"Дети Мира" - читать интересную книгу автора (Пекур Екатерина)

Глава шестнадцатая

Спустя два дня мы увидели Провал. Точнее, услышали мы его гораздо раньше — утробный гул ревущей воды, он не был оглушающим на такой высоте, но его низкочастотный компонент заставлял камни вибрировать. А ещё он наполнял души смутной тревогой.

Взобравшись на скальную площадку, Карун хмуро замер на краю пропасти.

— Брр, — отозвался он. Встав рядом, я сразу поняла, почему он был так немногословен. В щели, на глубине не менее пуня, зажатая отвесными черными скалами, ревела наша Быстрица — уже не та ласковая и мелкая изумрудная река, несущаяся по охристым перекатам, какой мы наблюдали её много дней. Теперь это был чёрный, глубокий, содрогающийся от ярости поток, кое-где увенчанный быстрыми фонтанчиками серой пены. Чуть поодаль он разделялся порогами на десяток рукавов — вода стремительно неслась по камням, сметая, как мне казалось, всё живое — и исчезала во множестве отверстий, больших и малых, проточенных в скальных породах.

— Невероятно. Хотя мне казалось, что это должно быть что-то более разрушительное.

— А ты видела изображения Провала раньше?

Я помотала головой.

— Мне только рассказывали. Хотя профессор обещал показать эти места, когда я научусь летать как следует.

Карун не взглянул на меня, он постоял над краем ещё минуту, мне даже показалось — специально, чтобы побороть обуревавший его ужас перед высотой — а потом сделал шаг назад.

— А ведь ты научилась.

Я не сразу поняла, о чём он.

— Да.

Мы не продолжили эту тему, и она словно повисла в дрожащем воздухе. Вместо этого Карун предположил, что тут могут проходить дороги патрулей, да и просто бризы могут бывать в таких знаменитых местах. Я согласилась, и мы спешно ушли с приметной площадки. Внизу под скалой был настоящий каменный хаос, побродив меж валунов полчаса, мы выбрали уютное место для ночлега и сели. Но повисший между нами разговор продолжал тяготить меня.

Какое-то время мы оба молчали. Карун сидел, оперев локти о колени и сжав руки в замок, я поглядывала на него, и мне казалось, что в нём, как и в окружающих нас камнях, всё дрожит. Хотя его лицо не шевелилось, но его выдавали руки, плечи, спина…

— Мне казалось, тебя не слишком беспокоило то, что я научилась летать. Всё это время тебя это не волновало.

— Меня это и сейчас не волнует.

— В таком случае скажи, что же тебя тогда волнует.

Он дёрнулся в мою сторону — дёрнулся и оборвал себя на полдвижения — и этот жест вдруг лучше слов показал мне, в каком он состоянии. Это было движение его прежнего. Попытка одёрнуть зарвавшуюся Санду грозным рыком или суровым взглядом. И это его смутило. На самом деле смутило. Он уже не знал, как себя вести. Я просто как воочию видела эту смертельную битву в его душе — битву между офицером КСН седьмого ранга, давшем присягу и Слово и до сих пор ни в чём не сомневающимся, и человеком, которым две недели спал с бризом. Похоже, искренне, и тем более, что новые факты не слишком-то укладывались в его былое мировозрение. Я, бывало, что-то рассказывала ему из того, что узнала за это время, а он говорил мне свои истории. И мы снова и снова бились головами о стену неизвестности — что происходит? чего мы оба не знаем о Мире?..

— Санда, ты уже не сможешь быть такой как раньше. Ведь ты знаешь это не хуже меня.

— Ты знал это с того мига, как риннолёт разлетелся к Тени, — парировала я, — И это не помешало тебе там, в воздухе, лупить меня по щекам и кричать, чтоб я не паниковала. Да ещё и держаться за меня. Я часто вспоминала этот миг. Ведь ты все понял куда раньше, чем это смогла понять я, правда? И что же, Вера и присяга не возобладали над твоим чувством самосохранения? Мы бы упали и разбились к хаосу, Карун. Без вариантов. У меня не было почти никаких шансов удержаться в воздухе — в первый раз, без наставника, в состоянии глубочайшего шока…

Карун поглядел на меня как-то виновато — мне было неловко видеть такое выражение на его лице. Но он ничем передо мной не винился, просто от избытка чувств он скверно контролировал мимику.

— Наверное, я дурак.

— Сделай с этом что-то. Иначе будет слишком поздно.

Он медленно встал на ноги и прошёлся по облюбованной нами прощадке. Камни низко вибрировали от гласа Провала. Я тоже встала и облокотилась на валун.

— А мы сможем вернуться в Низины? — вдруг тихо спросил он. В этом вопросе была жуткая полуутвердительная интонация, которой я боялась поверить. Это был не так вопрос, как приглашение — идем Вниз, замнём всё это, ты и я, двое взрослых людей, а там уж как получится…

Я замерла — но усилием воли и здравого смысла вернула себя на землю.

У нас никак не получится. Мне казалось, мы оба знали об этом. Для этого следовало изменить что-то большее, чем просто позволить себе безумные внебрачные упражнения. Изменить себя реально существующих в обыденной жизни. А там, в жизни, нас разделяло слишком многое. Даже останься я просто женщиной-аллонга. И главное — мы оба знали, что я ему не верю. И не поверю никогда. Потому что репутация КСН стояла за его плечом, как туча.

Мы посмотрели друг на друга.

— Карун. Я не хочу войны. Я могу ненавидеть Даллина Ясный Путь, но я не хочу разрушения Адди-да-Карделла. Ты не видел его — я успела увидеть. Это волшебное место! Хотя мне никогда туда не вернуться — я полюбила его. А этим людям никогда не победить Мир — ты знаешь это не хуже меня! Они не солдаты. Они как дети малые.

— Возможно. Но не факт. Вы… то есть они — достаточно сильны и обладаете многими неясными способностями.

— Вот об этом я и веду. Если мы оба спустимся с Гор, война неизбежна. Потому что там, внизу, твоё имя Карун да Лигарра, и ты сотрудник контрразведки. Ты втянешь в это всех. Меня в первую очередь. Так велит твоя совесть. Ты уже сейчас хочешь этого, в твоей голове составлен безупречный рапорт, где нет ни слова про секс с бризами и всякие другие неловкости.

Карун выглядел слегка обескураженным.

— Санда. Я люблю тебя. Видят Боги, я ещё никому и никогда не говорил этих слов. А тебе — да!

То, как просто, спокойно и искренне он это сказал, добЗло меня.

На мои глаза навернулись слёзы, и я сдержала их только страшным усилием воли. Боги, ни от кого другого я так сильно не желала эти слова услышать, как от Каруна да Лигарры…

…Быть рядом с ним. Просыпаться по утрам под его рукой. Рожать ему детей. Ловить еле заметную, но такую светлую, улыбку на его губах. Если бы не он… Если бы не я… Мамочка…

Я сжала зубы и улыбнулась, как фарфоровый болванчик моей няни.

— Нет, Карун. Ты сотрудник КСН. Это сильнее тебя. Ты почему-то ненавидишь свою работу, но ты слишком ответственно к ней относишься. Я это вижу — потому что я сама такая. Ты снова будешь среди своих. Ты опять в это погрузишься. Меня же, как лояльного к нашей системе бриза, повергнут в настоящую Тень. Вынут душу — всё равно все думают, что у меня её нет. И что меня ждет? Такими, как я, не разбрасываются зря, не ты ли мне рассказывал? А в это время сотни вооруженных риннолётов уничтожат эту культуру или поставят её на службу нашим исследованиям.

— Санда, но они же враги..!!!

Я закрыла глаза.

— Карун, я тоже. Я умею летать и Исцеляю. Я рыжая и не умею считать как аллонга. Ты же отлично это знаешь.

Он осёкся, еле заметно мотнув головой. Закрыв глаза руками, он, казалось, хотел выдавить из них самые воспоминания о да-Карделле и ночах вдоль Быстрицы…

— Ты не рыжая, — неожиданно сказал он, не оборачиваясь ко мне, — Ты медовая. У мёда бывает такой цвет, как у твоих волос…

Я замерла с разинутым ртом. Мне никто никогда не говорил таких слов — и это потрясло меня куда сильнее, чем все признания на свете. Шагнув вперед, я прислонилась носом к его спине. Боги, за что вы послали нас друг другу? За что вы так издеваетесь?!

— Все мы идём навстречу судьбе, — проговорил он сдавлено, — Ты не сможешь вернуться в город бризов. Даже если бы тебя ждали — ты не хочешь этого всем сердцем, Санда да Кун. Итак давай вернёмся Вниз — а там будь что будет…

Он обернулся, и на его губах была светлая улыбка. Он нашёл выход. Он его всю дорогу знал. Мы оба это знали. Что ему не спуститься без моей помощи — а спускаться ему всё равно нельзя…

— Да хранят нас Боги, — прошептала я. Он решил умереть. Это был воистину математически неизбежный выход — единственный для него, чтобы никого не предать и сохранить мне жизнь.

Боги, Создатель, Тень, кто-нибудь… помогите нам обоим.

Мы спали рядом над самым краем Провала.

Ещё два дня мы потратили, чтобы найти дорогу через Барьерный. Подниматься слишком высоко я не хотела — мы могли к Тени собачьей простудиться, к тому же, по хребту, насколько я знала, шли бойровые дороги. А удобных седловин я не видела. И всё-таки, спустя несколько мучительных от холода часов, нам удалось перевалить через хребет. Мы начали пробираться вниз. Ближе к вечеру, изрядно запылившись, мы наконец подобрались к Стене. Я продолжала тревожиться — где-то здесь проходили крайние дороги пограничников, и было бы очень худо, попадись мы им на глаза. Но как я ни вертела головой, всё было тихо.

Закинув сумку за спину, я подошла к краю и долго смотрела вдаль. Как же давно я не видела Мира. Хотя на самом деле — не более трёх недель..? Каменистая равнина, утыканная небольшими одиночными скалами, там, далеко, пуней за шесть, медленно обретала цвета, и было ясно, что внизу вовсю царит осень. Ещё дальше вставали барьерные скалы, а потом всё терялось в синей дымке. Но дорогу отсюда можно найти… наверное.

— Вроде бы тихо.

— Да. Успеем дотемна добраться до конца осыпи?

— Да ерунда вопрос.

Мы стояли на краю Стены и смотрели друг на друга. Как же мы всё-таки устали и истаскались, подумала я, а у Каруна ещё и физиономия поцарапанная от постоянного бритья ножом.

Странное дело, эта светлая обречённость завладела его лицом, но он стоял прямо и глядел на меня так тихо и тепло, что у меня внутри всё сжалось. Он решил. А от своих решений он не отступал — чем бы это ему не грозило. Он даже собирался мне помочь. И даже, Создатель мне помоги, считал, что это хорошая идея… Сам же её придумал.

Не в силах вынести этой тишины, я шагнула навстречу и зарылась носом в его плечо. Мы простояли так секунд десять, а потом он резко отстранился и вдруг подхватил меня на руки.

— Идём, Рыжая. Можно, я буду звать тебя так?

Я с улыбкой кивнула. Это уже не имело никакого значения.

Он нарочно держал меня так, чтобы я никак не могла ухватиться за него. Мы смотрели друг на друга, наверное, целую вечность… не мигая, ничего не говоря, не улыбаясь и не хмурясь — но я знала, что он нарочно не улыбается, чтобы никак не влиять на меня. Он только всё глубже уходил в этот запредельный свет прощания… может быть, только в глазах блестела весёлая улыбка, на самом дне, куда он опустил всё былое.

— Идём, — сказала я.

И он шагнул с края.

Мы падали. Я не давала тягу, но это, видимо, начало происходить почти бессознательно, и я ощутила, что я медленно отрываюсь и замедляю своё падение — а он… уходит… Уходит — и в его глазах просыпается то, чего я так и не дождалась от него за всё время нашего общения — покой.

Я закричала.

В моих глазах потемнело. Рванувшись вниз, я схватила Каруна в охапку, мои руки на миг чуть не вырвались из суставов. Ударившись лицом о его грудь, я поняла, что плачу, и что кричим уже мы оба.

— Сандааааа!

— Неееет…

Я знала, что в этот миг я, возможно, убиваю себя. Что я ставлю себя и его перед лицом жутких и сложных проблем. Но убить его — я не могла. Он знал это — он выбрал этот путь сам. Он всё устроил для того, чтобы мне и пальцем шевельнуть не надо было. Но я предпочла действие, вот так.

Я сбавила скорость, и мы тихо опустились ногами на камни. Мы так и стояли, крепко, намертво обнявшись, нескончаемо долго, а потом он сдавленно прошептал:

— Зачем ты, Рыжая..? всё было бы так просто…

Я почти не ощущала себя, мои щёки горели, а ноги подкашивались. Когда я подняла голову, моя улыбка вышла какой-то резиновой, но я успела заметить в его глазах ещё одно новое чувство — медленно уходящее на дно потрясение, бесконечную признательность и шок. Я не оставила ему выбора. Но одновременно — случайно — я выбила из-под него все опоры. В момент, когда он хотел уйти от решения, расставшись с жизнью, я затолкала его назад, и что ему теперь оставалось? Следовать чести и долгу, или уберечь женщину, которая ради него пошла даже на это? а это для него почему-то было очень важно.

Но чтоб хоть на миг усомнилась в его выборе… когда он подумает. Когда он вернётся домой.

И между нами как будто медленно росла стена. Всё закончилось. Но ещё какое-то время через наши зрачки смотрели друг на друга два обрёченных человека. Двое людей, у которых всё могло бы быть иначе — хотя на самом-то деле с самого начала не могло быть ничего…

Мы на полпальца отодвинулись и медленно пошли по бездорожью. Мне было очень плохо, но я чувствовала, что ему ещё хуже…

Мы всё ещё держались за руки.

Мы спустились в Предгорья. Воздух здесь был тихим и тёплым, под нашими ногами стелилась жухлая осенняя трава. Мы прошли немного, а потом сообразили, что не имеем понятия, где именно вышли в Мир. Развели костерок и сели рядом. Вечерело.

Я спрятала лицо у него на груди, а он гладил меня по волосам. Я не могла поднять на него руку. И знала, что не смогу. Теперь, когда времени уже не оставалось, я понимала это, но ничего не могла с этим поделать. А он… «таял» в моём иначевидении. Я прижималась к нему щекой и упивалась этим жутким моментом — жутким, потому что последним. Я знала, что я не в силах его остановить. Не смогу. И он уйдёт. Как я могла надеяться вытеснить из сердца и совести Каруна да Лигарры зов чудовища по имени Комитет? Он обручен ему… навеки. Даже если что-то более человеческое позвало его к себе. Вопреки ходу вещей, вопреки природе — или как раз наоборот.

Мы привязались друг к другу: я и эта опасная и злая скотина — задолго до Быстрицы, задолго до Адди. Привязались насмерть. Сколько раз он отводил от меня неприятности, как подсознательно и неумело пытался привязать меня к себе тем единственным образом, который всегда был под его руками — властью Комитета! Он всё умел и ничего не боялся. И под его защитой мне было так бесконечно спокойно — как никогда в моей жизни, проведенной в вечной, изнуряющей борьбе с миром — хотя бы даже защита эта порой была лишь его визиткой с номером телефона. И он внёс в мою до нелепого скучную жизнь что-то такое, о чём я и мечтать не могла. Осознание, что я могу изменять Мир. Боги, какая ирония. Как мы оба влипли.

Зачем мы позволили себе… всё это..?! Зачем мы встретились? Зачем в этом мире нет места для офицера третьего отдела и пропащего бриза…

— Карун, — тихо всхлипнула я, — Не уходи.

— Но я никуда не ухожу, — растерянно проговорил он.

— Нет. Ты таешь. Ты уже не здесь. И ты делаешь это… насильно.

Я подняла к нему лицо. Остекляневшими глазами он смотрел в пустоту. Его пальцы перебирали мои волосы, с какой-то такой нежностью, какая никак не отражалась внешне.

— Рыжая. Давай спать, — ласково сказал он.

Я кивнула. Подхватив меня, как дитя, он уложил меня на траву, и сидел рядом, держа меня за руку, не двигаясь и почти не дыша.

— Тебе холодно?

— Немножко.

— Давай я тебе укрою.

Я задремала. Какое-то время спустя я открыла глаза. Костер догорал, Карун сидел вдалеке, закрыв лицо руками и не шевелился. Не думаю, что кто-то на белом свете мог похвастаться, что видел слёзы на лице спецоперу КСН… Вот и я не видела. Но я знаю, что он плакал, беззвучно и страшно, кусая губы от отчаяния. Боги, остановите его. Пожалуйста. Я не могла. Я не могла убить человека, которого любила сильнее чувства самосохранения. А он не мог остановиться сам.

Я снова уснула. Когда я проснулась, наша стоянка была пуста. Рядом на камне лежали, аккуратно сложенные, все наши скудные запасы и наш единственный нож, и ещё мне почему-то казалось, что на моём лице осталось касание его щеки. Но как это проверишь… Я села и начала собираться. Мне надо было остановить войну…

… Карун…

Я больше не думала про это.

До полудня я прошла совсем немного, а потом села на камушек и задумалась. По результатам оных раздумий я тщательно спрятала термоодеяло, нож Майко, сумку — вообще все предметы, произведённые в Горной Стране. Потом тщательно осмотрела себя. Если на приглядываться, ничего особенного на мне не было. Разве что помыться и постираться бы мне не мешало. Кое-как приведя себя в Божеский вид, я заставила себя успокоиться и лечь спать. План мой был простым. Поскольку я не хотела попадаться на глаза людям, мне оставалось передвигаться по воздуху, а, следовательно, ночью. А вот куда мне идти — этот вопрос был открытым. Идеи насчёт любых моих знакомых не выдерживали критики. Я уж почти месяц как пропала — будучи под следствием у Комитета, следовательно, меня везде ждут с нетерпением.

Ждали там, наверное, и моего блудного товарища да Лигарру. Но ему будет не в пример проще. Он же свой, и не лишь бы кто. Даже, небось, героем станет, думала я. Сольёт им горяченькую информацию — она ему и зачтётся и за покинутый боевой пост, и за кучу нарушений, и за превышение полномочий. И даже, может быть, за всё остальное — хотя мысль, что чужие дядьки из контрразведки будут читать его рапорты о наших интимных отношениях, неожиданно обожгла меня огнём. Мало того, что я отдалась своим инстинктам — так ещё и не с тем человеком… С человеком, который теперь, долга ради, выставит это на всеобщее (ну, почти) обозрение. Ещё и вне брака, Боги мне помогите, вот же ситуация. Как же это было противно. Я, наверное, в жизни больше ни с кем не поцелуюсь.

Но я в известной степени понимала, что это неправда.

Активная гражданская позиция никогда не была моим коньком. Долгие годы я жила с утра до вечера, честно выполняя свои обязанности, и в каком-то смысле плыла по течению. Я честно доверяла всему, что мне внушали с самого детства. Если нужно было — действовала и не спрашивала, что мне с этого будет. Но ведь и не более того. А теперь мир мой совершенно стал с ног на голову — ещё хвала небесам, что я была слишком занята другими мыслями, а то я бы, наверное, с ума сошла от потрясения. Анализ теософских вопросов меня и поныне не слишком-то волновал. Считать ли рыжих людьми? Не считать ли? Какое это имело значение? Я одна из них — я просто хочу выжить. И они хотят. И наверняка люди и по эту сторону Барьерного тоже всего лишь хотят жить- беда в том, что они боятся. Слепо верят КНИГЕ и тысячам лет войны — без которой вполне можно жить, ведь я видела это в Адди-да-Карделле!!! Мне бы на самом деле не хотелось, чтобы Мир погиб в пламени уже не холодной, а явной войны.

Как я могла так рисковать Адди-да-Карделлом?! О чём я думала?! Каким сантиментами оправдывала свои действия?! Я же взрослый человек, и мозги мне доселе не изменяли. Ну и вот, изменили. Нельзя же было так отдаваться безусловным рефлексам, когда на кону стояла безопасность и существование целого города!!! Целой Страны!!! Меня ожёг стыд. Разум мой, ты где был, а? Не то чтоб меня мучила совесть за необыкновенный миг в гроте над рекой. Нет, я не жалела ни об одной секунде рядом с Каруном. Он был во всём достоин уважения и восторженного трепета, которые он у меня вызывал с первых дней нашего знакомства. Он на самом деле неожиданно оказался тем единственным человеком, рядом с которым я бы хотела жить и умереть. Но меня мучила неизбежность трагического конца наших отношений. Она и нагрянула. Я должна была его убить. Обязана была. Но фактически я даже в мыслях не могла примерить на себя такую роль…

В общем, уснуть мне, конечно, не удалось, однако ночь пришла, и я двинулась в путь.

Приземлившись у магистрали, я сориентировалась по дорожным указателям. По всему выходило, я оказалась где-то в районе Зирайи, оттуда до Города Мудрости было пуней сотен шесть или семь. В общем, не ближний свет до столицы, а если Карун смог воспользоваться транспортом, он уже сильно опережал меня. Взмыв в воздух и кое-как ориентируясь по огням на магистрали, я устремилась на юго-запад.

Я мчалась, пока хватало дыхания. Потом опускалась, отдыхала и снова трогалась в путь. А если он тоже добирается на перекладных..? и это как раз я его опережаю..? но ответы было взять неоткуда, итак я унимала бешенно стучащее сердце и снова наматывала расстояние. Днём я пряталась и пыталась отдохнуть, но мне это скверно удавалось. Если я и умудрялась заснуть, меня мучили кошмары, а однажды я проснулась, тиская себя за плечи и повторяя имя Каруна…

На исходе вторых суток пути, ночью, я увидала на горизонте огни Города. Опустившись, я привела себя в порядок. Скользя по мокрой глине, я умылась в ледяной воде Хины, причесалась. Час спустя я вошла в Город Мудрости, движимая идеей если не спасти Мир, то хотя бы уберечь его от большой глупости.

Побродив по тёмным улицам, я набралась решимости и приблизилась к большому зданию на улице РинногЗйи, 8. Сев на скамейку в парке, я какое-то время сидела неподвижно, глядя на толстые сине-серые стены, суровые колонны и высокие окна в крепких переплётах, сотни раз крашенные серой же краской и кое-где зарешеченные. Бюро третьего линейного отдела Города Мудрости. Интересно, многие ли об этом знают. В окнах кое-где горел свет, и я смотрела на них, пытаясь припомнить, где находился аскетичный и захламленный кабинет да Лигарры. На третьем этаже, а из окон был виден огромный старый вяз. Но мысли мои разбегались. Кроме пары окон, в здании было тихо и темно, ничего не происходило, молчали стены, дремали мобили на стоянке, темнели деревья садика — а потом я увидела тусклый свет, пробивавшийся ещё из одного места. Из краешков полуподвальных окон, грязных и забранных многими слоями сетки.

Неожиданно меня охватил ужас.

Подвал третьего отдела. И я сижу тут напротив — бриз, одна, безо всякой защиты!!! Скользнув со скамейки, я попятилась в темноту, поминутно оглядываясь через плечо…

Впрочем, полквартала спустя я начала приходить в себя. Надо размышлять спокойно. Я никак не смогу проникнуть внутрь здания бюро — да и то сказать, если Карун сдал меня, это будет хуже, чем самоубийство. Где жил Карун, я не знала. Он что-то упоминал о съёмной квартире в районе Луарры, но я могла блуждать по её узким улочкам до посинения — и так и не угадать, где этот дом и эта квартира. Хотя я примерно знала, где располагались ведомственные дома КСН (это было наподалёку от Луарры, в Рон`йялле), но да Лигарра обитал не там. Что, кстати, тоже наводило на мысли. О попытках выгородить для себя личное пространство. Вообще, чем больше я размышляла о его поведении и жизни, тем страннее мне казался его выбор профессии. Как он вообще уцелел на этой работе — с таким ярким характером и постоянными попытками спасти всех от большого зла злом куда меньших размеров. Притом попытками весьма худо замаскированными. Что его спасало от неприятностей? — разве что факт, что ни одного правила формально он так и не нарушил. И изо всех ситуаций выходил с блеском, ещё и выслуживаться успевал. До сих пор. Нет, у нас с ним однозначно было что-то общее. Нас обоих привело в сферы, откуда (даже захоти мы это) нам было нельзя сбежать — а мы оба были слишком честно воспитаны, чтобы отступить от выполнения долга. Но если мне с медициной было как-то проще, то с Комитетом во всех смыслах шутки плохи. Особенно если долг заставил тебя дослужиться до синих глубин. Но я, конечно, могла ошибаться.

В общем, повертев ситуацию так и эдак, я не придумала ничего лучшего, чем двинуться в сторону улицы Пин. Это было единственное место, общее для нас с да Лигаррой, о котором я знала. Хотя я рисковала нарваться на какую-нибудь засаду, у меня не оставалось других идей. Заходить же домой я в любом случае не собиралась.

До родных мест я добралась уже перед самым рассветом. Ноги мои гудели, голова раскалывалась, но решимость не оставляла меня ни на миг. По крайней мере, надо попробовать договориться, размышляла я. Или хотя бы узнать что-то важное — а там по обстоятельствам. Я заняла позицию в сквере напротив дома номер 10. Солнце ещё не показалось, но уже бросало розовые тени на стены и крыши домов. Небо на востоке было светлым и радостным, на западе его наполняли зелёные и сизые облачка.

Я сидела на лавочке за кустами, сумрачно глядя на дом, в котором так долго жила. Что стало с моей квартирой? Впрочем, чего уж непонятного? В свете моих обстоятельств… Туда пришла целая армия исследователей, всё перерыла, опечатала и пронумеровала. И «жучков» понатыкала. Я вздохнула, ощущая острую, невыносимую обиду. Это несправедливо. У меня была не самая лучшая, но налаженная жизнь. Друзья. Близкие. А в итоге всё разом развалилось, и я попала в настоящие жернова между противоборствующими полюсами Мира. Будет просто чудо, если я останусь жива. А мне ещё работа над ошибками предстоит. Над одной главной ошибкой. Но чем больше я об этом думала, тем слабее была моя уверенность, и тем горше боль в груди.

Что я делаю?! Что я замыслила..! Каждая часточка моей души выла от острого чувства, что я поступаю неправильно. Что неспроста было всё случившееся. Но разум говорил, что иначе меня ждёт смерть.

Это воистину несправедливо, когда из-за Тенью трахнутых религиозных предписаний люди уничтожают друг друга уже две тысячи лет. А я не могу оставить в живых человека, которого люблю! И который по-настоящему искренне и сильно любит меня. Мы оба попали между этими жерновами, в отчаянной попытке поступить по-своему перед лицом сил такого масштаба!

Я думала про да Лигарру. Кто он мне? Зачем он случился в моей жизни? Всё кверху дном перевернув, изменив мой мир до неузнаваемости, буквально открыв мне саму себя, разбудив во мне то, во что я сама никогда не верила, мою собственную женскую природу — и сгинув, как сам Тень при Свете дня. Как ни мучила меня обида брошенной женщины, как не боялась я за судьбу Адди-да-Карделла — я отдавала себе отчёт в том, что со мной случилось что-то невероятное. Что, даже если я уцелею, у меня больше никогда не будет такого друга и такого мужчины. Если бы мы смогли решить это миром! Боги, да я бы даже в КСН на службу пошла. Но пока он там, нам не быть рядом. А он навечно там, до старости, до смерти. И это нельзя изменить. Как нельзя изменить и зова бризовской крови в моих жилах.

Я думала так и почти не заметила, как в сумеречном свете утра в конце улицы Пин показался высокий человек в коротком ларго. Были ли верны мои рассчёты, или интуиция меня не подвела — но это произошло. Он казался каким-то растрёпанным и шёл, глядя перед собой, словно во сне.

От неожиданности я замерла, точно кролик перед удавом. Карун. Боги. Хотя я и решила затаиться в этом месте, я ведь на самом деле почти не верила в успех своего предприятия..! Что мне делать?! Рванувшись вперёд, я тем не менее вскоре совладала с собой и тихо зашагала между живыми изгородями сквера.

Я видела, как он остановился перед моим подъездом, на улице. Он стоял и не двигался, глядя перед собой, и казался полностью погруженным в свои мысли.

Пальцы его опущенных рук шевелились, словно пытаясь писать на невидимой бумаге, а потом он вздёрнулся, отвернулся и решительно двинулся туда, откуда пришёл — как будто напомнив себе, почему и зачем он здесь, и что ему следует делать.

— Стой.

Какое-то время было тихо. Мы оба не шевелились, а потом он медленно обернулся. На лице да Лигарры не было никакого удивления — не было вообще ничего, одна остекляневшая, прозрачная пустота, словно он смотрел сквозь меня — или спал наяву.

— Теперь ты не сможешь это остановить. Я просто делаю то, что должен. Так нужно. — проговорил он, хотя я ни о чём не спросила. Я молчала, а голос Каруна был слишком бесцветным, и у меня на миг возникло сомнение, не пытается ли он уговорить сам себя. Но надеяться не стоило… — Ведь ты знала это с самого начала. Дай мне пройти, — он помолчал, — И… уходи, пожалуйста. Утром я отчитаюсь перед руководством — а до тех пор у тебя есть время. Вернись туда…

Он осёкся и замер, пристально вглядываясь в моё лицо.

— Мы оба были дураки, — тихо сказала я, — Нам не следовало запускать всё так далеко…

Я ударила. Не знаю, каким образом я поняла, что нужно сделать — и что, видимо, именно так я остановила Майко, так, но куда слабее… Выбросив вперёд руку, я сильно прижала её к груди да Лигарры. Но что-то невидимое из моей ладони проникало всё глубже и глубже — пока не тронуло сердце Каруна. Это произошло быстро, молниеносно, в какой-то мере неожиданно даже для меня.

Его глаза расширились — он всё понял. Он был бессилен остановить меня — ни крик, ни удар, ни движение не смогли бы опередить мои пальцы. Он только слабо вздрогнул, а потом его словно отпустило. На его лице проступили краски, глаза вернулись в мир, и он неожиданно улыбнулся. Тихой и спокойной улыбкой, а ещё гордой — за меня. Мы так стояли среди улицы — двое людей, разделенных шагом воздуха и протянутой женской рукой.

— Прости меня, если что, — спокойно проговорил он. На лице да Лигарры не было страха или гнева. Он не боялся. Он умел принимать судьбу.

— Ты прощен, Карун да Лигарра, — тихо улыбнулась я, — И спасибо тебе. В другой жизни — я ещё раз поцелую тебя.

Мои пальцы сжались.

Он тихо упал к моим ногам. Убить того, кто однажды был тобой Исцелен, гораздо проще, чем любого другого. По крайней мере, мне казалось, что этого хватит.

Светлая улыбка так и не покинула его лица. Как будто я сделала то, чего он на самом деле хотел. Да ведь он действительно хотел этого. Потому что, видимо, никак иначе из Комитета не уйти… Наверное, никак иначе нам было не решить проблем, возникших между насмерть бьющимися полюсами Мира. Уже тысячи лет мы только убивали.

Я осторожно обошла его тело и медленно пошла вдоль улицы Пин. Занималось утро, и навстречу мне вставало солнце, а я шла, пьянея от свободы и простора, а потом полетела. Я поднималась всё выше и выше, а солнце вставало навстречу мне. На моей душе было светло. Я возносилась к небесам, а потом покинула город, уносясь всё дальше, пока Город Мудрости не превратился в грязную полоску у горизонта, а потом и вовсе не скрылся вдали.

Весь Мир был подо мной и, видит Создатель, сколько тысячелетий ни один бриз не летал над этим простором?..

Конец первой книги

Идея — июль 2005 года.

Октябрь 2007 — 17 октября 2008 года, 14:44