"айный язык птиц" - читать интересную книгу автора (Голованов Василий)IIIРаннее утро в Астраханском заповеднике. Четверо молодых людей загружают лодку, стоящую у причала. Всем им от 24 до 27, выделяются оператор Андрей с шевелюрой темных волос, по-пиратски прихваченных красной банданой, «звучок» Миша, бритый наголо, как лампочка (зато в шляпе), с серьгой в одном ухе и черном свитере, Брайан – видимо, музыкант, с шапкой курчавых волос, в модной, но потертой замшевой куртке и заплатанных джинсах, заставляющих вспомнить времена хиппи. И если на остальных одежда, так или иначе соответствующая походным условиям, то на Брайане – только высокие болотные сапоги, зато масса фенечек на запястьях рук и несколько шнурков на шее. Командует всем немного чересчур серьезный Алексей – на нем непромокаемый плащ с капюшоном, бейсболка, бинокль на груди. Он пытается выполнять функции менеджера, но так как никто его ими не наделял, он не совсем уверен в своем командном тоне. Однако роль ему нравится. Ему доставляет удовольствие распоряжаться погрузкой и представительствовать. – Осторожно с аппаратурой! – командует он. Очевидно, не без умысла. Рядом на берегу еще трое: пожилой сотрудник заповедника и двое немцев, бёрдвотчеры, – они поняли, что творится что-то необычное, и подошли посмотреть. У одного и сейчас, когда нечего снимать, перекинут через плечо ремень фотоаппарата. – Николай Иванович, – обращается немец (по-русски, но с выраженным акцентом) к научному сотруднику, – куда направляетесь? Будете делать кино? – Да нет… Тут такая странная подобралась компания, пусть они сами расскажут… Алексей! – Что? – тут же реагирует Алексей, бросает ребят возиться в лодке и с шумом выходит из воды. – Вот Андреас Видлинг из Германии, он спрашивает, что вы затеваете. Алексей приближается к Андреасу, с готовностью жмет его руку: – Алексей. – Очень приятно. Андреас. Вы – делаете фильм? – Oh, no. – Почему-то Алексей пытается озвучить свой рассказ по-английски. – We’re not the moviemakers. We are musicians. (О нет. Мы не киношники. Мы музыканты.) – Musicians? А ваша цель? Видя, что немец неплохо говорит по-русски, Алексей с облегчением переходит на родной язык: – Это наш абсолютно новый проект. Называется «Тайный язык птиц». Вы знаете Джетро Талл? Айана Андерсона? Флейта? Нет? У него есть диск: «Secret language of birds». Красивое название, но он очень… он очень крутой, но подошел поверхностно – в одном месте просто пустил птичьи голоса как фон. А можно все сделать иначе: сыграть – О, я понимаю! Делать музыку вместе с птицами – это супер, я очень хорошо понимаю… Я не понимаю – как. – Ну, надо записать максимальное количество птичьих звуков. Крики, трели, фон: как они гомонят все вместе. Как звучит стая, поднимаясь в воздух… Потом все это свести на пульте и нарезать такую звуковую болванку… Расписать, что за чем звучит. Это самое трудное, потому что это должно быть талантливо, это – предварительная партитура, по которой пойдут потом инструменты. И надо заранее чувствовать, как это может раскрыться в музыке. Но Брайан, думаю, с этим справится… Потом мы дадим это прослушать джазовым музыкантам. И даже не обязательно джазовым, просто музыкантам, достаточно сумасшедшим, чтобы попробовать сыграть вместе с птицами… Это ясно? – Думаю, да… – Прогнать эту запись и сыграть – один раз, другой… Найдутся какие-то музыкальные ходы. Потом сыграть в третий раз. Послушать, что получилось. Постепенно, слой за слоем, наращивать звук… Потом выждать. Прослушать как бы отстраненно. И на десятый раз – сыграть уже на всю катушку – и все получится! Настоящая сюита: «Secret language of birds»… – Да, да… – кивает головой немец. Алексей отходит, чтобы помочь притащить в лодку два ящика с едой. – Это куда? Так: Андрей с камерой на носу, я следом, Миша со звуком следом. Брайан! Ты будешь сидеть на этом ящике и молчать, потому что прямо рядом с тобой – Миша. На моторе сзади – Николай Иванович. – По-моему, это трудно – сыграть музыку так, как поют птицы, – оборачивается к Николаю Ивановичу немец. – Раньше я слушал только записи орнитологов, – сознается Николай Иванович. – В жизни не встречал музыканта, которому бы пришло в голову такое. Но они милые ребята, хотя и абсолютно сумасшедшие… – Это очень хорошо, – говорит немец. – Я боялся – какой-нибудь коммерческий проект. – Нет, все чисто: настоящие сумасшедшие. – Good luck! – Спасибо. Вам тоже удачи. Сфотографируйте филина – и у вас будет один из самых редких снимков в Европе. Попросите Степу. Он знает, где филин сидит днем. Подходите, выключив мотор. Просто плывите мимо, как бревно. Я так делал сто раз. Он будет от вас в трех метрах. Николай Иванович садится в лодку, заводит мотор, медленно разворачивается в узком русле и тихонько наддает газку, пуская лодку вниз по течению. Ребята рассаживаются. Внезапно с ветки обгорелого дерева делает медленный шаг огромная птица. – Андрей, снимай! – вскрикивает Алексей. Тот срывает крышечку с объектива, пытается поймать птицу в глазок, но за это время она, сделав два мощных маха крыльями, уходит за кулису молодой зелени на той стороне протоки. – Кто это? – спрашивает Алексей Николая Ивановича. – Белохвостый орлан. – А как он кричит? – Да он на самом деле почти никогда не кричит. Я всего несколько раз в жизни слышал, около гнезда. Обычный высокий вскрик, как у всякого хищника. Когда беспокится: ки-и, ки-и! – Натурально у вас получается! Ребята не успевают переваривать впечатления: – А вон, под деревом, у воды… – Колпица, род цапли. – Она тоже не кричит? – Она прячется. – Андрюха, ты снял? – Снял. – Снимай все! Это базовый материал, для памяти. Николай Иванович: – Сейчас выйдем на раскаты, я заглушу мотор, и вы попишете. Если уж вам нужен базовый материал. Как раз моряна дует – навалит птицы, крика, гогота будет! Пиши что хочешь. Надо – подойдем поближе. Они действительно идут рекой, но потом река не то чтобы делается шире, просто суши становится меньше, а затем и вовсе не остается, кроме камышовых крепей, похожих на острова, залитые мелкой водой, а после лодка вылетает на эти самые «раскаты» – где берегов уже нет, река «раскатилась» и повсюду – вода и птицы, бесконечное количество, в тростниках, вблизи, вдалеке… Взлетают и садятся стаи. Стоит неумолчный гомон, и за последней стеной камыша уже мерещится море… – Все звуки надо записать: как они взлетают с воды, как тростники шумят… Может, с тростника начнем? – Смотрите, цапли! – Тихо! – … – Они тоже молчат. – Потерпите, всякая птица свое слово скажет, – говорит Николай Иванович. – Подойдем к гнездовьям – они вас не только оборут, но и обгадят, предупреждаю. – Брайан, – хлопает друга по плечу Алексей. – Ты один без капюшона. Может, тебе шапку дать? – Дай. Дает свою бейсболку. Вдруг впереди, по ходу лодки, начинают удирать какие-то маленькие утки. Они смешно бегут по воде, отталкиваясь лапками и крыльями. Получается звук, как будто они бегут босиком по лужам. – Стоп! – командует Алексей. – Вот это пишем. Если заглушим мотор и пойдем на веслах, они побегут? – Побегут. – Тогда приготовились. Николай Иваныч, глуши мотор! Звук! Миша: – Тихо! Я записываю! Они далеко забираются в птичий мир. Андрей снимает то общие планы – цапель, стоящих у стены камыша, уток и лебедей, громадными стаями кормящихся на мелких местах, чаек, сотнями срывающихся с отмели, то, наоборот, «крупняки»: овсяночку-ремеза, пикающую из своей сплетенной из травы «рукавички», ныряющих за рыбешкой зимородков, варакушку – птичку, превосходно выводящую соловьиные трели, жадно заглатывающих рыбью мелочь пеликанов… Разных, в общем, птиц – поющих, летящих, сидящих на гнездах. Без единого человеческого звука. Ну, может, лодка скрипнет или шепот: «Я чувствую. Это получится. Если бы Гарик был с нами, он бы вложил бы в эти паузы свое железо и отсюда бы как раз пошли вибрации…» Потом, когда многое уже снято и записано, они вновь оказываются на раскатах. Их разрывает от впечатлений. Они громко говорят, хохочут, кто-то курит. Брайан: – Тут основная фишка в том, что идут параллельные потоки времени. Не удастся делать одну тему, потом другую, потому что они одновременно звучат. Это звук Хаоса. И это самое офигительное: гнать три-четыре темы одновременно – причем, может быть, в разных направлениях… Одна – на угасание, другая – на подъем. Третья – только крупными крапинами, как бы вспышками… Хендрикс умел такие штуки делать. Ну и Майлз. Алексей: – Да, обалденно. Они тихо скатываются по реке среди птичьего гомона. – Когда я бываю здесь, – вдруг тихо вступает Николай Иванович, – я почему-то не могу избавиться от мысли, что Бог есть. И чем больше узнаю – про Большой взрыв… Про то, что весь этот мир, вся вселенная создалась из какого-то невероятного по плотности кусочка материи величиной с орех… с зерно… Непредставимо, да и не имеет значения… Какое нужно количество совпадений, чтобы это зерно породило такое разнообразие жизни, как здесь? Не-ве-ро-ят-но-е. Нигде во вселенной никакой жизни не обнаружено… А это значит – либо Бог… Либо законы эволюции на этой планете, вопреки космическим законам, божественны… Брайан: – Точно. Такая мысль здесь запросто может прийти в голову. Они вновь включают мотор и правят к голой глинистой косе, последней суше у моря. Вся коса покрыта следами птиц. Андрей с камерой спрыгивает на землю, смотрит на эту клинопись следов и снимает. Алексей: – Что увидел? – Я поместил бы это на обложку альбома. Есть у кого-нибудь нормальный фотоаппарат? Щелкните. – Продолжая рассматривать окрестности в глазок камеры, вдруг видит вышку: – А это что за елда? – А это вышка. Буровая. Компании «Глобал ойл». Из-за нее был большой скандал, опасались, что зимой – тут же льды – будет авария, разлив нефти на границе с заповедником. Но оказалось, ничего – пять лет уже. Видно, что на буровой сидит, отдыхая, множество птиц. Брайан отходит от других, садится на бревно, слушает. Николай Иванович, желая, видимо, продолжить разговор и не очень-то интересуясь разгрузкой лодки, приближается к нему: – Брайан… Кстати, почему вас называют Брайан? Это ваше настоящее имя? – Чувствует себя неловко. – Извините… – Да нет, я люблю рассказывать о Брайане. Был такой музыкант – Брайан Джонс. Настоящий денди эпохи битников! Когда в Европу стали приезжать первые рок-банды из Америки, он ездил с ними из страны в страну и в точности снял их манеру играть. А потом создал группу «Роллинг Стоунз», которая стала играть ритм-энд-блюз по-настоящему, как это делают черные. А еще он ездил по миру и собирал звуки. Короче, для меня музыка началась с одной пластинки, где он представляет марокканских трубачей из Джуджуки. Вот поэтому я и Брайан… – Вот как… А я, признаться, до вас не имел дело с музыкантами… А теперь – у меня в голове не укладывается, как за всю мою жизнь, слушая птиц, я ни разу не подумал о музыке? Наверно, музыка была не нужна. Птиц хватало. Но то, что вы придумали, меня просто ошеломляет, потому что… Ведь это разные уровни сознания… И нужно обладать редким чувством гармонии мира… Вы понимаете? – Думаю, да. – А я не пойму, пока не услышу… – признается Николай Иванович. – Услышите. – Но гармония мира? – Она офигительна. – Тогда я скажу: на самом деле эта буровая не должна торчать здесь! Она все портит! Вы согласны? Такой вид не стоило бы портить и за миллион долларов. В конце концов, нефти много – а такая картинка, – он обводит рукой горизонт, – одна. И Волга одна. – Можно и так подумать обо всем этом, – соглашается Брайан. Некоторое время все топчутся на косе. – Ну, палатку мы здесь поставим, – говорит Алексей. – А вот дров на костер не наберем. Если только вон то, – показывает белое, как кость, давно прибитое к берегу дерево, – не распилим. Я топор взял, а пилу – нет. – А зачем пила? – аккуратно интересуется Николай Иванович. – Да вон какой ствол лежит – а распилить нечем. – Вы знаете, Алексей…- говорит Николай Иванович. – Здесь каждое дерево обычно облюбовано какой-нибудь птицей. Тут ваш знакомый, Белохвостый Орлан, любит сидеть. Мы его спугнули – но вон видите помет? Это его место… – Ну а обед мы как будем готовить? – смеется Алексей. – Я примус взял. – Тоже смеется. – Опыт, знаете… Я еще маленьким с отцом, с матерью по нескольку дней так же вот, в лодке, путешествовал… Никаких моторов – на веслах, на шестах. Иногда прямо в лодке и ночевали. И вот – вечером примус раскочегаришь – и слушаешь отца… – На шестах? – с видимым изумлением спрашивает Андрей. – Ну да… Тут же мелко почти везде… Так и плавали… Семечки лотоса ели, чилим [1], хлеб. Арбуз еще с собой прихватишь – роскошь… |
|
|