"Грех и чувствительность" - читать интересную книгу автора (Энок Сюзанна)

Глава 8

Сославшись на мнимую встречу со своим портным, Валентин привез Элинор домой задолго до оговоренных двух часов. Едва выехав с подъездной аллеи, ведущей к дому Гриффинов, он снова остановил упряжку.

— Вилли, поезжай домой, — сказал он, передавая груму вожжи и соскакивая на землю. — Я хочу пройтись пешком.

— Как прикажете, милорд, — ответил ливрейный грум и, прищелкнув языком, взял с места, влившись в поток уличного движения.

Все шло не так, как Валентин предполагал. Он, например, собирался убедить Элинор бросить наивную затею с мятежом или, по крайней мере, не рассчитывать на него как на своего инструктора. Но теперь он, судя по всему, крепко увяз в самом центре битвы, развернувшейся в клане Гриффинов. Он буквально добровольно вызвался помочь ей найти то, что удовлетворило бы ее мечту о приключении. Он. Добровольно. А дальше все пошло еще хуже.

Правда, вопрос об отце был для него подобен удару ниже пояса. Он-то думал, что у него сохранились лишь смутные воспоминания о старом пугале, но, как видно, ошибался. За первые восемнадцать лет жизни у него не было ничего, что следовало бы сохранить в памяти, но воспоминания все-таки появлялись, а, появившись, мучили. Однако сегодня произошло нечто такое, что полностью вытеснило их.

И это «нечто» тревожило больше всего. Он поцеловал Элинор Гриффин. Зачем? Да кто же его знает!

— Какой же ты идиот, Валентин, — пробормотал он себе под нос, вызвав удивленный взгляд какого-то прохожего. — И сумасшедший. И глупец.

Нежные непорочные губы, ее тихий вздох — все это будет отныне преследовать его сильнее, чем воспоминания о лишившемся разума отце. Ее братья доверяли ему. Она верила ему. У нее было доброе сердце, она была невинной девушкой, и при обычных обстоятельствах он бежал бы от всего этого куда подальше. Теперь же все противоречило здравому смыслу, пошло кувырком.

Когда он слышал, как она объясняет причины появления своего плана познать свободу и найти мужа, который ее поймет, это тоже сбивало его с толку. Предполагалось, что женщины должны быть добычей и дичью. До того как его отец сошел с ума, он, по крайней мере, научил его этому и демонстрировал это при каждом удобном случае и с завидной регулярностью. Все женщины, которых он знал тогда и узнал с тех пор, служили лишь подтверждением слов старого маркиза. Однако Элинор, судя по всему, имела собственные цели, причем они вовсе не были связаны с тем, чтобы забираться в постели к богатым и могущественным мужчинам. Это было необычно. И как ни странно, очень его возбуждало.

Он сказал, что ничему не может научить ее. Это было, конечно, не совсем так. Как опытный в любовных делах, он мог бы обучить ее всем тонкостям науки страсти нежной, с ним она познала бы вершины блаженства. Силы небесные, ему необходимо выпить.

За его спиной всхрапнула лошадь, которая оказалась так близко, что он чувствовал на затылке горячее дыхание животного. Валентин инстинктивно отскочил в сторону. Колесо экипажа едва не сбило его с ног. Оно зацепило его локоть и прижало к каменной стене.

Он сердито повернулся, готовый проучить наглого идиота, который въезжает на тротуар, угрожая раздавить пешеходов. Но экипаж даже не замедлил ход.

Фаэтон, уточнил он. Никакого герба на экипаже не было, а человек, правивший лошадьми, пригнулся так низко, что между шляпой и воротником пальто он заметил лишь дюйм светлых волос. Но даже этого, да еще пары гнедых в упряжке, было достаточно, чтобы Валентин мог с уверенностью сказать, что за человек только едва не покалечил его.

— Стивен Кобб-Хардинг, — прошипел он, ощупывая разодранный рукав сюртука. Только плотная ткань спасла его предплечье от ранения. Если бы на его месте была женщина, ее юбки могли бы запутаться в спицах колеса, и ее потащило бы за экипажем.

Вокруг собирались прохожие, послышались возгласы: «Вы не ранены?» и «Боже мой, да это Деверилл!»

— Со мной все в порядке, — пробормотал он, не обращаясь ни к кому конкретно.

Дело принимало интересный оборот. Хотя Кобб-Хардинг был, несомненно, трусом, он не становился от этого менее опасным. Наоборот. И не только для него.

Его первой мыслью было вернуться в Гриффин-Хаус и предупредить Элинор и Мельбурна, чтобы они были готовы к дальнейшим неприятностям от этого сукина сына. Но ведь он дал слово! Именно поэтому он терпеть не мог давать обещания. А как же предупредить Мельбурна, не обманув доверия Элинор? А прежний интерес Элинор к Кобб-Хардингу хотя и вызывал удивление, демонстрировался у всех на глазах, так что, если бы он решил взять правосудие в свои руки, всплыло бы имя Элинор.

— Проклятие!

Он солгал Элинор, что собирается к портному, но теперь это становилось горькой необходимостью. После этого он намеревался зайти к нескольким друзьям, чтобы узнать у них, что им известно о человеке, который опаивает женщин наркотиком, а потом пытается изнасиловать, и у которого, как видно, появилось новое хобби — давить экипажем титулованных дворян, возражающих против его методов обольщения.

— Тетя Тремейн! — радостно взвизгнула Пип и, промчавшись мимо дворецкого, с разбегу обняла ноги статной матроны, стоявшей в дверях гостиной.

— Не забывай о правилах приличия, Пип, — сказал ее отец, входя в дверь следом за Элинор.

— Вздор, Себастьян, — заявила леди Глэдис Тремейн, обнимая голову внучатой племянницы, то есть ту часть Пенелопы, до которой могла, нагнувшись, дотянуться. — Правила приличия оставь для знакомых. А объятия прибереги для членов семьи.

— Поправка принята, — сказал герцог, целуя тетушку в круглую щечку.

— А ты, Нелл? — улыбнулась графиня Тремейн. — Что предпочтешь — объятие или поцелуй?

— И то и другое. — Элинор обняла тетушку над головой Пип, что заставило девочку весело рассмеяться.

— Тетя Нелл объявила о своей независимости, — сообщила Пенелопа, рот которой уже был испачкан шоколадом.

— Вот как?

— Да, — продолжила Пип и, взяв Элинор за руку, потащила ее в гостиную. — Я сначала подумала, что она собирается уехать в Индию, но она не уехала.

— Все еще впереди, — пробормотала Элинор, уловив взгляд, брошенный на нее Мельбурном.

— Ты должна мне все об этом рассказать, — заявила тетя Тремейн, приказав лакею принести еще пирожных. — Судя по всему, это что-то захватывающее.

Элинор и самой хотелось поведать обо всем тетушке, но, разумеется, не в присутствии Пип и Себастьяна.

— Все не так драматично, — сказала она. — Я хотела лишь получить чуть больше свободы и возможность самой найти себе мужа, пока Мельбурн не выберет его по собственному усмотрению, словно огурец из бочки.

Пип взглянула на отца.

— Неужели ты держишь мужей в бочке, папа?

— Нет, я храню их в коробке. В большой такой коробке с дырочками для воздуха.

Тетя Тремейн рассмеялась.

— Твой папа шутит, Пенелопа. Если бы потенциальные мужья находились в коробке, пришлось бы всех их кормить. Не думаю, что кому-то захотелось бы платить за это.

— Конечно, если бы они ели столько, сколько ест дядя Закери.

— Устами младенца глаголет истина, — охотно согласился Мельбурн.

На протяжении следующего часа они разговаривали о том, что сейчас изучает Пип с гувернанткой миссис Бевинс, о моде, о том, кто с кем помолвлен и у кого были лучшие и худшие суаре в этом сезоне.

— Я слышала, что на одном из вечеров кого-то даже поколотили из-за девушки, — возмущалась леди Тремейн. — Мне рассказала об этом леди Истон.

— Право же, тетя, — заметил Себастьян, — всем известно, что нельзя воспринимать всерьез то, что она говорит.

— Правда это или нет, не имеет значения. Главное, что это интересно. Однако леди Истон говорит, что узнала эту историю от знакомой, которая слышала ее от кого-то еще, потому что сама она никогда не посещает неприличные вечеринки у Белмонта. Так что я не уверена, насколько серьезно следует к этому относиться. Однако сплетня получилась хорошая.

— Кого же поколотили? — поинтересовалась Пип.

Элинор хотелось провалиться сквозь персидский ковер под пол. Если Мельбурн узнает о том, что произошло у Белмонта, — всему конец. И она будет заслуживать той судьбы, которую он для нее выберет.

— Никто не знает наверняка, дорогая. Это был маскарад, так что леди Истон сказала лишь, что пантера ударила в нос лису, а потом схватила на руки девушку в красном платье с маской лебедя на лице и утащила в экипаж.

— Мне кажется, это очень романтично, — проговорила Пенелопа.

Закрыв на мгновение глаза, Элинор мысленно поблагодарила Всевышнего, что никто не видел ее в этом платье. Деверилл был прав, посоветовав уничтожить его, хотя, после того как Кобб-Хардинг мял ее в этом наряде, она бы в любом случае никогда больше его не надела.

— А чей это был экипаж? — спросил Мельбурн, погрозив пальцем Пип, которая попыталась под шумок стащить еще одно пирожное.

— Дальше подробности становятся абсолютно абсурдными. Поскольку Мэриголд слышала это из третьих рук, она не могла с уверенностью сказать, был ли это экипаж Принни, лорда Уэстфилда или твоего друга, лорда Деверилла. — Она фыркнула. — Лично я думаю, что это был Уэстфилд, потому что всем известно, что он распускал руки и раньше.

— Могу поклясться, что это был не Деверилл. Не припомню, чтобы он выяснял с кем-то отношения из-за женщины.

— Валентин? — заметила Пип. — Он очень сильный. Однажды он поднял меня в воздух одной рукой. Конечно, я была тогда маленькая.

Тетя Тремейн усмехнулась, слушая шестилетнюю девочку, но Себастьян внимательно смотрел на Элинор. На мгновение она чуть не запаниковала. Правда, пока ее ни в чем не обвиняли, но она твердо решила ни при каких обстоятельствах ни в чем не признаваться.

— Вот почему я настаиваю на соблюдении приличий — даже во время твоего маленького приключения, — сказал он, обращаясь к Элинор. — Если бы под маской лебедя оказалась ты, тебя бы больше не было в Лондоне.

— Несправедливо угрожать, основываясь на поступках других людей, — заметила Глэдис. — Я уверена, что Нелл отлично знает, что ожидается от молодой леди такого происхождения и статуса.

Да, она это знала, но все равно поступать только так, как от тебя ожидают во всех случаях жизни, было невыносимо.

— Я думала, ты не поверил этой глупой истории, Себастьян.

— Нынче утром я слышал аналогичную, — сказал он в ответ. — Не знаю, насколько она правдива. Но ведь молва идет…

— Я тоже хочу пойти на бал-маскарад, — заявила Пип, сидевшая на коленях у отца. — Я была бы принцессой. Или павлином.

— Из тебя получился бы красивый павлин, любовь моя, — сказал он, целуя ее в курносый носик. — Но мне кажется, нам пора уходить, пока ты не съела все шоколадные бисквиты в Лондоне. — Он поставил ее на ноги и встал сам. — Поцелуй свою тетю Тремейн, и пойдем. — Девочка подчинилась, и они вместе вышли в холл. — Элинор?

— Я догоню вас через минутку, — сказала она, схватив тетю за руку.

Мельбурн и Пип направились к экипажу, а Элинор потащила тетю Тремейн назад в гостиную.

— Можно я заеду к тебе завтра? — спросила она.

— Ну конечно, моя милая. Что-то случилось? Я это чувствую.

— Ничего плохого не произошло, но могло. Только не говори Мельбурну.

— Мы, родные люди, должны выступать единым фронтом. Можешь рассказать мне все, Нелл. Ты это знаешь.

— Спасибо, тетя. — Еще раз поцеловав пухлую щечку тетушки, Элинор присоединилась к брату и племяннице, уже сидевшим в экипаже.

— О чем был разговор?

— Это личное. Но не беспокойся, речь шла не о тебе.

— Мне от этого ничуть не легче. — Он поправил локон на головке дочери. — Ты будешь сегодня на суаре у Ферронов?

— Думаю, да.

— Кто тебя будет сопровождать?

— Себастьян, согласно нашей договоренности…

— Я ничего не запрещаю тебе дорогая. Я просто задаю вопрос.

Откровенно говоря, покушение на ее честь было еще свежо в памяти, и она была благодарна брату за заботу.

— Я подумала, может ты, если это не нарушит твои планы.

— У меня не бывает планов, которые исключали бы присутствие кого-то из моей семьи.

Элинор чуть нахмурила лоб.

— Это потому, что ты абсолютно, доволен своей жизнью. Тебе легко с высоты своего величия быть великодушным. Ведь ты имеешь все, что хочешь, и тогда, когда хочешь.

Серые глаза спокойно глядели на нее довольно долго, так что она успела заметить в их глубинах нечто похожее на боль.

— Очень, поверхностное суждение, Элинор. На тебя это не похоже.

Пенелопа потянулась к ней и взяла за руку.

— Тетя Нелл борется за независимость, — по-детски серьезно заметила она. — Я думаю, ей нелегко.

Элинор вздохнула.

— Спасибо, Пип. — Взглянув на старшего брата, она улыбнулась. Уж он-то как раз не имел всего. Если бы три года назад, когда умерла Шарлотта, и он овдовел, рядом не было Пип, трудно сказать, как жил бы дальше Себастьян. Пережив утрату, он позвал своих неженатых братьев, сделал все возможное, чтобы вся его семья была рядом. Нет, Мельбурн имел, конечно, многое, но далеко не все. — Извини меня, Себастьян, — тихо сказала она. — Но ты мог бы немного облегчить мою жизнь.

— Знаю, дорогая. Но не имею такого намерения. Чтобы не начинать перебранку по поводу того, кто кому усложняет жизнь, приехав, домой, Элинор решила уйти к себе в спальню с книгой. Там она остановилась у окна. Она не могла представить себе Валентина, который бы увлекся чтением книги, когда манят к себе вечерние толпы на Бонд-стрит и в Гайд-парке.

Наверное, она могла бы попросить грума отвезти ее в любое место — в Лондонский зоопарк, например, или в Британский музей — хотя все это больше не казалось ей интересным. Что делает человек, которому хочется быть раскрепощенным и… хоть немного безнравственным?

Можно, конечно, снова поцеловать маркиза Деверилла. Элинор прикоснулась к губам пальцами. Она шесть лет мечтала о его поцелуе, с тех пор как ей исполнилось пятнадцать. Тогда она была ребенком, а когда стала взрослеть, появились «правила». Друзьям ее братьев позволялось поболтать с ней, потанцевать, если это было уместно, но никогда не смотреть на нее как на женщину и никогда, ни при каких обстоятельствах не целовать.

Деверилл, очевидно, знал правила, но, тем не менее, сделал это. И, Боже милостивый, что это был за поцелуй! Ее целовали и раньше — в тех редких случаях, когда какому-нибудь повесе или поклоннику удавалось ненадолго остаться с ней наедине. Но ни разу она не испытала при этом такого потрясения. Конечно, она никогда еще никем не была так увлечена, как Валентином Корбеттом.

Элинор покачала головой. Ее договоренность касалась не Деверилла, а ее самой. Ее выбора, ее желаний. Однако она слишком много времени тратила на размышления о маркизе и о том, как бы он поступил в той или иной ситуации. Зачем?

— Перестань, — пробормотала она самой себе и уселась за маленький письменный стол. Ей было необходимо составить перечень того, что хотелось совершить, а также список потенциальных мужей. После этого она сможет сосредоточиться на своих целях и выбросить из головы всех, кто препятствует их достижению. Возможно даже, ей удалось бы связать свое приключение с каким-то мужчиной, который мог бы оказаться наилучшей кандидатурой на роль будущего супруга.

Она достала лист бумаги и обмакнула перо в чернильницу. «Первое, — аккуратно пометила она. — Приобрести более смелый, более «откровенный» гардероб, соответствующий тому, какой я себя ощущаю».

Начало положено, решила Элинор. Можно было бы даже не включать этот пункт, поскольку к этому времени у нее уже имелось не менее дюжины платьев от мадам Констанцы, даже если не считать разорванного на куски красного.

«Второе — продолжила она. — Разговаривать со всеми, будь то мужчина и женщина, с кем захочу, а не только с теми, кого предварительно одобрит мое семейство».

Ну что ж, она и этому положила начало, хотя попытка чуть было не закончилась плачевно. Но это не должно ее останавливать. Элитарный подход к выбору знакомств, на котором всегда настаивал Мельбурн, был хорош для него, потому что соответствовал его мировоззрению. Она не могла допустить, чтобы ее жизнь подчинялась моральным догмам брата.

«Третье. — Задумавшись на мгновение, она несколько раз обмакнула перо в чернильницу, так что пришлось даже стряхнуть избыток чернил. — Научиться править фаэтоном не хуже любого мужчины».

Элинор нахмурила лоб и чуть не вычеркнула написанное. Но ведь не обязательно все должно быть рассчитано на грандиозные изменения в ее жизни. И тот факт, что именно Стивен предложил себя на роль наставника, не должен подавить в ней желание учиться. Ей просто нужен другой, более подходящий наставник. Наверное, подошел бы Деверилл, если бы ей удалось уговорить его.

«Четвертое. Устроить приключение».

С этим выходит нечто весьма расплывчатое. Деверилл сказал, что подумает над ее предложением. Но ведь нужно самой определить, какого рода приключение она хочет. Ведь вариант этого любителя острых ощущений может оказаться скандальным и опозорить ее. А заодно исемью. Вот когда она сама поймет, что ей нужно, все остальное встанет на свои места.

Как-никак свою «декларацию» она представила всего четыре дня назад. Выбрать приключение только для того, чтобы выполнить пункт своего перечня, было бы смешно и неплодотворно, а возможно, даже опасно для остальных ее планов, потому что приключение должно состояться до того, как она найдет мужа. Однако она не могла откладывать на неопределенный срок решения по каждому из пунктов. Ее независимость не продлится вечно, а если Мельбурн положит конец ее мятежу до того, как она все осуществит, у нее навсегда останется чувство неудовлетворенности.

Элинор оставила место, чтобы потом конкретизировать замысел приключения, и начала на другой стороне страницы составлять список мужей. Она решила перечислять их под буквами, а не под номерами. И не в порядке предпочтения, а скопом — чей образ раньше подскажет память.

Она, тщательно выписала букву «А» и добавила завитушки и прочие украшения. Никого на эту букву не вспомнила и оставила свободное место. Затем перечислила буквы от «Б» до «Ж», украсив каждую так же, как и «А», чтобы сложностью рисунка не подчеркивать свое особое отношение ни к одной из них. Сделав это, она вернулась к букве «А». Никаких мыслей.

Двадцать минут спустя Элинор поняла, в чемпроблема. Она не выполнила еще пункт номер два и слишком мало общалась с людьми, не встречалась с одинокими джентльменами — кроме тех, кого одобрили Гриффины, — и поэтому не могла составить никакого полезного списка. Ей хотелось написать только одно имя — Валентин, хотя трудно было толком объяснить, почему ей этого хочется.

Маркиз Деверилл был бы ужасным мужем, и такой выбор наверняка убил бы Себастьяна, но главное — сам Валентин никогда не согласился бы на это. Она знала его вкусы — замужние, не обременяющие себя соблюдением нравственных норм женщины, отношения с которыми не затрагивают сердце. Поскольку она хотела любить своего мужа и желала также, чтобы он любил ее, Валентин становился неподходящей кандидатурой.

Поэтому перечень ее целей остался незаконченным, а в списке желаемых мужей не появилось ни одной фамилии. Ничто не изменилось и к тому времени, как явилась Хелен, чтобы помочь ей одеться для бала. На уровне декольте вечернее платье было цвета голубого полуденного неба, который, постепенно сгущаясь, становился темно-синим, как полуночное небо, в нижней части подола юбки. Она приберегала его для особого случая. Неизвестно почему сегодняшний бал показался ей вдруг именно таким событием.

Увидев, как она спускается по лестнице, Закери тихо присвистнул. Очевидно, это следовало считать признаком того, что ее гардероб улучшился или, по крайней мере, стал более консервативным. Раньше ни один из ее братьев никогда не выражал подобным образом своих эмоций.

Шарлемань неодобрительно поморщился, а вот реакцию Мельбурна было гораздо труднее определить. Он довольно долго смотрел на нее, потом кивком приказал Стэнтону открыть дверь.

— Готова? — спросил он.

Помогая ей подняться в карету, Закери пожал ей пальцы.

— Ты заставишь всех девушек в следующем сезоне подражать тебе, — тихо сказал он. — Мы повсюду будем видеть шедевры мадам Констанцы. Я лично очень благодарен тебе за это.

Она чмокнула его в щеку.

— Ты, кажется, начинаешь сочувствовать правому делу? — прошептала она.

— Не, говори никому, иначе меня повесят как предателя, но мне кажется, ты в последнее время была не очень довольна жизнью. Если эти платья заставляют тебя снова улыбаться, то я горячий сторонник того, что ты затеяла.

Получив эту неожиданную поддержку, Элинор ехала на бал в более оптимистическом настроении, чем за последние несколько дней. Ситуация оставалась далеко не идеальной, но она, кажется, стала приобретать союзников.

Дворецкий Ферронов объявил о приезде семейства Гриффин, и она сделала шаг в море света, шума и музыки. Братья тут же куда-то исчезли, хотя она все еще чувствовала на себе взгляд Мельбурна с другого конца комнаты. Однако пока он держал слово и не вмешивался.

Казалось, каждый мужчина в лондонском обществе сразу же заметил, что ее сопровождающие сегодня не при исполнении служебных обязанностей, и ее программка танцев заполнилась в мгновение ока. Она умудрилась оставить свободным один вальс, хотя понятия не имела, будет ли на балу Деверилл.

Элинор подумала, было отдать кому-нибудь этот танец, чтобы постараться найти хотя бы одного джентльмена, которого можно внести в список, но ей хотелось узнать у Валентина, как продвигается выбор приключения и не слышно ли чего-нибудь о Кобб-Хардинге. Она знала, что слухи ходили. Интересно, дошли ли они до Валентина?

После двух кадрилей и контрданса оркестр и гости сделали перерыв, чтобы отдохнуть. Элинор заметила Барбару Хаусен и направилась к подруге, но ей преградила дорогу крупная мужская фигура. У нее замерло сердце. Неужели Валентин все-таки решил прийти?

Однако, подняв глаза, она пришла в ужас. Перед ней стоял Стивен Кобб-Хардинг, голубые глаза, которого шарили по декольте ее платья. Элинор с трудом подавила инстинктивное желание прикрыть грудь и убежать.

Он медленно поднял глаза и взглянул ей в лицо.

— Добрый вечер, Элинор. Могу я рассчитывать на танец?

Вопрос звучал настолько абсурдно, что она не сразу смогла ответить.

— Моя карточка заполнена, — сказала она, отступая на шаг и пытаясь обойти его.

Он снова преградил ей путь.

— Уж наверняка у вас остался какой-нибудь танец для будущего мужа?

— Вы последний мужчина в Лондоне — нет, во всем мире, — за которого я вышла бы замуж, — ответила она. — Считайте, что вам крупно повезло, что я не сообщила на Боу-стрит, чтобы вас арестовали.

— Ну и почему же вы этого не сделали? Наверное, потому, что вам пришлось бы признаться, что вы были со мной на маскараде у Белмонта? А потом мне пришлось бы сказать, что вы слишком много выпили и удалились со мной в укромное местечко.

Она побледнела.

— Вы не осмелитесь.

— Вы так думаете? Да я могу даже описать крошечную веснушку вот на этом месте… — Он указал на ее левую грудь.

У Элинор перехватило дыхание. Еще никто никогда не поступал с ней так подло. Но она была Гриффин, а Гриффины не отступают ни перед кем.

— И вы думаете, что это заставит меня выйти за вас замуж? — спросила она, сожалея, что он выбрал такое многолюдное место для этого разговора, и в то же время радуясь тому, что он это сделал.

Он усмехнулся.

— Нет, не думаю. Но мне и не нужно убеждать тебя, не так ли? — Он бросил взгляд через ее плечо.

Мельбурн. Он придет в ярость и страшно разочаруется в ней. Этого она не могла допустить. И в горячности перешла на ты.

— Если ты расскажешь кому-нибудь о том, что произошло, я постараюсь сделать так, чтобы все узнали, какое ты животное и как мерзко себя вел.

— Дорогая моя, я спрашивал у вас, хотите ли вы поехать со мной к Белмонту, и вы согласились. Я вас туда не тащил насильно. Это вы, одевшись, как актриса, пытались соблазнить меня — несомненно, для того, чтобы досадить своему брату. Если я решил воспользоваться вашим безнравственным поведением, то это мое право. — Он подошел еще ближе. — Зачем же упускать удобный случай?

— А что, если я не упущу случая влепить пулю вам между глаз? — раздался рядом низкий голос Деверилла. Он встал рядом с ней достаточно близко, чтобы его пальцы прикоснулись к ее пальцам. — Это уже будет мое право.

Кобб-Хардинг покачал головой, отступив на шаг.

— Я пришел сюда не затем, чтобы драться с вами. Я здесь для того, чтобы обсудить кое-что с герцогом Мельбурном.

— В таком случае незачем угрожать леди Элинор, как незачем было пытаться сегодня днем задавить меня.

Элинор перевела взгляд на Деверилла.

— Что он сделал?

— Оторвал рукав моего сюртука. Так что для вас, Стивен, главный вопрос заключается не в том, хотите ли вы поговорить с Мельбурном, а в том, не желаете ли встретиться со мной на рассвете где-нибудь в укромном местечке.

Наглой самоуверенности у Кобб-Хардинга явно поубавилось.

— У вас нет никаких доказательств.

— Мне они не нужны. В обоих случаях я при этом присутствовал лично. У меня хорошее зрение и память пока не подводила. А теперь быстро покинь этот дом или выбирай место для нашей встречи на рассвете. Я уже приготовил пистолеты.

— Но это…

Маркиз подошел еще ближе.

— Если ты не уйдешь немедленно, я не буду ставить тебя в затруднительное положение или устраивать скандал. Я просто убью тебя, Кобб-Хардинг. Однако выбор оставляю за тобой. Я добрый.

Стивен сжал губы, бросил сердитый взгляд на Элинор, потом, напряженно кивнув Девериллу, повернулся и направился к выходу из бального зала. Элинор проводила его взглядом и, наконец, выдохнула воздух, который держала в легких, казалось, целую вечность.

— Силы небесные!

— Извините, — сказал Деверилл и, взяв ее руку, поднес к губам. — Я не хотел вмешиваться, но Кобб-Хардинг, кажется, будит во мне все самое плохое. — Он приподнял бровь. — А может быть, самое хорошее?

— Не надо извиняться, — сказала она и отдернула руку, почувствовав, что дрожит. — Спасибо.

— Это не ради вас, леди Элинор. Он испортил мой сюртук. А я любил его больше, чем люблю большинство людей. — Маркиз предложил ей руку и, наклонив голову, заметил: — Вы прокусили губу. Облизните ее, прежде чем кто-нибудь увидит кровь.

Она облизнула губу и почувствовала привкус крови. — Я не ожидала, что он появится здесь.

— Я тоже не предполагал. Этот человек — трус в самом худшем смысле этого слова.

— И вы пригрозили убить его.

— Я чувствовал, что он не остановится. Сегодня, когда этот тип пытался раздавить меня, он старался скрыть свое лицо. Да и к вам не подошел в присутствии ваших братьев. Он все еще обдумывает способ заполучить то, что хочет. Надеюсь, что я дал ему шанс подумать над третьим возможным выходом.

— Что, правда, то, правда. — Она сделала глубокий вдох и расправила плечи. — Что вам удалось услышать из нашего разговора?

— Я понял, что он угрожал вам. Этого было достаточно.

Элинор, как ни странно, захотелось улыбнуться, несмотря на испорченный вечер.

— Он сказал, что хочет жениться на мне и что, если я не соглашусь, пойдет к Мельбурну и расскажет о моем скверном поведении.

Они перешли в комнату с закусками. Деверилл кивнул.

— Меня это не удивляет. Хотите пунша? Она с благодарностью взяла из его рук стакан.

— Я бы предпочла что-нибудь покрепче… Ой, что это я говорю?

— Леди Феррон упала бы в обморок, если бы увидела, что в ее доме кто-то пьет крепкие напитки. — С легкой улыбкой он вынул из кармана фляжку и сделал глоток.

Элинор оглянулась вокруг, отыскивая взглядом хозяйку, поборницу трезвости.

— Не надо! — воскликнула она. — Уберите это сейчас же!

— Только если пообещаете улыбнуться. Вы пробуждаете во мне очень странные чувства.

Ей нравилось смотреть на него и пытаться понять, что он думает на самом деле. Валентин часто удивлял ее.

— Возможно, мы хорошо воздействуем, друг на друга? — предположила она.

Он понизил голос.

— Если бы вы знали, насколько плохим мне хотелось бы быть по отношению к вам, Элинор, вы бы с криком убежали.

Силы небесные! По ее телу прокатилась жаркая волна.

— Насколько же плохим? — спросила она чуть дрогнувшим голосом.

Он снова поднес к губам ее пальцы. — Просто невозможным.

— Думаете, вы смогли бы соблазнить меня? — Говоря это, она вдруг поняла, что он почти это сделал.

Валентин держал ее пальцы, глаза его были полу прикрыты.

— Смог бы, — тихо сказал он. — Но не буду. — Он резко отпустил ее руку и отступил на шаг. — Иногда мне кажется, что для соблюдения светских правил есть веские основания.

Ее словно холодной водой окатили.

— Вы действительно так считаете?

— А, по-вашему, я должен разложить вас на этом столе и задрать юбки? Это, конечно, настоящее приключение, хотя сомневаюсь, что оно бы пошло вам на пользу.

— Вы, разумеется, шутите? — сказала она, полагая, что он, возможно, играет с ней. — Значит, дело в том, что вы опасаетесь попасть в историю?

— Да, именно в этом. Я все-таки не самоубийца.

— Значит, по логике вещей я, как честная девушка, должна рассказать Себастьяну о Кобб-Хардинге? Да он убьет меня. Или отправит домой в Мельбурн-Парк, а потом пришлет туда какого-нибудь зануду, чтобы выдать меня замуж. И ваши глупые правила будут соблюдены.

— Это не мои правила. Их придерживается общество. — Валентин убрал на место фляжку, проследив взглядом, где находятся ее братья. Все трое, естественно, заметили ее разговор с Кобб-Хардингом, но, скорее всего и понятия не имели, насколько неприятным он оказался. Никакая договоренность не остановила бы Мельбурна, если бы он почувствовал неладное.

Сам Валентин мог бы признаться, что его первая мысль, когда он увидел Кобб-Хардинга, была отнюдь не о разорванном костюме. Он подумал об Элинор, стоявшей перед мужчиной, который опоил ее наркотиком и набросился как насильник, а сейчас осмелился подойти к ней.

Она явно была испугана, но, вздернув подбородок, с вызовом смотрела ему в глаза. О каком бы «приключении» или о какой бы «свободе» она ни мечтала, Элинор была Гриффин до мозга костей.

— Можете злиться на меня, сколько пожелаете, — сказал он самым кротким тоном, — но я не раскаиваюсь в своих поступках. Я потратил массу времени и сил на то, чтобы стать таким, каков есть. И не намерен меняться ради кого бы то ни было. — Он также не собирался признаваться, что в последнее время мысль о том, что он все-таки за человек, стала занимать некоторую часть его драгоценного времени, отводившегося обычно на выпивку, азартные игры и сон.

— Отлично, — сказала она мгновение спустя. — Только не ссылайтесь больше на правила. Я чувствую в ваших словах какой-то подвох.

— Уж и не знаю, как оправдаться в ваших глазах. — Искоса взглянув на нее, он повернулся к столу с закусками. — А Мельбурну скажите то, что сочтете нужным, — сказал он, передавая ей бисквитное пирожное. — Но я не стал бы этого делать из-за Кобб-Хардинга. Я уже предупредил его однажды о том, что случится, если он снова начнет приставать к вам. Очевидно, он мне не поверил.

Элинор ухватила его пальцами за рукав и повернула лицом к себе, чтобы заглянуть в глаза.

— Но вы ведь не убьете его? — воскликнула она, радуясь, что ее голос был заглушён грохотом подноса с посудой, который уронил лакей.

— Я этого не исключаю, — сказал Валентин в ответ, удивляясь тому, как участился у него пульс, когда она прикоснулась к нему. — Но это произойдет только в крайнем случае. Я сказал, чтобы вы о нем больше не беспокоились, Элинор, а я слов на ветер не бросаю.

Она опустила глаза, которые вдруг наполнились слезами. Валентин протянул ей свой носовой платок, и она притворилась, что чихает, с тем, чтобы незаметно смахнуть слезы. Когда она снова подняла голову, он не смог по выражению лица прочесть ее мысли.

— Могу я что-нибудь еще сделать для вас?

— Посмотрим. Вы совершили немало подвигов: обратили в бегство моего врага, оберегли меня от его угроз, помогли сохранить свободу, скрыли мое плохое поведение от братьев… Думаю, на данный момент этого вполне достаточно.

Он усмехнулся с довольным видом. Господи, да она еще и остроумна! Он знал, что у нее развито чувство юмора, но не обращал на это особого внимания, считая ее просто забавной. Судя по всему, она обладала не только острым умом, но и твердым характером.

— В таком случае увидимся позже.

Когда он повернулся, чтобы уйти, Элинор приостановила его.

— Я забыла, есть еще одна вещь. В моей карте остался свободный танец. Вы не возражаете…

Валентин взял из ее руки карту и поставил карандашом свою подпись на зарезервированном месте.

— Вы хотите, чтобы именно я станцевал с вами вальс? Уверены?

Она почувствовала, что краснеет.

— Вполне.