"Полночь в Смерти" - читать интересную книгу автора (Робертс Нора)

Нора Робертс Полночь в Смерти

Глава 1

Убийство не уважает традиций. Оно игнорирует чувства. Оно не берёт отпусков.

Поскольку убийство было её делом, Лейтенант Ева Даллас стояла в предрассветном холоде Рождественского утра, покрывая герметиком новенькие замшевые перчатки, которые были подарены ей мужем всего несколько часов назад.

Звонок поступил менее часа назад и спустя всего шесть часов после того, как она закрыла дело; дело, которое оставило её потрясённой и опустошённой. Её первое Рождество с Рорком началось не слишком воодушевляюще.

Хотя с другой стороны, для Судьи Харольда Уайнгера всё приняло намного более противный оборот.

Его тело было свалено мёртвой точкой на катке Рокфеллеровского Центра. Оно лежало лицом вверх и было расположено таким образом что бы его остекленевшие глаза могли смотреть на огромную праздничную ёлку, которая была Нью-Йоркским символом благожелательности к людям.

Тело было голым и уже имело глубокий оттенок синевы. Густая грива серебряных волос, некогда бывшая его отличительной чертой, была неаккуратно обрезана. И хотя лицо его было сильно разбито, для Евы не составило проблемы опознать его.

За десять лет, проведённых на службе в полиции, она множество раз сидела в его залах суда. Он казался ей солидным и уравновешенным человеком, который прекрасно понимал все скользкие юридические тонкости и имел уважение к букве закона.

Она склонилась над телом, чтобы получше разглядеть слова, которые были выжжены на его груди.


НЕ СУДИТЕ, ДА НЕ СУДИМЫ БУДЕТЕ


Она надеялась, что ожоги были нанесены после смерти, но сомневалась в этом.

Он был безжалостно избит, пальцы обеих рук сломаны. Глубокие раны вокруг его запястий и лодыжек указывали на то, что он был связан. Но не побои и не ожоги убили его.

Веревка, которую использовали в качестве удавки, всё ещё была обмотана вокруг его шеи, глубоко врезавшись в плоть. Ева решила, что мучали его долго, так как не было похоже, что шея сломана, а лопнувшие сосуды в его глазах и на лице говорили о медленном удушении.

— Он хотел, что бы Вы оставались живым как можно дольше, — пробормотала она. — Он хотел, чтобы Вы чувствовали всё это.

Присев на корточки, она стала изучать весело колебавшуюся на ветру записку, которая была прикреплена к паху тела судьи и выглядела, непристойной набедренной повязкой. Записка была сделана от руки — это был список имён, написанный аккуратными, квадратными, печатными буквами.


СУДЬЯ ХАРОЛЬД УАЙНГЕР

ПРЕДСТАВИТЕЛЬ ОБВИНЕНИЯ СТЕФАНИ РИНГ

ОБЩЕСТВЕННЫЙ ЗАЩИТНИК КАРЛ НЕЙССАН

ЖУСТИН ПОЛИНСКИ

ДОКТОР ШАРЛОТТА МИРА

ЛЕЙТЕНАНТ ЕВА ДАЛЛАС


— Приберёг меня напоследок, Дейв?

Она узнала стиль: ликование от причинения боли, за которой следует медленная и мучительная смерть. Дэвид Палмер наслаждался своей работой. Его эксперименты, как он назвал их, когда Ева наконец поймала его три года назад.

К тому времени, когда она засадила его в клетку, на его счету было восемь жертв, и обширная картотека дисков, на которых были запротоколированы его работы. С тех пор он отбывал восемь пожизненных сроков, которые Уайнгер определил ему, в тюрьме строгого режима для умственно отсталых.

— Но ты вышел, да, Дейв? Это дело твоих рук. Пытки, унижения, ожоги. Выброс тела в публичном месте. Это не подражатель… Упаковывайте его, — приказала она и устало поднялась на ноги.

Да, не похоже было, что последний день декабря 2058 года пройдёт слишком празднично.

Добравшись до машины, Ева включила печку на полную мощность, содрала перчатки и потёрла лицо руками. Она должна была бы войти в систему и подать свой рапорт, но дело не могло ждать, пока она доберётся до домашнего офиса. Будь всё проклято, но она не собиралась провести Рождество в Центральном Полицейском Управлении.

Она воспользовалась закрытой линией, чтобы связаться с Диспетчером и договориться о том, что бы каждый, чьё имя было в том списке был предупреждён относительно возможной опасности. Рождество или нет, но она велела к каждому из них приставить охрану.

Она вела машину и связалась со своим компьютером:

— Компьютер, статус на Дэвида Палмера, обитателя Рексал, исправительного учреждения для умственно отсталых.


В работе…. Дэвид Палмер, приговоренный к восьми последовательным пожизненным срокам заключения во вне-планетном учреждении Рексал, объявлен сбежавшим во время транспортировки в тюремную больницу, девятнадцатого декабря. Ведётся розыск.


— Полагаю, Дейв решил вернуться домой на праздники. — Она заметила дирижабль и нахмурилась. Он совершал круизный полёт над городом, врываясь в рассвет Рождественскими мелодиями. Да пошли бы эти ангельские глашатаи, подумала Ева и позвонила своему начальнику.

— Сэр, — сказала она, когда лицо Уитни появилось на экране. — Простите, что беспокою Вас в Рождество.

— Мне уже сообщили о Судье Уайнгере. Хороший был человек.

— Да, сэр, таким он и был. — Она заметила, что Уитни был одет во что-то толстое, ярко-бордового цвета, и предположила, что наверняка это был подарок его жены. Рорк тоже всегда делал ей причудливые подарки, и она задалась вопросом, был ли Уитни столь же озадачен ими, как обычно бывала она. — Его тело было отправлено в морг. У меня есть официальное заключение и теперь я на пути к моему домашнему офису.

— Я бы предпочел в данном случае другого следователя, лейтенант. — Он увидел золотисто-коричневую вспышку в её усталых глазах. Однако самообладание не покинуло Еву и её лицо, с его острыми углами, упрямым подбородком с маленькой ямочкой, полным, неулыбающимся ртом, осталось совершенно спокойным.

— Вы собираетесь отстранить меня от дела?

— Вы только что закончили трудное и жестокое расследование. Ваша помощница подверглась нападению.

— Я не буду вызывать Пибоди, — быстро сказала Ева. — Она достаточно натерпелась.

— А Вы нет?

Она открыла свой рот, затем снова его закрыла. Да, щекотливая тема, признала она.

— Коммандер, мое имя есть в списке.

— Совершенно верно. Вот и еще одна причина для Вас, чтобы отказаться от этого дела.

Одна её часть хотела именно этого; та часть, которая ужасно хотела отложить на день все заботы, поехать домой и провести нормальное Рождество, которого у неё никогда не было. Но она подумала о Уайнгере, лишенном не только всей жизни, но и всего достоинства.

— Я выследила Дэвида Палмера, я поймала его, и я его арестовывала. И никто не знает как работают его мозги, лучше чем я.

— Палмер? — глубокие морщины прорезали широкий лоб Уитни. — Палмер в тюрьме.

— Уже нет. Он сбежал девятнадцатого числа. И он вернулся, коммандер. Можно сказать, что я узнала его подпись. И имена в списке, — продолжала она гнуть свою линию. — Они все связаны с ним. Уайнгер был судьей на слушании его дела. Стефани Ринг была на стороне обвинения. Сисели Тауерс представляла дело в суде, но она умерла; Ринг была её ассистенткой. Карл Нейссан был назначен судом общественным защитником, когда Палмер отказался нанять своего собственного адвоката. Жустин Полински была старшиной жюри присяжных. Доктор Мира делала медицинское освидетельствование и давала против него показания в суде. Я вела дело.

— Люди, из этого списка, должны быть оповещены.

— Уже сделано, сэр, и телохранители назначены. Я могу перетащить данные из картотеки в мой домашний модуль, чтобы освежить память, но всё это и так ещё довольно свежо. Никогда не забудешь кого-то вроде Девида Палмера. Другой следователь должен будет начать с самого начала, а это отнимет время которого у нас нет. Я знаю этого человека, как он работает, как он думает. Чего он хочет.

— И чего же он хочет, Лейтенант?

— Чего всегда хотел. Признание своей гениальности.

— Дело — Ваше, Даллас, — после долгого молчания произнёс Уитни. — Закройте его.

— Да, сэр.

Она проехала в ворота потрясающего поместья, которое Рорк сделал своим домом и заглушила двигатель.

Лед, образовавшийся после шторма предыдущей ночи, сверкал как серебряный шелк на голых ветвях. Декоративные кусты и вечнозеленые растения тоже блестели и искрились льдом. За ними, высился и простирался дом, изящная крепость, наследие прошлых веков из превосходного камня и с акрами стекла.

В мрачной полутьме утра великолепно украшенные деревья мерцали в нескольких окнах. Рорк, подумала она с лёгкой улыбкой, сильно проникся духом Рождества.

У них у обоих в жизни было не много симпатичных праздничных деревьев со сложенными под ними ярко обернутыми подарками. У обоих детство прошло в нищете, но они компенсировали это по-разному. Он достиг этого — став одним из самых богатых и самых могущественных людей в мире, и использовал для достижения своей цели любое доступное средство. Она же — взяв котроль в свои руки, став частью системы, которая подвела ее, когда она была ребенком.

Она живёт законом. Он живёт — ну или жил — закон обходя.

Почти год прошёл с того убийства, которое свело их вместе и теперь они одно целое. Ева задавалась вопросом, сможет ли она когда-либо понять, как им это удалось.

Она оставила свою машину перед входом, поднялась по ступенькам и, пройдя через дверь, попала в мир фантазий, создать который может только богатство. Старое отполированное дерево, сверкающий хрусталь, любовно сохраненные старинные ковры, произведения искусства, по которым плакали музеи.

Ева сняла с себя жакет, намереваясь бросить его на балясину, но затем, скрипнув зубами, она вернулась и повесила его. Она и Соммерсет, адъютант Рорка, объявили молчаливое перемирие в их осадной войне и она решила, что не стоит устраивать провокации на Рождество.

Если он мог, то и она сможет выдержать это.

Ева, отчасти обрадованная уже тем, что он не проскользнул в хол, шипя на неё, как он обычно делал, направилась в главную комнату.

Рорк был там, сидел у огня и читал экземпляр первого издания Ейтса,[1] который она подарила ему. Это был единственный подарок, который она была в состоянии придумать для человека, у которого не только было всё, но и которому принадлежало большинство предприятий, где это всё было произведено.

Он поднял голову, взглянул не неё и улыбнулся. И в животе у Евы, как это часто бывало, затрепетало. Просто взгляд, просто улыбка, и её бросало в дрожь. Он выглядел так … совершенно, подумала она. Он был одет в повседневную одежду, весь в черном; и его длинное, худое тело расслабленно расположилось на стуле, сделанном, вероятно, лет двести назад.

У него было лицо бога с выражением легкой порочности, ослепительно—голубые глаза настоящего ирландца и рот, созданный для того, чтобы сводить с ума женщин. Власть придавала ему еще больше привлекательности — такой же холености и сексуальности, думала Ева, как и черный водопад его волос, струящихся почти до плеч.

Он закрыл книгу, отложил ее, и протянул Еве руку.

— Мне так жаль, что я должна была уехать. — Она подошла к нему и вложила свои пальцы в его протянутую руку. — Ещё больше я сожалею, что буду вынуждена подняться наверх и работать, по крайней мере в течение нескольких часов.

— Ну хоть минутка у тебя есть?

— Да, возможно. Но только одна. — И она позволила ему усадить её к себе на колени. Позволила себе закрыть глаза и просто наслаждаться его теплом и ароматом. — Не совсем такой день, как ты запланировал.

— Это — то, что я получил потому, что женился на полицейском. — Ирландия тихо пела в его голосе переливами сексуального поэта. — Потому, что люблю одного из них, — добавил он и наклонился к её лицу, чтобы поцеловать.

— Довольно паршивой сделкой это выглядит в данный момент.

— Не с того места, где я сижу. — Он пропустил свои пальцы через её короткие каштановые волосы. — Ты — то, что я хочу, Ева: женщина, которая уезжает из дома, чтобы заняться мертвецом; и единственная, кто знал, что будет означать для меня томик Ейтса.

— Я лучше управляюсь с мертвецами, чем с покупкой подарков. Иначе я придумала бы больше чем один.

Она оглядела маленькую гору подарков под деревом, на открытие которых у неё ушло больше часа и содрогнулась. Рорк, заметив это, рассмеялся.

— Знаешь, одна из самых больших наград от преподношения тебе подарков, лейтенант, состоит в том, чтобы наблюдать озадаченное смущение, которое они у тебя вызывают.

— Надеюсь, ты удовлетворён на некоторое время.

— М-м-м, — был его единственный ответ. Она не привыкла получать подарки, подумал он, ведь будучи ребенком, она не получала ничего кроме боли. — Ты уже решила, что делать с последним?

Последняя коробка, которую он дал ей, была пуста, и он наслаждался видя её замешательство и хмурый взгляд. Так же, как он наслаждался, видя как она ухмыльнулась ему, когда он сказал ей, что это день. День, который она могла заполнить тем, что ей нравилось. Он повёз бы её везде, где она хотела побывать, и они сделали бы всё, что она хотела сделать. На планете или вне её. В реальности или через голографическую комнату.

Любое время, любое место, любой мир — всё, что она попросит.

— Нет, у меня не было достаточно времени, чтобы продумать это. Это — довольно большой подарок. Я не хочу испортить его.

Она позволила себе ещё мгновение расслабиться у него на коленях, наслаждаясь треском огня и мерцанием дерева, и собралась уходить:

— Я должна начинать. Там масса рутинной и нудной работы, а я не хочу привлекать Пибоди сегодня.

— Почему бы мне не протянуть тебе руку помощи? — Он снова улыбнулся, прочтя в её глазах машинальный отказ. — Побывать в шкуре Пибоди на денёк.

— С тобой это в любом случае не связано. И я хочу, что бы так оставалось и в дальнейшем.

— Тем лучше. — Он подтолкнул её, помогая встать на ноги. — Я могу помочь тебе сделать прогон данных или что бы то ни было, и таким образом, ты не должна будешь провести всё своё Рождество, прикованная цепью к письменному столу.

Она начала было снова отказываться, но потом изменила решение. Большинство данных, которые ей необходимы, в любом случае из области общедоступных. А те, что нет; так или иначе она не сможет ничего от него утаить, если начнёт размышлять вслух.

Кроме того, он был хорош.

— Ладно, ты в деле — считай себя рабочей пчёлкой. Но как только вернётся Пибоди, ты из дела выходишь.

— Дорогая. — Наблюдая её хмурый вид, он взял её руку и поцеловал — Поскольку ты просишь так ласково.

— И без глупостей, — добавила она. — Я при исполнении служебных обязанностей.