"Грех и чувствительность" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 18

— Я очень рада, что вы вернулись в Лондон, лорд Джон, — с улыбкой сказала Элинор, направляясь вместе с ним в буфетную. — Ваше присутствие, несомненно, придало блеск вечеру.

— Мне кажется, что сегодня это вы блистаете как звезда, — учтиво возразил Джон Трейси, — а я всего лишь восхищенный астроном, который за ней наблюдает.

Улыбнувшись с довольным видом, Элинор приняла из его рук стакан пунша. Слава Богу, здесь Джон Трейси. Когда чуть раньше она взглянула на Деверилла, у нее буквально остановилось сердце. Ей хотелось одновременно, и задушить его, и расцеловать, хотя она была твердо намерена не делать последнего.

А потом, когда он пригласил на танец эту ужасную леди Фрэнк, стало еще хуже. Каждому было известно, что они любовники, и это обстоятельство, видимо, не изменилось. Он не давал ей никаких обещаний, и было больно сознавать, что столь важное событие в ее жизни не имело для него никакого значения. Он лишь приятно провел вечер.

— Здравствуй, Трейси.

Услышав голос Деверилла, она затаила дыхание. Рядом стоял Валентин, глядя на брата графа Хефлина.

— Привет, Деверилл, — ответил Трейси, и мужчины обменялись рукопожатиями.

— Я хотел поздравить тебя с возвращением в Лондон, — продолжал маркиз. — Как там Веллингтон справляется без тебя?

Джон хохотнул.

— Страшно даже подумать. Но я приехал в отпуск всего на несколько недель. В августе должен возвратиться.

— Надеюсь, французы за это время не успеют осознать, что тебя там нет, — сказал Деверилл, наконец, повернувшись в сторону Элинор. — Извините, если я ненадолго прерву ваш разговор. Леди Элинор планирует сюрприз для своего брата, а у меня есть кое-какие предложения на этот счет.

Трейси кивнул:

— Ну конечно, брат есть брат. Элинор хмыкнула.

— Я сказала бы вам, если бы мне наскучила ваша компания, лорд Джон, — заявила она. Подумать только! Малышка уже научилась высказываться без обиняков и наслаждаться своей свободой.

— Могу ли я попросить вас принести мне стаканчик мадеры?

Майор кивнул.

— Как пожелаете. Я вернусь через минуту.

Как только он оказался за пределами слышимости, Элинор взглянула на Валентина.

— Только не говори, что теперь ты приставлен отгонять от меня мужчин.

— Он такой… привлекательный, не правда ли?

— Перестань. Что тебе надо?

— Хочу поговорить с тобой.

— Я слушаю.

Он сжал челюсти.

— Не здесь. Может быть, на балконе?

— Нет.

— Тогда в коридоре?

— Нет.

— Элинор, мне надо потолковать с тобой с глазу на глаз. — Он заглянул ей в лицо и тяжело вздохнул. — Сама подумай: если тебе хочется побить меня, то наедине это можно сделать, не опасаясь скандала.

— Звучит заманчиво, — язвительно сказала она. — Ах, какой красивый синяк у тебя на скуле! Кого я должна поблагодарить за это?

— Элинор, пожалуйста…

Ей показалось, что она еще ни разу не слышала, как он произносит ее имя. Он умел, конечно, мастерски манипулировать людьми и словами, и она это знала. Проблема заключалась в том, что она тоже хотела видеть его с глазу на глаз, так чтобы все его внимание было направлено только на нее.

— Ладно. Но только на минутку. Он удовлетворенно кивнул.

— Я выйду к тебе на балкон через пять минут.

Поклонившись, он повернулся и ушел. Она немедленно пожалела, что не отказала ему в этой просьбе, но сокрушаться по этому поводу не было времени. Едва он успел скрыться из виду, как вокруг нее столпились молодые люди. Некоторые из них надеялись, что у нее случайно остался незанятым какой-нибудь танец, тогда как другие старались похвалить ее платье, ее прическу или просто хорошую погоду, которая, по-видимому, зависела от нее.

Она не сразу поняла, что присутствие рядом Валентина вынуждало мужчин находиться от нее на почтительном расстоянии, как и присутствие ее братьев. Он вовсе не предупреждал, чтобы они держались от нее подальше. Она его достаточно хорошо знала, чтобы понимать, что он этого не сделает. Нет, все дело было в том, что он умел заставить окружающих подчиняться своей воле. Мельбурн как-то назвал это харизмой. Да, это свойство было присуще Валентину Корбетту в полной мере.

Если выбирать между окружающими ее мужчинами, которые ничего не знали о ней, кроме имени и размеров ее приданого, и свиданием с глазу на глаз с человеком, которому она отдала свою девственность, она бы, естественно, предпочла Валентина. Элинор не сводила глаз с часовой стрелки. Как только прошло пять минут, она извинилась и, отказавшись от предложений сопровождать ее, направилась на балкон, чтобы подышать свежим воздухом.

Вечер был прохладный, поэтому больше никто не отважился выйти на воздух в поисках относительного уединения. Она оказалась там, в полном одиночестве. Великолепно! Видно, ему подвернулось под руку что-нибудь более интересное. Она повернула назад к балконной двери.

— Уже уходишь?

Валентин материализовался из тени в конце увитого диким виноградом балкона. Элинор сосредоточила силы на том, чтобы нормализовать дыхание, но взять под контроль учащенное сердцебиение, так и не смогла. Ну что ж, он все равно не подойдет настолько близко, чтобы заметить это.

— Я пришла, — сказала она. — Что тебе нужно?

— Я хочу извиниться.

— Да что ты? Но ведь ты даже не знаешь, почему я на тебя рассердилась.

Его чувственные губы тронула улыбка.

— Нет, не знаю, но это едва ли имеет значение. Я рассердил тебя, сам того не желая, и уж никак не хотел, чтобы ты плакала. Прости.

Элинор бросила на него сердитый взгляд.

— Откуда ты знаешь, что я плакала? Валентин прикоснулся к синяку на челюсти.

— Шарлемань мне сказал.

Она обеими руками закрыла рот.

— О Господи! Значит, вот куда Шей поехал вчера вечером. Я не просила его об этом.

— Тебе и не нужно было просить. Так ты принимаешь?

— Принимаю — что?

— Мои извинения.

— Тебе незачем об этом спрашивать. Он приблизился на полшага.

— Я просто хочу узнать, Элинор, мы с тобой по-прежнему друзья?

Она склонила набок голову, пытаясь понять, искренне он это говорит или опять затеял какую-нибудь игру.

— Почему тебя это волнует? Ты ведь… — Элинор огляделась вокруг и понизила голос, на тот случай если кто-нибудь стоит неподалеку от балконной двери: — Ты уже овладел мной, так что можешь переключить внимание на следующий объект. Ведь обычно ты так и поступаешь?

— Ты ревнуешь? — спросил он, подходя еще на шаг ближе. — Я думал, что та ночь была для тебя моментом свободы, твоим приключением…

— Я больше не хочу никакой свободы, — заявила Элинор и, в смятении повернувшись к нему спиной, стала смотреть в сад. Валентин заговорил о ревности. Конечно, ей не нравится, что его постоянно тянет к разным женщинам, но как признаться в том, что ее влечет к нему.

Валентин схватил ее за плечи и развернул лицом к себе. Она и охнуть не успела, как он завладел ее губами. Желание горячей волной пробежало по ее телу. Она обвила руками его шею и крепко прижалась к нему, упиваясь его жаром и прикосновением губ.

Он целовал ее, пока она могла дышать, потом медленно поднял голову.

— Извини. Так о чем ты говорила? — пробормотал он, не отрывая взгляда от ее губ.

— Я… мне… я не помню, — честно призналась она.

— Насколько я помню, ты хочешь что-то больше, чем момент свободы, — заметил он, проведя большим пальцем по ее нижней губе.

— Да. Я хотела сказать, что не жду, что ты мне это обеспечишь. Я и без того уже злоупотребила твоей благосклонностью.

— Сложная ты женщина, — пробормотал он, снова целуя ее. — Я хочу тебя. Если это та свобода, которую ты имеешь в виду, то мы найдем для нее какое-нибудь укромное место.

— Здесь? — спросила она, менее шокированная его словами, чем можно было бы ожидать.

Валентин судорожно сглотнул. Господи, ведь если он будет настаивать, она готова согласиться. А он хотел ее. Однако за ней следят слишком много глаз, и кто-нибудь непременно их обнаружит. Мельбурн его пристрелит. Но еще больше его беспокоила Элинор, которая будет обесчещена и выйдет замуж за Ноулвилла. Или — что для него совсем невыносимо — за Трейси. Он нахмурил лоб. Кто-нибудь из них двоих должен мыслить здраво, причем, очевидно, это придется сделать ему.

— Не здесь. Я найду подходящее место.

— Ты не должен упускать момент, — сказала она и, подняв руку, пригладила прядь волос, упавшую ему на лоб.

От этого жеста его бросило в дрожь.

— Возможно, этого не стоит делать, но я дам тебе время на размышление.

— А не потому ли, что у тебя уже было назначено свидание с леди Фрэнк?

Он заставил себя рассмеяться.

— Нет. — Он чуть было не признался, что по собственной инициативе порвал не только с Лидией, но и со всеми другими любовницами, которые у него были в этом сезоне. Кроме Элинор. — Мне было приказано держаться от тебя подальше. Я не хочу гнева Шея из принципа, а он, наверное, уже видел, как мы разговаривали.

— У нас с Шарлеманем состоится серьезный разговор, — решительно заявила она. — Мои братья не должны вмешиваться в мою личную жизнь. И я должна заметить, что из всех мужчин, с которыми я разговаривала, ты самый опасный. Тебе никто и слова не скажет.

— Если не знать всей правды, — заметил Валентин. Элинор вспыхнула.

— Никто не знает.

Элинор заложила руки за спину. Валентин, заметив это, расстроился. Значит, сегодня она больше не будет прикасаться к нему. А жаль. Ему казалось, что за ее флирт с Трейси после вальса он еще не получил достаточной компенсации. Майору, судя по всему, следовало напомнить о том, чтобы он соблюдал правила соперничества независимо от того, имел ли сам Валентин намерение их соблюдать. Нельзя, например, монополизировать внимание женщины, когда желающие с ней поговорить мужчины выстроились в очередь. Он ухмыльнулся исподтишка, наслаждаясь каждой минутой ее внимания.

— Так почему ты на меня рассердилась?

Глядя мимо него на входную дверь, она переступила с ноги на ногу.

— Я не уверена, что знаю, каков ты на самом деле, Валентин. Ты спасаешь мою девственность и тут же отбираешь ее. Потом утешаешь меня — и тут же оскорбляешь всех представительниц моего пола. И я то завидую тому, что ты свободен, то готова выть от досады, видя, как бездарно ты растрачиваешь свою жизнь.

Значит, дело не в ревности. Она действительно разочаровалась в нем, как он и подозревал с самого начала.

— Я потратил много времени на то, чтобы стать таким, каков я есть, Элинор. Думай что хочешь, но за последнее время я замечаю поразительное сходство между нами.

— Я это тоже замечаю, — согласилась она, ничуть не оскорбленная его словами. — Просто не могу понять, я ли изменилась или изменился ты.

Ее слова потрясли его, прежде всего потому, что он тоже задумывался над тем же самым. Да, он страстно желал ее и наслаждался ее обществом больше, чем когда-либо обществом другой женщины. Но это не означало, что он изменился. Это означало лишь, что он неожиданно обрел друга и не хотел его терять.

Он улыбнулся.

— Делай со мной что хочешь, только не задавай подобных вопросов.

— Мне кажется, ты просто увиливаешь от ответа, — сказала она и прикоснулась губами к его губам так нежно, что у него перехватило дыхание.

— Приезжай навестить меня завтра. — Я…

Он не успел сказать что-нибудь вразумительное, как она проскользнула мимо него и вернулась в бальный зал. Нет, что-то и вправду изменилось.

— «Приезжай навестить меня завтра», — повторил он, пытаясь придать фразе циничный оттенок. Такие фразы обычно говорил он, приглашая женщину заехать, чтобы повидаться с ним, когда не был расположен, обольщать ее. Правда, о каком цинизме могла идти речь, когда он знал, что явится в Гриффин-Хаус завтра утром, причем, вероятнее всего, еще до полудня.

Герцог Мельбурн сидел, скрестив ноги, на полу в гостиной и слушал сказку, про кролика и очень большую морковку, которую читала его дочь. Он семнадцатый раз слушал эту сказку, но ему так редко выпадала возможность провести утро с Пип, что он был готов делать это еще хоть восемьдесят, хоть девяносто раз. Пенелопа оторвалась от книги.

— Насколько большими вырастают на самом деле морковки, папа? — спросила она, наморщив лобик.

— Обычно они бывают разного размера, — ответил он, выгибая шею, чтобы взглянуть на дочь, сидевшую за его спиной на кушетке. — Но не забудь, что кролик и сам довольно маленький.

Она кивнула.

— Да, это правда.

В дверь тихо постучали.

— Войдите! — крикнул Себастьян.

В приоткрывшуюся дверь заглянул Стэнтон.

— Извините, ваша светлость, но к вам пожаловал визитер. — Дворецкий подал ему визитную карточку.

— Кто такой? — спросил герцог, даже не взглянув на карточку.

— Некий мистер Стивен Кобб-Хардинг, ваша светлость.

Гм-м. Он давненько не слышал, чтобы упоминалось это имя, и ему показалось, что Кобб-Хардинг исчез с горизонта Нелл и предан забвению.

— Проводи его в кабинет. Я буду через минуту.

— Слушаюсь, ваша светлость. Пип поднялась с кушетки.

— Не забудь, папа, что, если это один из поклонников тети Нелл, ты не должен с ним говорить.

— Я буду иметь это в виду, — ответил он, тоже вставая. Надеюсь, у нас хватит времени, чтобы успеть дочитать сказку.

— Хорошо. Я еще не все выяснила насчет морковки.

Отослав дочь наверх к гувернантке, Себастьян направился в свой кабинет. Стивен Кобб-Хардинг вскочил со стула, на котором сидел в ожидании.

— Доброе утро, ваша светлость. Спасибо, что согласились принять меня.

— Садитесь, мистер Кобб-Хардинг, — сказал Себастьян, жестом указывая на стул. Сам он опустился в кресло за письменным столом. — Чем могу служить?

— Видите ли, то, что я намерен предложить, будет в наших общих интересах.

Герцог подумал, что, если бы не знакомство Кобб-Хардинга с его сестрой, этот тип никогда бы не получил у него аудиенцию.

— Я вас слушаю.

— Вчера вечером я не мог не заметить некоторое… охлаждение отношений членов вашей семьи с лордом Девериллом. Учитывая этот факт, а также деликатный характер информации, которую я намерен сообщить, я был бы благодарен вам, если бы вы меня правильно поняли.

Казалось, Кобб-Хардинг без конца шлепал губами, но пока абсолютно ничего не сказал. Подавив раздражение, Мельбурн снова кивнул.

— У меня на утро назначена встреча, так что, если не возражаете, перейдем к делу.

— Да, разумеется. — Кобб-Хардинг откашлялся. — Лорд Деверилл пытается шантажировать меня.

«Так. Очевидно, придется найти более оперативные источники информации», — подумал Себастьян.

— И что вы хотите в связи с этим от меня? Кобб-Хардинг помолчал, как будто пораженный тем, что Себастьян проявил так мало интереса к его заявлению.

— Я буду с вами откровенен, ваша светлость, — сказал он, наконец. — Несколько недель назад ваша сестра отправилась со мной на одно суаре. У лорда Белмонта.

Себастьян крепко ухватился руками за край письменного стола.

— Вот как?

— Да. Я хотел поехать на бал к Хэмптонам, но она настояла на вечеринке у Белмонта, которая пришлась ей больше по вкусу. Когда мы оказались там, мы, к стыду моему, вели себя весьма несдержанно друг с другом. Я, разумеется, сразу же решил совершить честный поступок и попросить руки леди Элинор, но тут вмешался лорд Деверилл. Он набросился на меня, угрожая пустить по миру, если я кому-нибудь скажу хоть одно слово о поведении вашей сестры.

— Понятно. — Слушая его, Мельбурн подумал, что любопытно было бы знать, имеет ли Кобб-Хардинг хоть малейшее понятие о том, какой опасности он подвергается. Но герцог давно научился проявлять терпение, поэтому остался сидеть в своем кресле — Продолжайте, пожалуйста.

Очевидно, приободренный видимым интересом герцога, Кобб-Хардинг доверительно наклонился вперед.

— Так вот. Поскольку вы с Девериллом теперь в натянутых отношениях, боюсь, что кто-нибудь расскажет окружающим о скандальном поведении вашей сестры. Поэтому я решил сначала проинформировать вас, а потом сразу же предложить присоединить мое имя к имени Гриффинов, чтобы репутация леди Элинор не пострадала.

— Значит, женитьба на моей сестре заставит вас воздержаться от предания гласности информации о ее якобы скандальном поведении?

— И защитит ее от Деверилла, если он захочет отомстить вам, сделав то же самое.

Мельбурн некоторое время молча смотрел на него. Очевидно, Кобб-Хардинг понятия не имел о том, насколько крепкая дружба связывает его с Девериллом, — и, слава Богу, что это так. Однако, что бы там ни было, Валентину придется кое-что объяснить ему. Как и Элинор.

— Мистер Кобб-Хардинг, насколько я понимаю, других свидетелей, кроме вас и Деверилла, не имеется?

— Там было еще несколько гостей, которым достаточно одного слова, чтобы они разгадали эту головоломку. И леди Элинор, конечно. Но я назвал бы ее скорее соучастницей, чем свидетельницей.

У Мельбурна лопнуло терпение.

— Как назвал бы я вас, я не буду произносить в этом доме. Убирайтесь отсюда вон! Даю вам одну минуту, что бы вы исчезли с моей подъездной аллеи. Кобб-Хардинг заморгал.

— Прошу прощения? Я пришел сюда с намерением заключить взаимовыгодную сделку. Я спасаю репутацию вашей сестры и вашей семьи!

— Вы пытаетесь неуклюже шантажировать меня. Однако, к сожалению, для вас, вы идиот.

— Но я…

— Мистер Кобб-Хардинг. Если я вас правильно понял, вы хотите опозорить мою сестру, если я откажусь от вашего любезного предложения? То, что предпримет Деверилл, чтобы обеспечить ваше молчание, не идет ни в какое сравнение с тем, что сделаю я, если вы когда-нибудь сболтнете хоть одно слово из всей этой чуши кому бы то ни было.

Он поднялся на ноги, и Кобб-Хардинг, вскочив, встал за спинку стула.

— Я не стал бы на вашем месте так разговаривать со мной. У меня есть доказательство. И если вы меня вынудите, я им воспользуюсь.

— Какое, скажите на милость, доказательство этой лжи вы можете иметь?

— Я могу в мельчайших подробностях описать груди вашей сестры…

Мельбурн схватил его за горло и швырнул спиной вперед по направлению к двери.

— Вы забываетесь, сэр, — сказал он, призвав на помощь всю свою выдержку, чтобы говорить тихо, спокойно и без дрожи в голосе. — Я восхищен, вашей попыткой улучшить свое положение, но не потерплю, если вы пожелаете сделать это за счет моей семьи. — Согнув руку в локте, он приблизил свое лицо к физиономии Кобб-Хардинга. — Вы меня поняли?

Кобб-Хардинг что-то пискнул, ухватившись пальцами за руку герцога.

— Отлично понял, — прохрипел он. Свободной рукой Себастьян открыл дверь кабинета.

Все еще держа Кобб-Хардинга за горло, он повел его спиной вперед к входной двери. Стэнтон, лицо, которого застыло, словно маска, распахнул входную дверь и посторонился, когда Мельбурн вышвырнул Кобб-Хардинга, который, спотыкаясь, кое-как сбежал по ступеням пологой лестницы.

— Желаю вам приятного дня, мистер Кобб-Хардинг, — сказал герцог, кивнув.

— Отлично исполнено, ваша светлость, — заметил Стэнтон, с грохотом закрывая входную дверь.

— Шарлеманя и Закери ко мне, — пророкотал Себастьян, не в силах больше сдерживаться. — Немедленно!

Не сказав ни слова, дворецкий повернулся и помчался вверх по лестнице. Минуту спустя оба его брата — один с газетой в руке, другой — полуодетый — появились на верхней площадке.

— Что случилось, Мельбурн? — спросил Шей.

— Спускайтесь вниз, — приказал он. — Я не намерен кричать.

Очевидно, почувствовав, что произошло нечто серьезное, они поспешили вниз.

— Найдите маркиза Деверилла, — приказал Мельбурн. — Мне все равно, где он, а также с кем и чем занимается. Я хочу, чтобы он был здесь в течение часа.

Они посмотрели друг на друга, потом Шей отдал газету запыхавшемуся дворецкому и направился к входной двери. Закери повернул к лестнице.

— Я закончу одеваться и помогу ему.

— Элинор еще здесь?

— Да. Ее в гостиной ожидают несколько не теряющих надежды поклонников. Кажется, она собирается ехать на пикник.

— Всех отправить вон. Ей быть дома.

— А как же твоя договоренность с ней, Мельбурн? Герцог ткнул самого младшего брата пальцем в плечо.

— Она остается здесь. И ты не должен ничего ей говорить.

— Я ничего и не знаю.

— Узнаешь. Надеюсь лишь, что мы единственные, кто будет об этом знать. Проклятие! — Продолжая ругаться, он вернулся в кабинет и захлопнул за собой дверь. Его договоренность с Элинор только что прекратила свое существование.

— Кто сегодня собрался в гусиной стае? — спросила Элинор, увидев Закери, расположившегося возле лестницы. Она направилась к нему, на ходу натягивая ажурные перчатки.

— Спускайся и жди со мной вместе, — сказал он. — Ждать с тобой? Чего ждать? Я собралась на пикник. А может быть, проедусь по магазинам. Еще не решила. — Ее начинало забавлять то, что она имеет такую власть над ними, особенно после поцелуя Валентина вчерашним вечером. Она впервые поняла, что и над ним она тоже имеет какую-то власть. Она была все еще под впечатлением этого приятного открытия.

Конечно, если бы речь шла только о таких, как Фрэнсис Хеннинг или Говард Фэннер, она, возможно, вообще отказалась бы куда-нибудь ехать. Но даже это не могло сильно испортить ей настроение, потому что в течение дня должен был зайти Валентин. В этом она была уверена.

У Закери был такой вид, как будто у него есть, что сказать, но мгновение спустя он махнул рукой, промолчав. Поскольку обычно ее младший брат любил поболтать, она сразу же встревожилась. Но возможно, ей это просто показалось, потому что за последние несколько дней она была сама не своя. А может быть, уже приехал Валентин, хотя для него еще слишком рано. Она почувствовала радостное волнение. Если он приехал так рано, то это неспроста.

Дверь в прихожую была открыта настежь, и она, бросив вопросительный взгляд на стоявшего рядом дворецкого, проскользнула внутрь.

— Доброе утро, джентльмены… Комната была пуста. Удивленная Элинор повернулась и чуть не столкнулась с Закери, который шел за ней следом. Он ничуть не удивился и, закрыв за собой дверь, уселся рядом с ней. Теперь она знала наверняка: что-то затевается.

— Что происходит? — спросила она встревоженным тоном.

— Не знаю.

— Не знаешь или не скажешь?

— Не знаю, но не сказал бы, даже если бы знал. Просто садись и выпей чаю.

Значит, что бы ни происходило, ее в это было решено не посвящать. Как это типично. И как сильно нарушает условия их договоренности… хотя эту тему следовало обсуждать не с Закери.

— Нельзя ли нам перейти хотя бы в гостиную? — спросила она, пытаясь делать вид, что не интересуется тем, что происходит. — Кресла там гораздо удобнее.

— Я так не думаю.

— Полно тебе, Закери. Мельбурн велел стеречь меня или он сказал, что я должна находиться именно в этой комнате?

— Никто ничего не говорил. — Он поерзал в кресле, сердито взглянув на жесткую спинку. — Но ты права насчет мебели. Ладно, давай перейдем в гостиную.

— Спасибо.

Она хотела пойти вперед, но он решительно сунул ее руку под свой локоть. Элинор едва подавила охватившую ее дрожь. Что бы ни происходило, это было не к добру. Может быть, кто-нибудь видел, как она целовала Валентина? Или еще того хуже? Она побледнела. У нее разыгралось воображение, она не могла логически мыслить, ее охватила паника. Это конец ее свободы.

— Перестань, — пробормотала она себе.

— Прости, не расслышал?

— Я ничего не сказала. — Ей надо было постараться взять себя в руки. Никто не стал бы так долго хранить новость об их тайном свидании, чтобы лишь сейчас рассказать об этом всем. Перед такой сплетней трудно устоять.

Когда они пересекали вестибюль, открылась входная дверь, и способность рассуждать у нее снова бесследно исчезла. Вошел Шарлемань, за которым следовал Валентин собственной персоной. Оба они выглядели не очень радостно, и сердце Элинор, которое уже отбивало бешеный ритм, испуганно замерло. Валентин взглянул на нее, но по выражению его лица было трудно что-либо понять.

— Ты начинаешь беспокоить меня, — сказал он Шею, сбрасывая пальто на руки Стэнтона. — Что, черт возьми, еще за неотложное дело, ради которого ты вытаскиваешь меня из дому, когда я еще не позавтракал?

— Пройдем в кабинет, — только и сказал Шей.

— Идем. — Закери увлек Элинор за собой по коридору.

Она уперлась и вырвалась из рук брата.

— Если это связано со мной, то я требую, чтобы ты сказал мне, что происходит. Я не ребенок. И все эти увертки просто смехотворны…

Из кабинета выглянул Себастьян, мрачное разгневанное лицо которого заставило ее замереть на месте.

— Отправляйтесь в гостиную и ждите там, пока я не позову, — рявкнул он. — Это уже перестало быть игрой.

Валентин заметил, как кровь отлила от лица Элинор. В широко расставленных серых глазах было столь явно написано самое худшее опасение, что, он удивился, как это ее братья все еще не повесили его прямо в портике. Ему хотелось сказать ей, чтобы она не тревожилась ни о чем, что он намерен взять на себя ответственность за все, что бы ни сказали братья Гриффин. Последовав за Мельбурном в его аскетический кабинет, он подумал о том, насколько нехарактерным для него был подобный порыв, и это одновременно и позабавило его, и вызвало раздражение.

— Ты начинаешь что-то очень сильно смахивать на испанского инквизитора, — сказал он, заметив, что ни один из братьев не был допущен в комнату.

Герцог подошел к письменному столу.

— Сегодня утром ко мне пожаловал один визитер, — начал он таким холодным тоном, какой Валентин у него слышал лишь в крайне редких случаях. У него мороз пробежал по коже.

— Надеюсь, ты скажешь мне, кто именно к тебе приходил?

— Стивен Кобб-Хардинг.

Валентин едва сдержался, чтобы не вскочить с кресла, однако Мельбурн пристально наблюдал за ним, поэтому он ограничился тем, что просто положил ногу на ногу.

— Представляю, в каком ты восторге. Только почему бы тебе, не подождать до более приемлемого часа, чтобы поделиться со мной этой радостной новостью?

— Ты его шантажируешь.

Слава Богу, Мельбурн решил сначала получить информацию от него. Предъявлять Элинор обвинения, которые, возможно, выдвинул Кобб-Хардинг, было бы несправедливо и необоснованно жестоко. Он пожал плечами.

— В этом сезоне мне было немного скучно, и я решил позабавиться.

Герцог стукнул кулаком по столу.

— Замолчи, Валентин! Знаешь, что он мне сказал? Что он сбережет репутацию моей семьи — и моей сестры, если она выйдет за него замуж!

— Мельбурн, ты…

— А я сидел здесь и слушал его, потому что никто, черт возьми, не изволил предупредить меня об этом! Я попросил тебя присматривать за Элинор, чтобы она не натворила глупостей, а не позволять ей делать все, что заблагорассудится, и скрывать это от меня!

Валентин сидел и слушал, как бушует герцог. Поскольку Мельбурн, видимо, не ждал от него ответа или даже его реакции, это давало ему время подумать. Он мог, конечно, солгать, сказав Себастьяну, что понятия не имеет, о чем говорил Кобб-Хардинг. Этого было бы достаточно, если бы дело касалось его одного, но Элинор невероятно усложняла ситуацию. Во-первых, она наверняка не станет лгать, а во-вторых, сочтет любую выдумку несправедливостью. Речь шла о ее праве на свободу и притворяться, как было в истории с посещением Воксхолла, она не пожелает, потому что это противоречило бы тому, чего она добивалась.

— Деверилл! — взревел Мельбурн, отрывая его от размышлений. — Ты должен был оказать мне простую услугу. Я не могу считать, что ты расплатился по своему долгу чести. Объяснись.

На какое-то мгновение Валентин подумал, что было бы любопытно узнать, как отреагировал бы Мельбурн на сообщение о том, что вечеринка у Белмонта — это далеко не самое серьезное из всего, что натворила Элинор, а также о его собственном существенном участии в этом.

— Я терпеть не могу сплетен, — сказал он. — И не ори так громко. Тебя, наверное, слышно даже в Париже.

Наклонившись над столом, Мельбурн стукнул по его поверхности обоими кулаками.

— Не уходи от разговора!

— Себастьян, все очень сложно. И это не то, что ты думаешь. — «На самом деле все гораздо хуже».

— Так расскажи мне об этом. Я потерял терпение.

— Кобб-Хардинг уговорил ее поехать на вечеринку к Белмонту. Это был маскарад, так что никто не видел ее лица.

Герцог издал какой-то сдавленный звук.

— Он предложил описать мне… некоторые аспекты анатомии Нелл.

Кобб-Хардинг — покойник!

— Он опоил ее наркотиком. Подсыпал лауданум. А потом затащил в комнату и набросился на нее. Я успел вовремя, чтобы не допустить худшего. Это была не ее вина, Себ.

Мельбурн на мгновение застыл на месте, потом медленно опустился в кресло.

— Почему ты не сказал об этом мне? Чудачества Нелл могли бы закончиться несколько недель назад.

— Именно поэтому, — сказал Валентин. Поэтому, а еще потому, что Нелл умоляла его не говорить. — Это была ее первая попытка глотнуть свободы. Попытка оказалась неудачной. И я подумал, что…

— Ты подумал. Эго не твое дело, Деверилл. Ты ведь не член нашей семьи. Твое участие заключалось в том, чтобы наблюдать.

— Ты попросил меня стать ее нянюшкой. На то имелась веская причина: никто из вас не мог ее урезонить. А я смог. Ты сказал, чтобы не было скандала, и скандала не было. Даже Кобб-Хардинг явился только к тебе. Больше никто ничего не знает.

— Правда остался лишь этот паршивец, который рыщет рядом, пытаясь поживиться моими деньгами.

— Но в соответствии с нашим с ним… соглашением он обязан в течение двух последующих недель покинуть Англию.

Ему повезло. Все кончилось. Как ты сам сказал, попытка Элинор обрести свободу оказалась неудачной. Теперь моя очередь действовать. Нужно выдать ее замуж, и у нее появится ответственность. Тогда, я уверен, ей не захочется нарываться на скандал.

Валентин рассмеялся. Ему было совсем не весело, но он не мог удержаться от смеха.

— Ну, да. Ты, как видно, считаешь, что замужняя женщина автоматически получает иммунитет против соблазнов и скандалов. Побойся Бога, Себастьян. Чем, по-твоему, я занимаюсь по ночам?

Герцог взглянул на него.

— Я не исключаю такой возможности. Кто-нибудь узнает, начнет говорить. Сплетни распространяются быстро, но когда Элинор выйдет замуж, она будет защищена от самой худшей клеветы: ее никогда не назовут девицей легкого поведения.

— Она не… — Валентин втянул воздух сквозь стиснутые зубы. — Она никогда не простит тебе, если ты сей час отнимешь у нее свободу. Не делай этого.

— Я думал, ты почувствуешь облегчение. Ведь сначала ты очень хотел остаться в стороне.

Боже милосердный, ведь так оно и было.

— Это оказалось… интереснее, чем я ожидал.

— Понятно. Так что она еще натворила такого, о чем ты не потрудился сообщить мне?

Маркиз встал и прошелся до окна и обратно. Ему хотелось защитить Элинор. Валентину были понятны ее поступки и причины, лежащие в их основе. Однако если он это сделает, Мельбурн сразу поймет, насколько глубоко он со всем этим связан — не только с «декларацией» Элинор, но и с ней самой.

— Надо попытаться понять ее точку зрения, — предложил он.

— Что я слышу? Ты хочешь уверить меня, что женщина имеет право на какую-то иную точку зрения, кроме той, которую ей предписываем мы?

— Она не какая-то абстрактная женщина, а сестра моего друга, — огрызнулся Валентин, в пылу гнева забывая, что разумнее всего держать язык за зубами. — Она женщина со своими желаниями и потребностями, умная и тонкая. И будет несчастна с тем мужем, которого ты для нее выберешь, особенно теперь, когда она глотнула свободы. Позволь ей самой найти свое счастье.

— Какого дьявола…

Дверь распахнулась и в комнату стремительно вошла Элинор, за спиной которой маячили Закери и Шарлемань.

— Мы пытались остановить ее, — объяснил Закери, потирая красный отпечаток пятерни на своей щеке.

— Вы очень громко разговаривали, — сердито добавил Шей.

Валентин смутно слышал, как герцог приказал всем выйти из комнаты, но не обратил на это особого внимания. Он, не отрываясь, смотрел на Элинор, которая остановилась перед ним, уперев в бока руки и сердито глядя на него.

— Значит, ты был приставлен, чтобы присматривать за мной? — сказала она, и по ее щеке покатилась слеза. — Мельбурн приказал следить, чтобы я не натворила бед, и ты согласился на это?

— Элинор, я… Она дала ему пощечину. Это его искренне удивило. Дело не в том, что он никогда не получал пощечин — такое случалось и раньше — а в том, что его ударила Элинор. Он схватил ее за запястье, но она вырвалась из его рук.

— Как ты посмел? — прошептала она дрожащим голосом.

— Виноват не только он, Нелл, — сказал Мельбурн поразительно спокойным тоном. — Это я просил его помочь.

— Кто бы сомневался? Ты не доверял мне ни секунды, не так ли? Ты думал, должно быть, что Нелл пытается создать проблемы для семьи, так что дай-ка я приставлю к ней сторожа. Как тебе не совестно, Мельбурн? — Она холодно взглянула на других братьев. — И вам должно быть стыдно за то, что согласились участвовать в этом.

Не дав никому сказать ни слова, она снова обрушилась на Валентина.

— Какой позор, что ты согласился участвовать в этом фарсе и что ничего не сказал мне о вашем сговоре. — Ее душили слезы, но она сделала глубокий вдох и продолжила: — Мне казалось, что я стала свободной, Валентин. Но это была всего лишь часть плана моих братьев, чтобы контролировать мою жизнь. И ты участвовал в этом. После всего, что говорил, что советовал…

Он сделал шаг вперед и поднял руку, чтобы смахнуть слезы с ее щек.

— Элинор, дай мне возможность объяснить…

— Ты находился рядом со мной, потому что действительно хотел помочь? Я была тебе не совсем безразлична? Или ты просто пытался отвлечь меня и взять под контроль? Чтобы я чего-нибудь не натворила и не нарушила размеренное течение жизни всех остальных? Если мои братья верят тебе, то, как же ты мог вести себя так не по-джентльменски по отношению ко мне? Я верила тебе, я делилась с тобой своими мыслями. Как ты мог, не сказан, мне, что всего-навсего приставлен шпионить за мной?

Валентину хотелось как-то объясниться, но, прежде чем он сумел найти подходящие слова, она выбежала из кабинета, захлопнув за собой дверь с таким грохотом, что в окнах задребезжали стекла. Он сжал кулаки, но остался на месте. Может быть, оно и к лучшему, что Элинор не дала ему возможности объяснить свои поступки. Он уже так запутался, что, вряд ли мог бы сказать что-нибудь толковое.

— Не пояснишь ли мне, о чем шла речь? — холодным тоном поинтересовался Мельбурн.

— Она не знала, что ты просил меня стать кем-то вроде ее няньки, — промямлил Валентин, в глубине души уже ругая себя за то, что ввязался в эту историю. Он с самого начала понимал, что, вмешиваясь в дела Гриффинов, совершает серьезную ошибку.

— Я говорю не о том, что она не знала о твоем участии в этом деле. Она упомянула кое-что еще…

— Что за «неджентльменское» поведение продемонстрировал ты Нелл? — прервал его Шей, схватив Валентина за плечо. — Я предупреждал тебя, чтобы ты ее не расстраивал, черт тебя побери!

Валентин сбросил с плеча его руку, собрав последние остатки выдержки, чтобы не пустить в ход кулаки.

— Ты прервал мой завтрак, — проворчал он, поворачивая к двери. — Если не возражаешь, я поеду и продолжу его.

— Я хотел бы получить ответы, — настаивал Себастьян.

— Представь себе, я тоже, — огрызнулся Валентин, распахивая дверь.

Шей хотел, было преградить ему путь, но Мельбурн жестом остановил его.

— Пусть идет. И не возвращайся, Деверилл, пока не сможешь объяснить свои поступки.

— Шли бы вы все куда подальше, проклятые собственники! Это была твоя идея, Мельбурн, не моя.

Поскольку Шарлемань приезжал за ним в своем экипаже, было лишь справедливо воспользоваться им же для возвращения домой. Сердито взглянув на кучера, он открыл дверцу и сел в экипаж.

— Корбетт-Хаус. И поскорее.

— Слушаюсь, милорд.

Экипаж покатил вперед, но неожиданно снова остановился. Выругавшись, Валентин распахнул дверцу и выглянул наружу.

— Проклятие, я ведь сказал…

Перед упряжкой, уперев в бока руки, стояла Элинор.

— Подожди минутку, Фредерик, — сказала она кучеру дрожащим голосом. — Мне нужно поговорить с твоим пассажиром.