"Цена познания" - читать интересную книгу автора (Алкин Юрий)

Глава вторая

Следующие три дня прошли в тяжелых раздумьях. Три с половиной года казались огромным сроком. Мое лицо, хоть и не являющееся эталоном красоты, стало для меня очень родным за двадцать пять лет. И вообще, вся эта бородато-бритоголовая компания с «гуманными целями» не вызывала особого доверия. Но самое сложное в этих размышлениях было то, что в глубине души я знал свое решение еще в тот момент, когда захлопнул зеленую папку с контрактом. Сумма, которую мне обещали заплатить, была несравнимо больше той, что я мог заработать за эти годы, даже если бы завтра нашел работу. Какие там неоплаченные счета — с такими деньгами можно было открывать свою газету, покупать существующее издание или просто не работать до конца жизни, худо-бедно существуя на банковские проценты. Мне нечего было противопоставить этому соблазну, кроме неубедительной привязанности к своей внешности.

Хватаясь за последнюю возможность оправдаться перед собой за отказ, я попытался навести справки об этой организации. Как и следовало ожидать, никакой информации добыть не удалось. В редакции газеты, напечатавшей объявление, ничего не знали о том, кто за ним стоит. После долгих ужимок секретарша вспомнила, что принес его невысокий человек лет сорока. Я почти не сомневался в том, кто это был. Номер на карточке оказался из тех, о которых телефонная компания не имеет право что-либо сообщать. Ничего подозрительного в этом не было, потому что любой человек мог заказать себе номер с таким условием. Здание, в котором я проходил собеседование, сдавалось внаем для краткосрочных мероприятий. В течение последних трех дней оно числилось сданным благотворительной организации, занимавшейся помощью бездомным детям. Сама организация находилась в Марселе, и на телефонные звонки там никто не отвечал. Придраться было не к чему, так как я пытался дозвониться туда в течение выходных. Все выглядело действительно законно и благородно.

На третий день я сдался. После трех долгих гудков мне ответил низкий хрипловатый голос, живо вызвавший в памяти лицо бритоголового экзаменатора:

— Как поживаете, мсье Рокруа?

— Спасибо, хорошо, — ответил я, прикидывая, что бы он сказал, если бы я звонил не из своей квартиры..

— И каково ваше решение?

— Я согласен подписать контракт, — эти слова дались мне с трудом.

— Отлично. Вы сделали правильный выбор. Теперь у вас есть три дня на то, чтобы привести дела в порядок. Вас ожидают какие-либо расходы?

Я улыбнулся. Сейчас мы посмотрим, насколько серьезны ваши намерения.

— Да, надо будет уплатить неустойку за квартиру. У них есть пункт о преждевременном расторжении договора. Кроме того… — договорить мне не удалось.

— Сколько всего денег вам надо уплатить?

Я назвал сумму.

— Ваш банк и номер счета?

В некотором замешательстве я продиктовал ему название моего банка и номер.

— Завтра деньги будут у вас на счету. В восемь часов вечера в среду стойте у своего подъезда. За вами приедут. Вопросы?

После такого краткого и делового разговора вопросов у меня не было. Намерения действительно оказались серьезными. Мы коротко распрощались, и я остался наедине со своими сомнениями.

Время до среды пронеслось незаметно за утряской всех дел и прощанием с друзьями. Двум самым близким товарищам я рассказал настоящую причину своего ожидаемого исчезновения. «Надеюсь, ты знаешь, что делаешь», — серьезно сказал Жюстен, пожимая мне руку. «Конечно, знаю», — уверенно ответил я. И про себя добавил: «…что, возможно, делаю большую глупость».

Многочисленным знакомым досталась выдуманная, но гораздо более правдоподобная версия. Она же после продолжительных колебаний была рассказана родителям, жившим в провинции.

В среду вечером я стоял возле своего подъезда с двумя чемоданами. После трех дней суеты я впервые задумался о том, что меня ждет. А что, если все это — красивая ложь, предназначенная завлечь меня в ловушку? Что я знаю об этих людях? Об их целях? Разумеется, с самого начала было понятно, что, принимая их предложение, я иду на определенный риск. Но не слишком ли он велик? Они ничего не говорят о себе, они сулят огромные деньги, они сладкоречивы и в то же время бесцеремонны. Классические приметы… Не слишком ли я доверчив? Додумать мне не дали. Прерывая цепочку подозрительных умозаключений, передо мной остановился черный «рено» с затемненными стеклами. Было ровно восемь.

Отчего-то я был уверен, что за рулем будет бритоголовый. Наверное, потому что он принимал телефонные звонки или просто из-за его запоминающейся внешности. Хотя, если задуматься, эта внешность подходила скорее к пыльному армейскому джипу, чем к блестящему элегантному автомобилю. Вопреки ожиданиям, водителем оказался невысокий Люсьен. Сдержанно поздоровавшись, он помог мне погрузить чемоданы в багажник и распахнул заднюю дверь. Представляя себе, что думают сейчас соседи, я нырнул в машину.

Там меня ожидал неприятный сюрприз. Окна были затемнены не только снаружи, но и изнутри. И словно этого было недостаточно, водительское сиденье отделяла непрозрачная перегородка. «Осталось завязать глаза», — мрачно подумал я, чувствуя, как все подозрения разом всплывают в памяти. Минуточку, граф… Извольте повязочку, граф… Поймите, граф, это для вашей собственной безопасности… Пока я размышлял, не стоит ли навсегда распрощаться с этой компанией прямо сейчас, водительская дверь хлопнула. Понимая, что тянуть нельзя, я громко постучал в перегородку. Через секунду послышался скрип, и передо мной открылось квадратное окошко. Затем, словно телевизионное изображение, в нем возник невыразительный профиль Люсьена.

— Почему вы везете меня в такой странной машине? — подозрительно спросил я.

— Для того чтобы вы не узнали расположение нашего комплекса, — спокойно ответил Люсьен.

— И почему я не могу его знать?

— Мы не рекламируем себя, и у нас нет никаких гарантий того, что вы сможете подписать контракт.

— А какие гарантии есть у меня в том, что со мной ничего не произойдет?

Некоторое время он, скосив глаза, молча смотрел на меня. Затем сказал:

— Вы можете прямо сейчас позвонить кому-нибудь из своих приятелей и сообщить ему номер машины и мои приметы. Затем попросите его связаться с полицией, если вы не позвоните ему до завтрашнего утра. Кроме того, вы можете просто выйти из машины и постараться забыть об этой истории.

Он сделал паузу и добавил:

— Разумеется, во втором случае другого шанса мы вам не дадим.

Наступила моя очередь молчать. Эта тирада, как и все остальное, что говорили эти люди, не давала никакой дополнительной информации и в то же время была четкой и ясной. Она не то что бы опровергала подозрения, но каким-то странным образом усыпляла их.

— Хорошо, — сказал я наконец, — поехали, я не буду никуда звонить.

— Приятной дороги, — ответил он, и светлый квадрат исчез.

Я остался в темноте. Машина тронулась. Некоторое время я пытался следить за дорогой по остановкам и поворотам. Вот мы подъехали к ближайшему перекрестку. Вот повернули налево. Вот… тут я сбился. Через некоторое время по характерному шуму я понял, что мы выехали на шоссе. Машина шла ровно, было темно, сиденье было мягкое, и я задремал. Несколько раз я просыпался, когда мы замедляли ход, потом опять начинал клевать носом. Разбудил меня голос Люсьена:

— Мы на месте, мсье Рокруа.

Я посмотрел на часы. Путешествие продолжалось без малого четыре с половиной часа. Конечно, он просто мог ехать половину времени в одну сторону и вторую половину — в противоположную. С одинаковым успехом меня могли привезти в Лион и на соседнюю улицу. Зевнув, я вышел из машины. Мы находились на небольшой подземной стоянке. Вокруг в холодном свете ламп стояло несколько машин. Под потолком тянулись и сплетались разноцветные трубы. Люсьен уже извлек чемоданы из багажника и выжидающе смотрел на меня. Храня обоюдное молчание, мы прошествовали к лифту, который доставил нас на второй этаж. Длинный коридор, в котором мы очутились, чем-то напоминал больницу и гостиницу одновременно. С двух сторон тянулись серые одинаковые двери с номерами. Для гостиницы не хватало красной дорожки. Для больницы недоставало специфического запаха медикаментов.

Комната номер пять, в которой закончилось наше путешествие, выглядела довольно уютно. Убранная кровать, ночная тумбочка с телефоном, кресло, стол с компьютером, телевизор, маленький холодильник, микроволновка. Тем не менее мне показалось, что, несмотря на уют, в комнате чего-то не хватает. Люсьен поставил чемодан, зачем-то взглянул на монитор и остановился возле выхода.

— Располагайтесь, — сказал он. — Завтра утром вас разбудят по телефону и скажут, куда прийти. Вы подпишете предварительный контракт, затем вас ознакомят со всем, что вам надо знать. Если вы голодны, в холодильнике есть еда.

Я слушал его и все пытался сообразить, чего же не хватает в обстановке. В тот момент, когда он пожелал спокойной ночи и взялся за ручку двери, меня осенило.

— А почему здесь нет окна? — спросил я, удивляясь тому, что сразу не заметил столь очевидную деталь.

Он повернулся в дверях.

— Мы считаем, что отсутствие окон позволит вам быстрее вжиться в образ.

— Что за образ вы мне готовите? — поинтересовался я. — Графа Монте-Кристо?

Люсьен неприятно улыбнулся уголками рта.

— Нет. Человек, которого вы будете изображать, гораздо более примечателен. Вы узнаете все подробности завтра. Спокойной ночи, — повторил он и закрыл за собой дверь.

Я немного побродил по странной комнате, зачем-то выглянул в пустой коридор и заглянул в холодильник, где обнаружил пиццу, овощи и воду. Есть не хотелось, зато ужасно хотелось спать. Забравшись в холодную постель, я порадовался предусмотрительности архитекторов, поместивших выключатель прямо возле кровати.

Уже засыпая в темноте, я попытался собраться с мыслями. Все, что со мной происходило до сих пор, было очень четко организовано и абсолютно, до злости непонятно. Кто? Зачем? Где? Были только вопросы. Голые вопросы без ответов. Ясно было лишь то, что люди, стоявшие за всем этим, не стеснялись, в средствах, привыкли получать то, что им нужно, и имели какие-то неясные мне цели. И странно — именно благодаря этой организованности мои сомнения в собственной безопасности почти рассеялись. Осталось только любопытство. — «Утром мне все расскажут, — подумал я. — Утром они все расскажут…» С этой надеждой я и заснул.

Во сне меня опять куда-то везли, невесть откуда взявшийся бородатый басил:

— Мы считаем, что отсутствие окон позволит нам быстрее провести пластическую операцию.

Я внимательно слушал и соглашался. Потом меня действительно положили на операционный стол и стали резать лицо без какого-либо наркоза. Мне абсолютно не было больно, только хотелось щуриться от резкого света ламп, отражающихся в скальпеле. Когда они закончили, я встал и подошел к зеркалу. Оттуда на меня смотрела угрюмая физиономия бритоголового. Голос Люсьена тихо произнес:

— Теперь вы очень примечательный человек. Виктор был прав. Спокойной вам ночи.

Раздался громкий звонок. Я ошеломленно открыл глаза и некоторое время пытался сообразить, где нахожусь. Звонок настойчиво повторился. Ну конечно, это телефон. Меня должны были разбудить по телефону.

Ну почему они не дают поспать? Жалко им что ли, если я высплюсь… Я протянул руку к тумбочке и снял трубку. Незнакомый женский голос сказал:

— Доброе утро, мсье Рокруа.

Воспоминания о предыдущем вечере наконец соизволили вернуться, и я ответил:

— Доброе утро.

Женщина говорила негромко и спокойно:

— Сейчас 9 часов. В 9:30 вам надо быть в комнате номер 36. Это на третьем этаже. Позавтракайте и приходите. У вас есть вопросы?

— Нет, вопросов нет, — пробормотал я, безуспешно борясь с зевотой.

— Мы вас ждем через полчаса, — сказала она и повесила трубку.

Я тоже положил трубку и осмотрелся. Комната освещалась мягким светом, напоминавшим естественный. Создавая впечатление яркого солнечного дня, он лился из широкой прямоугольной лампы на потолке. Я озадаченно посмотрел вверх. Перед сном я точно выключал свет. Кроме того, вечером он выглядел совсем по-другому. Странно, странно… Похоже, что отсутствие окон тут компенсируют искусственной сменой дня и ночи. Размышляя об этих таинственных порядках, я привел себя в порядок, позавтракал и вышел в коридор. Он был так же пуст, как накануне. Тишина и закрытые двери. И солнечный свет без солнца. Нет, теперь это не похоже ни на больницу, ни на гостиницу. Я поднялся по лестнице на третий этаж, нашел по указателям комнату номер 36 и постучал.

— Войдите, — ответил тот же женский голос.

Я вошел. Это был превосходно обставленный рабочий кабинет. За широким письменным столом восседал давешний бородатый. В другом углу в черном кожаном кресле непринужденно расположилась эффектная брюнетка лет тридцати — тридцати пяти. Оба весело поглядывали на меня.

— Дорогой мсье Рокруа! — радушно разводя руками, проговорил бородатый. — Мы так рады тому, что вы решили принять наше предложение. Присаживайтесь, — он указал на стул возле двери. — Как вам спалось?

— Спасибо, — ответил я, садясь, — спалось неплохо. Правда, без окон как-то непривычно.

— Ничего, — улыбнулся он, — к чему к чему, а к отсутствию окон вы привыкнете.

Только тут я заметил, что его кабинет освещался точно таким же способом, как и моя комната.

— Позвольте представить вам мадмуазель Луазо.

Брюнетка изящно склонила голову.

— Вам придется работать с ней, если вы сможете сдать экзамен. Что касается меня, то мы с вами уже встречались. Зовут меня Леон Тесье.

— Доктор Леон Тесье, — подсказала брюнетка. Тесье небрежно махнул рукой, как бы показывая ненужность подобного обращения, и закончил:

— Я руковожу этим исследованием. Итак, вам, наверное, не терпится узнать, что все это значит.

Я кивнул.

— Как вам известно, вы находитесь в нашем комплексе. Сейчас вы подпишете предварительный контракт, после чего немедленно приступите к учебе. Через три месяца вас ожидает экзамен. Постарайтесь сдать его с первого раза, но если не получится — не беда, будете пробовать, пока не сдадите. Сдав его, вы получите возможность подписать настоящий контракт, пройдете пластическую операцию и приступите к исполнению своих обязанностей. Контракт, кстати, находится на столике слева от вас. Будьте добры, прочтите и подпишите.

Слушая его, я украдкой осматривался. Во всем сквозили вкус и роскошь. Темно-коричневый глобус в углу — старина или очень хорошая подделка под старину. Монументальный стол с не менее монументальным перекидным календарем. И тут же, странным образом вписываясь в окружающую изысканность — плоский монитор компьютера. Коммутатор. Инкрустированный зеленым с белыми прожилками камнем шахматный столик на витых ножках. Светло-кремовые фигуры, наводящие на мысль о настоящей слоновой кости. И книги, книги, книги. Как на рекламных снимках адвокатов. Но в отличие от адвокатских кабинетов, где полки заставлены однообразными золочеными многотомниками законов, комната моего собеседника поражала обилием и разнообразием книг. Здесь были труды из самых различных областей. Психология, история, биология, генетика, какие-то религиозные фолианты, энциклопедии… Только некоторые названия были написаны по-французски. Я не мог рассмотреть корешки на противоположной стене, но на соседней полке стояло много немецких и английских книг. Тот же старик Фрейд был представлен в оригинале. Некоторые книги казались очень старыми, и у меня создалось впечатление, что у них были латинские названия.

Я вдруг осознал, что Тесье уже закончил говорить и вежливо ждет, пока я закончу рассматривать его комнату. Смущенно улыбнувшись, я взял контракт со столика и углубился в чтение.

Пространным юридическим языком контракт описывал мои права и обязанности на следующие девять месяцев. «Любопытный срок», — подумал я, переворачивая страницу. Прав было немного. Обязанностей, впрочем, тоже. На третьей странице впервые мелькнуло имя того, кем я должен был стать, подписав второй контракт. Правда, оно походило на кличку — Пятый. К сожалению, больше ничего нового этот объемный документ в себе не нес. Я обязывался заниматься по программе, предоставляемой институтом, и через три месяца после начала занятий сдавать экзамен. Если я сдавал его в течение шести месяцев, мне давалась возможность подписать контракт («…копия прилагается в конце»). В противном случае мне выплачивали неплохое вознаграждение и торжественно выставляли за ворота. Прочтя о втором контракте, я перескочил через пару страниц и принялся за прилагаемую копию. Этот доктор всяческих наук говорил, что я увижу полную версию до подписания. Значит, здесь должны быть все детали, опущенные в той версии, которую я читал четыре дня назад. Детали действительно имели место и для наглядности были выделены. Смотрелись они на удивление куце. Первое отличие состояло в том, что мой герой теперь именовался Пятым, а не «персонажем». Второе было интереснее. Оказалось, что, подписав контракт, я обязывался никогда в течение трех лет не упоминать определенной темы. Никак. Никоим образом. Ни под каким предлогом. За малейшее нарушение — мгновенный разрыв контракта без выплаты какого-либо вознаграждения. И при всей этой категоричности запретная тема не была названа. Просто «тема», и все. Я перечитал параграф и посмотрел на Тесье. Он с улыбкой наблюдал за мной. То же делала его гостья.

— И какую же тему мне запрещается упоминать? — спросил я.

Тесье улыбнулся еще шире. Теперь лицо его прямо-таки излучало радушие.

— Я смогу ответить вам на этот вопрос сразу же после того, как вы поставите свою подпись под документом, который держите в руках.

Большого восторга от этой реплики я не испытал. Снова всколыхнулись подозрения. Сначала подпиши — потом поговорим… Что-то тут нечисто. Пахнет ловушкой. Что, если меня обяжут не говорить о боли или о голоде? Тогда через пару лет достаточно будет день-другой поморить меня голодом для того, чтобы я попросил еды и своими словами разорвал контракт. Мало ли какую тему можно придумать. И вообще, нечего подписываться неизвестно под чем. Пусть сначала все расскажут, а я уж там подумаю… Мои лихорадочные размышления были прерваны голосом брюнетки.

— Милый юноша, не бойтесь, вы ничем не рискуете, — она смотрела на меня с едва заметной иронией. — Вы узнаете об этом табу, как только подпишете соглашение о неразглашении. Если после этого вы по-прежнему будете недоверчивы, вы сможете вернуться домой прямо сейчас. Мы просто пытаемся обезопасить себя.

Мне стало досадно и стыдно. Действительно, это странное условие было частью второго контракта, а не того, который я собирался подписать сейчас. Стараясь скрыть свои чувства, я пробормотал что-то вроде: «А я и не боюсь» и вернулся к чтению. Первая же фраза, которую я прочел, обязывала меня молчать обо всем, что я видел и слышал с того момента, как переступил порог комплекса. После нее шел длинный список того, что мне запрещалось. Мне запрещалось какое-либо общение с внешним миром. Мне запрещалось читать какие-либо печатные материалы, за исключением тех, что предоставлялись институтом. Мне запрещалось входить в двери с надписью «Только для внутреннего персонала». Мне запрещалось покидать комплекс… Нарушение любого пункта контракта автоматически влекло за собой полное расторжение этого соглашения. И разумеется, деньги в этом случае не выплачивались.

Я перелистнул последнюю страницу контракта и задумался. Несмотря на то что я рассчитывал узнать гораздо больше из этой бумаги, причин не подписывать ее не было. Договор кишел неопределенностями, давил ограничениями, но ничего существенно нового не сообщал. А раз так, нечего и думать. Решение было принято несколько дней назад, и тянуть сейчас с подписью — это просто проявление малодушия. Я размашисто подписался и, радуясь своей твердости, положил контракт на стол Тесье. Тот внимательно посмотрел на мою подпись, помолчал и сказал:

— Пятый, я очень рад тому, что вы подписали этот документ. Мы возлагаем на вас большие надежды.

Думая, что ослышался, я повторил за ним:

— Пятый?

Он кивнул.

— Часть обучения состоит в той, что с этого момента вы — Пятый, несмотря на то, что вам еще не сделана пластическая операция. Вы должны научиться откликаться на это имя с той же автоматичностью, с которой вы откликаетесь на имя Андре. Вы научитесь вести себя так же, как он, говорить, как он, думать, как он. Вы станете им — и только тогда сможете пройти экзамен. Кстати, недавно вы хотели взглянуть на него.

И он подал мне небольшую фотокарточку. С нее задумчиво смотрел парень моего возраста, действительно чем-то похожий на меня. Ничем не примечательное приятное лицо, в точности как было обещано. Действительно, не красавец, не урод. Нос, пожалуй, чуть прямее моего. Рот какой-то невыразительный, но темные глаза смотрят прямо и уверенно. В общем, человек как человек. Чем же он так примечателен? Почему-то мне захотелось оставить эту фотографию у себя. Если этому лицу предстоит стать моим на всю жизнь, мне было бы легче привыкнуть к нему постепенно. Понимая сентиментальность своего желания, я вопросительно взглянул на Тесье.

— Конечно, Пятый, — понимающе сказал он. — Вы можете взять свой портрет с собой.

Я вернулся на стул и спросил:

— Теперь я могу задавать вопросы?

Тесье посмотрел на часы и утвердительно кивнул.

— Спрашивайте, но у вас есть всего лишь несколько минут. Утренние занятия начинаются через полчаса, а вам еще необходимо ознакомиться с обстановкой.

Эта фраза перевела мои мысли в другое русло, и я задал совсем не тот вопрос, который намеревался задать минуту назад:

— Скажите, я являюсь единственным кандидатом на роль Пятого?

Он усмехнулся.

— Да, Пятый, вы единственный кандидат на роль самого себя.

Ответ был, по меньшей мере, двусмысленным, но пришлось удовольствоваться им.

— Смогу ли я встретиться со своим прототипом? — спросил я, чувствуя себя так же, как на собеседовании.

— Да, через какое-то время.

— Почему бы нам не встретиться сейчас? Разве это не поможет мне быстрее войти в образ?

— Сначала вам надо привыкнуть к своим основным чертам. В этом встреча с нынешним Пятым ничем не поможет.

Тесье снова взглянул на часы.

— Сожалею, но вам надо идти. Вы сможете задать свои остальные вопросы в классе.

Он нажал кнопку интеркома и сказал:

— Люсьен, будете добры, ознакомьте Пятого с обстановкой и отведите его в класс.

Я поднялся с четким сознанием того, что главный вопрос так и не был задан. Тесье доброжелательно смотрел на меня. Мне в голову пришел еще один — отнюдь не самый важный — вопрос, и я спросил:

— А почему вы считаете, что мне понадобится столько времени для того, чтобы сдать экзамен?

Он как-то странно улыбнулся.

— Видите ли, Пятый… На то есть серьезная причина. Дело в том, что вы бессмертны. Вы даже не знаете, что такое смерть, вам незнакомо само это понятие. И вам может понадобиться гораздо больше восьми или девяти месяцев, для того чтобы сжиться с этой мыслью. Но в таком случае вы нам не подходите.

В дверь постучали.

— Войдите, — сказал Луазо.

Вошел Люсьен. Я все стоял и смотрел на Тесье, а в голове у меня звучали его слова: «Пятый, вы бессмертны», «Пятый, вы бессмертны»… Я как-то подсознательно понимал, что надо уходить, что я выгляжу глупо, застыв, как статуя, но ничего не мог с этим поделать. Наконец я вспомнил свой главный вопрос и в тот же момент понял, каков будет ответ.

— Так эта тема, о которой мне нельзя говорить…

— Да, — жестко сказал Тесье, — эта тема — смерть.