"Кэти Малхолланд том 2" - читать интересную книгу автора (Куксон Кэтрин)

Глава 6

Мистер Хевитт опустился на стул на некотором расстоянии от постели Кэти. Взглянув на ее огорченное, измученное лицо, он сказал в ответ на немой вопрос в ее глазах:

— Мне очень жаль, миссис Фрэнкель, но у меня нет никаких известий для вас.

Кэти проглотила слезы, подступившие к горлу. Рана, которую нанесла ей дочь, отказавшись ее признать, будет кровоточить до конца ее дней. Сейчас она задавалась вопросом, сможет ли она продолжать жить с этой болью. В ее ушах все еще звучало «Нет!». Этим «Нет!» девушка отвергала даже перед лицом фактов всякую возможность родства с ней, считая его слишком постыдным и унизительным для себя. В течение двух дней после поездки в Гринволл-Мэнор, Кэти не переставала надеяться, что дочь, оправившись от шока, свяжется с ней, если не напрямую, то через мистера Хевитта, но Сара уехала, так и не удостоив ее своим вниманием.

— А она… она ничего не говорила обо мне этим людям, Чарлтонам? — едва слышно спросила Кэти.

Адвокат грустно покачал головой.

— Нет. По крайней мере, они мне этого не сказали. Вам это может показаться странным, но Чарлтоны вовсе не были шокированы, узнав о кровном родстве между Сарой и Дэниелом. Они очень современные люди и не придают значения вещам подобного рода. Чарлтоны с самого начала поощряли их отношения и делали все от них зависящее, чтобы молодые люди могли без помех быть вместе. Они даже были свидетелями на свадьбе… Правда, тогда они еще не знали, что жениха и невесту связывают кровные узы, но, узнав, вовсе не посчитали это предосудительным. Никто даже не заикнулся о том, чтобы аннулировать брак. Насколько я понял, — мистер Хевитт склонил голову и опустил глаза, — сами молодые люди тоже вполне довольны тем, что поженились. Конечно, вначале оба были шокированы, потому что эта новость свалилась на них слишком неожиданно, но, оправившись от шока, они вовсе не раскаялись в том, что стали мужем и женой. И все друзья и знакомые считают их союз правильным и вполне нормальным, потому что, судя по их словам, Сара и Дэниел любят друг друга настоящей, пылкой любовью, а не как брат и сестра. — Адвокат поднял глаза и посмотрел на Кэти. — Мистер Чарлтон лично сопровождал их до теплохода, на котором они поплыли через Канал.

— Куда… куда они поехали?

— Чарлтоны сказали, что они этого не знают, и я склонен им верить. Мистер Дэниел пообещал, что напишет сразу же, как только они обоснуются в каком-то определенном месте, но сначала они хотят попутешествовать. Насколько я понял, молодые люди сами еще не решили, где будут жить, но вряд ли они еще когда-нибудь вернутся в Гринволл-Мэнор. Скорее всего, они поселятся где-нибудь за границей, по своему усмотрению. Видите ли, хоть молодой мистер Розье еще и не достиг совершеннолетия, он волен распоряжаться собой и свободен в финансовом смысле. Насколько мне известно, в завещании есть пункт, в котором указано, что Дэниел Розье может взять в любое время определенную сумму из капитала Тэлфордов, который перейдет к нему целиком по достижении им тридцати лет. Кстати, миссис Розье, так же, как и ее муж, без промедления дала согласие на брак сына с Сарой Чапмэн, — при этих словах мистер Хевитт снова опустил глаза. — Правда, тогда она еще не знала, что его связывает с Сарой кровное родство. Чарлтоны считают, что молодым людям лучше больше не возвращаться в Англию, по крайней мере в эту часть Англии, потому что всему графству теперь известно об их родстве, а, как вы сами понимаете, местное общество никогда не одобрит подобный брак — я имею в виду аристократические круги. Миссис Розье, со своей стороны, сделала все возможное, чтобы убедить молодых уехать, — она боялась, что сын натворит глупостей, если останется в Англии. Говорят, мистер Дэниел всегда недолюбливал отца, — ну а теперь он возненавидел его всей душой.

Пальцы Кэти судорожно сжали край пухового одеяла. «Не только Дэниел Розье мог натворить глупостей», — подумала она. Она жила в постоянном страхе, что Эндри вздумается свести счеты с Бернардом. Более того, она была почти уверена, что он не оставил этой мысли и только выжидает подходящего момента. Все эти два дня она провалялась в постели, и Эндри почти каждую минуту был рядом с ней: она не отпускала его от себя, боясь, что, как только он окажется вне ее поля зрения, он тут же отправится в Гринволл-Мэнор. Но ведь так не могло продолжаться вечно. Она надеялась, что ей удастся удержать его возле себя хотя бы до тех пор, пока ему не придет время уходить в рейс, а к возвращению, быть может, он успеет остынуть и его жажда мести пройдет. С тех пор как они встретились, она всегда с горечью думала о том дне, когда он должен будет уйти в плавание, — но сейчас она впервые пожелала, чтобы он поскорее уехал. Она знала, что не обретет покоя, пока его корабль не отчалит от берега.

Когда мистер Хевитт, тепло попрощавшись с ней, ушел, она поднялась с постели и принялась одеваться. Она была наполовину одета, когда в спальню вошел Эндри.

— Зачем ты встала?

— Я больше не могу лежать в постели, Энди.

— Но доктор прописал тебе постельный режим. Тебе надо отдохнуть несколько дней.

— Я не нуждаюсь в отдыхе, Энди. Я не больна. Я полностью здорова — по крайней мере в физическом смысле. Мне будет лучше, если я встану и чем-нибудь займусь. Это поможет мне отвлечься… Хотя, честно говоря, я сомневаюсь, что что-то может отвлечь меня сейчас… Ты разговаривал с мистером Хевиттом? Эндри кивнул.

— Они правильно сделали, что уехали за границу, — сказал он, обнимая ее за плечи. — По-моему, так лучше для всех. Попытайся взглянуть на их отъезд с этой точки зрения. Если бы они остались, могла бы случиться беда.

Кэти вовсе не огорчало то, что Сара и Дэниел уехали за границу. И даже то, что они поженились, больше не огорчало ее. Пусть в глазах многих это было грехом, но лично она больше не видела ничего предосудительного в их браке. Точнее, она даже не задумывалась над тем, правилен их союз или нет, — все ее прежние волнения отступили перед мучительной болью, вызванной в ней отказом дочери признать ее. Точно так же в свое время от нее отказался ее родной брат.

— Кэти.

— Да, Энди?

— Я думаю, нам стоит рассказать обо всем Терезе.

— Нет, нет, ни в коем случае, Энди, — она резко высвободилась — из его объятий и, слегка отстранившись, посмотрела ему в лицо. — Ты ни в коем случае не должен ей об этом говорить.

— Но она догадывается, что что-то случилось, — терпеливо возразил он. — И она волнуется. Вчера вечером она спросила у меня, что мы от нее скрываем. Я думаю, она чувствует себя обиженной из-за того, что мы не посвящаем ее в наши дела.

— Пусть лучше обижается. Если она узнает правду, будет еще хуже. Всякий раз, когда этот… этот дьявол причинял мне зло, она вмешивалась, желая мне помочь, но это только приносило лишние беды. Если бы она в свое время не вмешалась и оставила все, как есть, моего отца бы не повесили, и он, быть может, был бы жив и по сей день… Я очень хорошо отношусь к Терезе, Энди, но об этом я не могу забыть.

— Мы с тобой уже много раз это обсуждали, Кэти. Но ты также говорила, что, если б не Тереза, твоя судьба сложилась бы иначе и мы с тобой никогда бы не встретились.

— Ты прав, Энди, ты прав. Но все равно не надо ничего ей говорить.

Эндри распрямил плечи, и его лицо стало очень серьезным.

— Мы не можем держать ее в неведении, Кэти, — сказал он твердым тоном. — Ее состояние ухудшается с каждым днем, и доктор Леонард говорит, что ей осталось жить совсем немного: в лучшем случае — несколько недель, а может, несколько дней или даже несколько часов. По его мнению, это может случиться в любую минуту.

— Тем более мы не должны ей ничего говорить. Ведь если мы ей скажем, это только укоротит ей жизнь. Ты так не считаешь?

— Нет, Кэти. Я это вижу несколько иначе. Она не сможет умереть спокойно, думая, что мы ей не доверяем. А ей наверняка кажется, что мы нарочно исключаем ее из нашей жизни, не делимся с ней нашими проблемами, потому что считаем ее посторонним человеком. Она волнуется за нас и огорчена, что мы что-то скрываем от нее. От этого ее болезнь только прогрессирует. Ей станет легче, если мы скажем ей всю правду, — ведь она все равно знает, что что-то произошло, и теряется в догадках. Она видела, в каком состоянии ты вернулась домой позавчера, а Тереза очень проницательная женщина, Кэти. К тому же ты не должна забывать, что, несмотря на все беды, которые она тебе принесла, она всегда была очень добра к тебе и… и она любит тебя, Кэти. В самом деле любит.

Кэти промолчала и опустила голову. Он взял ее руку и прижал к своей щеке.

— Я расскажу ей все, Кэти, — сказал он тихо, но решительно, и на этот раз она не стала возражать.


— Мне надо ненадолго сходить в порт, — сказал Эндри, когда они закончили ленч.

При этих словах Кэти мгновенно вскочила на ноги.

— В порт? Зачем? Что ты собираешься там делать?

— Что я собираюсь делать в порту? О, моя дорогая! — Он медленно покачал головой и улыбнулся. — Что я обычно делаю в порту? Получаю распоряжения.

— Но ведь ты говорил, что твой корабль вернется не раньше конца недели.

— Это так, но у меня есть дела и на суше. Когда корабль придет, все должно быть готово к погрузке. Мне надо сделать кое-какие приготовления.

— Нет, Энди, не уходи. Не ходи никуда сегодня.

— Но это моя работа, Кэти. Я не могу не пойти в порт, когда я там нужен.

Сказав это, он ласково потрепал ее по щеке и вышел из столовой.

Она догнала его посреди зала.

— Не ходи сегодня в порт, Энди. Прошу тебя, — молила она, повиснув на его локте.

— Но я должен туда пойти, Кэти, — твердо ответил он. — Неужели ты этого не понимаешь?

Они остановились и в упор посмотрели друг на друга.

— Тогда я пойду с тобой, — сказала она.

— Ты хочешь идти со мной в порт? Не глупи, Кэти. Ты только подумай, как это будет выглядеть со стороны: жена сопровождает мужа в порт, чтобы проверить, не обманывает ли он ее!

— Я пойду с тобой, Энди. Если ты не хочешь, чтобы нас видели вместе в порту, я могу погулять по городу, пока ты будешь заниматься делами. Я уже давным-давно не была в Джарроу. Мне было бы интересно прогуляться туда. Там за последнее время построили много новых кварталов, которых я еще не видела.

— И ты хочешь гулять по Джарроу в такой ветреный день? Да тебя просто сдует ветром! К тому же на улице стоит жуткий холод.

— Все равно я хочу пойти с тобой, Энди.

— Перестань глупить, Кэти. Сегодня неподходящая погода для прогулки.

— Я хочу пойти с тобой.

Он со вздохом отвернулся от нее и направился к двери.

— Что ж, если ты так этого хочешь, можешь идти, — бросил он через плечо. — Но имей в виду, — он остановился возле двери и повернулся к ней, — имей в виду, Кэти: ты не сможешь сопровождать меня повсюду. Если ты решила, что тебе удастся следить за всеми моими передвижениями, ты ошибаешься. Ты можешь знать, когда я ухожу в рейс, — но ты никогда не сможешь с точностью предугадать, когда я возвращаюсь. У прилива нет точного графика. Поэтому, если мне надо будет куда-нибудь пойти без твоего ведома, я смогу сделать это по возвращении из рейса.

— Нет, нет, Энди, прошу тебя, — она снова повисла на его локте. — Прошу тебя, не ходи туда. У меня и так было слишком много бед, пожалуйста, давай сейчас оставим все, как есть. Прошу тебя, не связывайся с ним. Я все эти годы боялась, что ты узнаешь его имя. Я не переживу, если с тобой случится то же, что случилось с моим отцом. Оставь его в покое, Энди. Все равно его рано или поздно убьет собственная злоба. Мне кажется, он уже сам себя наказал… — Она говорила поспешно, учащенно дыша. — Для меня он больше не существует, и то, что он говорил мне позавчера, не имеет никакого значения. Мистер Хевитт зря рассказал тебе об этом. Это только расстроило тебя понапрасну. Я, честно говоря, не ожидала от мистера Хевитта, что он станет передавать тебе наш разговор. Не ходи в Гринволл-Мэнор, Энди. Пожалуйста, ради меня. Для меня больше ничто не имеет значения, лишь бы только с тобой все было в порядке.

— Я разве говорил тебе, что собираюсь в Гринволл-Мэнор? Не выдумывай, Кэти, и успокойся. И если хочешь идти сейчас со мной, поторапливайся. Оденься потеплее, а то ты окоченеешь во время твоей прогулки по Джарроу.


Десять минут спустя они вышли из дому. Тереза слышала, как хлопнула входная дверь, и поняла, что осталась вдвоем с Бетти. Она отошла от двери своей комнаты и, присев на край кушетки, устремила взгляд на яркий огонь в камине. Через некоторое время она отвернулась от огня и обвела медленным взглядом комнату, оглядывая каждый предмет, каждую деталь обстановки так, словно видела все это в последний раз. Наконец, протянув руку, она нажала на эмалевую кнопку звонка над камином.

Тереза вызывала Бетти очень редко и только по крайней необходимости, поэтому Бетти, заслышав звонок, бросилась наверх сломя голову. Даже забыв постучаться, она распахнула дверь спальни.

— Что будет угодно, мисс? — спросила она, останавливаясь в нескольких шагах от кушетки, на которой сидела Тереза. — Надеюсь, у вас все в порядке?

— Да, да, Бетти, я в порядке. Подойди поближе.

Когда Бетти встала прямо перед ней, Тереза подняла глаза и заглянула ей в лицо.

— Я хотела кое о чем тебя попросить, Бетти, — тихо сказала она. — Ты могла бы оказать мне одну услугу?

— Все, что вам будет угодно, мисс, — с готовностью отозвалась Бетти. — Только скажите, и я с удовольствием сделаю это для вас. Может, вам приготовить заварной крем, мисс?

— Нет, нет, это не касается еды, — Тереза тряхнула головой и слабо улыбнулась. Протянув руку, она взяла руку Бетти и сжала ее в своей. — Я хотела попросить тебя сходить в конюшни и вызвать для меня экипаж.

— Что-что, мисс Тереза?

— Экипаж, Бетти. Мне нужен экипаж. Я хочу выехать на прогулку.

— В такую-то погоду, мисс Тереза? Вы только посмотрите, что творится на улице! Там такой мороз и ветер! Нет, нет, мисс Тереза, вы не можете ехать на прогулку в такой день. — Бетти немного помолчала, потом добавила: — Мадам прибьет меня за то, что я позволила вам выйти на улицу в такой холод. И почему вам вдруг захотелось выезжать сегодня? Вам ведь очень нездоровилось всю неделю. Нет, мисс Тереза, я никуда вас не пущу.

— Бетти. Послушай меня, Бетти. Ты ведь не хочешь, чтобы что-нибудь разлучило Кэти, — впервые в разговоре с Бетти она назвала Кэти по имени, а не миссис Фрэнкель, — Кэти и капитана? Ты ведь не хочешь этого, скажи?

— Разлучить?.. О нет, мисс Тереза! Конечно же, нет! Боже, это было бы настоящей трагедией!

— Тогда сделай то, о чем я тебе попросила. Пойди в конюшни и скажи, чтоб срочно прислали сюда экипаж. Если это возможно, я бы предпочла экипаж мистера Вейра, но, если он занят, сойдет любой другой. Поторопись, Бетти, я должна выехать как можно скорее.

— Но как же вы поедете одна, мисс Тереза? У вас ведь не хватит сил даже на то, чтоб сойти с экипажа. Уж не говоря о том, что вам вообще нельзя выходить на улицу… А куда вы собрались ехать, мисс Тереза?

— Я скажу тебе об этом после. А сейчас я очень рассчитываю на твою помощь. Ты должна выполнить мою просьбу ради Кэти и ради капитана.

Бетти посмотрела на хрупкую фигуру на кушетке. От Терезы остались одна кожа да кости, и одежда висела на ней, как на вешалке. Мисс Тереза была очень больна, и у нее было слабое сердце. Ей нельзя никуда ехать одной, тем более в такую погоду. Сейчас Бетти всей душой желала, чтобы Кэти была дома. Но Кэти вернется еще не скоро — она ушла всего каких-то пять минут назад. Если мисс Терезе станет плохо после этой поездки, виновата в этом будет она, Бетти.

— Я думаю, вам не стоит сегодня выезжать, мисс, — сказала она самым твердым тоном, на какой только была способна.

— Бетти. — Теперь голос Терезы звучал резко и нетерпеливо, и это удивило Бетти, привыкшую к ее всегда мягкому, вежливому тону. — Я должна ехать, Бетти, и, если ты не сходишь за экипажем, мне придется самой идти пешком до конюшен, а тогда я наверняка простужусь. Поэтому иди и делай то, что я тебе сказала. А я пока оденусь. Я буду готова к тому времени, когда ты вернешься.

— Да, мисс. Слушаюсь, мисс. Но… вы ведь скажете Кэти, что сами настояли на этом и я была вынуждена вам подчиниться, не так ли?

Тереза кивнула.

— На этот счет можешь не беспокоиться, Бетти. Я сама объясню все Кэти. Обещаю, она не будет сердиться на тебя — напротив, она будет благодарить тебя до конца своих дней.

— Надеюсь, что это так, как вы говорите, мисс Тереза, — сказала Бетти с неуверенной улыбкой.

«Очень сомневаюсь, что Кэти скажет мне за это спасибо, — думала она, спускаясь по лестнице. — Она надает мне по шее, вот что она сделает. Но какой у меня выход? Если я откажусь сходить за экипажем, мисс Тереза сама пойдет пешком до конюшен. Она сказала, что пойдет, а она всегда делает так, как говорит».


Вечером того же дня Кэти и Эндри сидели по обеим сторонам от постели Терезы. Часы над камином показывали восемь. Волосы на щеках Эндри были мокрыми от слез, а яркая синева его глаз подернулась дымкой. Сквозь завесу слез он не мог различить лица Терезы, но его рука крепко держала ее хрупкую худую руку, и все его чувства были сейчас обращены к ней. Даже его любовь к Кэти отступила на второй план в эту минуту скорби. «Нет большей любви, чем любовь человека, отдающего свою жизнь за друга», — пронеслись у него в голове слова, прочитанные в какой-то книге. Именно это сделала Тереза. Она не прожила зря последние часы своей жизни — она посвятила их Кэти, Кэти и ему. Да, да, и ему тоже. Она сделала то, что должен был бы сделать он, — и он непременно сделал бы это в ближайшее время, неважно, какие последствия его ожидали. Но она могла не бояться последствий, потому что ее дни были все равно сочтены. Она ускорила свою смерть, чтобы сохранить их, его и Кэти, покой… Нет, он бы не стал, как Тереза, пользоваться оружием. Но его кулаков было вполне достаточно, чтобы лишить Бернарда Розье жизни. В таком случае опасения Кэти вполне могли подтвердиться, и его постигла бы та же участь, что в свое время постигла ее отца. Тереза, быть может, спасла его от виселицы, а ненаглядную Кэти — от безутешного горя.

Кэти держала другую руку Терезы. Ее скорбь была слишком велика, чтобы излиться в слезах. Но она знала, что если начнет плакать, то уже не сможет остановиться. Впрочем, для слез у нее еще будет время, но сейчас, пока Тереза еще жива, она не хотела омрачать своим отчаянием ее последние минуты.

Ее чувства по отношению к Терезе всегда были противоречивы. За время их долгого знакомства ее первоначальная симпатия к этой женщине успела смениться неприязнью, почти ненавистью, а впоследствии на смену неприязни пришла дружба. Но, даже когда они стали близкими подругами, ее чувства к Терезе вовсе не были просты. Во-первых, она никогда не забывала, что Тереза принадлежит к ненавистному ей семейству Розье, а во-вторых, временами в ней возникало чувство какого-то странного, почти физического, отвращения к Терезе. Странная вещь: она никогда не испытывала к Терезе такого глубокого сострадания, какое испытывал к ней Энди. Энди понимал Терезу лучше нее. С Энди Терезу связывала крепкая, поистине мужская дружба, она же так и не смогла по-настоящему подружиться с Терезой.

Но Тереза отдала свою жизнь, чтобы спасти Энди, и тем самым добилась в свой смертный час той любви, которой не смогла добиться в течение жизни. Сейчас она была для Кэти самым дорогим человеком на свете, и Кэти испытывала невыразимое отчаяние при мысли о том, что скоро Терезы не станет.

Шорох за ее спиной напомнил Кэти о присутствии полисмена. Полисмен сидел на стульчике возле двери и не сводил глаз с постели умирающей. «Почему они не могут позволить Терезе умереть спокойно?» — подумала она. Впрочем, Терезу присутствие полисмена ничуть не тревожило. Ее бледное как полотно лицо было спокойным и умиротворенным, а в угасающем взгляде, устремленном на Кэти, светилась безграничная любовь и преданность. Сейчас, исполнив свою миссию, Тереза спокойно ждала, когда ее уже слабеющее сердце перестанет биться, и она отойдет в мир иной.

На кухне сидел еще один полисмен. Он сидел за столом напротив Бетти, которая в отчаянии колотила кулаком по краю стола, уже в сотый раз повторяя:

— Если б только я не пошла за экипажем!

— Однако вы пошли за ним, — бесцветным тоном отозвался полисмен. — Дело уже сделано, и я бы на вашем месте забыл об этом и перестал сокрушаться.

— Конечно, вам легко так говорить, потому что на вашей совести нет вины. А вы подумайте, каково мне! Я ведь пошла и вызвала для нее экипаж!

— Но вы ведь сами только что сказали, что, если б вы не вызвали экипаж, она бы сама пошла за ним.

— У нее бы никогда не хватило сил добраться пешком до конюшен. И я должна была это знать.

— Однако у нее хватило сил добраться до Гринволл-Мэнора — правда, не пешком, а в экипаже. И не только добраться, — заметил полисмен. — Знаете, мне за мою практику встречалось много необычных дел, но это дело побило все рекорды. С чего ей вдруг взбрело в голову стрелять в собственного брата? Она не виделась с ним четырнадцать с лишним лет — и вдруг ни с того ни с сего вскочила с постели, села в экипаж и поехала его убивать. Я, честно говоря, не вижу в этом никакого смысла. — Полисмен задумчиво покачал головой. — Когда я вошел к ним в дом, — продолжал он, — она как ни в чем не бывало сидела в гостиной, а у ее ног в луже крови валялся ее брат. Его жена, дворецкий и садовник стояли в дверях, как три мраморные статуи. Не думаю, что до моего прихода у кого-то из них хватило храбрости подойти к нему и проверить, жив ли он. А он выглядел просто ужасно — правая половина лица превратилась в сплошное кровавое месиво, а от левой руки остался какой-то обрубок. Она, должно быть, всадила в него целую обойму пуль. Знаете, их кухарка рассказала мне одну очень интересную вещь, пока мы ждали полицейскую карету. Она видела, как эта женщина вошла в дом, и очень удивилась, потому что она не бывала у них уже больше четырнадцати лет, а когда приезжала в последний раз, они с братом орали друг на друга, как два психа. Кухарка говорит, она видела, как эта женщина остановилась в зале и что-то сказала дворецкому, потом быстро прошла в оружейную комнату. Когда она вышла оттуда, одна ее рука была спрятана под пальто. Дворецкий все так же стоял в зале, но даже не подумал остановить ее, когда она прошла мимо него и вошла в гостиную, — а он не мог не заметить, что она прячет что-то за пазухой. В самом деле, странно. А еще кухарка сказала, что не только дворецкий и она видели эту женщину. Хозяйка как раз спускалась по лестнице, когда та шла из оружейной комнаты в гостиную. И что же вы думаете? Вместо того чтобы остановить ее и проверить, что она прячет за пазухой, хозяйка так и осталась стоять на середине лестницы. А потом кухарка услышала выстрелы. Она не слышала ни криков, ни брани — только выстрелы, несколько выстрелов подряд. По-видимому, миссис Нобль даже не дала брату времени открыть рот.

Бетти сидела, опершись локтями о стол и подперев ладонями свой двойной подбородок, и с любопытством слушала рассказ полисмена. Когда он закончил говорить, она заметила:

— Но ведь они могли отобрать у нее пистолет, не так ли? Они должны были отобрать у нее пистолет. Разве они не поняли, зачем она ходила в оружейную комнату? Ведь они должны были это понять — вы так не считаете? По крайней мере, дворецкий обязательно должен был понять. Тогда почему он не отобрал у нее пистолет?

Полисмен пожал плечами.

— Я думаю, даже если б они отобрали у нее пистолет, мало бы что изменилось, — спокойно сказал он. — Она приехала туда с явным намерением убить брата, и она бы все равно это сделала. Не зря ведь у нее за поясом был длинный кухонный нож, который она наверняка взяла с собой из дому. Этот нож был острым, как бритва, — она, по-видимому, готовилась к этой поездке заранее и не забыла его наточить. О, она прекрасно знала, что делает!


Да, Тереза знала, что делает, и была рада, что сделала это. А сейчас она лежала в постели, устремив прощальный взгляд на женщину, которую она любила всю свою жизнь. Любовь обладает громадной силой. Она способна толкнуть человека на подвиг — и может заставить его убить ближнего не моргнув глазом. Любовь вселила силу в слабое, больное тело Терезы, и она смогла встать с постели и поехать в Гринволл-Мэнор. Любовь заставила Терезу забыть о кровных узах и, не задумываясь, выпустить целую обойму пуль в собственного брата. Но она сделала это, чтобы спасти любимую женщину — и чтобы спасти мужчину, которого любила эта женщина. Умирая, Тереза знала, что ее жизнь прошла не зря.