"Архиведьма" - читать интересную книгу автора (Комарова Мария)Глава 5Полночи мы летели над рекой, приноравливаясь друг к другу. Одно дело по земле скакать, и совсем другое — летать. На Кире я езжу давно, уже лет шесть. Когда отца не стало, Кира был полугодовалым жеребенком. Отец очень любил животных и хорошо о них заботился. Полное Кирино имя звучит очень красиво, но с первого раза его трудно выговорить — Киренсаберм. И откуда только папа брал такие имена? С моим, кстати, тоже намудрили. Седлать Киру собирались не раньше, чем в два года, чтобы не сбить жеребенку спину. Судьба решила по-своему. Отца не стало — на Кире хомут, на мне тряпье. По счастью, Киренсаберм — язык сломаешь выговаривать — оказался крепким субъектом, и его спина не пострадала. Объездить его оказалось целой проблемой. На него не успевали сесть, как тут же оказывались в луже. Целую неделю у деревни была потеха «оседлай Марфиного коня». Пробовали все, от мала до велика, хотя бы забраться на Киру. На площади даже соорудили подобие забора, чтобы конь не убежал вместе с особо цепким седоком. А были и такие случаи. Например, соседского мальчишку вылавливали из болота в версте от деревни. Нашли его быстро — орал на всю округу. Филимона откопали аж в соседнем селении. Он говорил, что конь довез его до околицы и наотрез отказался идти дальше, а как только Филимон слез, мигом скрылся в чаще. Через наскоро сбитый забор Кира прыгать не стал, зато нашел новый способ веселить толпу: он скакал, брыкался и вертелся до тех пор, пока наездника не укачает и тот сам не свалится. А скакал он быстро. Ну, не артист ли? Теперь уже Болотинковцы ставили, не кто залезет, а кто сколько продержится. Обычно, результат был полторы минуты. Рекорд поставил Аким — пять минут ровно. Через два дня Кире надоело и это развлечение, теперь он решил падать вместе с всадником. Желающих объездить-таки коня резко поубавилось. А кому охота ноги ломать?! Односельчане за неделю этого цирка собрали в шапке десять серебряных монет — большая сумма для деревни — и обещали ее тому, кто все ж таки усидит на этом бешеном тушканчике десять минут. Это обстоятельство немного прибавило боевого духа, но ненадолго. После первых травм люди решили — а ну их эти деньги, здоровье дороже. Поэтому, когда на арену вышла я, они лишь тихо посмеивались и ехидно перешептывались. Когда я подошла к Кире, все выжидающе замолчали в предвкушении красивого «полета ведьмы без метлы». Но я не стала сразу лезть ему на спину, а сначала спросила: — Можно? Конь сделал шаг вперед, вставая ко мне левым боком. Я, еле дотянувшись до стремени, неуклюже влезла коню на спину. — Смотри, Кира, повод влево — ты налево, повод вправо — ты направо. Если я поддаю тебе пятками по бокам — ты идешь, еще раз — быстрее идешь, еще раз — бежишь. Договорились? Конь изобразил подобие кивка, и я поддала пятками. Народ на площади испуганно ахнул, но ничего не произошло. Кира послушно пошел. Мы долго кружились по загону, привыкая и учась понимать друг друга. Так я заработала свои первые десять серебрушек. На три я купила сумку, а остальные спрятала, и теперь они весело позвякивали в сумке на плече. После этого случая на меня стали косо посматривать и за глаза называть ведьмой. Минули те времена беззаботного галопа через болото. Теперь мы летели над рекой в ночи. После краткого решения некоторых моментов, как то: команды и предупреждения вверх-вниз, общение друг с другом в городе, селе и т. п., дело пошло на лад. Кира летел мягко и легко, на ходу отрабатывая навыки полета без потери меня. Он-то опускался почти до самой воды, то взмывал над деревьями, и река превращалась в тоненькую серебряную ниточку. Я любовалась дивными пейзажами ночного леса: полная луна давала достаточно света. Зрелище не для слабонервных, скажу я вам. Как сильно преображается весенний лес ночью. Зеленый и коричневый сменяются серым и черным. То, что днем было просто малиновым или чернорябиновым кустом, ночью обретает иную форму, становясь чутким стражем, хватающим незваных гостей ветками за одежду. Деревья будто бы шире раскидывают лапы, чтобы загородить дорогу незнакомцам. Всюду снуют мышки-норушки и другие мелкие ночные грызуны, создавая жутковатый шорох, напоминающий крадущиеся шаги. Ухают совы, предупреждая всех лесных обитателей, что на их территорию вторглись чужаки. В этом и было основное отличие ночного Глухого леса от дневного. Днем он словно приглашал идти дальше: всюду на пути попадались грибы (причем, не только поганки и мухоморы), кусты малины, смородины, крыжовника, пели птицы; в то время как ночной лес нас и не отталкивал, но и не поощрял наше путешествие. Заночевать решили на полянке, где пришлось сделать остановку по надобности. До рассвета оставалось всего несколько часов. Хотя мы никуда не спешили, я поднялась довольно рано: мне не хотелось терять еще полдня. Когда я попыталась подняться, то сильно удивилась огромному сопротивлению штанов — за ночь они окаменели окончательно. Вот Кире повезло: с его шкуры любая грязь, лишь высохнув, соскальзывала как по маслу. Пришлось по-пластунски, на брюхе, ползти к реке и отмачивать одежду, чтоб хотя бы снять ее. Одеждой это было уже трудно назвать: цвет неузнаваем, фасон — тем более; даже половая тряпка после десяти лет непрерывного использования лучше выглядит. Отмокло это дело только через полчаса, за которые я успела окоченеть в воде. Далеко от Источника забрались. Даже сухая одежда не помогла избавиться от мелодичного постукивания зубами. Киру я распинала с трудом. Он отворачивался, бурчал что-то невразумительное и ни в какую не хотел просыпаться. — Ах, так! — разозлилась я. — Останешься без завтрака! Угроза возымела действие, Кира встал. — А где завтрак? — Дддрроввва пприннессешь — ббуддет ззавтррак, — простучала я в ответ. — Ууу, — только и сказал Кира перед тем, как скрыться в кустах. Когда костер разгорелся, рыбка дожаривалась, а я отмерзла, Кира решился спросить: — Мира, ты же у нас теперь маг, что делать будешь? — В каком смысле, — не поняла я. — Ну, тебе же учиться надо, а то дожаришь меня как-нибудь. — Да ну тебя с твоей учебой. Я просто колдовать не буду и все. Училась я в школе хорошо, прилежно. Денаил даже со мной дополнительно занимался, говорил, что способная я, все на лету схватываю. Хотели меня мать с отцом в семнадцать лет в город учиться отправлять, но не вышло, не дожили они до этого. Старик научил меня всему, что сам зам знал и отпустил с миром. С меня и того заключения, то есть обучения в десять лет хватило, а теперь нате вам, пожалуйста. Могу я хоть немного насладиться свободой и пожить так, как сама хочу?! — Не пойду учиться, и хоть ты тресни, — выдала я итог. — Трескаться не буду, — пробормотал себе под нос Кира, — а вот сгореть вполне могу, — и уже громче сказал. — Мира, пойми, нам жить на что-то надо, а что ты умеешь? — Я могу быть учителем в городе. Я же хорошо читаю и считаю, а еще знаю много интересного, например о нежити. Зря я что ли десять лет штаны об лавку в школе протирала? — Никому в городе твои умения не нужны, — безапелляционно заявил конь. — И без тебя школ полно, — и, предупреждая мой возглас, добавил: — Репетиторов тоже хватает. Мы либо будем попрошайничать, показывая фокусы с поджогом города, либо помрем с голоду. — Давай у Вики спросим, — предложила я. — Как она скажет — так и будет. Она же Великая Имперская Книга МУДРОСТИ, как-никак. Я раскрыла Книгу и с надеждой в голосе спросила: — Вика, мне идти учиться магическому мастерству или и так сойдет? «Что значит и так сойдет? — возмущенно запрыгали строчки. — Конечно, учиться!!! Ну, что тут скажешь, сама напросилась. Раз конь и Книга (кошмар, кого я слушаю!) единодушно выпинывают меня учиться, сопротивление бесполезно. — Я ведь даже не знаю, куда идти учиться, — надеясь отсрочить приговор, сказала я. «Гордейская Академия Магии и Колдовства всегда славилась хорошей репутацией, и мы как раз идем в ту сторону. Прием начинается летом — вот там и будешь учиться», - забила Вика последний гвоздь в крышку гроба моей свободы. У меня даже аппетит пропал, так что Кире досталась двойная пайка. Пролетели мы совсем немного от места нашего ночлега, когда увидели тропинку вдоль реки. Оказалось, мы не долетели до населенного пункта всего ничего. — Кира, вниз, — скомандовала я, и дальше мы пошли по твердой земле. Лес стал реже. Все чаще попадались пеньки, которые красноречиво говорили о том, что неподалеку живут довольно активные люди. Вскоре на обочине дороги, в которую превратилась лесная тропка, появилась табличка «Село Людоедовка. Посторонним вход воспрещен. Добро пожаловать». Странно, подумалось мне, сначала гонят, потом приглашают. Ладно, на месте разберемся. — Мне когда замолкать? — поинтересовался Кира. — Наверное, сейчас, — посоветовала я, заметив приближающуюся к нам процессию. — Не нравится мне все это, — прошептал конь. — Может, слиняем, пока не поздно? — Уже поздно. Видишь, они уже с буханкой на полотенце бегут, — одними губами проговорила я, — сейчас еще и есть заставят несоленый хлеб. Невежливо как-то получится к таким радушным людям задом поворачиваться. Мне и самой эта ситуация ой как не нравилась, но нас уже заметили, и отступать было поздно. Странно было то, что о своем приезде мы не сообщали, но нас встречали хлебом-солью. Может, ждали кого, а нас за них приняли. Хотя, нет худа без добра, поедим на халяву. Ах, это сладкое слово — ХАЛЯВА. — Приветствуем дорогих гостей, — налетело на нас местное население. — Заходите, оставайтесь! Мы всегда рады гостям. Молодая леди, наверное, устала с дороги. Примите наши хлеб да соль и окажите честь принять участие в празднике по случаю дня рождения нашего старосты. Эту пламенную речь было невозможно прервать. Мне, конечно, польстило такое пристальное внимание со стороны местных аборигенов, но когда они заулыбались, видя, что я останусь, даже Кира шарахнулся. Это были не люди. Вернее, не совсем люди. У них была бледная кожа с синеватым отливом, зубы острые, словно специально заточенные, клыки выступают из общего ровного ряда. По описанию — упыри, болотная или лесная кровососущая нежить. Но упыри боятся солнечного света, не умирают, конечно, от первых лучей восхода, но сильно его не любят. Днем они обычно сидят в своих норах и поедают то, что наловили за ночь. Ну а если ничего не поймали — спят голодным беспокойным сном. Эти же гуляли по солнцу как обычные люди. Да и ростом они были выше упырей, меньше, конечно, обычного человека, но для упырей менее бледные и боле быстрые, что внушало определенные опасения. О таких гибридах еще никто не слышал. — Юная леди предпочитает жить на постоялом дворе или в отдельном доме? — спросил меня челупырь, ведущий Киру под уздцы. — Что, простите? — не сразу поняла я суть вопроса. Я даже не заметила, как мы приблизились к деревне. — Вам где будет удобнее: на постоялом дворе или в доме, — терпеливо повторил вопрос провожатый. — Понимаете, — начала я, — у меня на данном этапе жизненного цикла небольшие финансовые затруднения, поэтому я бы предпочла здоровый сон на свежем воздухе ночлегу в помещении. Давно еще меня научили, что если хочешь избавиться от докучливого собеседника, закрути простую фразу так, что черт ногу сломит. Никогда раньше мне не приходилось прибегать к этому методу, но пусть лучше эта полу-нежить думает, что я какая-нибудь благородная девица, сбежавшая из-под венца, например. Уважения побольше — вреда поменьше. — Не беспокойтесь о таких пустяках, как деньги. Они не приносят ровным счетом никакого удовлетворения, — как ни в чем не бывало, продолжал челупырь. — Главное, чтобы человек был хороший. Либо у меня паранойя, либо он сказал это с намеком. Мне даже почудилось, что он облизнулся. — Мое воспитание, сэр, не позволят становиться должницей. Ведь я не уверена, что смогу вернуть вам долг, а обижать таких добросердечных людей неблагодарностью нетактично, — продолжила я разыгрывать светскую даму. К сожалению, не помогло. Вместо того, чтобы отпустить Кирин повод провожатый вцепился в него покрепче, а толпа подступила поближе. Задавить интеллектом не вышло, что ж, придется все-таки явиться на их праздник. Надеюсь, не по поводу вкусного обеда. — К нам так редко заезжают гости, что брать с них деньги — просто кощунство. Простите мою невежливость, меня зовут Леменс, я сын старосты этого селения. А как нам обращаться к леди? — Вилаэль, — нехотя ответила я, и даже не соврала. Родители при рождении дали мне двойное имя Мирая Вилаэль, которое обычно сокращалось только до Мираи. Очень мало кто знал мое полное имя. Почему-то мне не хотелось называть этим нелюдям мое, так сказать, истинное имя, поэтому обойдемся неходовым вариантом. Слышала я как-то, что опытные маги или шаманы по одному имени человека подчинить или убить могут. Вряд ли, конечно, среди них найдется хоть один настоящий маг, но рисковать все равно не хотелось. К этому моменту мы прошли огромные ворота, находящиеся в еще более огромном заборе. Обычному коню ни за что не одолеть такую высоту. В общем-то, деревенька была приличная. Добротные домики стояли вдоль улицы, единственной в деревне, красуясь своими узорами. Один другого краше, они завораживали своей необычностью. Чем-то эти дома отличались от обычных деревенских хибар, но чем, я так и не смогла понять. Длинною улица была домов на двадцать и завершалась на площади постоялым двором, преграждавшим дорогу как сборщик податей. Улица делала резкий изгиб вправо и уходила в лес, снова отгороженный забором. Создавалось впечатление, будто редких гостей местные аборигены удерживали всеми известными способами, и заборище был выстроен именно с этой целью. — Леди Вилаэль может выбрать себе дом по вкусу, — предложил Леменс. — Каждый из нас с радостью уступит Вам свое скромное жилище. А парень не промах, быстро подстроился под «возвышенный» стиль общения. — Господин Леменс, я благодарна Вам за столь щедрое предложение, но я бы предпочла не лишать никого собственного дома и переночевать на постоялом дворе. — Как изволит юная леди, — поклонился Леменс, отпуская Кирин повод. — Гостиница «Седьмой гость» перед Вами. Жители нашей деревни в моем лице просят Вас торжественно открыть фестиваль сегодня вечером, — окружающие нас «люди» усиленно закивали. — Церемония состоится в восемь вечера. Просим Вас не опаздывать. Не смею больше Вас задерживать. Леменс еще раз поклонился, развернулся и ушел. Вся толпа встречающих растворилась так же быстро, как и образовалась на подступах к деревне. Странно, вроде бы меня вежливо попросили сделать всей деревне одолжение, но создалось впечатление, что у меня нет другого выхода. Я слезла с Киры и взяла его под уздцы, чтобы можно было поговорить, пока мы идем до ворот конюшни. — Ну что, допрыгалась, аристократка недоделанная? — съязвил Кира. — Как мы теперь слиняем? — Кира, не будь пессимистом! Не все так плохо. Мы здесь переночуем и утром уедем, — попыталась я убедить коня, а больше себя, в пользе пребывания в деревне. — Всяко лучше, чем в лесу волков дразнить. — Смею заметить, что на протяжении всего пути нам не встретился ни один. — Смею заметить, что ты так активно крушил лес лбом, что это и немудрено — волки разбежались, дабы ненароком не встать на пути бешеного слона, — не осталась я в долгу. Кира как обычно надулся и вовремя. От гостиницы к нам уже бежал конюх с огромным веником полевых цветов, который он в итоге поделил на две равные части: мне и Кире. Парнишка так искренне улыбался во весь рот, что я решила не обижаться и приняла свою долю веника. Кира же только скривил козью морду, чем ясно дал понять — эту дрянь он не ест. Еще бы, после рыбки то! Парнишке долго пришлось объяснять, что коня я распрягу сама. Как он не хотел уходить из конюшни! Видимо, гости здесь катастрофически большая редкость. Когда же он, наконец, соизволил выкатиться, Кира заговорил: — Мира, не бросай меня тут! — Не дергайся, выкрутимся. Вряд ли, если бы нас хотели ограбить, стали бы кормить и бесплатно. — А, вдруг, не ограбить, а съесть? — не сдавался этот паникер. — Кирочка, у тебя паранойя, — ввинтила я умное слово. — Посмотрим, когда в твою нежную шейку вопьются их острые зубки. Я фамильярно щелкнула коня по носу и захлопнула дверцу стойла. Пройдя через заднюю дверь, я оказалась в довольно темном коридоре, в конце которого был виден свет. Светом оказалось просторное помещение трактира при постоялом дворе. Через высокие окна в зал лился солнечный свет. Столов там было всего шесть, и два из них пустовали. Я выбрала тот, что у окна в углу, и бодрой походкой двинулась к нему. Устроившись поудобнее на стуле с высокой резной спинкой, я стала ждать трактирщика. Через минуту он появился и уже не с пустыми руками. Мой стол (довольно большой) мигом был уставлен всякими кушаньями. Чего там только не было: и рыба в томатном соусе, и жаркое из говядины, свиные отбивные, овощи сырые, овощи тушеные. Даже вина подали три вида. Все посетители воззрились на меня голодными глазами, но делиться я не собиралась. Как же я соскучилась по мясу! Надо запомнить это место и почаще заезжать в гости. Давно я так не объедалась. Когда тарелки опустели, ко мне подошел трактирщик. Я уж решила, что с меня хотят содрать за все съеденное по полной стоимости. — Спасибо за гостеприимство, — выпалила я, пока он не назвал сумму. — Редко где в наши дни встретишь селение, где тебя не только не прогонят, но и накормят. — Не за что, госпожа, — пробасил трактирщик. — Побольше бы таких гостей, как вы. Наши-то люди неохотно едят вне дома. Сами понимаете, деревня маленькая, до дома близко, так чего деньги тратить. Только по праздникам и ходят. А приезжих мало… Может, вы хотите посмотреть свою комнату? — Я бы не только посмотрела, но и поспала, — сказала я, потягиваясь. — Прошу за мной, госпожа. Чтобы попасть на постоялый двор, нужно было снова идти через конюшню и выйти через боковую дверь, которую я сначала не заметила. — Мясо ела, паразитка? А меня тут соломой травят! — раздалось мне вслед злобное шипение. Я только развернулась и показала Кире язык. — Простите, вы что-то сказали? — повернулся ко мне трактирщик. — Я сказала, что мясо было поразительно вкусным, — выкрутилась я. Мужчина прямо расплылся в улыбке от такого комплимента. Мы прошли по лестнице на второй этаж и оказались в широком коридоре, в конце которого и находилась моя комната. — Приятного отдыха, госпожа, — сказал мой провожатый, отпирая дверь и отдавая мне ключ. — Вы, видимо очень устали с дороги-то. Приятных снов. Праздник состоится в пять пополудни, я вас разбужу. Что-то в последней фразе меня насторожило, но тут я поняла, что действительно очень устала и хочу спать. Сил мне хватило только запереть дверь на ключ и дойти до кровати. Рухнув на пуховую постель, я забылась крепким, очень крепким сном. |
|
|