"Кремлёвские нравы" - читать интересную книгу автора (Шевченко Дмитрий)«КОЛЕБЛЯСЬ НАД БЕЗДНОЙ…»Незадолго до смерти Достоевский воскликнул: «Вся Россия стоит на какой-то окончательной точке, колеблясь над бездной». Ему не дано будет узнать, что через месяц после его кончины трагически оборвется неспокойное царствование Александра II. Слова писателя звучат сегодня так же тревожно, как и сто лет назад. Последнее десятилетие уходящего века изобиловало смертями и кровью, мы пережили два путча, и только стечение обстоятельств уберегло страну от новой гражданской войны. Не успев отдышаться после позорной чеченской кампании, мы опять, по воле неразумных политиков, оказались у края бездны. И вновь приходится задавать себе вечные, «достоевские» вопросы: почему Россия в цветущем хороводе стран, среди красивых подруг всегда остается дурнушкой? Чья злая воля преследует нас? Поговорить об этом я решил не с литератором, философом или политологом, а с полковником Г., в недавнем прошлом сотрудником Службы безопасности президента. На глазах у Г. и при его участии разворачивались события, дающие объяснение многим сегодняшним бедам и болезням. Кроме того, прогнозы профессионального оперативника будут полезны в дни нового нежданного кризиса, когда перед ограбленными людьми снова, как и десять лет назад, встает отнюдь не «достоевский» — «животный», насущный вопрос жизни скупать ли на последние крупу, готовясь к зимней голодухе, или выходить с кистенем на большую дорогу… — Ты, по-моему, тогда ещё в Кремле работал, — рассказывает начинающий седеть, но не потерявший ни спортивной формы, ни стального волчьего огонька в глазах полковник Г. — Должен помнить ту ночь с 3 на 4 октября 93-го года. Похоже на сегодняшнее настроение — голова кружится, ноги ватные, апатия. И мелодия Шевчука — «что же будет с Родиной и с нами…» в мозгу вертится. Вызывает меня поздно вечером Борис Ратников, зам Барсукова. Говорит только что к Коржакову приходили Бурбулис и Филатов, оба бледные. «Последний — натуральная моль в муке!» — смеялся после аудиенции Коржаков, особенно «расположенный» к руководителю администрации. Рассказали, что обнаружили где-то в Подмосковье чудо-физика, создавшего лазерный прибор, воздействующий на толпу. Несколько пучков света, направленных в глаза, — и «враги демократии» ослепнут, некому будет Кремль брать. Ратников вручил мне адрес — «возьми пару ребят, съезди, выясни, в чем дело». Вернулись ночью чертыхаясь — туфта! Прибор весом чуть не в три тонны, экспериментальная модель, до «эксплуатации» ещё далеко. Но злился я не из-за гиперболоида, будь он неладен. Возмутило другое — божий одуванчик Филатов (вечно в глазах слезы, как у старой девы), голос тихий, жалобный, своей тени боится, а какую расправу над народом удумал! Да и глупо как. Впрочем, не менее глупо и жестоко было посылать «Альфу», призванную освобождать заложников, штурмовать Белый дом… Незадолго до этих событий мне было поручено подготовить секретный указ об оперативном подчинении «Альфы» Службе безопасности президента. Ельцин указ подписал. Но когда ребята отказались от штурма, досталось не Коржакову, начальнику службы, а Михал Иванычу Барсукову. Коржаков уже был высокого полета птицей, недосягаемой. Но больше всех влетело Геннадию Николаевичу Зайцеву, руководителю «Альфы». Об этом ещё нигде не писали, скажу только тебе: Зайцев два раза был близок к самоубийству — в ночь, когда штурм не состоялся и Ельцин материл офицеров так, что на улице было слышно, и когда его увольняли. Игорь Митрофанов, спецназовец, случайно войдя к Зайцеву, в последнюю секунду отвел руку Геннадия Николаевича с пистолетом от виска… Не перевелась ещё офицерская честь! А что Ельцин, спрашиваешь? То же, что и всегда. В ту ночь, как ты помнишь, он не соизволил обратиться к нации (как и в пору нынешнего кризиса вместо того, чтобы успокоить людей, обсуждал с болгарским президентом перспективы сотрудничества. В стране паника, у людей испаряются последние копейки, а у президента душа болит, что с Болгарией торговля вялая…). Тогда на телевидение отправили Костикова — брешь прикрывать, он пытался что-то мямлить: Ельцин, мол, со своим народом, переживает, весь на защите конституционного строя. А он не с народом был — с бутылкой, оттащить от которой его и трактором невозможно. Нажрался, прости за грубость, сел в вертолет, благо тут же, на Ивановской площади дожидался, и улетел восвояси — в санаторий «Русь»… Танки стояли уже на мосту, у Белого дома. И ещё поразили меня твои коллеги с Первого канала телевидения, скажи им, пусть не обижаются, тем более что канал отключил их тогдашний начальник, большой храбрец Брагин. Но все же… Сутки съемочная группа безвылазно просидела в Кремле в одном из кабинетов. Я понимаю, не работает канал. Но можно было хотя бы для архива поснимать, никто не препятствовал. Си-эн-эн ведет прямую трансляцию из Кремля, а эти друзья всю ночь на стульях промыкались, даже во двор не вышли… Стыдно сегодня за всех, кроме «Альфы». За вас стыдно, пресс-службу, где ты тогда служил. Не успели танки ударить по парламенту, как тут же началась пьянка. За что бокалы поднимали? Впрочем, что я спрашиваю? Этажом ниже мы все хорошо слышали… За себя стыдно, хотя удалось под утро (всю жизнь буду гордиться этим) лично вывести из Белого дома около двадцати вооруженных казаков, убедить их не стрелять по людям… Вспоминаю тогдашнее состояние. Нервы, как «верный «калашников», на взводе, тревожно, темно, светомаскировка. Ожидали штурма Кремля. Самое страшное, отдай Коржаков приказ стрелять — выстрелили бы. Сволочи, конечно… Спустя восемь дней после штурма Ельцин отправился с визитом в Японию. Еще тлел обезображенный парламент, не все трупы успели опознать, ночью действовал комендантский час. Какие-то сметливые предприниматели успели за пару дней выбросить на прилавки магазинов оригинальную водку «Краснопресненская» — на этикетке не пшеница, как заведено испокон, а пылающий Белый дом. Остроумно. Водка шла нарасхват. Что мы за страна? Перед отлетом из Внуково, по традиции, Ельцин на минуту подошел к журналистам. Сияя, заявил, что противостояние в Москве закончилось. Власть крепка и следователи наши быстры — супостаты все как один в «Матросской Тишине». Прощаясь, сказал с улыбкой: — С легким сердцем я покидаю Москву… Журналисты опустили глаза. …Я уверен, что и сегодня, в пору нарождающейся смуты, которая неизвестно чем закончится (тогда было противостояние властей, ныне — власти и всего народа), наш президент-оптимист опять широко улыбнется, приложит руку к отреставрированному сердцу и заявит: — Дорогие россияне! Как гарант Конституции заявляю: кризис преодолен. В Горках-9, не спорю, — преодолен. Мы к этому ещё вернемся и кратко изложим, как полковник Г. с кризисом боролся. Гарант же Конституции, как известно, не тамбовский окорок, на хлеб не положишь… …Не знаю, легко ли было на сердце у президента, но когда летели обратно из Токио, я лично наблюдал, что творилось с его подопечными. В переполненном самолете (журналисты, сотрудники охраны, мидовцы) царило похоронное уныние. Бессонные ночи до и во время штурма, затем влажный стремительный Токио, где все из рук валилось — то журналисты терялись, то пропадали официальные бумаги, то опаздывал транспорт, — сделали свое дело. Люди переутомились, глубоко запустили руки в поклажу и откупорили водку. Лететь предстояло долго. К середине пути пустые бутылки катались по салону, как в старые времена — по проходам в кинотеатре. Голоса постепенно окрепли, и центральный салон превратился в многоголосый нестройный хор. Физиономии раскраснелись, глаза стали шарить по салону — к кому бы прицепиться. Еще полчаса — и в передовом президентском лайнере началась коллективная истерика. Трое журналистов, сойдясь в кружок, материли моего коллегу, сотрудника пресс-службы, за то, что японская пресса получила официальные документы якобы раньше российской. Он рыдал в голос, как многодетная мать, брошенная мужем, и прикрывал голову руками. В хвосте высокопоставленные сотрудники МИДа добивали очередные пол-литра, одного из них мутило, но до туалета он уже дойти не мог. Прощайте, красочные японские подарки, до свидания, шелковые кимоно! Какой дурак их тут оставил на поругание? Визг девушки, журналистки одной из газет, на секунду перекрыл всеобщий гвалт. Она удирала от дюжего охранника, пытавшегося утащить её в передний, фешенебельный салон. Между ними вырос парень из «Интерфакса» и заявил пьяному Рэмбо: «Пошел вон, дурак!» Стальные пальцы впились в его горло. Журналист начал хрипеть, глаза вылезли из орбит. Но на помощь никто не шел. Наконец, подоспели пилоты (больше трезвых не обнаружилось) и, вдвоем повиснув на руке атлета, в последнюю секунду сумели разжать пальцы… Так мы, строгие кремлевские чиновники, воплощение здоровья нации, сопровождали в официальной поездке нашего президента, бодрого оптимистичного человека… — Генерал Георгий Георгиевич Рогозин был для Кремля, как выражаются твои коллеги-пижоны, фигурой знаковой, — продолжает полковник. — Я знаком с ним давно, со времен Высшей школы КГБ. Запомнилось офицерское собрание 1976 года. Времена были строгие. Докладчики читали по бумажке. Вдруг на сцену буквально влетает молодой офицер в морской форме капитан-лейтенанта. Черная форма, черные волосы, черные усы, а лицо бледное, нервное. И речь его необычна. Впервые за годы учебы я услышал трезвые и даже горькие оценки обстановки в нашей школе. Георгий рассказал ошарашенной аудитории о том, что несколько курсантов, наших товарищей, пытались изнасиловать девушку, она не выдержала издевательств и выбросилась из окна. Другие до исподнего проигрываются в карты, третьи — теряют секретные документы. Руководство нахмурилось, но поддержало смелого аспиранта. Вскоре все училище знало его в лицо… Я только с годами понял — то выступление было тонким расчетом, всю жизнь он любил покрасоваться, выделиться из толпы, особенно в Кремле, где за неимением других талантов стал придворным шаманом и звездочетом, а также правой рукой Коржакова… В КГБ Рогозина быстро раскусили. К 1992 году он дослужился лишь до советника отдела в управлении военной контрразведки. Затем перешел внештатным консультантом в экономическую комиссию Лобова. Решил, наконец, уволиться, уехать к матери во Владивосток, где в юности морячил на каком-то плавсредстве (вот откуда любовь к морской форме!) и где его завербовали наши славные органы. Но попал не во Владивосток, а в Кремль, где в это время стремительно шло создание Службы безопасности президента и куда его кто-то сосватал с Лубянки. На Ратникова, а потом и на Коржакова он произвел хорошее впечатление — подтянут, аккуратная щеточка уже седых усов, педант, а это ценят в Кремле. Я уже работал в службе, курировал оборонную промышленность, и мы часто виделись в коридорах с Жор Жорычем. Вскоре я заметил перемену, произошедшую в нем. То ли стал чуть высокомернее, то ли глубоко переживал свое нежданное восхождение на вершину власти. Ведь вспомни 92-й год. Эйфория! Мы ночи напролет проводили на работе, обсуждали, как будем обеспечивать безопасность охраняемых лиц, спорили о месте нашей службы в системе безопасности государства и о безопасности государства в целом. Но изменился Рогозин не поэтому. Вот причина. Коржакову очень по душе пришлась давняя страсть Георгия — парапсихология, астрология, предсказания, всякие там оккультные науки. Учти — демократия на дворе, а не время братьев Лаутензак… Много позже Жор Жорыч в многочисленных интервью отрицал свое кремлевское шаманство, но я-то точно знаю, видел собственными глазами его «продукцию» — графики, диаграммы, карты расположения светил, которые он ярко раскрашивал. И на каждой — личная круглая печать с фамилией, как у доктора… Коржаков ему в конце концов звание генерал-полковника выхлопотал, хотя Рогозин контр-адмиралом желал стать. Едва ли не каждый день приходил к шефу на доклад. «Сегодня планеты выстроились так, что нужно быть поосторожнее в принятии решения, хорошо бы его отложить…» Представь себе — предсказания в области оперативной работы! А небесные диаграммы целых политических структур! А порча политиков! Вот почему, оказывается, у Зюганова ничего не получается… Вполне допускаю, что Жор Жорыч нашаманил и наезд Службы безопасности на Гусинского у мэрии, и коробку из-под «ксерокса»… Нас со Стрелецким, кстати, первыми вышвырнули из службы. А ведь не нужно было трогать эту коробку! Сколько их было, не счесть… Промашку дали. А все после того, как Коржаков обратился к Ельцину с просьбой всю финансовую документацию по предвыборной кампании сосредоточить в службе. Этого рыжий Толик со своим штабом пережить не смог… Спрашиваешь, составлял ли Рогозин гороскопы Ельцину? Едва ли. Ельцин бы не потерпел. Президент у нас сам предсказатель, всему государству диаграммы рисует. Ванга, понимаешь… Немцов с Чубайсом до 2000 года, рубль никогда не упадет… И ведь учти, это в элитной спецслужбе происходило. Что же тогда на местах делается? Вот и не спрашивай, почему мы сегодня у края какой-то там бездны колеблемся… |
||
|