"Танские новеллы" - читать интересную книгу автора

ВАН ДУ

ДРЕВНЕЕ ЗЕРКАЛО

Ученый муж по имени Хоу из Фэньиня, живший при династии Суй, был человек необыкновенный. Я, Ван Ду, считаю его своим учителем. Перед кончиной он подарил мне древнее зеркало и сказал:

— Храни его, и тебя минуют все наваждения.

Я принял подарок и очень дорожил им. Зеркало имело восемь цуней[1] в поперечнике; на обратной его стороне было рельефное изображение лежащего единорога, а вокруг него на равном расстоянии друг от друга — черепаха, дракон, феникс и тигр. Ближе к краю следовали восемь триграмм и двенадцать созвездий[2], а по самому краю были начертаны двадцать четыре иероглифа, отчетливо видные и написанные как бы в стиле «ли»[3], но таких знаков не найдешь ни в одной книге.

Учитель говорил:

— Эти двадцать четыре знака соответствуют двадцати четырем сезонам года[4].

Когда на зеркало падали лучи солнца, то все изображения и знаки его обратной стороны отчетливо выступали на тени, отбрасываемой зеркалом. При легком ударе зеркало издавало чистый звон, который не затихал в течение целого дня. Конечно, это было необыкновенное зеркало! Не удивительно, что учитель дорожил им и считал зеркало чудодейственным. Однажды он сказал мне:

— Давным-давно я слышал, что император Хуан-ди[5] отлил пятнадцать зеркал. Первое имело в поперечнике пятнадцать цуней, что соответствует пятнадцати дням — сроку, в течение которого луна из узкого серпа превращается в диск. Каждое следующее зеркало было в поперечнике меньше предыдущего на один цунь, следовательно это зеркало восьмое по счету.

Хотя времена Хуан-ди — седая старина и письменных свидетельств о них не сохранилось, тем не менее в словах такого достойного мужа, каким был учитель Хоу, сомневаться невозможно. В далекую старину Ян добился благополучия, приобретя нефритовый перстень, а Чжан Гун погиб, потеряв свой меч. Ныне наступили тревожные времена, и я с глубокой печалью взираю на события; вся страна словно охвачена огнем, — где найдется место для спокойного житья! И вдобавок ко всем бедам — вот несчастье! — я лишился драгоценного зеркала! Поэтому я хочу рассказать о всех чудесах, связанных с ним, чтобы те, кто станет его обладателем в грядущих поколениях, знали бы о его происхождении.

Это зеркало досталось мне в пятом месяце седьмого года правления «Дае»[6] от учителя Хоу, кончина которого совпала с моим приездом в Хэдун по окончании срока моего цензорства. Возвращаясь в шестом месяце того же года в Чанъань, я попал в Чанлэпо и остановился в гостинице, которую держал некий Чэн Сюн. У хозяина появилась новая служанка, очень красивая девушка по имени Ин-у, что значит Попугай. Я достал свое зеркало, чтобы поглядеть на себя и привести в порядок одежду, как вдруг служанка повалилась на пол и стала биться головой о доски.

— Пощадите меня! — кричала она, обливаясь кровью. Я позвал хозяина и спросил, что это значит.

— Два месяца назад ее привел один проезжий, — отвечал Чэн Сюн, — девушка была очень больна, и человек этот оставил ее, сказав, что заедет за ней на обратном пути. С тех пор он не появлялся, а девушка стала служить у меня. Больше я ничего о ней не знаю.

Подозревая, что это оборотень, я приблизился к девушке с зеркалом в руках.

— Пощадите меня, и я приму свой первоначальный вид, — взмолилась она.

— Сначала расскажи о себе, потом примешь свой прежний вид, — сказал я, пряча зеркало, — и я тебя пощажу.

Девушка поклонилась и стала рассказывать:

— Я — тысячелетняя лисица и жила под старой сосной, растущей перед храмом на горе Хуашань. За мои превращения небо покарало меня смертью. Меня схватил было владыка горы Хуашань, но я ускользнула и бежала в края между реками Хэ и Вэй. Там Чэнь Сы-гун из Сягуя удочерил меня и относился ко мне с добротой. Позднее меня взял в жены человек из тех же мест по имени Чай Хуа, но жизнь с мужем не наладилась, и я убежала на восток. В Ханьчэне мною завладел Ли У-ао, человек жестокий и беспощадный. Несколько лет он силой заставлял меня кочевать вместе с ним, привез меня сюда и здесь покинул. К несчастью, я натолкнулась на это волшебное зеркало и не могу больше скрывать свое подлинное обличье.

— Ты — лисица и, вероятно, приняла человеческий облик для того, чтобы делать зло людям? — спросил я.

— Наоборот, чтобы служить им, — отвечала девушка. — Но зверь, принимая облик человека, оскорбляет богов, и я готова принять смерть.

— Я хотел бы пощадить тебя, если это возможно, — сказал я.

— Благодарю вас за вашу доброту, но, оказавшись однажды под лучом этого зеркала, я уже не могу сохранять чужой облик. И хотя я в течение долгого времени была человеком, мне придется принять свое настоящее обличье. Об одном только прошу — уберите зеркало в ящичек, чтобы я могла выпить вина перед смертью.

— А ты не убежишь, если я спрячу зеркало? — спросил я.

Смеясь, она отвечала:

— Разве я могу быть такой неблагодарной? Ведь вы, ваша милость, хотели пощадить меня. Но от волшебного зеркала я уже не могу уйти. Лишь одного хочу — чуточку веселья перед своей гибелью.

Я убрал зеркало в ящик, угостил девушку вином и позвал соседей присоединиться к пиру. Девушка быстро захмелела и, поправив одежду, начала танцевать и петь:

Закончив песнь, девушка снова поклонилась, превратилась в лисицу и умерла к удивлению всех присутствующих.

В первый день четвертого месяца в восьмой год правления «Дае» случилось солнечное затмение. Я отдыхал в одной из комнат цензората, когда заметил, что стало темнеть. Вскоре пришел служитель и сказал, что затмение еще только начинается. Я поднялся, достал зеркало, чтобы привести себя в порядок, и тут вдруг заметил, что оно потускнело и не отражает свет. Я догадался, что зеркало имеет связь с тайной мрака и света, иначе почему вместе с затмением солнца оно утратило свой блеск? Не успел я прийти в себя от изумления, как зеркало снова заблестело — солнце тоже начало постепенно открываться. Когда оно засияло, зеркало обрело свой обычный блеск. С этих пор я стал замечать, что во время затмения солнца или луны зеркало также становилось тусклым.

В том же году, в пятнадцатый день восьмого месяца, мой друг по имени Сюе Ся навестил меня и показал приобретенный им бронзовый меч четырех чи[8] в длину, с клинком и рукоятью, сделанными из одного куска; рукоять украшали изображения дракона и феникса, а сверкающий клинок — узоры, напоминающие не то языки огня, не то рябь на воде.

— С этим мечом происходят замечательные вещи, — сказал Сюе Ся. — Если его положить в темную комнату в пятнадцатый день любого месяца, когда на небе сверкает полная луна, то от меча на несколько чжанов[9] вокруг расходятся яркие лучи. Я владею этим мечом уже несколько лет и, зная, что ты жаден до всяких необычайных древних вещей, как голодающий до пищи и жаждущий до питья, я сегодня ночью готов вместе с тобой испытать мой меч.

С большой радостью принял я предложение. Небо в эту ночь было чистое, мы закрылись в комнате, куда не проникал ни один луч света, и приступили к испытанию. Я тоже достал свое зеркало и положил его рядом. Оно вспыхнуло ярким светом, и в комнате стало светло, как днем. От меча же не исходило никакого сияния. Сюе Ся был очень удивлен и сказал:

— Убери, пожалуйста, зеркало в ящик.

Я повиновался, и меч засветился, отбрасывая лучи лишь на один-два чи.

Мой друг, поглаживая меч, вздохнул и сказал:

— Видно, в Поднебесной[10] и среди волшебных вещей есть свои законы: менее совершенное должно уступать более совершенному.

С этих пор каждый раз в полнолуние стоило мне вынуть зеркало в темной комнате, как оно начинало сверкать и далеко отбрасывало лучи. Если же в комнату проникал лунный свет, то зеркало не сияло: разве с блеском солнца и луны можно соперничать?

Зимою того же года я был временно назначен придворным историком и загорелся желанием составить жизнеописание Су Чо. Случилось так, что мой старый семидесятилетний слуга по имени Бао Шэн некогда находился у него в услужении. Старик был очень сведущ в истории и знал толк в литературных сочинениях. Когда он увидел мои наброски жизнеописания Су Чо, то был повержен в безысходную печаль. Я спросил его о причине этого, и он рассказал следующее:

— Господин Су был добр и щедр, и мне очень грустно, что все предсказанное им сбылось. Ваше драгоценное зеркало в свое время было подарено ему близким другом Мяо Цзи-цзы из Хэнани, и господин Су очень им дорожил. В год своей кончины он часто грустил и говорил своему другу: «Смерть моя не за горами, и я беспокоюсь — в чьи руки попадет зеркало? Сейчас я хочу погадать на ветках, а ты будешь присутствовать при этом». Он велел мне принести ветки, сам разложил их и, закончив гадание, сказал: «Через десять лет после моей смерти моя семья утратит это зеркало. Кому оно достанется — неизвестно. Однако волшебный предмет всегда может дать какое-либо сверхъестественное знамение. Ныне в районе между реками Хуанхэ и Фэньхэ постоянно наблюдаются благоприятные приметы, которые совпадают с моим гаданием на ветках. Очевидно, зеркало окажется в этих местах». — «Кому же оно достанется?» — спросил Мяо Цзи-цзы. Господин Су еще раз внимательно рассмотрел веточки и сказал: «Сначала оно попадет во владение дома Хоу, а потом станет собственностью дома Ван. Что станет с ним после этого, сказать не могу». Закончив свой рассказ, слуга расплакался. Я собрал сведения о семье Су Чо и узнал, что у него действительно было это зеркало, а после смерти хозяина оно исчезло, — все соответствовало рассказу моего слуги Бао Шэна. Об этом я упомянул в жизнеописании Су Чо, в строках: «Су Чо так искусно гадал на ветках, что мог даже предсказать свое будущее».

В девятый год правления «Дае», в первый день нового года, в наш дом пришел за подаянием странствующий буддийский монах из западных областей. Мой брат Ван Цзи, удивленный внезапным появлением монаха, пригласил его в дом и накормил.

— В этом гостеприимном доме находится волшебное зеркало, — сказал монах, — можно ли посмотреть на него?

— Как вам стало известно об этом? — спросил мой брат.

— Я сведущ в магии, — отвечал монах, — и поэтому могу обнаруживать присутствие волшебных предметов. В течение последних двух лет я наблюдаю зеленоватый свет, исходящий днем из вашего дома, и красный свет — когда сияет луна. Все это приметы волшебного зеркала, и, выбрав благоприятный день, я пришел в надежде увидеть его.

Брат принес зеркало, монах взял его в руки и начал пританцовывать от радости, потом сказал брату:

— Это зеркало обладает волшебными свойствами, о которых вы не знаете. Если зеркало покрыть золотой мазью и посыпать истолченным в порошок жемчугом, то его лучи будут проникать сквозь стены. — Потом со вздохом продолжал: — Если же перед этим воскурить золотые благовония и омыть зеркало нефритовой водой, то можно будет увидеть внутренние органы человека. Но беда в том, что нет лекарств для лечения обнаруженных недугов.

Монах оставил золотые благовония, нефритовую воду и другие эликсиры и удалился. С тех пор он не появлялся. Опыты с зеркалом были проделаны, и все вышло так, как говорил монах.

Осенью того же года я был назначен правителем города Жуйчэн. Перед домом правителя росло многовековое дерево жужуб, возраст которого никто точно не мог определить. По установленному обычаю, правитель, вступая на должность, приносил жертву этому дереву, иначе неминуемые беды ожидали его. Я считаю, что злые духи порождены людским воображением, и не собирался приносить положенных жертв, но чиновники и служители умоляли меня не нарушать обычай, а я не смог отказать им и уступил. Затем я подумал, что огромное дерево, имевшее несколько чжанов в обхвате, может быть и в самом деле прибежищем каких-нибудь чудовищ, наделенных магической силой, поскольку никто не осмелился уничтожить его. Поэтому я тайком повесил волшебное зеркало среди ветвей этого дерева. В ту же ночь, во вторую стражу[11], раздался оглушающий грохот, подобный грому небесному. Я вскочил с постели и выбежал из дома. В ночном мраке бушевала гроза, — лишь дерево среди молний и грома сияло сверху донизу. Утром под деревом обнаружили огромного змея, издохшего от множества ран. У змея была фиолетовая чешуя и красный хвост, зеленая голова и белый рог, на лбу виднелся знак «князь». Я забрал свое зеркало, велел сжечь змея посреди улицы, а дерево приказал выкопать. Внутри оно оказалось полым, а под корнями обнаружили логово со следами змея. После этого никакие злые духи не беспокоили окрестных жителей.

Зимою того же года я получил приказ проследить за раздачей продовольствия из государственных закромов в округе Хэбэй. Население тех мест страдало от голода и болезней, особенно в окрестностях Пу и Шань. Среди сопровождавших меня людей был уроженец этих мест Чжан Лун-цзюй, семью которого, состоящую из нескольких десятков едоков, преследовали всяческие болезни и недуги. Пожалев этого человека, я захватил свое сокровище и отправился в его дом. Зеркало я оставил хозяину дома, наказав ему только ночью извлечь его из футляра. При виде зеркала все страждущие сразу поднялись с постелей. Они говорили, что лучи предмета, похожего на луну, были холодны, как лед, и изгнали лихорадку. Поскольку зеркалу не было причинено никакого ущерба, я решил употребить его для облегчения страданий народа и велел Чжан Лун-цзюю ходить с этим зеркалом по другим домам. Но в ту же ночь зеркало, находившееся в футляре, стало издавать зловещий стон, который далеко разносился вокруг и долго не умолкал. Это показалось мне удивительным. Утром Чжан Лун-цзюй пришел ко мне и сказал:

— В эту ночь мне приснился человек с головой дракона и туловищем змеи в алой шапке и в лиловых одеждах. Он назвался духом зеркала по имени Цзы-чжэнь. «Я явился к тебе, — изрек он, — потому что оказал помощь твоему семейству. Передай правителю Ван Ду, что болезни, ниспосланные на людей, — наказание неба, так зачем же он хочет заставить меня действовать против воли небесной! К тому же болезни прекратятся через несколько месяцев, — нет смысла поручать мне это неугодное небу дело».

Я исполнил просьбу духа, и через несколько месяцев больные действительно стали постепенно выздоравливать, как и предсказывал дух зеркала.

В десятый год правления «Дае» мой брат Ван Цзи, отказавшись от должности помощника правителя Люхэ, решил отправиться в длительную поездку по стране. Я отговаривал его от этой затеи:

— В стране беспорядки, на дорогах — разбойники, ты лишишь меня покоя. Мы с тобою — родные братья и никогда надолго не разлучались. Это путешествие будет похоже на уход от мира. В давние времена Шан Цзы-пин отправился посетить наши пять священных гор и пропал неизвестно куда. Если ты последуешь примеру этого почтенного человека, то повергнешь меня в безграничную печаль.

И я заплакал.

— Решение мое твердо, я еду, — отвечал Ван Цзи. — Пусть мой достойный брат не беспокоится обо мне. Ведь у Конфуция сказано: «Муж не подавляет свою волю». Живет человек сто лет и не знает, чем ему заполнить свободное время: добился истины — радуется, упал духом — печалится. Следовать своим желаниям — удел святых.

Мне ничего не оставалось, как проститься с братом.

— Перед разлукой есть у меня к тебе одна просьба, — сказал он. — Твое волшебное зеркало — не земная вещь. Я отправляюсь в дальний путь, дай мне его с собою.

— Могу ли я отказать тебе, — отвечал я и отдал зеркало брату.

Он уехал и долго не подавал о себе никаких вестей. Лишь в шестом месяце тринадцатого года правления «Дае» вернулся он в Чанъань. Отдавая мое зеркало, он сказал:

— Эта вещь воистину чудодейственна! Простившись с тобой, я отправился сначала к горам Суншань и Шаоши[12]. Однажды на склоне дня я очутился в диком ущелье и, завидев каменный храм, где могли поместиться человек пять, решил в нем заночевать. Ночь выдалась лунная. После второй стражи вдруг появились два человека: один тощий и седой по имени Шань Гун, похожий на буддийского монаха; другой — круглолицый черный карлик по имени Мао Шэн с белыми усами и густыми бровями. «Что здесь за люди?» — спросил карлик. «Искатель необычайного, странствующий по глухим местам», — отвечал я. Пришельцы сели и завели долгую беседу, которая показалась мне подозрительной. Полагая, что они явились с дурными намерениями, я незаметно взял ящичек и вынул из него зеркало. Едва оно засияло, как оба мои собеседника с хрипом упали на землю. Карлик превратился в черепаху, а монах — в обезьяну. Зеркало я повесил, и к рассвету животные издохли. Черепаха была покрыта зеленой плесенью, а обезьяна — белой шерстью.

Затем я побывал на горе Цзишань[13], переправился через Иншуй и в уезде Тайхэ осмотрел нефритовый колодец. Около колодца есть пруд, такой глубокий, что вода в нем кажется зеленой. Спросил о нем дровосека, и тот рассказал мне. Пруд этот — страшное место. Здешние жители восемь раз в году приносят ему жертвы и молят о милосердии. Если жертвоприношение не соответствует ритуалам, то из пруда поднимается черная туча и сильный град разрушает плотины и дамбы.

Я вынул зеркало и обратил его на пруд. Вода в нем забурлила, раздался грохот, земля содрогнулась. Вдруг вода взметнулась ввысь и разлилась на двести шагов в окружности, а дно оголилось. Посреди пруда лежало рыбообразное чудовище длиною более чжана, толщиной с руку. Голова его, увенчанная рогом дракона, была красная; лоб белый, кожа покрыта темными и желтыми полосами. Без чешуи, покрытое слизью, чудовище походило на змею; острая морда напоминала голову осетра. Чудовище извивалось в иле и блестело, но далеко уползти не могло. Это был водяной змей; без воды он не мог двигаться. Его закололи и зажарили. Мясо оказалось жирным и вкусным, его хватило на несколько дней.

Затем я отправился в Бяньчжоу[14]. У правителя города Чжан Ци была дочь, которую уже давно мучила какая-то болезнь. Ночью девушка кричала от нестерпимой боли, которая утихала только днем.

Я поселился в отведенном мне помещении. Однажды, услышав вопли девушки, я достал зеркало и осветил им больную.

— Убили парня с гребешком! — вскрикнула она.

С постели свалился огромный петух и издох. Оказалось, что это был старый, семи-восьмилетний петух хозяина.

Когда я переправлялся через Янцзыцзян возле города Янчжоу, над рекой сгустились темные тучи, вихрь поднял волны и лодка потеряла управление. Надо было что-то предпринять, иначе мне грозила гибель. Я схватил зеркало и осветил им реку. Луч света пронзил толщу воды до самого дна. Ветер сразу стих, волны улеглись, и в мгновение ока мы очутились в тихой бухте.

Странствуя в магнитных горах Шэшань, я восходил на горные кручи, забирался в глубокие пещеры; случалось, стаи птиц, страшных и крикливых, набрасывались на меня, медведи преграждали путь. Тогда я доставал зеркало, медведи и птицы поспешно спасались бегством.

Выбрав удобное время, я решил переправиться через реку Цяньтанцзян, как вдруг начался прилив и нас понесло в море. Грохот водяных валов был слышен за несколько сотен ли[15].

— Валы уж близко, на юг плыть нельзя, — сказал кормчий. — Если не вернемся назад — быть нам в утробе рыб.

Я вынул зеркало, и взвихренные волны реки застыли, словно облака. Река вокруг лодки расступилась шагов на пятьдесят: вода стала прозрачной и мелкой, гигантские черепахи и крокодилы разбегались в разные стороны. Кормчий поставил парус, и мы словно влетели в Наньпу[16]. Оглянувшись, я увидел, что на том месте, где мы недавно были, горами вздымались водяные валы.

Потом я поднимался на гору Тяньтай[17], любовался гротами и ущельями. Обычно я всегда носил зеркало с собой, но однажды я положил его на землю и отошел на сто шагов. Зеркало сияло таким светом, что можно было разглядеть мельчайшую пылинку, а птицы в испуге срывались с гнезд и бестолково носились в воздухе.

Прибыв в Гуйцзи, я познакомился с удивительным человеком по имени Чжан Ши-луань, деяния которого описаны в моих трудах.

В Юйчжане я встретился с даосом Сюй Цзан-би. Это был седьмой потомок Шэньяна, умеющий заговаривать ножи и огонь. Даос поведал мне о том, что у Ли Цзин-шэня, смотрителя государственных амбаров в Фэнчэнсяне, есть три дочери, обольщенные оборотнями, и никто не может им помочь. Он пробовал их лечить, но безуспешно. Тогда я отправился в Фэнчэнсянь. В доме Ли Цзин-шэня меня встретили с почетом, я стал расспрашивать хозяина о его дочерях, и он рассказал мне следующее: «Все три дочери живут вместе, в боковой пристройке; каждый день к вечеру они наряжаются, стараясь перещеголять друг друга в нарядах. В сумерки они удаляются в свое помещение и гасят светильники. Однако там слышатся разговоры и приглушенный смех. А утром приходится будить их, — иначе не проснутся. День ото дня они худеют, хотел было запретить им наряжаться — грозят удавиться или броситься в колодец. Не знаю что и делать». Я попросил хозяина показать пристройку. На восточной стороне находилось окно; чтобы его нельзя было крепко закрыть, я днем сломал в оконном переплете четыре перемычки, заменив их палочками. Солнце закатилось, и хозяин сказал, что принаряженные девушки уже удалились в свои покои. Настала первая, стража, мы прислушались; в помещении девушек слышались голоса и смех. Я рванул на себя оконный переплет и осветил зеркалом помещение. Все три девушки разом воскликнули: «О муж мой! Он погиб, погиб!» Сначала ничего не было видно. Я подвесил зеркало и оставил его до утра в девичьих покоях. А когда рассвело, мы увидели двух крыс совершенно голых, без единого волоска. Одна длинная и худая, другая — жирная, весом цзиней на пять. Рядом с дохлыми крысами лежал ящер величиной с человечью руку, покрытый переливающейся всеми цветами радуги чешуей. Голова его была увенчана рожками, длинный хвост распластался по полу метра на полтора. С этих пор девушки выздоровели.

Отсюда я отправился прямо в Лушань, где провел несколько месяцев в рассеянной праздности, бродил по лесам и дебрям, ночевал под открытым небом. Тигры и леопарды, шакалы и волки разбегались — стоило лишь направить на них луч зеркала. Чиновник в отставке Су Бин, живший в Лушане, человек ученый, обладавший даром предвидения, говорил мне:

— Волшебные вещи недолго остаются среди людей. Ныне в мире смуты и беспорядки, и вам следовало бы вернуться в родные места, пока цело зеркало, оберегающее от бед.

Я согласился с ним и отправился в обратный путь на север, однако замешкался в Хэбэе, и однажды ночью мне приснилось, будто бы зеркало сказало мне: «Я скоро покину мир людей и хочу проститься с твоим братом, возвращайся скорее в Чанъань». Во сне я обещал выполнить его желание. Проснувшись утром, я предался размышлениям и почел за лучшее немедля вернуться в Чанъань. И вот я с тобой, обещание мое выполнено. Но я боюсь, что ты скоро лишишься своего волшебного зеркала.

Через несколько месяцев мой брат уехал в Хэдун. В пятнадцатый день седьмого месяца в тринадцатый год правления «Дае» из ящика, где хранилось зеркало, донесся печальный звон. Сначала слабый и отдаленный, он быстро нарастал, пока не стал подобен крику дракона и реву тигра. Некоторое время тревожные звуки оглашали воздух, потом стихли. Я открыл ящик и увидел, что зеркало исчезло.