудилось в этом тонущем во тьме и тишине детском голоске.

- Гриша? - негромко спросил Андрей. - А что у него с женой?

- Откуда я знаю? - вздохнул Григорий. - Уехала она. Вроде мать заболела. Но что-то... Какие-то разговоры... Не знаю.

Ребята из сушилки потянулись в вагончики. Андрей сапоги переставил на решетке и возле, чтобы все хорошо сохли, и уселся читать.

Время от времени, дабы наплывающую дрему разогнать, он оставлял книгу, оглядывал свое хозяйство и шел на улицу, бродил по лагерю, мимо спящих вагончиков.

В один из таких походов возле столовой он услышал шаги.

- Что ж ты бродишь всю ночь одиноко? - пропел Андрей в темноту и почувствовал холодок внезапного страха.

- Андрей?

- Зоя, что так поздно?

Остановившись против Андрея, Зоя молчала. Было темно, но Андрей чувствовал, что смотрит она на него. И от этого невидимого, но осязаемого взгляда, Андрею стало не по себе.

- Что с тобой? Что случилось?

- Что случилось, что случилось, что такое получилось, - медленно проговорила Зоя.

- Что с тобой? - громче сказал Андрей.

- Не кричи. Спят, - дважды капнула словом Зоя. - Ничего не случилось.

- Спроси: как жизнь, ответят: ничего. Но это ничего еще не значит. Так?

- Так. А ведь нам скоро уезжать. Меньше месяца.

- Ты не рада?

- Рада-то рада...

- Знаешь, Иван сегодня какого-то парня...

- Знаю, - перебила Зоя. - Знаю. Ох, Андрюша, влезла я зря, кажется.

- Куда влезла?

- Как куда? Нам ведь скоро уезжать.

- Ну и что?

- А как же Иван?

- Что Иван?

- Плохо ему здесь будет.

- Оставайся. Все давай останемся возле Ивана. Будем его охранять.

- Не надо смеяться. Мне его жалко.

- Что здесь людей хороших нет?

- Есть. Но для них он - Ваня Бешеный Судак.

- А Лихарь, Степан, Прокопов да и другие, мы их просто не знаем.

- Это верно. Может, и не пропадет. А может, и пропадет, - твердо добавила Зоя. - Все равно, уедем, а душа неспокойная будет. Вроде могли помочь человеку, а вот так... не захотели, что ли. Не знаю...

Андрей проводил Зою к вагончику, а у самых ступеней она зашептала:

- Послушай. Может быть, Ивану отсюда уехать? Например, к нам в Волгоград.

- Не знаю. Это у него надо спросить.

- Он и там будет работать. Только рядом с нами. Так лучше будет.

- Не знаю... Нужно у Ивана спросить. А так пустой разговор. Иди, спи, Заяц. Спросим завтра. А то скоро подниматься.

И снова Андрей в сушилку пошел, читал там. Но чтение в голову не лезло. Глаза шли по строкам, а думалось о другом. О Зое, об Иване, о Наташе.