"Грех и чувствительность" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 14

Когда холодная вода поднялась до бедер, Элинор затаила дыхание. Теплое послеполуденное время в большей степени подходило бы для этого мероприятия, но тогда оно подпадало бы под версию о погубленной репутации, которую Мельбурн включил в их соглашение. Она сделала еще шаг и тихо охнула, когда вода поднялась до талии. Сорочка прилипла к ногам, заставив ее почувствовать себя неуклюжей и неповоротливой. Она снова охнула, когда холодная мокрая ткань хлопнула ее по еще сухому участку кожи. Бросив через плечо взгляд в том направлении, куда удалился Валентин, она сняла через голову сорочку и бросила на землю.

Элинор зябко поежилась. «Прекрати!» — пробормотала она и опустилась на колени, позволив воде скрыть ее до шеи.

Она на мгновение потеряла способность двигаться. Когда тело постепенно привыкло к прохладной воде, она поняла, что все не так уж страшно. Сделав глубокий вдох, она погрузилась с головой, а потом поплыла к середине пруда. Плавание в темноте вызывало суеверный страх, как и ощущение того, что нынешнее купание — совсем не то, что было в детстве. Вынырнув на поверхность, она откинула назад прилипшие к лицу волосы.

Утром, спустившись к завтраку, она будет вспоминать, как ходила купаться голышом посередине Лондона просто потому, что хотела. Ее братья говорили, что готовы сопровождать ее куда пожелает, но она сильно сомневалась, что они согласились бы на такое. Если бы Мельбурн узнал, что она сделала, и кто при этом стоял на страже, он бы наверняка тут же упал замертво.

Здесь, в темноте, она могла признаться себе, что ее возбуждение — по крайней мере, наполовину — объясняется тем, что неподалеку находится маркиз Деверилл — Валентин Корбетт, отъявленный повеса и, как ни странно, ее преданный друг. Разумеется, она ценила его дружбу, но было бы глупо отрицать, что при этом слишком много думала о его поцелуях и пыталась вообразить, что произошло бы, если бы она осмелилась снова искусить его.

Элинор плавала, пока не устали руки и ноги, хотя даже после этого из воды выходить не хотелось. Но нельзя же оставаться в пруду до рассвета. Она знала, что больше никогда не совершит ничего подобного, а поэтому ей было особенно трудно самой определить последний момент своей свободы. Наконец она все-таки вернулась туда, где спустилась в воду. И замерла на месте.

Из-под юбки, брошенной на берегу, на нее смотрела пара круглых, как бусинки, глаз, красных от отраженного света фонаря. Наверное, это белка. Или ежик. Она сделала еще шаг к берегу и взмахнула рукой.

— Кыш!

Какой-то зверек разглядывал ее из-под одежды. Элинор взвизгнула и снова попятилась в воду. В голом виде она чувствовала себя совсем не такой храброй, как в одежде.

Затрещали кусты, и голос Деверилла окликнул ее:

— Элинор?

Снова взвизгнув, она едва успела опуститься в воду, как из-за деревьев появился Валентин. Он заскользил вниз по грязному берегу и, не успев остановиться, съехал в воду.

— Что случилось? — спросил он, с любопытством вперив ничуть не сконфуженный взгляд куда-то ниже поверхности воды в направлении ее груди.

— Там что-то… есть под моей юбкой. Он усмехнулся.

— Кто-то мне об этом уже говорил.

— Я серьезно, Валентин! Мне страшно. Он с сомнением взглянул на кучу одежды.

— Вы уверены?

— Но меня никогда еще не пугало муслиновое платье. Прогоните его, чтобы я смогла выйти из воды.

Валентин огляделся вокруг и, отложив в сторону свою трость, наклонился и поднял с земли увесистую палку. Он не стал уговаривать пыхтящего ежа, а зацепил палкой бретельку сорочки и поднял ее в воздух.

— Вы совсем голая, — объявил он.

— И чувствую себя беззащитной. Прогоните его, Деверилл.

Вздохнув, он оставил в покое сорочку и переключил внимание на более внушительную кучу одежды. — Кыш! — произнес он, тыча палкой в одежду.

Из-под юбки выкатился какой-то шарик в длинных иголках. Это был безобидный ежик. Выругавшись, Валентин отступил назад, размахивая палкой как шпагой. Еж свернулся в клубок, и маркиз палкой оттолкнул его в кусты, с трудом удержав равновесие на мокрой земле, но неожиданно поскользнулся на камне и с проклятиями шлепнулся в воду.

Валентин поднялся, подняв фонтаны брызг. Он промок по грудь. Вода стекала с фалд и рукавов его великолепного сюртука. Остолбеневшая было Элинор пришла в себя и расхохоталась.

— Ну что ж, очень вам благодарен, — пробормотал он, бросая на нее сердитые взгляды.

— Прошу прощения, — сказала она, пытаясь подавить смех. — Пользующийся дурной репутацией маркиз Деверилл упал в крестильный пруд. Какое чудо, что вода не закипела!

Деверилл готов был тоже рассмеяться, но в это время из кустов снова показался ежик. Зверек остановился в нескольких футах от берега. Маркиз и ежик сердито уставились друг на друга. Потом зверек фыркнул и, шурша листвой, скрылся в кустах.

— Уж я ему показал, кто здесь главный! — заявил Валентин, хлопнув ладонью по поверхности воды.

— Так бы и сказали, что тоже хотите искупаться. Я бы вас пригласила.

— Это вы сейчас так сладко поете, моя птичка, но я слышал, как мгновение назад вы визжали от страха.

Элинор рассмеялась.

— Оказывается, под моей юбкой сидел ежик! А я подумала — какой-то страшный зверь.

— Да, но кто может винить его за это? — Маркиз снял мокрый сюртук и бросил на берег рядом с ее сорочкой. — Я, например, его понимаю.

Элинор сразу же вспомнила, что она, абсолютно голая, сидит, скорчившись, на мелком месте и всего лишь темнота и несколько дюймов воды скрывают ее тело от окружающего мира.

— Что вы делаете?

Он поднял голову и взглянул на нее.

— Собираюсь искупаться. Вы же сами сказали, что пригласили бы меня присоединиться к вам.

Сердце у нее пропустило один удар.

— Но я… на мне ничего не надето.

Деверилл вытащил сорочку из-под брюк и стащил через голову, отправив вслед за сюртуком.

— Я пытаюсь нагнать вас.

Она хотела, было ответить, что ему не обязательно купаться вместе с ней, но ее буквально приковал к месту вид его обнаженной мускулистой груди и плоского живота.

Силы небесные!

— Но я уже выходила из воды, — с запинкой произнесла она, с трудом переводя взгляд на его лицо.

— Ну и прекрасно. Или вам требуется помощь?

— Валентин, я…

— Вы хотите, чтобы я ушел? — тихо спросил он. Она замерла.

— Нет.

Деверилл полностью погрузился в воду. Мгновение спустя из пруда вылетел и шлепнулся на берег один высокий ботфорт, за ним последовал второй, и Валентин, отфыркиваясь, появился над поверхностью воды.

— Проклятие! В сапогах было полно воды. Я чуть не утонул.

— Вам следовало выйти на берег и снять их, — заметила она, отступая туда, где поглубже и где можно выпрямиться. Видно, она с ума сошла, если позволяет этому продолжаться, но в то же время гадкий внутренний голосишко нашептывал, что она будет дурочкой, если упустит этот момент.

— Наверное, так было бы лучше, — ответил он, и его мокрые брюки шлепнулись на камень рядом с сорочкой, но тогда я испачкал бы в грязи всю свою заднюю часть.

Сделав глубокий вдох, он снова ушел под воду, и только по мелькнувшей голой ноге можно было приблизительно определить направление, в котором он уплыл. Стрекотание сверчков и плеск воды казались в его отсутствие невероятно громкими. Она учащенно дышала, сердце бешено колотилось. Когда он вынырнул на поверхность в нескольких шагах от нее и принялся отжимать воду из своих черных волос, она долго смотрела на его лицо, довольную улыбку и глаза, говорившие гораздо больше, чем он позволял себе сказать.

— Валентин?

— Мне кажется, что меня укусила за палец черепаха, — заявил он. — Я вас слушаю, дорогая.

— Вы меня поцелуете еще раз? — спросила она дрожащим голосом.

— Я предупредил вас о третьем поцелуе и о том, что лучше не искушать меня, — тихо напомнил он.

— Я это помню.

— Я подумаю. — И он снова ушел под воду.

Элинор застыла в ожидании, прислушиваясь, готовая прийти в ярость, если он вздумает обратить все в шутку. Эта ночь принадлежала ей, это была ее единственная ночь. И она сделала это: сказала, чего она действительно хочет. Его.

Теплые губы прикоснулись к ее плечу. Боже мой, она даже не слышала, как он вынырнул. Она замерла, чувствуя, как губы скользнули вдоль шеи, и теплое дыхание обласкало щеку.

— Валентин, — тихо вздохнула она.

— Я обдумал ваше предложение, — пробормотал он за ее спиной и, медленно проведя руками по ее плечам, сплел вместе их пальцы. — Но я дам вам еще один шанс. Вы уверены, что это то самое приключение, которого вам хотелось?

Ей не надо было даже думать о том, что ответить.

— Да, это приключение, которого я хочу. На одну сегодняшнюю ночь.

Деверилл должен понять ее. Она не имеет намерения вступать с ним в любовную связь. Это убило бы братьев и погубило ее будущее.

Не могла же она сказать ему, что эту оговорку она делает скорее для собственного спокойствия, чем для него, и что, увидев его в компании другой женщины, она могла напомнить себе, что это было частью их договоренности и поэтому для ревности нет места.

— Только на сегодняшнюю ночь, — повторил он. — Это именно то, что жаждет услышать любой джентльмен.

Все еще держа ее руки в своих, он потянул ее назад, и Элинор, потеряв равновесие, упала спиной к нему на грудь. Валентин наклонился и поцеловал ее. Боже, как она мечтала о прикосновении его губ — горячих, нетерпеливых, умелых. Она застонала и, высвободив руку, запустила в его волосы, потом повернулась к нему лицом.

— Это твоя ночь, Элинор, — прошептал он, отрываясь от ее губ. — Что ты хочешь? Что ты хочешь, чтобы сделал я?

— Я не хотела бы ничего загадывать, — шепнула она в ответ, снова притягивая к себе его лицо. Взяв за талию, он опустился вместе с ней под воду. Ощущение было ни с чем не сравнимым: его горячие губы и горячая кожа, прикасающиеся к ней, и холодная вода вокруг. Она прижалась к нему всем телом и почувствовала, как его твердый член прикоснулся к ее животу — возбужденный и готовый к действиям.

Она охнула и, чуть не захлебнувшись, поднялась на поверхность.

— Господи, я совсем не хотел утопить вас.

— Я знаю, Деверилл… Валентин… Я просто хотела посмотреть на тебя.

— Вот как? Значит, нам повезло, что захватили одеяло.

Кажется, его совсем не удивила ее просьба. Возможно, он проделывал то же самое раньше с какой-нибудь другой женщиной, может быть, даже в этом же пруду. Элинор нахмурила лоб и охнула, когда он обнял ее и снова завладел ее губами. Как ему удалось, будучи таким искушенным, таким привычным к обладанию женщинами, сохранить такую страстность?

— Надеюсь, это проклятое создание убралось восвояси, — пробормотал он, выходя на берег. Освободив одну руку, он поднял с камня одеяло и расстелил на земле.

Боже милосердный, она совсем забыла об этом зверьке, хотя, учитывая все, что из-за него произошло дальше, стала несколько дружелюбнее относиться к нему.

— Может быть, нам следует остаться в воде? — предложила она, окидывая взглядом темные заросли кустарника.

Он хохотнул.

— Проблема в том, моя дорогая, — сказал он в ответ, расстелив одеяло и ложась на него рядом с нею, — что я тоже хочу посмотреть на тебя.

— Но ты и прежде видел голых женщин. — Ее уже горячие щеки вспыхнули. — И меня ты видел почти нагой.

— Это правда. Но женщины сильно отличаются друг от друга. И хотя мне, как джентльмену, следовало бы сказать, что я в ту ночь не смотрел на тебя, это не так. Я смотрел. И с тех пор, Элинор, все время думаю о тебе. И я уж постараюсь отдать должное этой ночи. — Усмехнувшись, он провел пальцами по ее щеке, потом наклонился и снова поцеловал ее. Мгновение спустя его пальцы легонько прикоснулись к ее груди, покружили вокруг сосков и, наконец, прикоснулись к ним. У нее перехватило дыхание.

Охнув, она выгнулась навстречу его пальцам. Соски ее затвердели от его ласки. Его прикосновения стали более настойчивыми, он принялся катать соски между большим и указательным пальцами.

— Валентин, — хрипло прошептала она и запрокинула назад голову.

Он снова нежно поцеловал ее и медленно спустился ниже, проделав губами и языком горячую дорожку вдоль горла, по плечам — к груди.

Элинор заерзала под ним, наслаждаясь каждым новым прикосновением.

Она больше ни о чем не могла думать, стараясь запомнить каждое ощущение. Она была как в тумане, но боролась с ним, не желая ничего пропустить из того, что происходило с ней в эту ночь, которая принадлежала ей.

— Подожди, — шепнула она, — переставь поближе фонарь.

Он с готовностью кивнул. Что-то действительно переменилось, если у Валентина Корбетта не нашлось никакого саркастического замечания в ответ. Но он встал и босиком отправился по усыпанной сухими сучьями грязи к камню, на котором оставил фонарь. Элинор вдруг вспомнила, что, наверное, выглядит неприглядно, лежа на мятом одеяле, и села, наблюдая, как он возвращается.

Его влажная кожа отливала золотом в свете фонаря. Его внушительный член горделиво возвышался на фоне темного треугольника между бедрами. Он хотел ее. Ничуть не сконфуженный этим обстоятельством, он поставил фонарь и, опустившись на колени, придвинул ее к себе — напряженную и затаившую дыхание. Элинор взглянула ему в глаза, протянула руку и взяла в ладонь его пенис.

Валентин закрыл глаза, подняв голову. Пенис был на ощупь теплый и твердый, и она робко погладила его по всей длине. Он удивленно открыл глаза.

— Ты уверена, что никогда не делала этого раньше?

— Тебе приятно?

Губы его дрогнули в улыбке. Наклонившись, он провел рукой вниз по ее животу и, продолжая смотреть ей в глаза, сунул палец между ее бедрами.

— А тебе?

Элинор даже ответить не смогла лишь кивнула и снова легла на одеяло, а он пошире раздвинул ее бедра и запустил палец поглубже. Его губы вернулись к груди, потом медленно спустились вниз. Он чуть переместился и, встав на колени между ее бедрами, наклонился, и его язык присоединился к пальцу. Почувствовав язык внутри своего тела, она невольно воспротивилась.

— Валентин, — взмолилась она, но он продолжил свою сладкую пытку, даже не отреагировав на ее мольбу. Его губы, обласкав внутреннюю поверхность бедер, снова медленно поднялись к груди, на этот раз, обхватив ее ладонями.

Ей казалось, что она вот-вот умрет. Никто не смог бы выдержать такой жар, такой накал страстей и остаться в живых. Но она по-прежнему хотела этого, пыталась получить от него что-то большее, и знала, что он может ей это дать. Вернее, догадывалась.

Валентин, стоя на коленях между ее бедрами, наклонился, чтобы еще раз страстно поцеловать ее. Элинор, кажется, даже дышать перестала.

Он медленно, но настойчиво стал проталкиваться внутрь ее тела. Она ощутила давление, потом мгновенную, острую боль, за которой последовало приятное вторжение, после чего он оказался полностью внутри ее тела.

— Я думала… что боль будет сильнее, — удивленно сказала она, переполненная новыми ощущениями, пытаясь запомнить как можно подробнее, что она чувствовала, когда он вошел в нее.

— Я тоже, — сказал он в ответ, и его чувственные губы снова дрогнули в улыбке. Валентин наклонил к ней лицо и поцеловал. — Ты меня поражаешь, — прошептал он и принялся снова, все, ускоряя темп, скользящими движениями входить внутрь ее тела.

Элинор обвила руками его плечи и попыталась восстановить ритм дыхания, но не могла сосредоточиться ни на чем, кроме великолепного ощущения мужского естества внутри себя. Она так давно этого хотела, хотя, наверное, сама не сознавала точно, чего именно. И в данное мгновение все его внимание, его страсть, его тело — все это принадлежало только ей.

Застонав, он ускорил темп, прижав ее к одеялу своим сильным, мускулистым телом. Элинор тяжело дышала, не в силах остановить какие-то звуки, вылетавшие из горла, как не могла и бороться с охватившим ее острым напряжением. Если это означает умереть, то она готова принять смерть. Валентин чуть переместился, еще больше ускорил темп и нежно прихватил зубами мочку ее уха. Это было последней каплей. Элинор вонзила пальцы в его энергично работавшие ягодицы, прижала его к себе еще крепче и словно разбилась вдребезги.

Выкрикнув его имя, она забыла обо всем на свете и крепко прижалась к нему. Когда она поднималась к небесам, он находился рядом с ней. Его броски участились, и он со стоном тоже достиг кульминации.

После этого они еще долго лежали, крепко прижавшись, друг к другу, и она чувствовала громкие удары его сердца, бившегося так же учащенно, как и ее. Туман, окутывавший сознание, начал мало-помалу спадать, и обычные звуки — стрекотание сверчков, кваканье лягушек, шелест листьев — постепенно вернули ее к реальности. Но окружающий мир теперь изменился. Она все еще находилась в объятиях мужчины, а он только что овладел ее телом, сделал женщиной, и пусть эта ночь у них единственная, она сумела изменить все. Всю оставшуюся жизнь любому мужчине, которого встретит Элинор, придется соперничать с Валентином, потому что она будет их сравнивать, и ясно, кому отдаст предпочтение. Валентин поднял голову и снова поцеловал Элинор. Губы у нее были теплые, нежные и припухшие. Это тоже было нечто новое даже для него. Он редко целовал женщину после того, как получил что хотел. Господи, сегодня все было не так, как всегда. Никаких игр, никаких докучливых приставаний, никаких обещаний. Она хотела его, и он хотел ее. Честность отношений, помимо того, что она была чем-то новым и свежим, оказалась еще чертовски возбуждающей.

Он потерял счет женщинам, с которыми сходился, но эту запомнит навсегда. Там, где его кожа соприкасалась с ее кожей, ощущалось тепло, но остальная часть его тела высыхала на легком ветерке, и холодный ночной воздух было трудно игнорировать. Он неохотно снова поднял голову.

— Ты довольна своим приключением?

Она улыбнулась, провела пальцем по его лицу и как-то умудрилась сделать этот жест интимным и дружеским, а не навязчивым. Господи, как он ненавидел теперь навязчивость!

— Очень, — ответила она. — Скажи, «однажды» означает «один раз» или «одну ночь»?

Валентин хохотнул и, скрывая нежелание отрываться от нее, сел.

— Принимая во внимание наступление утра и плачевное состояние моей одежды…

— Знаю, знаю. Если я не вернусь домой в самое ближайшее время, то половина обслуживающего персонала выстроится у входной двери, чтобы поприветствовать меня.

— А нам этого не нужно, — сказал Валентин. К чему свидетели, шум, скандал? Это означало бы, что он будет вынужден жениться на ней — если, конечно, Мельбурн не пристрелит его на месте и не закопает его труп в огороде в качестве удобрения для репы.

— Пожалуй, ты прав. Теперь у нас с тобой появилась своя тайна. И мы будем ее хранить.

Он очень надеялся, что она не заставит его сравнивать эту ночь со всеми другими в его жизни. И не потому, что сравнение было бы не в пользу сегодняшней ночи, а, наоборот, потому что она не шла ни в какое сравнение со всеми остальными. Подобное сопоставление было вообще лишено здравого смысла. Элинор — одна, единственная, неповторимая.

У него были женщины, широко известные своими непомерными плотскими аппетитами, и он часами резвился в их пропахших духами будуарах, а в ранней молодости он даже имел одну-двух девственниц — хотя их слезы и жеманные переживания заставили его поклясться, что он никогда не будет иметь дело с этой категорией женщин. При всем при том, когда речь шла об Элинор Гриффин, он был готов потерять голову от счастья, получив возможность один-единственный раз раздеть ее, — хотя она, кстати сказать, сделала это сама.

Не сводя с него глаз, она натягивала одежду, которая успела уже немного просохнуть. А вот ему повезет, если он не свалится с воспалением легких. «Скажи что-нибудь», — приказал он себе, пытаясь придумать учтивую и остроумную фразу, которая избавила бы ее от смущения и позволила бы ему при этом не выглядеть полным идиотом.

— Выдать тебя замуж за какого-нибудь пускающего слюни старого козла было бы преступлением, — проговорил он, подавая ей туфельку, которую обнаружил в кустах, когда разыскивал свой сапог.

— По крайней мере, теперь я могу сказать, что сделала что-то такое, чего сама хотела, — сказала она в ответ. — Спасибо тебе.

Он нахмурил брови.

— Ради Бога, не благодари меня, Элинор. Это я перед тобой в неоплатном долгу.

Элинор поперхнулась.

— Но ведь у тебя столько любовниц.

Подавив вздох, Валентин встал и, взяв ее за плечи, повернул лицом к себе и крепко поцеловал.

— Ты сильно преувеличиваешь, — пробормотал он, отпуская ее, чтобы поднять свой мокрый сюртук. — А теперь позволь проводить тебя домой, пока ты не пожалела о произошедшем.

— Не пожалею, — улыбнулась она с таким видом, что у него пересохло в горле. — Об этом не беспокойся.