"Грех и чувствительность" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 1

Валентин Корбетт, маркиз Деверилл, поднял стакан.

— Кажется, назревает неприятность, — пробормотал он, делая глоток виски.

— Только не с моим мужем, — с тревогой в голосе отозвалась Лидия, леди Фрэнк, взглянув на него.

— Нет, не с ним. Он все еще смотрит влюбленным взглядом на Женевьеву Дюмер. — Валентин со своего места отлично видел профиль лорда Фрэнка у входа в игорную комнату. Престарелый ловелас разговаривал с молоденькой мисс Дюмер, и его внимание было полностью поглощено созерцанием ее пышного бюста.

— Вот придурок, — заметила Лидия и вновь опустила голову.

Полу закрыв глаза, Валентин обхватил ладонями шею виконтессы, поощряя ее сладострастные движения. Однако его взгляд вернулся к более важной маленькой драме, действие которой разворачивалось по другую сторону шторы.

Лидия снова на мгновение остановилась.

— Да что такое ты там увидел? — поинтересовалась она.

— Джон Присли подарил леди Элинор Гриффин жемчужный браслет, и она позволила ему застегнуть его на своем запястье.

Леди Фрэнк произнесла в ответ нечто неразборчивое, но Валентин расценил это как просьбу сообщить дальнейшие подробности. Он осторожно отодвинул в сторону краешек шторы.

— Оба они стоят на виду у всех присутствующих, — продолжал маркиз, — включая всех троих ее братьев. — Он вздохнул и покрепче ухватился за голову Лидии, когда ее движения стали более энергичными. — Сильно сомневаюсь, что герцог Мельбурн с одобрением отнесется к тому, что его сестра принимает подарки от джентльмена, тем более у всех на глазах и тем более от идиота, не заслуживающего того, чтобы считаться ее поклонником.

Когда манипуляции губ Лидии с его пенисом начали давать результаты, его интерес к тому, что происходит с окружающими, сильно поубавился, и он запрокинул голову. Однако даже тогда, когда Валентин почти достиг высшей точки наслаждения, он не закрывал глаза и наблюдал из своего уютного укрытия за тем, что происходит в переполненном бальном зале. Он всегда был начеку. Учитывая игры, в которые он обожал играть, это было отнюдь нелишне.

Когда Лидия выпрямилась, он вручил ей стакан виски.

— Обожаю вальсировать с тобой, дорогая моя, — сказал он, вставая и помогая ей подняться с коленей.

— Да, Валентин, но ты любишь танцевать со всеми, — ответила она и допила виски, пока он застегивал брюки.

— И этот факт я никогда не скрывал.

— Это одно из твоих немногих положительных качеств.

Оторвавшись от созерцания зала, Валентин приподнял бровь.

— У меня, их, по крайней мере, два. Это, во-первых. А во-вторых, мисс Пышный Бюст нашла партнера на танец, а это, как я понимаю, означает, что Фрэнк примется разыскивать свою жену.

— Да, из-за плохого зрения он любит, чтобы то, на что можно пялиться, находилось рядом. — Лидия поправила едва прикрытые объекты обожания своего супруга. — В четверг я буду на суаре у Бекуитов, — продолжала Лидия, оглаживая рукой перед платья. — У них есть великолепный зимний сад с тропическими растениями.

— И, как я слышал, весьма скудно освещенный. Возможно, мне следует попробовать заняться стрельбой из лука.

— Хочешь, я нарисую мишень на себе?

— Думаю, я смог бы попасть в яблочко, — сказал Валентин и отступил в сторону, чтобы леди Фрэнк первой вернулась в бальный зал.

Он на мгновение прислонился к стене и посмотрел, как развиваются события, которые некоторое время назад привлекли его внимание. Леди Элинор Гриффин вела себя глупо. Она не только позволила Присли надеть браслет на свое запястье, но и станцевала с ним вальс, чтобы он мог похвастаться этим перед всеми присутствующими. Выйдя из своего укрытия в просторный бальный зал, Валентин бросил взгляд на старшего брата Элинор. Себастьян, герцог Мельбурн, продолжал разговаривать с лордом Томлином, но Валентин достаточно хорошо его знал, чтобы понять, что он недоволен. Ну что ж. Возможно, сегодняшний, скучный вечер еще сулит кое-что интересное.

— Он ненормальный.

Валентин бросил взгляд налево, хотя уже узнал этот голос.

— Полагаю, что ты говоришь о Присли?

— Его уже предупреждали, — сказал лорд Шарлемань Гриффин, следя светло-серыми глазами за своей младшей сестрой, танцующей с Джоном Присли.

— В таком случае ему следует дать пару очков за храбрость, — сказал Валентин, жестом приказав слуге подать еще стакан виски.

— За большую глупость.

— Полно тебе, Шей, это всего лишь браслет. Причем все происходит на суаре, едва ли заслуживающем упоминания в светской хронике.

— Но браслет на запястье моей сестры, — заявил Шарлемань. — И мне, черт возьми, абсолютно безразлично, где мы находимся. На прошлой неделе я спровадил Присли, когда он явился к нам с визитом. Мельбурн тоже косо смотрит на этого охотника за богатым приданым. И Элинор обо всем этом знает.

Валентин снова взглянул на танцующую пару. Леди Элинор Гриффин, изящная девушка, темные волосы которой были искусно собраны в пучок на макушке, а светло-зеленое платье обвивало в танце стройные ножки, держалась более уверенно, чем ее партнер по танцу. Оно и понятно: едва ли братья убьют ее, тогда как Присли может повезти гораздо меньше.

— Возможно, ваша сестра решила устроить маленький бунт?

— Если это так, то он долго не продлится. Валентин, хохотнув, допил виски.

— Семейная честь… Посягатели… Вот одна из причин, объясняющих, почему я доволен, что у меня нет ни сестер, ни братьев. Значит, увидимся завтра, да?

Шарлемань кивнул.

— Мельбурн тоже просил тебя прийти.

Взглянув последний раз на Элинор и Присли, Валентин направился к двери. Он, конечно, был другом мужской части семейства Гриффинов, но быть втянутым в их внутренние семейные проблемы ему не только не хотелось, но и вызывало острое желание оказаться где-нибудь в другом месте. Тем более что до него дошли слухи, будто в клубе «Сосайети» предстоит хорошая игра в «мушку».

Уходя, он заметил нескольких молодых леди, провожавших его взглядами. Он привык к этому и едва заметно улыбнулся девушкам, запоминая их лица на всякий случай. Кто знает, может, ему наскучит играть в карты?

За последнее время Элинор Гриффин стала замечать, что в ее жизни существует определенная закономерность. Стоило ей хоть в какой-то мере «повеселиться» или «позабавиться» вечером, как на следующее утро она получала нотацию от одного или двух, а иногда даже от всех трех братьев по поводу того, в чем она повела себя неправильно, и как ей следует постараться никогда не делать этого впредь. Как будто она еще не знала правил приличия и последствий их нарушения. А ведь самое большее, на что она отваживалась, — это чуть-чуть изменить их в нужном направлении.

— Я не собираюсь тратить время на советы, если ты не намерена обращать внимания на сказанное, — заявил брат номер один, барабаня пальцами по гладкой поверхности своего письменного стола.

Властный тон Себастьяна Гриффина казался ей естественным, ведь он стал герцогом Мельбурном и главой их семейства в возрасте семнадцати лет. И если последующие пятнадцать лет что-нибудь значили, то они сделали его еще более надменным и самонадеянным, чем прежде.

Она чувствовала себя обязанной несколько сбить с него этот гонор или, по крайней мере, напомнить ему, что она тоже человек.

— Хорошо, — сказала Элинор, — в таком случае я буду все время находиться в музыкальной комнате.

— Самое главное, отнесись к этому с пониманием. Если бы я захотел поговорить для того лишь, чтобы услышать, как звучит мой голос, то выступил бы с обращением к парламенту.

— Тебе кто-нибудь говорил, что ты невыносим, Себастьян?

Темно-серые глаза взглянули на нее с сознанием превосходства.

— Кто-то в этой семье должен продемонстрировать хоть немного достоинства и выдержки. Ты, кажется, не способна на это.

Она тяжело вздохнула.

— И как тебе не надоест без конца подчеркивать безупречность и могущество клана Гриффинов? Общество уже смотрит на нас с благоговейным страхом.

— Поверь, не так уж это плохо, — сказал герцог Мельбурн, вновь забарабанив пальцами по столу. — Мужчины не стали бы пытаться дарить тебе драгоценности, если бы ты была сестрой лавочника.

— Драгоценности, Себастьян, тут ни при чем. Похоже, что вы, все трое, получаете удовольствие, прогоняя от меня мужчин еще до того, как они успеют поздороваться.

— Мы прогоняем только неприемлемых мужчин. И о драгоценностях сегодня тоже придется поговорить.

— Нет, это уж слишком.

— Тогда, может быть, сосредоточим внимание на твоем поведении? Хотя если ты хочешь своими действиями причинить ущерб семье, то ты в этом преуспеваешь.

— Ради Бога, Себастьян, ты и понятия не имеешь…

— В таком случае ты, возможно, умышленно пытаешься причинить неприятности мне. Каковы бы ни были причины, Элинор, но сегодня мы сосредоточим внимание на том, в чем ты прокололась. И ты пообещаешь мне, что никогда больше не будешь принимать сверкающие побрякушки от джентльменов на глазах у почтенного общества. Тем более от джентльменов, которые охотятся за богатым приданым, хотя неумело делают вид, будто это не так.

Элинор иногда хотелось завизжать, даже если ее брат был прав. Такое случалось, но он обычно не снисходил до попытки понять причину ее поступков. Все же независимо от того, прав он или нет, ему не следовало разговаривать с ней как с придурковатым ребенком.

— Согласна. Я буду принимать сверкающие побрякушки от джентльменов, которые наслышаны о богатом приданом, исключительно с глазу на глаз.

Выражение загорелого лица под волнистыми темными волосами не изменилось. Только взгляд его глаз стал холоднее, но этого было достаточно.

Вывести из себя Себастьяна было не так-то просто, но ей это, кажется, снова удалось.

Он медленно поднялся на ноги, заставив ее глядеть на себя снизу вверх.

— Репутация Гриффинов была безупречной в течение восьми сотен лет. И пока я несу за это ответственность, так и будет.

— Я знаю это, Себ…

— Если ты не желаешь провести сезон в Лондоне, я позабочусь о том, чтобы Шарлемань сопроводил тебя назад в Мельбурн-Парк.

Услышав эту угрозу, она с бешено бьющимся сердцем вскочила на ноги. Боже милосердный, сезон только что начался, а Мельбурн-Парк находится в Девоне и до него надо проехать полстраны.

— Шей этого не сделает. Герцог приподнял бровь.

— Будь, уверена, сделает. На твоем месте, Элинор, я бы не стал играть в эту игру. Ты проиграешь.

— Я уйду в монастырь, — заявила она. — Туда, по крайней мере, джентльмены не приезжают с визитами.

— Не испытывай мое терпение, Нелл.

«Ха. Ты меня еще плохо знаешь, братец. Когда-нибудь я обязательно собью спесь с этого самонадеянного типа», — думала она. Себастьян имел наглость обращаться с ней как с ребенком, но еще хуже было то, что он при этом заставлял ее чувствовать себя ребенком. Разумеется, она знала, что принимать в подарок украшения на глазах у всех неприлично; если бы ее братья уже четыре раза не прогоняли лорда Присли, она не прониклась бы к нему жалостью настолько, что позволила виконту застегнуть браслет на запястье. Хотя вчера вечером такой поступок показался ей единственной возможностью показать этим тиранам, что они не могут полностью контролировать все аспекты ее жизни.

Но, как видно, они делали это с удовольствием. И то, что они прогоняли поклонников, которых считали неприемлемыми, было лишь самым невинным. Теперь, когда ей исполнился двадцать один год, она начала тревожиться по поводу того, что случится, когда они решат найти ей приемлемого жениха. Насколько она знала, у них уже было на примете несколько скучных, о совершенно неинтересных для нее кандидатур. Таких, разумеется, которые признают превосходство и авторитет мужчин клана Гриффинов. Таких, которые не будут оспаривать их лидерства, а следовательно, никогда не подойдут ей.

Закери и Шарлемань (для краткости — Шей) играли в бильярд наверху, и ее возмутило, что они там развлекаются, а она вынуждена выслушивать нотацию и тревожиться по поводу их планов относительно ее будущего. Помоги им Господь, если они решат, что она нуждается в дальнейших нравоучениях. После разговора с Себастьяном она жаждала битвы, в которой могла победить. У нее кипела кровь, она ощущала себя вулканом. Придерживая одной рукой подол голубой муслиновой юбки, она быстро взбежала по лестнице на второй этаж.

На пороге открытой двери в бильярдную она остановилась. В комнате разговаривали два ее брата, к которым присоединился третий голос — глубокий, несколько насмешливый, манерно-медлительный. Она на мгновение задержалась, наслаждаясь ласкающей слух речью хорошо воспитанного человека. Она знала правила не хуже любого из Гриффинов — никаких семейных дрязг на публике. Слава Богу, этот гость «публикой» не считался.

— Вы оба трусы, — объявила она, входя в комнату.

Бильярдный шар, перескочив через борт, упал на застеленный ковром пол. Шей, тот, что повыше ростом, выпрямился и поставил кий на пол.

— Черт возьми, Нелл, — выругался он, — из-за тебя я проиграл пять фунтов.

— Господи, а я думала, что твой долг защищать меня.

— Не от Себастьяна.

— А, кроме того, — вмешался Закери, опираясь на свой кий, — Мельбурн прав. Нам не нужно, чтобы складывалось впечатление, будто члена нашей семьи можно купить за безделушку.

— Он меня не покупал! — возразила она. — Совершенно очевидно, что он пытался — и не раз — отдать мне этот браслет, не привлекая такого внимания. Но кое-кто — причем не один «кое-кто», а несколько — не позволил ему сделать это.

Закери, младший из трех братьев, скорчил гримасу.

— В таком случае он должен был поступить, как положено джентльмену и прекратить попытки встречаться с тобой.

Элинор сложила руки и переключила внимание на высокого черноволосого мужчину, наливавшего себе виски возле столика с напитками.

— А вы что думаете по этому поводу, лорд Деверилл?

— Откровенно говоря, — ответил Валентин Корбетт, маркиз Деверилл, — ваши братья абсолютно правы.

— Видишь? Ты можешь не слушать нас, но…

— Заткнись, Закери, — огрызнулась она, пристально глядя на худощавое лицо и полузакрытые зеленые глаза мужчины, поведение которого, хоть он и не был героем ее романа, она всегда считала образцом для подражания. Но подражать которому никогда не осмелилась бы.

— Объяснитесь, Деверилл.

— Мне не хотелось бы подтверждать в чем-либо правоту братьев Гриффин, но ведь каждому мужчине известно, что не следует показывать на публике свое расположение к женщине, за которой он ухаживает. Это приводит к самым разнообразным осложнениям.

— Я говорю не о ваших тайных связях с замужними дамами и оперными певицами, — сказала она в ответ. — Я говорю о настоящем джентльмене с подлинным расположением к леди, который хочет продемонстрировать свой искренний интерес, сделав ей маленький подарок.

Губы маркиза чуть тронула улыбка.

— В таком случае расскажите, пожалуйста, подробнее. Что такое «искренний интерес»? Я ничего не знаю о подобном вздоре.

— Вот видите? — воскликнула она, вскинув руки в сторону братьев. — Даже Деверилл не знает, о чем вы говорите!

— С другой стороны, — прервал ее лорд Деверилл, — что касается «искреннего интереса», то Присли следовало бы дополнить браслет жемчужным колье и серьгами. В таком случае мы бы, по крайней мере, убедились, что он не стащил эту побрякушку из шкатулки с драгоценностями своей матушки. Хотя именно это он, наверное, и сделал, если учесть, что собственных денег у него нет и он, скорее всего, охотится за вашими.

Шей и Закери расхохотались, а Элинор заглянула в зеленые глаза с обманчиво ленивым взглядом. Некоторые мамаши, имеющие впечатлительных дочерей, утверждали, что дьявол, чтобы совратить молодых леди, предстает перед ними в виде точной копии Валентина, лорда Деверилла. Слава Богу, она знала, каким обаятельным он может быть. Конечно, ей ничего не стоило противостоять его обаянию, если он никогда даже искоса не глядел в ее сторону.

— Видимо, вам непозволительно быть на моей стороне в этом споре, — заключила она. — Вы ведь в гостях у этих джентльменов.

— Разумеется, приличия требуют высказываться осмотрительней. Но в любом случае вам должно быть стыдно, что вы позволили Присли подойти и заговорить с вами на публике. Только не говорите, что вы просто стояли там, а он стал приставать к вам с разговором.

— Не в этом дело, Деверилл, — прервал его Закери. — Ей в любом случае не следовало брать этот браслет.

— Храброе заявление от брата, которому следовало бы подоходчивее предупредить Присли, чтобы он держался подальше от сестры, — сказал маркиз. — Кстати, это следовало сделать задолго до того, как наглецу пришло в голову соблазнить ее хорошенькой побрякушкой. Я не хочу быть ни на чьей стороне, но мне кажется, что вы, все трое, совершили ошибку.

Шей даже покраснел.

— Но нельзя же ожидать, что мы…

— Ты продолжаешь ошибаться, — прервал его Деверилл и наклонился над бильярдным столом, что бы ударить по шару. — Например, если вы заботитесь о сохранности девственной чистоты леди Элинор, то, какого дьявола позволяете мне бывать в вашем доме?

— Именно этот вопрос я сейчас задаю себе, — послышался от дверей холодный голос Себастьяна.

— Я думаю, что вам всем следует уйти, — пробормотала Элинор, складывая руки на груди.

В самом начале она думала, что лорд Деверилл хотя бы частично на ее стороне, но когда он заявил, что ее братья несут ответственность за ее действия, это ей совсем не понравилось. Откровенно говоря, это показалось ей даже более оскорбительным, чем первоначальные доводы ее братьев. В конце концов, она могла бы без труда и сама прогнать лорда Присли, если бы захотела.

Деверилл, вероятнее всего, не принимал чью-либо сторону, и ему было абсолютно все равно, к каким последствиям все это приведет. Он участвовал в споре, потому что это доставляло ему удовольствие. И он, конечно, умел это делать великолепно, как и все, за что брался.

— Я был приглашен, — сказал в ответ, как всегда невозмутимый маркиз.

— Именно так, — признался Себастьян. — Не прогуляешься ли со мною в конюшню?

Деверилл перебросил свой кий Шарлеманю.

— Значит, ты все еще хочешь выслушать мое мнение относительно своей новой лошади? — спросил он, направляясь к двери.

Герцог кивнул, отступив в сторону, чтобы пропустить Валентина.

— Откровенно говоря, я надеялся сбыть его тебе. Вчера она попыталась укусить Пип.

Элинор на мгновение застыла на месте с открытым ртом.

— Глупости! — выпалила, наконец, она. — Это моя лошадь, и Пип уже призналась, что сама дразнила ее яблоком.

Валентин остановился в дверях, переводя взгляд с одного на другого.

— Я не хочу отбирать у леди ее лошадь, — заявил он с лукавой улыбкой. — Только разве при условии, что смогу предложить ей подходящую замену.

— Валентин! — торопливо прервал его герцог Мельбурн.

— Я, черт возьми, категорически против, чтобы меня втягивали в семейную междоусобицу. Я отказался от ленча с… с одной милой молодой леди, чтобы явиться к тебе по твоей просьбе.

— Может быть, с Лидией Фрэнк? — высказал предположение Шей.

— Или с Лорин Манчестер? — добавил Закери. Маркиз хохотнул.

— Я не рассказываю о тех, с кем встречаюсь. Это нескромно.

Ну, это уже слишком!

— Извините, но мне казалось, будто мы говорили о моей лошади, — прервала их Элинор. — И если вы не верите мне, то можете спросить Пип. Она обещала впредь быть осторожнее.

Себастьян посмотрел на нее таким взглядом, от которого и у взрослых мужчин душа уходила в пятки. И хотя она выросла под его началом, ей захотелось либо ударить его, либо убежать. Видит Бог, она не просила, чтобы ее старшим братом был герцог. За последнее время это обстоятельство очень мучило ее.

— Элинор, — сказал он спокойным терпеливым тоном, который противоречил огоньку, вспыхнувшему в его глазах, — моей дочери всего шесть лет. И я предпочитаю верить себе, а не ей.

— Ты вообще никому, кроме себя, не веришь, Себастьян. И не смей забирать мою лошадь!

— Эта не я, а Деверилл ее забирает.

— Я ее еще даже не видел, — сказал маркиз, — хотя меня удивляет, почему ты думаешь, что я захочу отобрать у леди ее любимое животное.

— Этот конь не так прост, — возразил Себастьян. — Элинор приучила его ходить под дамским седлом.

— Да, я сделала это, — сказала она, уперев в бока руки. — И не смей забирать моего Гелиоса, Валентин Корбетт.

— Довольно, Элинор, — сердито обрезал ее Себастьян, в голосе, которого не осталось и намека на юмор.

— Пожалуй, действительно довольно, — поддержал его Деверилл и, чуть поклонившись Элинор, вышел за дверь. — Извини, я, возможно, еще успею на свое свидание.

Пока маркиз спускался по лестнице, братья Элинор сердито смотрели на нее.

— Злитесь сколько угодно, — сказала она, повернувшись ко всем, троим спиной. — Вы можете отобрать у меня браслет, можете попытаться отнять у меня Гелиоса, но это не говорит о том, что вы правы. Это лишь подтверждает, что вы деспоты. — С этими словами она вышла в коридор.

— Позволь узнать, куда это ты направляешься? — поинтересовался Себастьян, к которому вернулся его спокойный, сдержанный тон.

— Я решила пройтись по магазинам, — ответила она через плечо, направляясь в свою спальню. Было бы гораздо эффектнее, если бы она могла ответить, скажем: «Я выхожу в море» или «Я ухожу в армию». Это демонстрировало бы открытое неповиновение. Однако даже отправиться по магазинам было своеобразным протестом, потому что это показывало братьям Гриффин, что они не настолько безоговорочно управляют ею и ее планами, как им, возможно, хотелось бы думать.

Элинор подавила вздох огорчения. Нет, заявление о походе по магазинам ничего никому не доказывало. Это не могло уже, как прежде, удовлетворить ее желание сделать что-нибудь возмутительное, что-нибудь абсолютно… безнравственное, что-нибудь такое, что показало бы ее братьям — впрочем, как и ей самой, — что она может быть свободной личностью.

Она на мгновение прекратила поиск подходящих перчаток и посмотрела в окно спальни. Внизу Валентин взял поводья из рук грума и уселся в седло.

Пропади все пропадом! Она завидовала маркизу Девериллу, способному делать то, что он хочет, когда хочет и с кем хочет. Никто не говорит ему, что так не принято или не подобает делать, не угрожает лишить пособия на карманные расходы и даже не взглянет на него неодобрительно. Конечно, на него могут косо посмотреть некоторые старые дамы-патронессы, но он едва ли обратит внимание на их мнение. Ему вроде бы безразлично, что о нем думают.

Сделав глубокий вздох, Элинор натянула перчатки. Что бы ни говорил по этому поводу Себастьян, она старалась дорожить добрым именем Гриффинов и их репутацией. Девушка не могла, например, играть в азартные игры, курить сигары или… вступать в интимные отношения, с кем ей заблагорассудится. Но братья пока еще не убили в ней свободолюбие. В конце концов, они, конечно, одержат над ней победу — решат, что устали от ее бунтов, и выдадут ее замуж. На этот счет у нее не было иллюзий. Все именно так и произойдет, ведь Себастьян имеет настолько полный контроль над ее финансами, что она не сможет не подчиниться его воле.

Но все это было прежде, а не теперь. Сегодня Элинор была готова воспротивиться этому. В конце концов, она тоже человек.