"Операция "ГОРБИ"" - читать интересную книгу автора (Гранатова Анна Анатольевна)

Глава одиннадцатая НОВЫЙ ТЕАТР ВОЙНЫ

Прощание с Союзом. Ключи от эпохи и миссия сохранения исторической памяти. Американские аналитики уничтожают документы секретного плана NSDD. Мир на пороге новой войны между Востоком и Западом.

Кремлевские куранты пробили девятнадцать часов. В их колокольном перезвоне звенели протяжные трагические ноты, словно они отбивали панихиду по усопшему. Красное полотнище флага с серпом и молотом медленно плыло вниз, и люди, запрокинув головы, глотали слезы, застилавшие им глаза. Морозный ветер дул прямо в лицо, и глаза слезились. Толпы народа пришли на Красную площадь. Люди прощались со своей страной. Русской сверхдержавы, выигравшей крупнейшие исторические баталии, одолевшей Наполеона и Гитлера, больше не существовало.

Именно в этот день, много лет назад, 25 декабря 1812 (по ст. стилю) — в светлый праздник Рождества Христова последние французские солдаты покинули пределы Российской империи. Именно в этот день, 25 декабря, русский император Александр I выпустил манифест об окончании Отечественной войны и дал обет построить в честь этого события Храм Христа Спасителя. Храм был возведен. А потом взорван. И спустя десятилетия выстроен вновь. Россия раз за разом упрямо возрождалась из пепла, словно легендарная птица Феникс.

И вот на дворе 25 декабря 1991 года, и Россия вновь вступила на круг своей гибели… и возрождения. Наступил последний день Советской сверхдержавы. Гимн Советского Союза звучал как набат, а красный флаг плыл, словно крыло раненой птицы, бессильно вздрагивая в ледяных потоках зимнего воздуха.

— Дорогие соотечественники! Сограждане!

В силу сложившейся ситуации с образованием Содружества Независимых Государств я прекращаю свою деятельность на посту президента СССР. Принимаю это решение по принципиальным соображениям.

Я твердо выступал за самостоятельность, независимость народов, за суверенитет республик. Но одновременно и за сохранение союзного государства и целостности страны. События пошли по другому пути. Возобладала линия на расчленение страны и разъединение государств, с чем я не могу согласиться.

Судьба так распорядилась, что, когда я оказался во главе государства, уже было ясно, что со страной неладно. Всего много — земли, нефти и газа, других природных богатств, да и умом и талантами бог не обидел, а живем куда хуже, чем в развитых странах, все больше отстаем от них.

Причина была уже видна — общество задыхалось в тисках командно-бюрократической системы. Общество, обреченное обслуживать идеологию и нести страшное бремя гонки вооружений жило на пределе возможного.

Все попытки частичных реформ, а их было немало, терпели неудачу. Страна теряла перспективу. Так дальше было жить нельзя! Надо было кардинально все менять!

Я понимал, что начинать реформы такого масштаба и в таком обществе, как наше, — труднейшее и рискованное дело. Но и сегодня я убежден в исторической правоте демократических реформ, которые были начаты весной 1985 года. Процесс обновления страны и коренных перемен в мировом сообществе оказался куда более сложным, чем можно было предположить, однако то, что сделано, должно быть оценено по достоинству.

Общество получило свободу. Раскрепостилось политически и духовно. И это — самое главное завоевание, которое мы до конца еще не осознаем.

Ликвидирована тоталитарная система, лишавшая страну возможности быть благополучной и процветающей.

Совершен прорыв на пути демократических преобразований: реальными стали свободные выборы, свобода печати, религиозные свободы, представительные органы власти, многопартийность.

Началось движение к многоукладной экономике. Утверждается равноправие всех форм собственности. Начали набирать силу предпринимательство, акционирование, приватизация.

Мы живем в новом мире.

Покончено с «холодной войной», остановлена гонка вооружений и безумная милитаризация страны, изуродовавшая нашу экономику, сознание и мораль.

Мы открылись миру, отказались от вмешательства в чужие дела, от использования наших войск за пределами страны. И нам ответили доверием, солидарностью и уважением….

Михаил Горбачев зачитывал с телеэкрана свою прощальную речь, и во всех городах России — бывшего Советского Союза траурно спускали государственные флаги. Красное полотнище пало на Кремлевской резиденции, на старинном доме ЦК КПСС на Старой площади в Москве и в центре Санкт-Петербурга (в сентябре 1991 года Ленинграду было возвращено историческое имя), в городе революций и центре Российской империи красный флаг тоже теперь поникло висел бесформенной тряпицей.

Кончину СССР транслировали по всему миру, и президент США Джордж Буш телеграфировал в Москву:

— Выражаю глубокое удовлетворение, что на постсоветском пространстве уже сформировано новое политическое объединение независимых государств. Соединенные Штаты официально признают суверенные государства Россию, Украину, Беларусь, Армению, Казахстан и Кыргызстан. Это победа демократии и свободы.

Советского Союза больше не существовало, и его преемник — Российская Федерация — начал свой путь в будущее под руководством президента Бориса Ельцина.

А Михаил Горбачев, расставаясь с призраком уже несуществующей страны, продолжал зачитывать свою прощальную речь:

— Старая система рухнула еще до того, как успела заработать новая. И кризис общества обострился. Я знаю о недовольстве нынешней тяжелой ситуацией, об острой критике властей на всехуровнях и лично моей деятельности. Но еще раз хотел бы подчеркнуть, что кардинальные перемены в такой огромной стране, да еще с таким наследием не могут пройти безболезненно, без трудностей и потрясений.

Я покидаю свой пост с тревогой. Но и с надеждой, с верой в вас, в вашу мудрость и в силу духа. Мы — наследники великой цивилизации, и сейчас от всех нас и от каждого зависит, чтобы она возродилась к новой, современной и достойной жизни.

Я уверен, что раньше или позже наши общие усилия дадут плоды, и наши народы будут жить в процветающем и демократическом обществе.

Желаю вам всего доброго.

Гимн Советского Союза прозвучал в последний раз.

В истории России наступила новая эра.

Страна перестала жить своим собственным русским умом и стала ориентироваться на западные стандарты. Началось глубинное уничтожение исторической памяти. Демократическая пресса рьяно писала о сталинских репрессиях, железном занавесе и прочих ужасах советского строя.

«Макдональдс» с жирными мясными котлетами в горячих булочках стал символом нового демократического российского общества и гордо противопоставлял себя на столичной площади — памятнику Пушкину, издательскому комплексу «Известий» и кинотеатру «Россия».

«Не по Сеньке шапка», — сказал о Горбачеве легендарный дипломат Андрей Громыко. В самом деле, Михаил Горбачев, взваливая на себя огромную ношу, даже не представлял себе, какого уровня задачи ему придется решать. Он к этому был не готов и не способен быть реальным лидером и главой сверхдержавы. Поэтому для него были полной неожиданностью (как он сам говорил) и путч, и Беловежье и, в сущности, итоги, перестройки.

О том, что в советской системе надо многое менять, прекрасно понимали и предшественники Горбачева. Но они отдавали себе отчет в том, насколько это сложно, и предпочитали не брать на себя ответственность за реформирование страны. Леонид Брежнев, прекрасно видя, что страна «впала в состояние застоя», все же предпочитал, чтобы она и дальше «плыла по течению», чем задумываться о реформах. И поэтому экономическая стагнация — эпоха Брежнева продлилась так долго.

То, что советская плановая экономика требует лечения, понимал и Юрий Андропов, но этот видный чекист имел лишь приблизительные прикидки по реформированию советской экономики. Его проект «перестройка» был очень сырой и потому навсегда оставшийся в кремлевских архивах.

Горбачев тоже осознавал, что советскую систему надо реформировать, но в отличие от Брежнева и Андропова у него не было понимания «геополитического противника», и он искренне верил, что «заграница нам поможет». И Запад благоволил к космополитизму Горбачева, к его безграмотности в геополитике и наивной вере в то, что страны-конкуренты начнут дружить друг с другом.

Вероятно, Горбачеву даже в голову не приходило, что для того, чтобы страны-конкуренты стали союзниками, надо как минимум перекроить расположение материков на земном шаре. И лидер перестройки рьяно бросился в дружеские объятия Запада.

Так до конца и не поняв, что же, в сущности, после этого произошло. Слабый стратег, действуя по принципу «заграница поможет» и «море по колено», Горбачев сдвинул такие глубинные цивилизационные пласты, о существовании которых он даже сам и не догадывался. И так же как при мощном землетрясении в армянском Спитаке, когда одни пласты земли неожиданно потянули за собой и другие, точно так же лавинообразный характер приобрела и «перестройка».

Начавший активно дружить с «западными экспертами по либеральной экономике», Горбачев вольно — невольно стал… крышей АГЕНТОВ ВЛИЯНИЯ. Честолюбивый «Московский принц» (как окрестили Горбачева в британской прессе) стал Геростратом Союза, решившись на политический «эксперимент» без просчета последствий. Символом наступившей эпохи самоуверенных непрофессионалов стала Чернобыльская катастрофа. Во время «чернобыльского» эксперимента на АЭС вопреки многократным предупреждениям и запретам со стороны «Киевэнерго» были отключены все (!) системы безопасности станции. Эксперимент над Союзом проводили тоже с блокировкой системы государственной безопасности. После ГКЧП машина КГБ была остановлена. За три месяца «смутного межсезонья» 1991 года, наступившего между ГКЧП (19 августа) и «Беловежьем» (8 декабря), Вадим Бакатин не только разрубил КГБ, словно дровосек или палач, на нежизнеспособные обрубки, но еще и «сдал» политическому противнику всю сеть российской агентуры! За три дня до «Беловежья» ЦРУ официально получило секретную схему американского посольства в Москве. Эксперимент над сверхдержавой вступил в завершающую стадию — распада.

Гирлянды разноцветных лампочек мерцающей паутиной опутали все пятьдесят штатов Северной Америки. В стране праздновалось католическое Рождество. На Капитолийском холме Вашингтона царила торжественная атмосфера. Праздновалось двухсотлетие города, названного в честь первого президента США, Джорджа Вашингтона. В 1791 году Вашингтон основали специально как политическую столицу США (ранее эти функции выполнял Нью-Йорк). Но если маяком в районе Манхэттена и Нью-Йорка является тридцатитонная «леди Свобода», подаренная США Францией и увенчанная короной из семи лучей, символизирующих семь океанов и семь континентов, то символом Вашингтона является, разумеется, Капитолийский холм. Именно там принимаются официальные и неофициальные политические решения.

И в тот самый день и час, когда Михаил Горбачев произносил с телеэкранов прощальную речь и флаг Советского Союза был спущен над Кремлем, на противоположном полушарии люди с жесткими глазами ставили последнюю точку в летописи самой необычной за всю историю человечества войне, первой информационно-психологической битве. Эта война длилась 43 года, начиная с 18 августа 1948 года, когда в США был создан секретный стратегический план NSDD, и закончилась 25 декабря 1991 года, когда этот план был закрыт — «по факту ликвидации СССР».

Америка широко праздновала католическое Рождество, супермаркеты ломились от распродажи, повсюду вспыхивали гирлянды разноцветных огней, и новогодние серебристые ели, украшавшие офисы и институты, магазины, кафе, рестораны и даже храмы, сверкали великолепием вишневых и золотых новогодних шаров, радугой мишуры и серебряного дождя.

Во всех католических костелах горели рождественские свечи. Кругляки храмовых свечей в металлических гильзах и белые столбики парафина с пляшущим золотым пером горячего пламени превращали холодные каменные махины храмов в цитадели трепетной надежды. Громко и торжественно звучали звуки органа.

И в храме Святой Девы Марии, или храме Непорочного Зачатия, в Вашингтоне горели тысячи свечей. Этот храм стал особым символом Америки: Праздник Святой Девы Марии, который отмечался ежегодно 8 декабря, стал датой странного совпадения. Именно 8 декабря 1991 года в Вашингтоне, когда в католическом костеле Непорочного Зачатия Девы Марии совершалось торжественное богослужение, Советский Союз перестал существовать, поскольку в Беловежье трое политиков обнародовали его некролог.

История хранит в себе немало удивительных совпадений.

И вот прошло еще несколько дней, и в США наступил новый праздник — католическое Рождество. 25 декабря 1991 года. Вся Америка была залита праздничными огнями, а Россия, напротив, погружалась во мрак и траур. И в тот самый миг, когда в главном храме Вашингтона началась праздничная служба, посвященная Рождению Христа, в Союзе над Кремлем спускали флаг советской державы.

И в Соединенных Штатах, несмотря на радость захватившего всех рождественского торжества, были люди, напрочь забывшие о Рождестве. Люди со стальными глазами, чья служба Государству продолжалась круглосуточно, уничтожали архивы секретного плана NSDD — NATIONAL SECURITY DECISION DIRECTIVES.

Перед ними лежали десятки серых томов, пухлые картонные скоросшиватели с надписью «совершенно секретно». Специалисты спецслужб должны были безошибочно решить, что из этих серых тяжелых папок оставить в качестве рабочего материала для новых поколений военных аналитиков, что, может быть, даже официально обнародовать в виде исторических сборников, а что — уничтожить.

Под перезвон рождественских колоколов, в грандиозном стратегическом плане была поставлена точка. Северная Вирджиния погрузилась в полумрак робкого декабрьского дня. Над склонами Аппалачей вился сырой зимний туман, и казалось, что сизые облака спустились так низко над горным обледенелым хребтом, что вот-вот заденут острые скалистые выступы, и тогда из них посыплется новый мокрый снег. У подножья Аппалачей чернели голые деревья и белесые кольца поземки плясали на заснеженной, с пробивающейся кое-где из-под снега пожухлой высохшей травой равнине. Угрюмые облака спустились с неба на ночлег в заснеженной Вирджинии, неподалеку от Лэнгли.

В секретном комплексе Лэнгли, штаб-квартире ЦРУ в штате Вирджиния, вспоминали одиннадцатого директора ЦРУ, Уильяма Кейси. Вот уже четыре года, как этого гения военной аналитики не было в живых. И сейчас настало время поставить точку в его плане NSDD, который действовал еще четыре года после смерти этого уникального военного аналитика.

Именно Кейси сумел переосмыслить и перекроить декларативный план своих предшественников, включая и знаменитую директиву от 18 августа 1948 года Совета Национальной безопасности США за номером 20/1 и созданную на заре ЦРУ при участии будущего директора разведки Аллена Даллеса. Именно тогда военные во всем мире заговорили о начале ХОЛОДНОЙ ВОЙНЫ. И все же, как реализовать грандиозный план борьбы за однополярный мир, американская разведка имела весьма смутное представление. Так продолжалось тридцать лет подряд! С 1948 и по 1980 год продолжалось угрожающее «бряцание оружием» разведок двух сверхдержав и гонка вооружений. Системный подход к «холодной войне» появился уже не во времена Аллена Даллеса, а намного позже, когда компания «Рэнд Корпорейшн» стала мозговым центром «холодной войны» и достижения науки были переложены на язык оперативно-тактический. Когда голливудская фабрика грез начала создавать артефакты, удобные для военной стратегии, например, «Звездные войны». Когда центральную разведку США возглавил морской офицер и практик войны с Гитлером, экономист и военный аналитик Уильям Кейси. Итак, Уильям Кейси вместе с новым президентом США Рональдом Рейганом вывели многолетние громкие декларации американской разведки в практическую плоскость.

В грандиозную шахматную партию против советской сверхдержавы Уильям Кейси включил: египетского лидера Анвара Са-дата, афганского террориста бен Ладена, арабского шейха Турки аль-Фейсала, королевскую семью Саудовской Аравии, главу римской католической церкви поляка Иоанна Павла II, а также лидеров оппозиционных движений в Европе. Предсказуемо вели себя премьер Великобритании Маргарет Тэтчер, и президенты США Р. Рейган и Д. Буш. Последней фигурой, на которую Кейси сделал ставку, был русский амбициозный политик Михаил Горбачев. Грамотно выстроенные на Великой шахматной доске геополитики ФИГУРЫ сами разыграли нужные ходы.

И последним штрихом в этой тайной игре, завершившим хитроумную партию Кейси, был ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ДОЛЛАР, проникший в Союз, подобно Троянскому коню, в 1990 году. Доллар вывернул систему ценностей советских людей наизнанку и обрушил советскую плановую экономику. Впрочем, торжество финала Большой Игры Уильяму Кейси увидеть воочию не удалось.

А кроме тайной войны, была у одиннадцатого директора ЦРУ и война официальная, именуемая планом NSDD. 25 февраля 1981 года Уильям Кейси вошел в Овальный кабинет Белого дома с первым документом официального плана NSDD. Последней директивой NSDD, которую американские разведчики оставили для потомков, стала программа NSDD № 325 «Nuclear Weapons Stockpile Plan» (план резервного ядерного оружия). Датированная 19 января 1989 года, она была рассчитана до 1994 года. Однако уже в декабре 1991 года этот план был официально закрыт, «в связи с прекращением существования СССР».

Впрочем, поставив точку в плане «резервного ядерного оружия», весьма многое в этой директиве NSDD сотрудники спецслужб решили засекретить навсегда. И праздник католического Рождества для людей с жесткими глазами был обычным будничным днем. И в то время, когда в заснеженной России свирепствовала вьюга и над Красной площадью плыло вниз полотнище красного флага, а в кафедральном соборе Святой Девы Марии в Вашингтоне мерцали плоские белые рождественские свечи, бросая перламутровые отблески на витражную мозаику разноцветных стекол, — в это самое время в штаб-квартире Лэнгли люди в военной форме кропотливо вычеркивали черным маркером строки NATIONAL SECURITY DECISION DIRECTIVES.

Но нельзя зачеркнуть историю.

«Основа геополитики — войны за территорию — заложена в человека на генетическом уровне. И всегда будут рождаться на Земле люди, для которых СМЫСЛ ЖИЗНИ — В ЭКСПАНСИИ», — записал в своем дневнике аналитик Збигнев Бжезинский и отложил авторучку в сторону.

Взглянув в окно, он отметил, что погода выдалась такой, какой ей и полагается быть в конце декабря, — снежной, ветреной, пасмурной. День смешался с ночью, и свет в комнате горел почти постоянно. Бжезинский подошел к окну и резко задернул шторы, они слегка качнулись тяжелыми малиновыми волнами и замерли. В углу рабочего кабинета лежала охапка рождественских подарков. Збигнев не успел еще их разобрать, и подарки громоздились один на другом, в ярких коробках и праздничных пакетах: на обтянутых малиновым бархатом креслах, на подоконнике и прямо на полу. Чего тут только не было! Дорогие елочные украшения, авторучки с золотыми перьями, кожаные портмоне и подарочные книги в шикарных переплетах, календари и бронзовые статуэтки, роскошный мужской парфюм и сигары, графические миниатюры и фигурки из редких минералов, а также, разумеется, коллекционные вина, коньяки, виски всех сортов и оттенков.

Бжезинский все это обвел равнодушным взглядом, и подошел к столу, где стояли великолепные нефритовые шахматы, подаренные Уильямом Кейси. Пару секунд Бжезинский, скрестив руки на груди, рассматривал их и удовлетворенно усмехнулся.

— Мат, — вполголоса сказал Бжезинский, — и небрежно бросил белого нефритового короля рядом с деревянной доской, инкрустированной перламутром.

Нефритовый король беспомощно покатился по полировке. Бжезинский остановил его резким движением сухой ладони.

— Партия окончена, — вслух бросил Бжезинский и с наслаждением сгреб обеими руками с доски все фигуры и бросил возле доски.

Несколько секунд аналитик смотрел на гору нефритовых статуэток — апофеоз «холодной войны» — и на пустую доску, наслаждаясь торжеством победы.

Зазвонил телефон. Бжезинский схватил черную лакированную трубку. Звонили из администрации президента.

— Понял. Приеду, — коротко отрапортовал Бжезинский, а про себя смачно выругался — спокойный рождественский вечер с семьей срывался.

Храм Святой Левы Марии, он же кафедральный собор Непорочного Зачатия, сложенный из красноватого камня, в сумерках декабрьского вечера казался угольно-черным. Его остроконечные башенки царапали сизые облака зимнего неба. Круглое узорчатое окно вычурной готики на фронтоне, точь-в-точь как на Нотр-Даме в Париже, издали казалось диковинным узорчатым блюдом, украшенным каменным кружевом. Через узкие и высокие окна, застекленные цветными витражами, холодным водопадом лился белый свет хрустальных храмовых люстр, спускающихся с каменных арок на длинных бронзовых цепях.

Внутри храма, впрочем, было довольно уютно. Мраморные статуи святых были украшены венками из цветов и ярких шелковых лент, и крылья серебряных ангелов, спустившихся на массивных цепях с небес на землю, отливали особой торжественностью. В каменных нишах храма красовались кукольные сюжеты на тему рождения Христа: были тут и волхвы, идущие за Вифлеемской звездой и пришедшие поклониться новорожденному Христу, и нарядно одетые родители Иисуса, ведущие застольную беседу, и Сам Христос, рожденный в сенях и потому окруженный овцами и пастухами.

Сотни, если не тысячи белых плоских парафиновых свечей украшали собор, мерцая строгими рядами возле мраморных изваяний. Охранники администрации президента рассредоточились по углам храма и вдоль стен и переговаривались друг с другом по радиосвязи. Збигнев Бжезинский сдернул черную перчатку с руки и прошел несколько шагов по направлению к алтарю, отметив глазами знакомых тележурналистов из президентской пресс-службы, нагруженных тяжелой техникой. Эти люди всегда снимали для «новостей» подобные протокольные мероприятия с участием президента.

Джордж Буш появился в окружении своего аппарата и ближайших советников. Он быстро прошел через зал по направлению к мраморной статуе Христа и поставил зажженную свечу перед воплощением Иисуса в камне. Венок из красных и белых роз, украшавший распятие, большим ярким пятном освежал суровую и темную глубину храма. Телевизионщики президентской пресс-службы, ослепив подсветкой телекамеры и самого Буша, и его окружение, сняли несколько планов: как президент подходит к статуе Христа, как он ставит свечу, и т. п.

Буш развернулся на каблуках и пошел в обход храма. Орава советников послушно ринулась за ним.

— Здравствуйте, Збигнев, — тихо сказал президент, издали увидев своего аналитика, идущего навстречу. — Сегодня удивительный день, правда?

— Да, Рождество… — неопределенно бросил Бжезинский, не зная, как реагировать.

— Горбачев сегодня попрощался с президентской должностью.

— Да, я в курсе, — Бжезинский растерянно коснулся указательным пальцем своей рыжей бородки. — Не удивительно. Союз прекратил существование еще в начале месяца.

— После рождественских каникул я бы с вами подробно поговорил о новой стратегии в отношении России.

— Понял. — Бжезинский кивнул. — Разумеется.

— Подготовьте, пожалуйста, доклад письменно. Меня интересует ваш прогноз относительно России. Проблема исторической памяти.

— Да, конечно, — Бжезинский опустил голову. — Я подумаю над этим.

— Подумайте, Збиг, — Буш перевел взгляд на скульптурную рождественскую композицию: волхвы, ведомые Вифлеемской звездой, приносили дары новорожденному Христу. — А также включите в свой доклад тему Китая. Я имею в виду ситуацию с долларом. Красный китайский дракон все шире разевает пасть.

— Сложная тема. Но я подумаю, — кивнул Бжезинский. — Непременно.

Буш широко улыбнулся и пожал своему аналитику руку.

— Счастливого Рождества, Збиг. Возьмите мой скромный подарок, и… постарайтесь хорошо отдохнуть.

Торжественная церемония удалилась, а Бжезинский продолжал в нерешительности стоять в храме Святой Девы Марии, зажав в руках белый конверт, лично переданный Бушем. Мысли Бжезинского витали далеко от рождественской темы. Его религией была политика, и, получив задание от Буша, он немедленно включился в работу, заставив свой интеллект с ходу работать на всю катушку.

Бжезинский подумал, что в самом деле сохранение исторической памяти на постсоветском пространстве превращается для США в серьезную проблему. Русские будут инстинктивно сопротивляться влиянию Запада и религии либерализма.

Американский аналитик медленно прошел вдоль храмовой стены. Маленькими искрами жизни горели белые парафиновые свечи — целое море свечей, бросающее на холодные каменные стены перламутровые отблески. Высоко над головой серые арки костела уходили в призрачное небытие, сходясь в бесконечности. Торжественным великолепием звучал орган, вознося души смертных к небесным высотам.

А что, если действовать по русскому принципу «клин вышибают клином» — подумал Бжезинский. Что, если Америке первой открыть на постсоветском пространстве сеть музеев, уничтожающих историческую память русских? Советская история может стать опасным инструментом как в руках русской оппозиции, так и в руках американских политтехнологов. Выиграет тот, кто работает профессиональнее. Кто в совершенстве владеет технологиями политического PR…

НАША СПРАВКА

ИСТОРИЧЕСКАЯ ПАМЯТЬ стала проблемой для западных политтехнологов на постсоветском пространстве. Прошло немного времени после распада Союза, и в странах Прибалтики открылись музеи, где советская история подавалась в соответствии с технологиями американского политического PR. Так, например, в Таллине, всего в паре сотен метров от здания правительства Эстонии, на холме Тоомпеа, открылся Музей оккупации. В этом музее посетителей встречали два знака-символа, поставленные рядом: коричневая свастика фашизма и красная пятиконечная звезда советской армии. Бронзовые скульптуры Дзержинского и Ленина с отрубленными руками, кадры исторической «хроники» на небольших экранах монтировались так, что фашистские зверства шли вперемешку с выступлениями советских лидеров: Сталина, Брежнева, Андропова. Музей оккупации, который якобы рассказывал об истории Прибалтики начиная с 1939 года и по 1991 год, на самом деле более 50 % экспозиции посвящал времени Второй мировой войны, смешивая понятия коммунизма и фашизма. Знакомые технологии, что и во время путча 1991 года, когда в Москве уже орудовала «команда» американских консультантов! Весь советский период истории в «новом музее» сводился к темам: алкоголизм и продажность советского КГБ, зверства советских лагерей и цинизм быта на зоне. Соответствующие экспонаты (бутылки советской водки, стаканы, деньги, наручники, дешевые сигареты, зажигалки, патроны, ремни, кирзовые сапоги) имели грязно-отталкивающий вид, пятна ржавчины. По периметру музея оккупации выставлены фибровые чемоданы, якобы тех, кого советская власть заставила покинуть Эстонию. Экспозицию дополняли экспонаты, свидетельствующие онищете советского народа: ржавый автомат для газированной воды, работающий от копеечных монет, телефон-автомат сразбитым стеклом, гнутые алюминиевые столовые приборы и треснувшие фаянсовые тарелки общепита, и даже ржавый автомобиль сосломанной дверцей и выбитыми стеклами советского производства. Несмотря на то что данный музей считался частным, в брошюрах, продающихся на входе, мелькали фамилии исключительно правительственных чиновников! В книге же отзывов превалировали отзывы граждан США и Великобритании, восторженные благодарности «за подлинную историю».

Американцы остались непревзойденными лидерами в технологиях войн нового поколения — ИНФОРМАЦИОННЫХ. И потому в новой войне, разворачивающейся на постсоветском пространстве, инициатива оказалась именно в руках американцев, военных аналитиков, практиков и ученых «Рэнд Корпорейшн» и других институтов ИСКУССТВА ВОЙНЫ.

Збигнев Бжезинский вышел из храма Святой Девы Марии. Холодный декабрьский ветер усилился, и сумерки заметно сгустились. Легкие готические башенки почти сливались с чернотой неба, и лишь фронтальное окно светилось фантастическим перламутровым блюдом, украшенным узором каменного кружева. Оно заметно выделялось матовым пятном на фоне темного камня кафедрального фасада. Под ногами, словно дым сигары, крутились белесые кольца поземки. Возле храма, тем не менее, было полно народа. Сверкали маленькими молниями вспышки фотоаппаратов, кое-кто пытался увековечить этот день в истории. Празднично одетая толпа восторженно шумела.

«Любопытно устроено сознание американского народа, — подумал Бжезинский, глядя на толпы набожных американцев, — принято считать, что религией Америки стала демократия. Нет и еще раз нет! Демократия — это красивый миф. Театральная маска. Не более». Аналитик сделал несколько шагов по направлению к служебной машине, размышляя, что если поддерживать на постсоветском пространстве религию демократии — хаос будет гарантирован. Порулить хочется каждому, а особенно тем, кому порулить приходится редко. Если всем разрешить демократию, то свалка и истерика в обществе обеспечены. Демократия — это либо ложь, либо смерть ранее жизнеспособной группы. А заодно это и способ для политического лидера снять с себя ответственность. И каждый новый лидер с коварной улыбкой Горбачева будет лишь удивленно кивать, ну что вы хотите, сами же выбрали демократию, власть народа. Как общество решило, так и вышло. Жаловаться не на кого. Демократия — это легальный способ убить общество так, чтобы виновных не было. «Когда виновны все — виновных нет», — говорил Уильям Шекспир. И когда страна будет ввергнута в хаос и междоусобицы, погрязнет во лжи и преступлениях, а коррупция станет нормой жизни, то общество само назначит виновных — не тех, кто реально будет виновен, а тех, кто слабее и потому удобнее в качестве «козла отпущения», а главное — лишь бы не самих себя.

Чтобы поддерживать в новой России ХАОС, НУЖНО ПОДДЕРЖИВАТЬ РЕЛИГИЮ ДЕМОКРАТИИ, ибо в демократии нет лидера, который несет ответственность за трагедию общества. За происходящее в стране отвечают вроде бы все и в то же время — никто. Ответственные политические решения должен принимать эксперт, а не демократия. Именно лидер-стратег обслуживает интересы общества, а не наоборот. Когда же ответственного эксперта нет, в лидеры лезут все подряд, и тогда начинается разброд и шатания. Спасти страну, которая, как русская птица-тройка, полетела вразнос и вот-вот разобьет в щепки карету, может лишь жесткая рука кучера. Именно поэтому в самой демократической стране рождается тоталитаризм — подметили еще умные древние римляне.

Служебный автомобиль в считаные минуты привез Бжезинского к офису. Аналитик вышел из автомобиля, подняв на ходу воротник пальто: погода испортилась окончательно, и метель смешала небо с землей. Стремительно войдя в свой кабинет, Бжезинский отметил, что рождественских подарков в груде коробок и свертков заметно прибавилось. Теперь эта праздничная свалка уже занимала, пожалуй, добрую четверть кабинета. Но он не обращая на них ни малейшего внимания, бережно достал плотно запечатанный белый конверт от Буша. Белый картон под его пальцами слегка хрустнул. Бжезинский метнулся к столу и вынув из ониксового письменного прибора стальные ножницы, решительным движением вскрыл конверт.

Внутри оказалась записка от президента, отпечатанная на лазерном принтере и довольно неформального плана.

«Дорогой Збигнев, — писал президент, — в канун Рождества принято окунаться в атмосферу сказки. Надеюсь, что мой маленький рождественский сувенир послужит Вам талисманом удачи. Несколько лет назад, тоже в канун Рождества, наш талантливый стратег Уильям Кейси подарил мне в качестве талисмана английский серебряный талер XVI века, предшественник американского доллара. И с тех пор я верю в магию рождественских талисманов! Надеюсь, что и «Золотой индеец», появившийся в годы рождения нашей великой страны, сыграет для Вас подобную роль. Сегодня Америке предстоит пережить второе рождение. Некоторым из нас предстоит особенно ответственная роль участников грандиозных событий, и я горжусь, что в нашей команде есть аналитики, подобные Вам, блестяще выстраивающие «План игры».[9] С Рождеством!»

На ладонь аналитика выпал блестящий золотой кружок. «Золотой индеец» — пятидолларовая монета огромной редкости была одна из самых первых монет, запущенная в обращение на заре Соединенных Штатов. Индеец, отлитый из чистого золота, был предметом гордости нумизматов. На аверсе монеты красовалось отчеканенное воинственное лицо индейца в профиль, украшенное орлиными перьями. Слово «liberty», «свобода», броским девизом украшало монету, напоминая о главной ценности США, не менее значимой, чем само золото.

Бжезинский, усмехнувшись, покрутил монетку в пальцах. «Золотой индеец» отливал густым солнечным светом и был приятным на ощупь. «Америке предстоит второе рождение!» — повторил про себя фразу из президентской записки аналитик и грустно улыбнулся. Доллар переживал не лучшие времена!

Самая свободная страна мира билась в сетях глобальной экономической зависимости! Самая могущественная страна мира оказалась на грани распада.

Виной тому был ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО ДОЛЛАР.

И если раскручивающийся маховик распада США не остановить, то в мировую сверхдержаву, пожалуй, вернутся времена индейцев!

Бжезинский продолжал грустно улыбаться. Золотой индеец, казалось, издевательски подмигнул ему.

Первый миллион внешнего долга был нажит США при Рейгане. С тех пор внешний долг США только рос. Миллионы внешнего долга превратились в триллионы. Пятидолларовые золотые монетки стали музейной редкостью в прямом и переносном смысле слова, ибо американский ДОЛЛАР БЫЛ ОТВЯЗАН ОТ ЗОЛОТА. С тех пор как это произошло в 1972 году, по решению американского министерства финансов, огромная долларовая масса ничем не обеспеченных бумажек наводнила весь мир. А тут доллар еще вступил на постсоветское пространство, разрушая и круша российскую рублевую экономику. Ради этой геополитической миссии его величества Доллара, неконтролируемая эмиссия бумажных денег продолжалась.

И это была «палка о двух концах». Добивая российский рубль и переводя Россию из категории сверхдержав в категорию саттелитов США, доллар для самого себя начал представлять опасность. Бумажки, не обеспеченные золотом и реальным товаром стали представлять угрозу уже для самого американского государства. Самая сильная страна была мировым лидером лишь в своем мифе «о самой богатой стране земного шара». Этот миф Америка создала о себе точно так же, как и ряд других, начиняя со «Звездных войн» и продолжая прочими голливудскими красочными выдумками.

Американское общество все еще искренне верило в величие самой богатой страны Земного шара, но уже по склонам Капитолийского холма все выше поднималось и росло неверие в геополитическое превосходство Соединенных Штатов. Разве может быть богатой страна, живущая в долг, год от года лишь увеличивающая свой триллионный кредит перед станами, которые обеспечивают мировой рынок реальным товаром, а значит, и РЕАЛЬНЫМИ ДЕНЬГАМИ.

И это, в первую очередь, был Китай.

Страна Красных драконов могла в любой миг запросить по счетам страну Желтого Дьявола. Китай, наводнивший весь мир своей дешевой продукцией, поддерживал экономическое благополучие и самой Америки. Самая богатая страна мира почти ничего не производила, став кредитором Китая, и дальновидный Китай охотно заполонил Америку своеобразным товаром: на лицевой стороне «американских сувениров» броско красовались небоскребы, ковбои, статуя Свободы и прочие символы США, а на тыльной стороне была прилеплена этикетка «made in China».

И вот теперь, когда долларовая экспансия вышла за рамки контроля, Америке грозило уйти под воду финансового кризиса, подобно «Титанику», увлекая вместе с собой в пучину все те страны, что поклонялись американскому доллару больше, чем национальной валюте. Годом раньше — годом позже, но глобальный финансовый кризис грозился захватить весь мир.

Бжезинский подбросил «Золотого индейца» на ладони, и ему показалось, что точеный профиль в орлиных перьях иронично оскалился. «Одной лишь борьбой с китайским тоталитаризмом да коммунизмом не обойдешься, — тихо, самому себе сказал Бжезинский. — Слишком сильная и сложная финансовая игра. Но если мы ее у Китая не выиграем, Америка погрузится в кризис и в хаос, и возможно, начнется раскол США по схеме Советского Союза… Какие уродливые формы, однако, подчас приобретает глобальная экспансия! Некоторые штаты уже заявили об экономической независимости… А что дальше? С этими проклятыми кредиторами, с Красным драконом, надо что-то делать…»

На большом темном полированном столе вразнобой валялись шахматные фигуры, ювелирно выточенные из зеленого и белого нефрита. Это был подарок покойного Уильяма Кейси, которым Бжезинский особенно дорожил. Несколько часов назад, когда Горбачев объявил о своей отставке, Бжезинский триумфально сгреб все фигуры в одну кучу в знак того, что Большая игра против советской сверхдержавы окончена. Но он ошибся. Едва закончилась одна большая стратегическая игра, как тут же началась другая. Новая война цивилизаций. Бжезинский начал аккуратно расставлять фигуры по своим местам, думая о том, что в самом выборе материала для них — китайского нефрита — оказалась заложена определенная ирония судьбы.

— Великая шахматная доска не терпит вакуума, — устало усмехнулся аналитик. — Большая игра продолжается.

В зимнем небе зажглись ледяные кристаллы созвездий. Где-то среди них была и Рождественская Звезда, та самая, под которой в святом городе Вифлееме родился Иисус Христос. Историк Игорь Волгин шел по запорошенной мокрым снегом московской улице, кутая подбородок в мохеровый шарф. Он приближался к самой старой площади столицы. Острые ледяные иглы обжигали лоб и впивались в щеки. Грустный колокольный звон прорезал тишину московского вечера тяжелым чугунным басом. И в этом поминальном звоне тяжелый набат тяжело ударил по струнам его сердца. Волгин медленно поднялся по ступенькам выхода из метро и остановился. Прямо перед ним был памятник героям Плевны, а справа — дом номер шесть по Старой площади. То самое легендарное здание, где он провел самые яркие годы жизни.

«Уходит время, уходит эпоха, а этот серый массивный дом остается, как незыблемый символ власти», — подумал Волгин. Незыблемые серые стены, и высокие окна, и полукруг витражного стекла на фронтоне… этому Дому Большой Политики ничто не подвластно. Он пережил застойные времена, когда его украшала вывеска «ЦК КПСС», и пережил тревожный год с табличкой «Администрация президента СССР», и вот теперь уж нет ни ЦК, ни КПСС, ни президента СССР, ни самого Союза…

А этот храм Политической Власти — остался. Незыблемый, как вечность.

Игорь тревожно разглядывал серое здание, с флагом незнакомой державы — независимой России, и острая щемящая боль пронзила сердце. Ему захотелось вернуться туда, где каждая половица лакированного паркета хранила в себе целую эпоху, где, казалось, умели говорить даже стены…

Высокие потолки и тяжелые бронзовые люстры с матовыми абажурами, спускающимися на массивных цепях, старинные барельефы, включая и профиль Ленина — рука новых либеральных политиков не поднялась уничтожить этот исторический барельеф первого этажа… И картины, повествующие о советской эпохе, темные от времени эпизоды советской истории. «Горький пьет чай в гостях у Ленина» на втором этаже, возле зала заседаний… Кадки с искусственными, чуть запыленными пальмами на лестничных клетках, и шелковые «жатые» французские белые занавески в кабинетах и красные ковры. Буфет, где принято разливать коньяк в кофейные чашки, а на бутербродах со «столичным сервелатом» ставить цену с точностью до копейки. И графины с питьевой кипяченой водой, стоящие в кабинете у чиновников и заботливо наполняемые ежедневно уборщицами в синей униформе…

Тяжелые двойные деревянные стены, журнальные столики из желтой карельской березы и огромные напольные часы с римским циферблатом, размеренно отщелкивающими желтым маятником ход истории…

Таков был интерьер дома номер шесть на самой старой площади столицы.

Когда-то Игорь Волгин, руководитель Аналитического управления, проводил здесь целые дни. Нередко засиживался до самого вечера, пока майоры в погонах государственной службы охраны не приходили опечатать его кабинет на ночь, ставя на дверь серую пластилиновую пломбу. Здесь все было подчинено жесткому распорядку…

И вот, в одночасье все рухнуло.

На площади возле памятника героям Плевны, белая поземка выплетала ледяное кружево. Из-под холмиков свежих сугробов нелепо торчали черные стебли обледенелого садового папоротника. Колокол ударил вновь — началась служба. Совсем стемнело, и серый шестиэтажный монолит власти стал черным. Не отличающийся религиозностью Игорь Волгин поднялся по ступенькам часовенки в форме колокола, установленной в память о героях Русско-турецкой войны 1877 года под болгарским городом Плевной. Именно после этой битвы в войне автора первой русской «перестройки», царя-либерала Александра II, с Турецкой империей наступил ПЕРЕЛОМ.

На четырех металлических барельефах часовенки — колокола, что украшали каждую из четырех сторон памятника, и на металлических лавровых венках метель успела намести маленькие сугробы. Золоченый крест, возвышавшийся над мусульманским полумесяцем, на фоне зимнего неба отливал холодным металлом, словно боевой клинок.

Окованная чугуном дверь в часовню была приоткрыта. Шла служба. Молодой священник в черной рясе в правом углу читал Псалтырь. Пахло медовым воском и ладаном. Возле распятия тихо горели тонкие свечи на низеньком латунном столике, с потолка на металлической цепи спускалось паникадило. Здесь едва могло поместиться три человека — настолько крошечной была часовенка самого либерального русского императора Александра II, автора первой «перестройки», трагически погибшего 1 марта 1881 года от бомбы молодого террориста. Царя-либерала пытались убить в седьмой раз.

Стянув с руки кожаную перчатку, Волгин взял озябшей рукой восковую свечу и медленно пошел к кресту, чтоб зажечь свечу от маленькой сиреневой лампадки. Священник, не обращая на единственного посетителя в часовенке ни малейшего внимания, заунывно читал Псалтырь. Свеча ярко вспыхнула и, затрещав, погасла.

Историк покачал головой. Ему было горько от осознания того, что он, в сущности, потерял все самое дорогое в своей жизни. Его непутевая дочь Ирис не оправдала родительских надежд. Он него ушла жена. Его предал лучший друг. И теперь похоже, он потерял свою родную и любимую страну. «Они думали, что убивают тоталитаризм, а убили сверхдержаву, — подумал Волгин и вновь зажег свечу. — Помоги, Господи, нашей России возродиться и воспрянуть словно птице Феникс из пепла. Пусть смоет она с себя грехи правителей — самодуров да Иуд. Тяжела шапка Мономаха, не всякому дано носить ее. Помоги же, Господи тем, кто имеет волю да разум, убереги жезл правления государственного от рук амбициозных, слабовольных и предательских».

Лампадка горела ровным светом, и священник продолжал неторопливо читать басом Псалтырь, перелистывая страницу за страницей. Уходила в прошлое целая эпоха. Волгин нащупал в кармане пальто ключ. Обычный металлический ключ с пластмассовым казенным брелоком, на котором чернильной авторучкой были нацарапаны цифры от кабинета. Этим ключом Игорь Волгин не раз открывал свой кабинет № 27, на втором этаже правого крыла дома номер шесть по Старой площади. Несколько секунд бывший аналитик Политбюро разглядывал на озябшей ладони ключ, словно стараясь его навсегда впечатать в память. Затем быстро наклонился к маленькой узкой прорези в углу часовенки, на стыке стены и серого гранитного пола, и разжал пальцы. Металлический ключ, едва звякнув, полетел в черную каменную прорезь часовенки. Дьячок, похоже, ничего не заметил и продолжил басом читать Псалтырь, низко склонившись над кафедрой. «Пусть этот казенный ключ как символ КЛЮЧЕЙ ОТ УШЕДШЕЙ ЭПОХИ вечно покоится здесь», — подумал Игорь Волгин и быстро вышел из часовни.

Небо над Москвой стало черным, как вороново крыло. Но метель утихла, и облака рассеялись, и на черном бархате неба над Старой площадью торжественно загорались первые звезды.

«Все пройдет, — подумал историк Волгин, — и эти годы, и революции, и будет еще много перемен и потрясений. И лишь звезды останутся прежними, и будут гореть по-прежнему холодно и ярко, взирая со своей небесной высоты на людские земные деяния».

ИЗ ДНЕВНИКА ИСТОРИКА ИГОРЯ ВОЛГИНА. МИССИЯ СОХРАНЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ

Почему советская сверхдержава прекратила свое существование? Думаю, что в первую очередь это было не военное противостояние, сколько война общечеловеческих ценностей, — война цивилизаций.

Запад к концу XX столетия зашел в идеологический тупик «общества потребления». Ведь количество автомобилей или домов, которыми ты владеешь, это отнюдь не развитие личности. Мы, тогда еще СССР, не имея представления об идеологии Запада и прельщенные яркой упаковкой изобилия в западных магазинах, искренне верили, что Америка — высшее достижение человеческой культуры.

Но это оказалось иллюзией. Для Америки — родины комиксов, мюзиклов, боевиков и бестселлеров — истинная культура была враждебной. Ибо реальная культура развивает душу и интеллект, ориентирована на достижения мирового искусства, на эстетику души, и ей вовсе не требуется тугой кошелек. Истинная культура отрицает индустрию ширпотреба, на которой держится все американское общество.

Так началась конфронтация США с Россией — на уровне ценностей. Под флагом «Макдональдса» и прочего фастфуда, ценности общества потребления вступили в жесткий конфликт с духовными ценностями России. Русское кредо «человек человеку друг», было вытеснено либеральным девизом «конкуренция оправдывает любые преступления». На русскую землю вступил социал-дарвинистский лозунг о том, что «человек человеку волк, ибо в мире борьбы выживают лишь самые жестокие, циничные и беспощадные хищники».

«Шестая часть земли с названьем кратким Русь», словами Сергея Есенина, была опасна Западу своим принципиально иным вектором развития. Достигнув совершенства в строительстве точек «быстрой еды», в идеологическом развитии Запад зашел в тупик. Россия была серьезным препятствием на пути к превращению земли в глобальное общество потребления, в котором едва рожденному человеку втюхивали алгоритм жизни — обслуживание бизнеса питания, банковского бизнеса, кинобизнеса «голливудской мечты» и бизнеса аптечной фармацевтики. И всему этому бессмысленному существованию Россия противопоставляла духовную культуру и общечеловеческие ценности, ибо люди всей планеты всегда стремилось к свободе, равенству и братству.

СТРАНУ, КОТОРАЯ БЫЛА НОСИТЕЛЬНИЦЕЙ КУЛЬТУРНЫХ ЦЕННОСТЕЙ И ВДОБАВОК ОБЛАДАЛА НЕСМЕТНЫМИ ПРИРОДНЫМИ БОГАТСТВАМИ, СЛЕДОВАЛО УНИЧТОЖИТЬ.

Так наступила ХОЛОДНАЯ ИНФОРМАЦИОННАЯ ВОЙНА.

Величайшая ВОЙНА ЦИВИЛИЗАЦИЙ.

И что в итоге? В однополярном мире, на вершине пирамиды западной цивилизации царствует… пустота. За лозунгами о «демократии» и «свободе», за призывами к «глобализации» и «либерализации» — алчность и жестокость. Но подобная цивилизация, лишенная человеческой основы, нежизнеспособна, как не способно расти дерево без корней. Общество потребления на пороге вступления в процесс саморазложения. И этот процесс будет запущен одновременно с крахом главного символа этого общества потребления — с КРИЗИСОМ ДОЛЛАРОВОЙ СИСТЕМЫ.

И когда не обеспеченная ни золотом, ни товаром, созданная на банковской афере ростовщиков долларовая «пирамида» рухнет под действием собственной тяжести, окажется, что на Земном шаре, кроме «великой американской цивилизации», есть и другие человеческие сообщества, исповедующие реальные ценности.

Начнется новая «холодная война». И в ее основе тоже — идеология, религия, система ценностей. На этот раз — между Востоком и Западом. Между Китаем, чья история в пять тысячелетий отбирала тщательно каждый ценностный символ, — и США, чья двухсотлетняя история на своем алтаре молится единственному богу — Золотому тельцу.

И, очевидно, я напишу об этом книгу. О том, как предатели, оказавшиеся во власти, переворачивают ход истории. И о том, кто такие «агенты влияния», — в первую очередь, носители чужеродной идеологии. И в этой книге о «пятой колоне», экспансии и войне цивилизаций следует рассказать, как окончание одной «холодной войны» между Россией и США положило начало новому противостоянию — Востока и Запада.

Быть может, это самые драматичные хроники нашего столетия. Важно, чтоб не произошло УНИЧТОЖЕНИЯ ИСТОРИЧЕСКОЙ ПАМЯТИ. Об этом, кстати, еще в 1261 году от рождества Христова крупнейший византийский историк, клирик Константинопольской церкви и летописец Георгий Акрополит сказал очень мудро. В то время, как Византия уже вступила в пору распада и Константинополь передал эстафету христианства «Третьему Риму» — Москве, великий византийский историк днем и ночью создавал «Хроники Константинополя». И, предваряя свой труд, Георгий Акрополит вынес в эпиграф к «Хроникам», такое обращение к читателю:

«Писать историю должно не только без зависти, но без всякого недружелюбия и пристрастия, а единственно ради самой истории, дабы не были преданы бездне забвения дела, чьи бы то ни были, добрые или худые».

Октябрь, 2009