"Шторм" - читать интересную книгу автора (Хесс Нора)

Глава 12

Уже спустился вечер, в доме зажгли лампы, а Мария накрыла стол для ужина. В это время на ранчо прискакал Уэйд. Когда он вошел на кухню, Шторм заметила напряженные складки в уголках его губ, свидетельствующие о сильной тревоге. Он показался Шторм очень подавленным, когда сел за стол напротив нее.

Уэйд снял шляпу и положил ее на пол рядом с собой, и только затем ответил на молчаливые вопросы, обращенные к нему.

– Папа действительно сломал ногу, – он взял тарелку с жареным цыпленком, которую Кейн передал ему, – перелом голени чуть ниже колена.

Мария сочувственно зацокала языком, а Уэйд продолжал резким злым тоном:

– Если бы он не взялся нести ящик с виски, он бы заметил ту лужу на полу.

Шторм с изумлением увидела, что он метнул в ее сторону взгляд, полный осуждения, и добавил:

– Мне следовало быть там, рядом с ним, и таскать ящики вместо него.

Пока Шторм пыталась докопаться до значения его осуждающего взгляда, Кейн нетерпеливо сказал:

– Это глупый довод, Уэйд. А если бы несчастье случилось пару недель назад, когда ты был в отъезде, перегоняя вместе со мной стадо? И даже если бы ты находился в салуне, ты же, черт возьми, отлично знаешь, что Джейк все равно взялся бы сам нести тот проклятый ящик с виски.

– Да, ты прав, я знаю. Это все папина гордость, гордость старого петуха. Но все равно я должен был каким-то образом убедить его бросить тяжелую работу и заняться чем-нибудь полегче.

– Я не предполагала, что он уже дома, – сказала Мария. – Я могла бы послать ему ужин.

– Нет, он все еще в Ларами. Доктор опасается, как бы не произошло смещение костей, поэтому папу нельзя трогать двенадцать часов или около того. Он пока будет находиться в кабинете доктора, там в задней комнате он и переночует, а я завтра поутру возьму коляску и съезжу за ним.

Шторм все ожидала, когда же Уэйд поинтересуется, как Джози добралась до дома, и вообще спросит о ней. Но тут опять в разговор вступил Кейн:

– Думаю, он не скоро оправится после травмы.

– Да, он пролежит, самое малое, месяц, так сказал доктор. В папином возрасте кости очень хрупки, и чтобы они срослись, требуется намного больше времени, чем обычно. Это не тот случай, когда я в десятилетнем возрасте, упав с дерева, сломал себе ногу. Помнится, через пару недель от моей травмы и следа не осталось, – он помолчал, криво усмехаясь. – Папа, конечно, не будет полностью беспомощным, прикованным к постели. У него будут костыли, чтобы он мог сходить, куда надо, и вернуться.

Кейн заметил, засмеявшись:

– Да Джейк ползком доберется до уборной, только чтобы не пользоваться ночным горшком.

Все улыбнулись в ответ на это замечание. Затем Уэйд взглянул на Кейна и произнес твердо:

– Думаю, что несчастье, происшедшее с отцом, не позволит мне принять участие в предстоящем путешествии в форт. Я, конечно, мог бы нанять кого-нибудь посидеть с ним, но ты же знаешь, что он не выносит рядом с собой чужих людей. Он не позволит мне этого сделать.

Шторм увидела выражение отчаяния на лице брата и опустила глаза в чашку с кофе, задумавшись над создавшейся ситуацией. Когда в разговоре возникла пауза, она взглянула на Уэйда.

– Я не чужая Джейку. Мы с ним очень хорошо ладим и запросто общаемся. Я присмотрю за ним.

При этих словах глаза Кейна зажглись надеждой, но Уэйд недовольно нахмурился.

– Ты не справишься с ним, – возразил он холодно. – Он уговорит тебя дать ему костыли и начнет целыми днями скакать по дому, как только мы с Кейном скроемся из виду.

Шторм опустила глаза себе в тарелку, чтобы скрыть обиду, которую нанес ей отказ Уэйда от ее помощи. Ему от нее ничего не надо: ни ее любви, ни ее тела, ни даже ее помощи. Внезапно Шторм охватила безудержная ярость, эта неожиданная вспышка поразила не только всех окружающих, но и ее саму.

– Пошел ты к чертовой матери, Уэйд Мэгэллен, – заорала она снова – второй раз за сегодняшний день.

Резко отодвинув свою тарелку в сторону, она вскочила на ноги.

– Мы все здесь сидящие прекрасно знаем истинную причину, почему ты не хочешь ехать с Кейном. И Джейк не при чем. Ты просто не хочешь покидать на долгое время свою драгоценную Джози.

Она выбежала из кухни и опрометью бросилась вверх по ступенькам, слыша, как ей вдогонку несется громкий баритон Уэйда:

– Проклятье, Шторм, это же неправда!

Единственным ответом ему был стук захлопнувшейся за ее спиной двери спальной комнаты.

– Вот черт, – пробормотал он. – Видно, я ее сильно обидел.

Через несколько минут Шторм услышала цокот копыт. Уэйд уехал. Лежа на кровати, Шторм уставилась в потолок, жалея, что в порыве гнева произнесла вслух имя Джози. На самом деле она хотела сказать: «Твоя женщина в Шайенне», но Шторм не знала, позволит ли Бекки передавать свои слова окружающим. На глазах Шторм закипели слезы.

Когда часом позже порог ее комнаты переступил Кейн и уселся на край постели, глаза Шторм все еще были красные и напухшие. Так как она игнорировала его присутствие, он легонько дернул ее за прядку волос.

– У тебя нет никаких причин дуться на меня, ведь правда? – он подождал минуту и, поскольку она снова никак не прореагировала – ни словом, ни движением – продолжал, пытаясь вразумить ее: – Если уж говорить начистоту, то у тебя нет никаких причин дуться и на Уэйда тоже. Он действительно считает, что Джейк не будет слушаться тебя.

Кейн встал, потянулся всем своим худощавым телом и добавил:

– Но он согласен попробовать.

И Кейн ухмыльнулся, видя удивленное выражение, появившееся на лице сестры, его сообщение заставило ее открыть глаза и перестать притворяться спящей.

– Он собирается взять с Джейка клятву, что тот будет хорошо себя вести в отсутствие сына. Иначе Уэйд пригрозит ему оставить старика в следующий раз с чужим человеком.

– Мы с Джейком прекрасно поладим, вот увидишь, Кейн!

– Ты уж постарайся, сестренка, – произнес Кейн, направляясь к двери, – иначе если Джейк уговорит тебя позволить ему делать то, что не положено, Уэйд голову с тебя снимет.

Задув лампу, Шторм улеглась снова в постель, пообещав себе, что если понадобится, она привяжет Джейка к кровати.

Шторм вышла на заднее крыльцо и глубоко вдохнула живительный воздух. Утро было ясным и свежим, солнце пронизывало пелену тумана, который все еще висел над низинами. Она перевела взгляд на прибрежную дорогу, откуда с минуты на минуту должен был появиться Уэйд на своем могучем жеребце. Они с Кейном решили отправиться в путь пораньше.

Шторм поднялась очень рано, чтобы позаботиться о завтраке, потому что Мария заночевала у сестры, которая только что произвела на свет своего шестого по счету ребенка.

Шторм взглянула на барак и маленькую, стоящую отдельно кухоньку, из дымохода которой валил дым; дверь в кухоньку была открыта, внутри висел фонарь, и было смутно видно, как двигается Куки, готовя завтрак для скотников, которые отправятся в дорогу вместе с Кейном и будут помогать ему перегонять стадо до форта Ларами.

Она увидела, как из дверей барака вышли шесть молодых парней, зевая и протирая глаза, они направились к лавке, на которой стояли тазы, лежали мыло и полотенца, а рядом находилась бадья, полная воды. Жизнь ковбоя трудна – Шторм знала это, но она также знала, что ни один из этих ребят не захочет сменять свою жизнь ни на чью другую.

Шторм услышала ржанье жеребца прежде, чем увидела его. Потуже затянув пояс на своем халате, она вернулась в кухню. Шторм открыла заслонку в печи и подложила в огонь большое полено, затем заглянула в печь, чтобы проверить, готовы ли сдобные булочки.

– Полный порядок, – прошептала она с удовлетворением – они вышли почти так же хорошо, как у Марии.

Она нарезала бекон тонкими пластиками от большого куска, когда Уэйд въехал во двор. Шторм видела в окно, как он ловко спрыгнул с седла и привязал своего коня к столбу. Когда он поднимался на крыльцо, ее взгляд непроизвольно остановился на его бедрах, их движение возбудило ее, она почувствовала пламенное желание внизу своего живота и не могла оторвать взгляда от бугорка на его брюках, где находилось то, о чем она сейчас так страстно тосковала. Судорога пробежала по всему ее телу.

– Прекрати! – сердито прикрикнула она сама на себя и, положив кусочки бекона на сковородку, понесла ее на огонь.

Мясо уже начало шипеть на разогретой сковородке, когда Уэйд вошел на кухню, сопровождаемый Кейном, который только что оседлал своего коня. Сев на свое обычное место за столом, Уэйд криво усмехнулся Кейну, который налил две чашки кофе.

– Ты считаешь, что для нас не безопасно завтракать сегодня утром? – спросил он обеспокоенным тоном.

Поймав смеющийся взгляд друга, Кейн ответил: – Все, что я могу сказать, это только то, что я надеюсь, кухарка несколько исправилась в лучшую сторону за последнее время. Хотя я, конечно, помню то невообразимое месиво, которым она нас нередко потчевала в былые времена.

Уэйд кивнул, выражая полное согласие.

– И помнишь, мы даже не могли возразить ни слова по этому поводу. Мы должны были сидеть за столом и давиться этой, с позволения сказать, едой, а Мария, между тем, обычно стояла в дверном проеме, сверкая глазами в нашу сторону, ну как тут было найти в себе мужество сказать хоть слово!

Кейн притворно вздохнул.

– Удивительно, как вообще мы уцелели. Да еще и вымахали в таких крепких и красивых мужчин.

Они продолжали дразнить Шторм, пока та готовила завтрак, не поддаваясь на провокации и делая вид, что не слышит, о чем говорят эти двое. Но когда она с громким стуком поставила тарелки с яичницей, беконом и жареной картошкой перед обоими мужчинами, ее глаза горели опасным огнем. Видя, что она повернулась спиной к ним и пошла к плите за кофейником, Уэйд подмигнул Кейну.

– Я должен сказать, что ее манера поведения на кухне заметно изменилась. Ты помнишь, какие улыбки и нежный лепет сопровождали прежде ее гастрономические потуги?

– Уэйд Мэгэллен, – Шторм встала рядом с ухмыляющимся Уэйдом, держа дымящийся кофейник в руке – скажи прямо, ты хочешь, чтобы я налила кофе в чашку или тебе на колени?

– О Господи! Только не на колени! – воскликнул Кейн в притворном ужасе. – Подумай обо всех тех женщинах, которых ты тем самым, обездолишь в настоящем и будущем. Уж лучше лей ему прямо на голову.

– Думаю, именно это она и собирается сделать, – пробормотал Уэйд, поглядывая на Шторм с опаской.

– Что я собираюсь сделать, так это заставить вас обоих заткнуться, – отрезала Шторм и плеснула кофе в чашку Уэйда, причем он стремительно отдернул свою руку со стола – от греха подальше.

Уэйд с обиженным видом взглянул на нее, хотя губы его непроизвольно кривила озорная усмешка.

– Послушай, Шторм, в твоем характере появилась очень неприятная, я бы даже сказал, подлая черта.

Шторм ничего не ответила, а лишь взяла свою чашку кофе и подошла к окну. Она пила дымящийся напиток осторожно, маленькими глотками, чуть касаясь вытянутыми губами горячего края чашки, и прислушиваясь к разговору Кейна и Уэйда о предстоящей поездке. Сразу же после завтрака, они встали, готовые к отъезду.

Кейн подошел к сестре и, положив ладони ей на плечи, сжал их, тепло глядя на Шторм.

– Береги себя, сестренка, пока я буду в отъезде. Рейф присмотрит за тобой и Джейком. И не вздумай прогуливаться поблизости от места, где пасется дикий жеребец.

– Вряд ли у меня найдется время для прогулок, – сказала Шторм. – Я же буду ухаживать за Джейком, ты что забыл?

– Ну да, конечно, – Кейн нежно тронул ее за подбородок, затем, взмахнув рукой, он вышел из кухни.

Оставшись наедине с Уэйдом, Шторм ожидала, что он съязвит сейчас что-нибудь насчет Рейфа, остающегося с ней под одной крышей. Но он поразил ее тем, что сказал только:

– Не очень-то убивайся, ухаживая за отцом.

И вышел. Шторм услышала топот копыт лошадей, которых ковбои выводили из конюшни, и подбежала к окну, чтобы помахать им на прощанье, когда они будут проезжать мимо дома. Все, кроме Уэйда, помахали ей в ответ. Но он даже не повернул головы в сторону дома.

– Ну и катись к чертовой матери, – пробормотала она и поспешно начала наводить порядок на кухне. Нельзя было оставлять Джейка надолго одного.

Шторм понадобилось не более пятнадцати минут, чтобы упаковать в седельную сумку два платья и четыре смены нижнего белья. Прежде чем застегнуть сумку, она положила туда еще и кусочек душистого мыла. Переодевшись в юбку для верховой езды и блузку, она, отнесла сумку вниз на кухню и захватила с собой небольшой мешок, стоявший в углу. В нем лежали чистые тряпки, щелочное мыло и уксус – все это собрала Мария накануне вечером.

– Я уверена, что ты не найдешь в этом свинарнике, доме Джейка, ничего подобного, – объяснила она.

У конюшни Шторм увидела, что Джеб уже оседлал Бьюти и теперь поджидал ее. Она благодарно улыбнулась старику. Подсаживая ее в седло, он сказал:

– Передавай Джейку мои наилучшие пожелания.

– Передам, – ответила Шторм и, пришпорив Бьюти, тронулась в путь. – Увидимся дней через пять! – крикнула она и поскакала прочь легким галопом.

Примерно через час Шторм свернула с дороги на тропинку, ведущую к домику Мэгэлленов – строению, сложенному из бревен. Как и дом Рёмеров, эта постройка состояла из четырех комнат, в каждой из которых имелось по окну; вдоль всего главного фасада тянулось широкое крыльцо под навесом – открытая веранда. Главный фасад дома выходил на реку, а окна заднего фасада выходили на небольшую рощицу корабельных сосен, среди которой находился маленький сарай, где Мэгэллены держали своих лошадей. Кроме, этих построек на дворе стояла высокая узкая дощатая уборная и небольшой загон для скота. Таковы были владения Мэгэлленов.

Шторм направила Бьюти к загону и спешилась. Она сняла седельную сумку с перевязочным материалом, а затем расседлала лошадь и повесила седло на забор загона. Сняв всю сбрую с Бьюти, Шторм послала ее в огороженный загон.

Над домом вовсю заливался жаворонок, когда Шторм взошла на широкое крыльцо и толкнула входную дверь.

То, что она слышала от Марии об этом доме, не давало ей полного представления о нем, и поэтому, переступив порог, Шторм остановилась как вкопанная. Она долго стояла и смотрела, изумленная и даже испуганная царящим в большой комнате беспорядком. В нос били запахи пыли, потной одежды и виски.

– О Господи, – пробормотала она, – да мне тут надо день и ночь работать, только чтобы создать хоть видимость порядка.

«Неужели здесь и раньше был такой бедлам, когда она была моложе и запросто бегала в этот дом?» – задавала она себе вопросы, глядя на кушетку, обитую кожей, на подушки которой были в беспорядке навалены грязные брюки и рубашки. Похоже, что так здесь было всегда, просто дети не обращают внимания, на грязь и мусор.

– Это ты, Шторм? – из глубины дома раздался ворчливый голос Джейка.

– Да, это я, – звонко отозвалась Шторм и начала прокладывать себе путь через дебри и завалы. – Как ты себя чувствуешь? – спросила Шторм, входя в спальную комнату, такую же запущенную и пропахшую виски.

– Я чувствую себя чертовски плохо, – проворчал старик с застывшим на худом лице скорбным выражением. – Я просто схожу с ума в этой проклятой темнице.

– Это неудивительно, – согласилась с ним Шторм, глядя на покрытое слоем грязи и пыли окно, которое почти не пропускало в комнату солнечные лучи. Она подошла к окну и открыла форточку. – Тебе необходим свет и свежий воздух. Первое, что я сделаю здесь – это вымою все окна, чтобы сюда проникали солнечные лучи, и не казалось, что ты живешь в пещере.

Повернувшись к старику, она с удивлением увидела, что он очень смущен ее словами.

– Я думал, – пробормотал он, – что если окна оставить грязными, беспорядок не так будет заметен.

– Черт возьми, Джейк, нельзя же так жить, – сказала Шторм прямо и откровенно, собирая газеты, разбросанные по всему полу. – Ты мог бы нанять какую-нибудь женщину, чтобы та приходила время от времени и убирала дом. – Собрав целую охапку газет, она решительно добавила: – И потом, вы оба, в конце концов, тоже могли бы хотя бы немного убирать за собой.

– Да, я все понимаю. Уэйд называет наш дом логовом борова. Но дело в том, что мы не хотим, чтобы в доме хозяйничали чужие люди и совали нос не в свои дела. Каждый месяц – или почти каждый месяц – мы обходим дом и выгребаем грязь из самых запущенных углов.

– Ну хорошо, – сказала Шторм, – не будем углубляться в вопрос, почему и как вы живете здесь с Уэйдом, это не мое дело. Но поскольку я здесь, то, ей-богу, я превращу эту берлогу, за отведенные мне несколько дней, в место, похожее на человеческое жилье.

– Конечно, конечно, дорогая, – поспешил Джейк успокоить ее. – Делай с этим домом, что хочешь. Ты здесь – хозяйка.

Мэгэллен-старший выглядел в этот момент таким извиняющимся, таким беспомощным, что Шторм не могла не улыбнуться.

– Ладно, – сказала она, – я начну, пожалуй, с того, что сменю твое постельное белье. Но сперва скажи мне честно, ты завтракал?

Джейк кивнул.

– Уэйд приготовил мне яичницу с беконом, прежде чем уехал. Наверное, в кофейнике еще остался кофе, можешь выпить чашечку с дороги.

– Я сделаю это попозже, – сказала Шторм и вышла из комнаты. Обшарив все мыслимые и немыслимые углы, она смогла найти всего лишь одно-единственное чистое полотенце. Из этого, факта Шторм сделала заключение, что начинать надо со стирки одежды, постельного белья, полотенец и всего прочего.

Она вышел на заднее крыльцо и наткнулась на гору грязного белья, приготовленного для стирки. «О Господи, – с ужасом подумала она, – эту кучу собирали, по крайней мере, два месяца». Она закатала рукава, сошла с крыльца и обошла задний дворик.

Здесь она нашла все необходимое. Как и на других ранчо, во дворике стояла низкая лавка с двумя деревянными корытами на ней. В одном из корыт лежала стиральная доска с волнистой поверхностью. В ярде от лавки Шторм заметила большой железный чан на треноге, под которым лежала кучка золы и пепла. Шторм сможет согреть в этом чане воду для стирки, а затем в нем же прокипятить белье.

Присев на корточки рядом с огромным чаном, она убрала в сторону золу, сложила концы перегоревших посередине дров, принесла охапку сухих поленьев из огромной поленницы, где было наколото столько дров, что их хватило бы на несколько лет. Вернувшись в дом, она разыскала там спички, взяла несколько газет и направилась со всем этим во двор. Вскоре под чаном уже гудел и потрескивал огонь, согревая налитую в него воду.

Натаскав полный чан воды, Шторм снова взошла на крыльцо и начала сортировать грязное белье. Здесь было так много брюк и рубашек Уэйда, что у Шторм сложилось впечатление – он не удосуживался стирать одежду, когда та становилась слишком грязной и пропотевшей, а просто покупал новую.

Она неодобрительно покачала головой. Странные все-таки существа, эти мужчины…

Шторм собрала охапку простыней, наволочек и нижнего белья и, снеся их во дворик, сгрузила в одно из корыт, а потом попробовала воду в чане. Вода согрелась до нужной температуры.

Через час белое белье уже висело на веревке, натянутой между двумя деревьями. Солнце стояло в зените, когда Шторм прополоскала и отжала последнюю рубашку.

Положив руки на талию, она с трудом разогнула усталую спину, постояла так минуту и пошла на кухню. Джейк, должно быть, уже ждет ланча. Во время стирки она пару раз заходила к нему и оба раза видела, что он крепко спит.

Шторм огляделась в кухне и глубоко вздохнула. Как можно было готовить пищу в таком бедламе? Не было ни одной чистой кастрюли, ни одной чистой сковородки, не было даже чистой посуды, с которой можно было бы поесть. В раковине и на столе стояли горы грязных чашек, стопки тарелок, лежали столовые приборы с засохшими остатками пищи на них. Вообще-то, она планировала убрать кухню в последнюю очередь, но видно ничего не поделаешь, надо браться за нее сейчас и немедленно. Иначе она не сможет приготовить ужин.

В чулане рядом с кухней Шторм нашла кусок ветчины, буханку хлеба и банку консервированных персиков. Судя по этим «запасам» оба Мэгэллена не часто питались дома. Завтра ей придется ехать к Бекки и просить ее добраться до Ларами, чтобы закупить там продукты для нее и старика.

Через двадцать минут кофе был готов, и Шторм внесла в комнату Джейка тарелку сандвичей с ветчиной.

– У них очень аппетитный вид, – улыбнулся Джейк. Он уже проснулся и сидел в кровати, прислонясь спиной к спинке.

– Благодарю вас, сэр, – улыбнулась ему в ответ Шторм и поставила тарелку на костлявые колени старика.

Затем она уселась на краешек кровати, стараясь не побеспокоить больную ногу Джейка, который с большим аппетитом уплетал ветчину с хлебом. Когда тарелка опустела, Шторм отнесла ее на кухню и вернулась с двумя чашками кофе.

– Я нашла в чулане банку консервированных персиков, – сказала она, ставя полные чашки на столик рядом с кроватью. – Ты не хочешь полакомиться ими?

– Нет, спасибо, дорогая. Я совершенно сыт.

Попивая кофе, они предались воспоминаниям о том счастливом времени, когда Шторм, Бекки, Кейн и Уэйд были детьми, часто бегали на реку, играли на ранчо Рёмеров.

– Я очень почитал твою матушку, – сказал Джейк голосом, в котором сквозила грусть. – Она оказала большое влияние на Уэйда, который, как ты знаешь, рос без матери. Если в моем сыне есть хоть какая-то нежность и мягкость, этим он обязан Рут Рёмер. Он ведь страшно ожесточился, когда Нелла ушла, покинув нас.

Шторм представила себе этого девятилетнего мальчика, отчаянно скрывавшего свою боль и обиду от постороннего взгляда. Как он, должно быть, страдал оттого, что мать бросила их, возможно, он даже винил себя в том, что случилось! Она припомнила, как мать говорила ей, что Уэйд – старший брат, а младший, Бен, которого Нелла забрала с собой, был очень слабым, болезненным ребенком, он редко играл с детьми, и, возможно, из-за его плохого здоровья Нелла забрала мальчика с собой.

– А почему Нелла уехала от вас, Джейк? – не подумав, неожиданно спросила Шторм.

Казалось, Джейка не обескуражил ее вопрос. Он откинул голову на спинку кровати и уставил невидящий взгляд в дощатый потолок.

– Нелла приехала сюда из Чикаго, штат Иллинойс, и она очень любила тамошнее общество. Она никак не могла привыкнуть к одинокой жизни здесь, у реки, кроме того, меня в то время часто подолгу не было дома, я только начал свое дело, открыл салун и все такое прочее… Думаю, она очень скучала по своим родным и друзьям. Одним словом, однажды она упаковала свои вещи и уехала назад в Чикаго. С тех пор я ничего не слышал о ней.

С языка Шторм уже готов был сорваться новый бестактный вопрос: почему Нелла оставила Уэйда? Но она одумалась и вовремя прикусила язык.

– Мне бы надо как-то доковылять до уборной, думаю, я вполне с этим справлюсь, – произнес Джейк, нарушая молчание, установившееся на минуту между ними. Старик откинул одеяло, и Шторм увидела, что левая штанина его кальсон была обрезана по колено.

– Ты действительно справишься, Джейк? – нахмурилась Шторм, вставая с постели.

– Да, я, черт возьми, превосходно справлюсь, – хорохорился Джейк, – не стану же я просить, чтобы ты принесла мне ночной горшок.

– Ну хорошо, только будь осторожен, – сказала Шторм, видя, что он уселся на кровати и опустил ноги на пол.

Когда он медленно встал, Шторм подняла с пола костыли и протянула их старику. Он оперся на них и, ловко орудуя ими, добрался до кухни, а затем вышел на заднее крыльцо.

– Пока он ходит, я, пожалуй, сменю ему постельное белье, – подумала Шторм вслух. Она не удивилась, обнаружив, что простыни на постели Джейка, не в пример всему остальному в доме, чистые. Шторм уже поняла, что в образе жизни этих двух мужчин существует противоречие между окружающей их грязью и небрежностью в быту, с одной стороны, и личной гигиеной, с другой. Отношение к последней было у них не менее серьезным и заботливым, чем у самой Шторм. К примеру, на узкой полочке, прибитой под довольно большим зеркалом, висящим на стене в кухне, она обнаружила две чистые расчески без единого волоска, застрявшего в их зубьях.

Рядом лежали две безукоризненно чистые, хорошо отточенные бритвы и два помазка. На зеркале не было заметно ни единого пятнышка от брызг мыльной пены, следы которой обычно оставались на зеркале в их доме, после того как Кейн помоется и побреется. Шторм решила, что ее собственный брат – существо довольно испорченное. Он ведь отлично знает, что Мария все вымоет за ним и уберет.

Шторм закончила застилать постель свежим бельем и начала сворачивать снятые простыни, когда Джейк вернулся в комнату. Она помогла ему улечься в постель и подложила подушку под больную ногу.

– А теперь, – произнесла она, улыбаясь ему сверху вниз, – меня ждет ваша кухня.

– Ты выбьешься из сил, если будешь так много работать, – забеспокоился Джейк. – Почему бы тебе не оставить все остальное до завтра?

Шторм не хотела вгонять в краску своего старого друга, признавшись ему, что если он рассчитывает сегодня вечером получить ужин, ей непременно следует прежде убрать кухню.

Вместо этого она сказала:

– Это не займет много времени.

Но позже, уже залезая в большую деревянную бадью с водой и усаживаясь в ней, она устало начала припоминать, сколько же времени ей потребовалось, чтобы перемыть все эти фарфоровые чашки, а также кастрюли, сковородки и противни. Полдня! Кроме того, она выскребла стол и плиту и, наконец, вымела горы мусора и грязи, собравшиеся на полу примерно за месяц, прошедший с того момента, когда его в последний раз подметали.

Шторм никогда так не радовалась, увидев Марию, как в то мгновение, когда экономка вошла в дом Мэгэлленов, неся в руках кастрюльку с тушеным мясом. Если бы у Шторм и оставались еще силы и время, чтобы приготовить сегодня ужин, она, право, не знала, что именно ей готовить при полном отсутствии необходимых продуктов.

– О Боже мой, Шторм, ты так отдраила эту кухню, что она стала похожа сама на себя. Так она выглядела, когда в доме жила жена Джейка! – воскликнула Мария с порога.

Лицо Шторм зарделось от удовольствия, ей была приятна похвала Марии.

– Я просто валюсь с ног от усталости, – призналась девушка, – поэтому я страшно благодарна тебе за то, что ты принесла ужин.

– Я подумала, что в этом доме вряд ли найдутся продукты, из которых ты могла бы приготовить хоть что-нибудь мало-мальски приличное. Поэтому, как только я вернулась от сестры домой, я принялась тушить мясо.

– А как чувствует себя твоя сестра и новорожденный младенец?

– Они оба в полном здравии. Наконец-то у нее родилась девочка, вся семья безумно рада этому.

Шторм задумалась о своих будущих детях: кто у нее родится? Исполнятся ли все ее желания? Мария в это время заявила, что собирается перекинуться парой слов с Джейком и отнести ему тарелку тушеного мяса, а затем она должна идти домой, поскольку хочет добраться до ранчо еще до темноты.

Приняв ванну и растеревшись насухо одним из полотенец, которые она сегодня выстирала, Шторм надела рубашку Уэйда, приятно пахнущую свежестью, мылом и солнцем. Затем она вытащила бадью с водой на крыльцо, опрокинула ее и вылила воду во двор. Поев тушеного мяса, она, наконец, вымыла миски, которые принесла на кухню Мария, прежде чем уйти домой.

Шторм на цыпочках вошла в комнату Джейка и обнаружила, что тот сладко спит, похрапывая во сне. Она прикрутила фитиль его лампы, а потом вошла в комнату Уэйда, задув по дороге светильник в соседней комнате, через которую она прошла. Шторм улеглась на одну простынь, укрывшись другой, глубоко вдохнула запах Уэйда, исходивший от его подушки, и тут же провалилась в тяжелый крепкий сон без сновидений.

В то время, когда Шторм уже спала, Рейф скакал по прибрежной дороге, спрашивая себя, не совершает ли он большую ошибку, отваживаясь навестить Бекки поздно вечером, когда она находится в полном одиночестве в своем домике. Может быть, ему следовало не опережать событий, посетить Бекки Хэдлер еще несколько раз вместе со Шторм, чтобы дать ей возможность получше узнать его.

Но эта маленькая черноволосая женщина с первого же взгляда буквально очаровала его. Она была такой миниатюрной, выглядела столь изящно и трогательно, в ее глазах было столько грусти, что даже когда она смеялась, ее глаза оставались печальными. Рейф ощущал в себе инстинктивное желание защитить ее, сделать так, чтобы из ее глаз исчезло выражение потерянности и детской обиды. Ее прошлое нисколько не смущало его. Если уж сравнивать жизнь этой женщины с его прошлой жизнью, с кутежами, пьяными выходками и мерзкими женщинами, которых он тащил в свою постель, то Бекки была просто ангелом невинности. Она была первой женщиной в его жизни, к которой он питал какое-то иное чувство, а не простое плотское желание.

Подумав так и продолжая свою скачку по ночной, объятой мраком дороге, Рейф криво ухмыльнулся. Нет, конечно, он испытывал плотское желание к Бекки, хотел ее, мечтал обладать ею.

Когда Бекки и Шторм не смотрели на него, он глазами раздевал Бекки, представляя в своем воображении ее упругую округлую грудь, тонкую талию, округлые бедра, в которых ему было бы так удобно и сладко покоиться, занимаясь с ней долго и медленно любовью. Когда он все это представлял себе, его охватывало сильнейшее возбуждение, которое Рейф был не в силах скрыть, так как напряженная плоть выдавала его.

И все-таки, его чувства к этой женщине были намного глубже. Она представлялась Рейфу таким существом, которое не надоест ему после нескольких часов общения, как другие женщины. Она не имела привычки глупо хихикать, вела себя скромно, не строила глазки. Она встречала мужской взгляд прямо и честно своим ясным взором. Она вела разговор на серьезные темы, темы, интересные мужчине.

Рейф замедлил бег своего коня, волнуясь и нервничая, когда вдали забрезжил свет в окнах дома Бекки. Что может привлечь молодое существо, каким была Бекки, в старом, побитом жизнью объездчике лошадей, которому скоро стукнет сорок лет? Этот вопрос мучил Рейфа.

Поужинав и накормив своих животных, Бекки и ее собака Трей уселись на крыльце. Ночь опустилась уже с час назад. Бекки уютно устроилась на верхней ступеньке, а собака улеглась рядом с ней.

Почесывая Трей за ухом, Бекки подняла взгляд к небу, где сияли мириады звезд. Существует ли еще где-нибудь во Вселенной такое же чудесное ночное небо, как в Вайоминге? Бекки сильно сомневалась в этом.

Древесные лягушки завели свою ночную песню, сова, шумно махая крыльями, пересекла двор, выискивая, чем бы ей полакомиться на ужин.

– Я, должно быть, счастлива и довольна, – подумала вслух Бекки, – у меня есть все, о чем я всегда мечтала.

«Но ты ведь потеряла людское уважение, добившись всего этого, – прошептала ей совесть. – И тебе все тяжелей и тяжелей совершать еженедельные поездки в Шайенн каждую пятницу. Настанет время и тебе Надо будет кончать со всем этим, моя девочка».

– И что тогда? Сидеть тут безвыездно, посвятив себя животным до конца своей жизни?

Бекки замолчала, прервав свой печальный монолог, когда собака зарычала, ощетинилась и начала принюхиваться, повернув морду в сторону дома Мэгэллена. Бекки подняла голову и прислушалась, через мгновение она услышала стук копыт.

Она замерла. Кто мог скакать по прибрежной дороге в этот неурочный час? Кейн и Уэйд погнали стадо коров в форт Ларами, а Шторм не отправилась бы из дома на ночь глядя… если, конечно, что-нибудь не случилось. Но если бы все-таки что-нибудь произошло, она выехала бы на своей кобыле. Однако, судя по стуку копыт, это скакала не Бьюти, эта лошадь была вообще незнакома Бекки.

Глаза Бекки сощурились, это было очень подозрительным. Может быть, в отсутствие Кейна один из его ковбоев решил нанести ей визит, что, впрочем, было им строго-настрого запрещено. Бекки знала, что Кейн предупредил своих людей, чтобы они не вздумали «ухаживать» за ней, он сказал им, что если хоть кто-нибудь из них приблизится к ее дому, то будет тотчас же уволен. С тех пор никто не смел докучать ей своими приставаниями.

Бекки успокаивающим жестом погладила собаку и спокойно стала ждать приближения ночного гостя. Тем более, что этот всадник – кто бы он ни был – возможно, ехал совсем не к ней. Это мог быть знакомый Хейесов, живущих в нескольких милях от Бекки. Наконец всадник выехал из небольшого соснового бора на открытое место, залитое лунным светом.

Острое чувство разочарования охватило Бекки, когда она узнала Рейфа Джеффри. А она-то думала, что он – совсем другой! Бекки часто вспоминала этого мужчину с тех пор, как впервые увидела его. Но как она и предполагала в разговоре со Шторм, он все же приехал к ней, приехал с одной целью… Это было ясно как божий день. Неужели он думает, что она не пошлет его куда подальше? Что за наглость!

Бекки молча наблюдала, как Рейф спешился, взял лошадь под уздцы и пошел по дорожке по направлению к дому. Она не сказала ему ни слова приветствия, не пригласила в дом. Он стоял перед ней, криво, неловко улыбаясь.

– Я надеялся, что вы еще не легли спать, – произнес он наконец и сел рядом с собакой так, что она оказалась между ним и Бекки. Трей сначала подозрительно взглянула на незваного гостя, а затем вдруг завиляла хвостом.

– Зачем вы приехали сюда? – холодно спросила Бекки.

– Мне стало очень одиноко в доме Рёмеров, – Рейф вытянул свои длинные ноги, скрестив их. – Как вы, наверное, знаете, Кейн в отъезде, а Шторм присматривает за больным Джейком. Мария же сегодня во второй половине дня отправилась к своей сестре. Конечно, на ранчо остался еще Джеб, но этот старик может кого угодно заговорить до смерти.

Бекки не могла удержаться и прыснула от смеха. Джеб действительно был невыносимо болтлив.

– Тогда я сказал себе, – продолжал Рейф, – почему бы мне не съездить к Бекки и не перемолвиться с ней парой слов?

Но так как Бекки не отвечала ему, а молча ждала, когда он назовет действительную причину своего визита, он принюхался и произнес:

– Не знаю ничего лучше запаха свежескошенной травы. Держу пари, что вы сегодня подстригали газон около дома.

– Да. Совсем недавно.

Снова воцарилась тишина.

– А как зовут вашу собаку? – сделал Рейф еще одну попытку.

– Трей.

– Трей? – переспросил Рейф. – Это сучка?

– Да. Я дала ей имя собаки, которая была у меня в детстве.

«Отлично, – подумал Рейф, улыбаясь про себя, – на этот раз я выудил из нее намного больше слов». Он прекрасно понимал ее сдержанность и неучтивость по отношению к себе. Откинувшись назад и опершись на локти, Рейф взглянул на небо.

– Знаете, небо в ваших местах почти такое же прекрасное, как в Орегоне.

– О чем это вы говорите? – вскинулась Бекки возмущенно, бросив на него враждебный взгляд. – Во всем мире не найти более чудесного неба, чем у нас в Вайоминге.

– Вы так считаете? – Рейф снова сел прямо. – А вы когда-нибудь были в Орегоне, вы когда-нибудь наблюдали вечером восход луны над верхушками остроконечных елей, вы когда-нибудь видели, как постепенно появляются звезды, робко и несмело, разгораясь затем все ярче и, заливая, наконец, своим мерцающим светом всю округу? Эта картина ни с чем не сравнима, ей нет равных в мире.

Бекки с удивлением взглянула на него. Несмотря на огрубевший облик, в душе Рейф Джеффри был, несомненно, романтиком. То, как он описал свои родные места, внушило Бекки желание увидеть их.

– Все это прекрасно, – сказала она, – но я сама должна увидеть небо, которое вы описали, прежде чем решить, правы вы или нет.

– Может быть, однажды вы и увидите его, – промолвил Рейф спокойным голосом. – Я бы очень хотел, чтобы вы приехали в гости ко мне, посетили мой родной штат, познакомились с моей сестрой и ее семьей. Вы могли бы остановиться у нее в доме, если вы, конечно, ничего не имеете против шума и гама ее маленьких сорванцов.

– О, я очень сомневаюсь, чтобы я когда-нибудь посетила ваши края.

– Нельзя знать заранее, что нас ждет в будущем. Все возможно. Во всяком случае мое приглашение остается в силе, если вы когда-нибудь все же надумаете сравнить воочию ваше небо с небом над моим домом, – произнес он с мягкой улыбкой.

С Бекки, наконец, спало напряжение, она расслабилась. Рейф не делал попыток приблизиться к ней, он спокойно сидел на своем месте, между ними лежала Трей. Его голос звучал ровно и мягко, когда он говорил о своей сестре, ее муже, своих племянниках и племянницах. Чувствовалось, что он их всех очень любит, что он искренне привязан к сорванцам, о которых говорит с такой теплотой. Какой хороший отец получился бы из этого человека!

– Я вижу, вы любите детей, – сказала она.

– Да, люблю, – ответил Рейф, а затем усмехнулся, – кроме того, я люблю стариков и животных.

– Особенно лошадей, – добавила Бекки, улыбнувшись ему задорной улыбкой. – А кроме лошадей, кого еще вы любите в животном мире?

– Волков.

– Волков? Почему именно волков?

– Они смелые, они убивают быстро и чисто, и они выбирают себе пару на всю жизнь. И потом, за исключением лошадей, волки самые красивые животные в животном мире.

И они заговорили на общую, интересующую обоих тему – о животных. Бекки рассказала о своих планах стать ветеринаром, а Рейф сообщил о намерениях в скором времени завести коневодческую ферму. Оба были немало удивлены, когда часы в доме отбили десять раз. Они проговорили почти три часа! Рейф встал.

– Ну вот, наше время истекло, не правда ли?

Мне пора возвращаться назад на ранчо, – он помедлил немного, пристально глядя сверху вниз на Бекки. – Мне было очень приятно снова встретиться с вами, Бекки. Вы не будете возражать, если я как-нибудь вечерком опять наведаюсь к вам?

– Не буду, – улыбнулась Бекки. – Мы с Трей вечерами обычно сидим здесь на крыльце.

Вообще-то Рейф надеялся, что она пригласит его на ужин или, по крайней мере, предложит ему чашку кофе и кусок яблочного пирога. Но он был благодарен уже и за то, что она разрешила ему бывать у нее вечерами, сидеть рядом с ней на крыльце и любоваться ночным небом. Ему нелегко было добиться даже этой скромной победы, нелегко было добиться доверия с ее стороны. Он понимал, что опыт общения этой женщины с мужчинами был не из лучших.

– Тогда я откланиваюсь и желаю вам спокойной ночи.

– Спокойной ночи, Рейф. Мне приятно было поговорить с вами.

Бекки смотрела ему вслед, пока он шел по дорожке к своей лошади. Затем он вскочил в седло и, махнув ей рукой, унесся прочь.

На минуту ей стало очень одиноко и совсем не хотелось возвращаться в свой маленький домик. Рейф был именно тем человеком, о котором она всю жизнь мечтала.

Он был мужчиной, о любви которого она давно уже грезила.

Но смеет ли она надеяться?..