"Сборник статей и интервью 2009г" - читать интересную книгу автора (Кагарлицкий Борис Юльевич)

СТАС И НАСТЯ

Надо было все это обсуждать побыстрее, но было много других дел, еще более срочных и актуальных. Мы все делаем в последний момент. И, как правило, успеваем. Только выясняется, что этого последнего момента может вообще не быть.

Со Станиславом Маркеловым мне никогда не удавались долгие беседы. Каждый раз все сводилось к обсуждению конкретных дел. Присаживались где-нибудь, обменивались информацией, договаривались о чем-то и разбегались. Когда собирались небольшой компанией с активистами левых групп (будь то молодые анархисты или ученые марксисты из журнала «Альтернативы»), разговор шел общий, не оставляющий времени для личных вопросов и тем. У Маркелова постоянно выясняли, что делать очередному товарищу, на голову которого свалились неприятности (часто, увы, по собственной вине). Иногда появлялась Настя Бабурова, известная в анархистских кругах по прозвищу Скат. Почему такое название? Ничего в ней не было напоминающего это морское чудище… Меня всегда интересовала этимология анархистских прозвищ, в некоторых случаях я ее выспрашивал, и выяснялось всегда что-то очень забавное. Но у Насти не спросил. Не дошло до этого. Да и, собственно, торопиться было некуда. Времени впереди полно.

Маркелова впервые я увидел на каком-то сборище еще в ранние девяностые, когда называл он себя социал-демократом, но образ у него был этому определению явно не соответствующий. Социал-демократы - люди важные, системные, солидные, стремящиеся завоевать уважение буржуазии. Стас был худым, волосатым и стремительным. Видимо, эта стремительность всегда мешала обстоятельному разговору, надо было что-то немедленно решить и тут же нестись заниматься другим делом. Длинные светлые волосы были сзади собраны в «конский хвост», который мне почему-то сразу запомнился. Прошло какое-то время, Стас появился уже подстриженный и быстро приобретающий известность в качестве адвоката. Правда, в костюме и при галстуке я его видел только по телевизору.

Где-то в промежутке между своим появлением в первом и во втором своем образе он успел сблизиться с анархистами, участвовать в санитарной дружине им. М. А. Волошина, помогавшей раненым в октябре 1993 года, побывать в экологических лагерях протеста. Но его собственные политические позиции оставались просто левыми, без четкой идеологической привязки к какому-либо течению, к какой-то жесткой догматической схеме. Это делало его открытым и доступным для всех течений и групп. Он не участвовал в долгих теоретических дискуссиях и абстрактных спорах о том, кто был прав в 1917 году и на чьей стороне следовало «настоящим левым» выступать во время Кронштадтского мятежа. Что отнюдь не значит, будто ему нечего было сказать. Говорил он конкретно, по делу, очень убедительно и доходчиво - сказывалась накапливавшаяся с годами судебная практика.

Стас был одним из организаторов Российских социальных форумов - и первого, прошедшего в 2005 году, и второго, состоявшегося в Петербурге параллельно саммиту «большой восьмерки» на оцепленном милицией стадионе имени Кирова. Было жарко, происходящее было хаотично и в значительной степени бессмысленно. Мы обсуждали какую-то деловую прозу - как найти деньги на аренду офиса, нельзя ли сэкономить, если посадить в одном помещении возглавляемый им Институт верховенства права и наш Институт глобализации и социальных движений. Выводы были неутешительными - денег не хватало ни так, ни эдак.

В 2008 году Стас был одним из организаторов российской делегации на Европейском социальном форуме в Мальмё. Появился он и на Сибирском социальном форуме, где я модерировал круглый стол по проблемам образования. Участники дискуссии возмущались введением Единого государственного экзамена, обсуждали общественную кампанию, направленную против этого зла, но ни до чего конкретного так и не договорились. После внезапного подъема в 2005 году социальные движения находились в тупике, из которого их только сейчас выводит экономический кризис.

Как и многие левые активисты, в отсутствие серьезного левого движения Стас реализовывал себя в профессиональной области, стремясь и здесь делать то, что соответствовало его взглядам и убеждениям. Как результат, он оказался одним из самых известных адвокатов-правозащитников. И, вполне естественно, значительная часть людей, которых ему приходилось защищать, жили на Северном Кавказе. Он выступил представителем родственников чеченской девушки Эльзы Кунгаевой, за убийство которой был осужден полковник Юрий Буданов. Среди его клиентов были и многие другие чеченцы. Но были и незаконно уволенные профсоюзные активисты, был химкинский журналист Михаил Бекетов, нападение на которого произошло незадолго до гибели самого Стаса, были родственники Анны Политковской. Антифашистские группы, регулярно сталкивающиеся в уличном противостоянии с нацистами, нуждались в его помощи постоянно.

Осенью прошлого года Стас участвовал в подготовке фестиваля «Антикапитализм-2008». История фестиваля оказалась неожиданно и абсурдно драматичной. Местные власти в Ховрино, где должен был проводиться фестиваль, внезапно запаниковали, директор дома культуры, с которым был заключен договор, вдруг отказался его выполнять, дверь здания была наглухо заперта перед собравшимися организаторами и участниками. Вместе с нами на улицу выставили любительский хор, пытавшийся теперь проводить спевку на открытом воздухе, несмотря на холод. Мы требовали выполнения договора, директор ДК не показывался, вместо него появились несколько милиционеров и людей в штатском, довольно вяло уговаривавших нас разойтись и не толпиться под дверью. Мы со Стасом поочередно давали объяснения журналистам, среди которых была и Настя - Скат. Маркелов пообещал вести дело о материальных претензиях - организация фестиваля стоила денег, может быть, не очень больших, но для левых организаций, живущих в условиях постоянного финансового дефицита, это были существенные потери.

Фестиваль все же открылся, на другой площадке вечером следующего дня, но затем вновь начались неприятности, заканчивать намеченные семинары пришлось уже в начале декабря, больше чем через месяц после намеченного срока. Настя опубликовала подробный репортаж о наших злоключениях в «Новой газете», а во время декабрьской - завершающей - фазы «Антикапа» вела секцию о медиа-активизме. Там же был и Маркелов, которого, как мне потом рассказывали, завороженно слушали присутствовавшие - университетские интеллектуалы, мрачноватые панки, профсоюзные функционеры. Впрочем, сам я этой сцены не видел - лежал в больнице и ждал операции. Когда вышел, уехал отдыхать. С Маркеловым собирались встретиться в январе, чтобы обсудить несколько новых семинаров, намеченных нашим институтом. А заодно и тяжбу против ховринского ДК. Настя Скат тоже была где-то рядом, обсуждала предстоящую поездку российских активистов в Страсбург на очередную международную демонстрацию, связанную с выступлениями против празднования 60-летия НАТО.

Время начинало поджимать, надо было все эти вопросы обсуждать побыстрее, но одновременно у всех было много других дел, еще более срочных и актуальных. Мы все делаем в последний момент. И, как правило, успеваем.

Только выясняется, что этого последнего момента может вообще не быть.

Когда стало известно про нападение на Стаса, мы еще не знали, кто был второй человек, раненый вместе с ним. Не верили в новость, надеялись, что это ошибка. Молодые коллеги из института пытались уточнить, что случилось, и дозвониться до Насти. Не удалось.

К нашему ужасу, в скором времени ситуация прояснялась с беспощадной четкостью. Стас убит, находившаяся рядом с ним Анастасия Бабурова тяжело ранена. К вечеру понедельника сообщили, что она умерла в реанимации. Возле дома номер один на Пречистенке, где произошло нападение, до позднего вечера на снегу оставалась лужа крови, стекавшей с тротуара на проезжую часть. Горели две свечи, и лежало несколько цветов.

Утром следующего дня к месту убийства потянулись люди. Очень много людей. Разных, зачастую не слишком симпатизирующих друг другу, пытающихся выразить сочувствие, поделиться своим горем или не упустить очередную возможность для собственного пиара. Иногда - все сразу.

Люди шли, гора цветов росла, кто-то говорил, что на этом месте непременно будет мемориальная доска, другие призывали найти и наказать убийц. Относительно первого я почти не сомневаюсь, но больше меня интересует второе.

Убийство Стаса и Насти произошло в центре Москвы, рядом с храмом Христа Спасителя, средь бела дня, на глазах у множества людей. После чего преступник спокойно удалился с места события, даже не выбросив пистолет. Это вызов - как по отношению к обществу, так и по отношению к власти, которой предлагают расписаться в своем бессилии: людей безнаказанно убивают в километре от Кремля, публично, открыто. Неонацистские и националистические сайты взорвались воплями радости и ликования. Как замечательно! Наконец-то! Теперь все поймут!.. И так далее в том же духе.

Действительно, теперь многие поймут… Только что?

То, что Стас и Настя, как Дон Кихот, вели бесполезную борьбу в одиночестве против неустранимой и непобедимой несправедливости на глазах у равнодушного общества? Или они все-таки делали что-то важное для всех, для подавляющего большинства наших сограждан, даже если эти миллионы людей узнали о существовании Маркелова и Бабуровой только в день их гибели? Равнодушие людей к защите не чужих даже, а своих собственных прав - вот то, что ежедневно убивало и убивает людей, подобных Стасу, хуже любого киллера. Но если этому равнодушию придет конец, значит, все происходит не зря.

Стас и Настя, прощайте! А мы остаемся - чтобы жить и работать в нашей общей стране, где так много еще должно быть сделано.

Григорий Тарасевич, Людмила Наздрачева: Cудьба идеалистов

Григорий Тарасевич, редактор отдела «Науки» журнала «Русский репортер»

Людмила Наздрачева, автор «Русский репортер»

«Русский репортер» №3 (82)/29 января 2009

Девятнадцатого января в самом центре Москвы были убиты адвокат Станислав Маркелов и журналистка Анастасия Бабурова. И Стас, и Настя были редкими примерами того, как можно сохранять романтические и максималистские социальные идеи и при этом не превратиться в оппозиционеров-неудачников. Кем они были и во что верили? Можно ли сохранить юношеские убеждения и не стать маргиналом? Можно ли бороться за права обиженных государством и не стать врагом своей родины? И что такое вообще идеалы - пережиток перестройки или предмет первой необходимости?

Центр Москвы. Тупичок, окруженный домами XIX века. Из подъезда вышли двое - юноша и девушка. Издалека их можно было принять за романтическую парочку. Но если подойти поближе, начинали долетать обрывки фраз: «условно-досрочное освобождение», «права человека», «кассационная жалоба»…

За этими двумя шел третий. О нем известно очень мало. Черная куртка, шерстяная зеленая шапка, рост метр восемьдесят. И - пистолет Макарова с глушителем.

Остальные детали неизвестны. Может быть, это был неофашист, начитавшийся брошюр в духе «Великой белой расы». Он ненавидит всех этих «грязных среднеазиатов», «наглых кавказцев» и «пронырливых евреев». Он недавно вступил в организацию, где состоят такие же, как он. Но чтобы завоевать власть и доверие, нужно совершить нечто экстраординарное. И он сейчас это сделает. А потом придет к своим соратникам и скажет: «Я его завалил. Включите телевизор, уже, наверное, сообщают…»

А может быть, это - ветеран чеченских войн, который считает, что общество предало его боевых товарищей. Ему кажется, что нет ничего гнуснее, чем отдать под суд настоящего солдата, который честно воевал «там». Сделав свое дело, он вернется домой, нальет стакан водки и скажет: «Ну, за тех, кто там остался! Я отомстил».

Но не исключено, что он просто наемный киллер. Ему плевать на все политические идеи, он даже толком не знает, кого именно идет убивать. Просто нужны деньги, а сейчас кризис и заработать их непросто. Ему дали фотографию, дали аванс. Теперь дело за малым - выстрелить, а потом забрать остальную часть гонорара.

Наверное, убийца мог выстрелить сразу - еще там, в тупичке, где расположен пресс-центр, в котором юноша выступал перед журналистами: и с улицы незаметно, и легко можно спрятаться за мусорными контейнерами. Но что-то его остановило. Может, не хватило духа. Или убийца рассчитывал, что молодой человек выйдет один, а он появился вместе с девушкой, а лишние свидетели не нужны.

Теперь приходится идти следом и ждать. Он идет за ними по Пречистенке. Вокруг банки, рестораны, турфирмы. Вот улица чуть изгибается и становится видна многолюдная площадь между метро «Кропоткинская» и храмом Христа Спасителя. Со стороны площади улицу тоже видно. Значит, медлить больше нельзя, иначе свидетелями станут десятки людей.

Раздается выстрел, потом еще один. Юноша падает на асфальт. Течет кровь. Много крови. Его спутница, вместо того чтобы закатить истерику или замереть в шоке, кидается на убийцу. Снова выстрел. Снова кровь…

Игра в историю

Конец 80?х годов. Материальный мир в упадке. Пачка сливочного масла относится к предметам роскоши. Ради батона колбасы люди готовы ехать за сотни километров. Зато мир идей переживает взлет. Страна с жадностью алкоголика поглощает собственную историю. В любом автобусе может разгореться громкий спор из-за оценки Февральской революции. В супружеских постелях вместо секса идет обсуждение последней статьи в «Огоньке».

Среди этих книг, статей и споров рождалось новое поколение (или, как сказали бы социологи, «поколенческий союз»).

Летом 2008 года в молодежном лагере имени Че Гевары. «Хотя Стас не имел к комсомолу никакого отношения и даже посмеивался, но в лагере были его друзья, и он вообще поддерживал все протестное. Че для него тоже не был иконой. Он вообще никому не поклонялся…», - вспоминает организатор лагеря Ольга Иванова (Франческа)

Летом 2008 года в молодежном лагере имени Че Гевары. «Хотя Стас не имел к комсомолу никакого отношения и даже посмеивался, но в лагере были его друзья, и он вообще поддерживал все протестное. Че для него тоже не был иконой. Он вообще никому не поклонялся…», - вспоминает организатор лагеря Ольга Иванова (Франческа)

- Стас Маркелов пришел к нам в 10?й класс в 1989 году. В 721?й школе был собран исторический класс, где упор делался на гуманитарные предметы. Получилась удивительная компания людей со схожими интересами. Часто в классе были разговоры о политических событиях. Стоим где-нибудь в коридоре, ждем начала урока и обсуждаем, даже спорим - про выборы, например. Это было время перестройки, и мы хотели быть революционерами, не просто изучать, но творить историю. Как пел Цой, «перемен требуют наши сердца», - рассказывает «РР» Мария Байнова, одноклассница Маркелова.

Интересуемся, в какой момент ей перестало хотеться стать революционеркой.

- Наверное, когда революция уже произошла - в 1991 году. Лично мне было достаточно того, что коммунизм пал.

Трудно быть левым

В те годы история из скучного школьного предмета превращалась в предмет личного выбора. Молодые люди играли в народников, социал-демократов, кадетов, монархистов, националистов.

- Когда я встретил Стаса в первый раз, он поразил меня своей образованностью, - говорит историк и бывший диссидент Павел Кудюкин. - Это было осенью 1990 года. Мы создавали социал-демократическую партию и обсуждали ее программу. В проекте было записано, что мы ведем свое начало от российской социал-демократии и народничества. Вдруг встал молодой человек с длинными волосами и сказал, что упоминать здесь народничество не совсем уместно, зато стоило бы вспомнить Радикально-демократическую партию. Об этой партии мало кто из профессиональных-то историков знает, а тут о ней рассказывает парень лет восемнадцати-двадцати.

Справедливости ради уточним: на самом деле Стасу Маркелову тогда было всего шестнадцать.

Сейчас Кудюкин преподает историю в Высшей школе экономики. Спрашиваем, есть ли среди его нынешних студентов кто-то, кто походил бы на Стаса Маркелова начала 90?х годов.

- Очень велика доля студентов с сугубо индивидуалистически-карьерными устремлениями. Они умеют учиться, они даже проявляют общественный интерес. Но их взгляды ближе к правой части политического спектра. А Стас был левым. Даже когда стал высококлассным юристом и мог бы зарабатывать огромные деньги, он принялся защищать бедных и слабых. Но бескорыстие - немодная ценность, а без нее нормальная левая активность невозможна…

Вообще деятельное поколение тридцатилетних, начавших сознательную жизнь в прагматичные 90?е, и тем более совсем молодые люди считают конкретное дело важнее высоких слов, а глобальные идеи и абстрактные политические принципы пустым звуком, игрушкой досужих болтунов или обманщиков-популистов. За «большими идеями» обычно подозревают наличие либо государственных, либо антигосударственных денег.

Но наличие одновременно и деятельных, и идейных людей вносит разлом в эту картину мира.

От игр к смерти

В отличие от многих левых, Стас был очень ироничным человеком. Вспоминается 1992 год. Демократы и коммунисты назначили свои демонстрации на один и тот же день. Колонны могли сойтись возле Белого дома. Многие боялись, что дело может кончиться столкновениями. Но Маркелов всегда считал, что стеб - лучшее средство от политического маразма. Вместе с приятелями он сочинил издевательскую листовку, начинавшуюся словами: «Штурм и оборона Белого дома - священная обязанность каждого российского гражданина». Документ был подписан «Единым Блоком Левых Организаций».

Однако российская политика быстро эволюционировала от фарса к трагедии. В конце сентября 1993 года стало ясно, что дело пахнет кровью. Перед многими стоял сложный выбор. С одной стороны - истеричный Верховный Совет, сторонники которого отпугивали от себя советской риторикой, а порой и откровенным мракобесием. С другой - Ельцин и демократы, которые ради сомнительных рыночных реформ и собственной власти перешли к нарушению законов и насилию. И все-таки это очень болезненно - оставаться в стороне, когда на улицах творится история. Хотя самое простое - махнуть рукой: пусть политически озабоченные граждане сами разбираются между собой.

Но был и другой вариант. Небольшая группа левых и правозащитников попыталась найти «третий путь», не изменяя своим принципам и не оставаясь в стороне.

- Мы понимали, что столкновения неизбежны, и создали санитарный отряд, который помогал бы пострадавшим. Стас Маркелов был одним из первых, кто в него вошел, - рассказывает правозащитница Ольга Трусевич.

- Стас работал потрясающе, я готова снять перед ним шляпу. И говорю это не потому, что его недавно убили, а потому, что так оно и есть. Когда 3 октября в Останкино шла стрельба, Стас бегал через улицу Королева и вытаскивал раненых. Я до сих пор завидую его смелости. Кругом палят из автоматов и пулеметов, а он тащит на себе очередного человека с огнестрелом, - продолжает Ольга. - На следующий день начался штурм Белого дома. Все было оцеплено, «скорую помощь» не подпускали. А Стас каким-то чудом пристроился в автобус с демократами, которые ехали поддерживать армию. Весь день он вытаскивал раненых у Белого дома. Скольких он в эти дни спас от смерти? Думаю, очень многих…

Во время октябрьских событий 1993 года под пули и дубинки попало немало национал-патриотов. Сегодня в комментариях к сообщению о смерти Стаса Маркелова периодически попадается: «Он был предателем русского народа, собаке собачья смерть!» А ведь возможно, этого ревнителя русской идеи тащил под обстрелом к скорой помощи как раз этот самый «собака-предатель».

Так, занимая самую пророссийскую позицию - за гражданский мир, против крови, - можно оказаться чуть ли не врагом всего общества.

Против всех

Началась чеченская война. То, что кроме боевиков, есть еще и обычные жители Чечни - крестьяне, врачи, учителя, - мало кого волнует. И вдруг находится человек, который на судебных процессах начинает выступать на стороне потерпевших чеченцев. Казалось бы, это не противоречит целям России в войне: Россия же вела войну ради того, чтобы Чечня находилась в российском правовом поле. А значит, любой чеченец является полноправным гражданином страны, и его права нужно точно так же защищать, как права какого-нибудь московского предпринимателя.

Но понятно, что это противоречит общественному мнению: страна в войне, и всем ясно, что на любой войне полно преступлений, но симпатии-то все равно на стороне своей армии. Даже в адвокатском сообществе не было однозначного мнения. За спиной говорили, что Маркелов сам маргинал, раз ввязывается в такие дела.

- Маркелов был большим профессионалом. Об этом говорят его многочисленные победы в суде, - поделился с «РР» председатель Московской коллегии адвокатов Генри Резник. - Но все же адвокатскую деятельность нельзя смешивать с правозащитной. Это разные вещи. Адвокат должен всегда быть независимым от своих политических пристрастий.

Но Стас не боялся идти на риск - как профессиональный, так и чисто физический.

- Все вспоминают сейчас дело Буданова. Другой процесс, где ключевую роль играл Стас Маркелов, менее известен. Я имею в виду дело Лапина. Это - единственная история «исчезновения» жителя Чечни, закончившаяся осуждением российского силовика - старшего лейтенанта Сергея Лапина, - поясняет Александр Черкасов.

Первым делом Маркелов добился исключения из дела признаний, полученных от Лапина с нарушением закона, - ведь в Грозном лейтенанта поместили в пыточную тюрьму, где можно было выбить любые показания.

- Казалось бы, адвокат работает против себя, но… В итоге приговор основывался только на объективных доказательствах, а не на личном признании обвиняемого. И последующее обжалование не позволило Сергею Лапину выйти на свободу. Верховенство права - не лозунг, а практическая потребность, - считает Александр Черкасов.

При этом неправы те, кто думает, что правозащитники защищают только «чужих» и принципиально действуют против собственного государства. В случае Маркелова это уж точно не так. Вот, например, знаменитое Благовещенское дело. В 2004 году ОМОН решил провести «зачистку» в башкирском городе Благовещенске. Были задержаны примерно 1000 мужчин и подростков. Большинство из них зверски избили - дубинками, ногами и кулаками. А ведь это были самые обычные люди, каких в стране большинство, причем живущие отнюдь не на линии фронта. В итоге вина милицейских чинов была признана. В успехе дела, кстати, были тогда заинтересованы и федеральная прокуратура, и центральные власти, но адвокатом потерпевших был независимый ни от кого Маркелов.

Кофе - это дорого

Формулировка «убит адвокат чеченцев» явно ущербна.

- Фигура Стаса была гораздо больше. Я только недавно узнал, что Стас занимался делом Буданова. Для меня это в первую очередь активист левого движения, - говорит Саид Гафуров, известный экономист, специалист по фондовым рынкам, преподаватель, философ, историк, социолог и так далее.

Борьба с произволом власти вовсе не означала полного отказа от сотрудничества с ее представителями.

- Со Стасом я была знакома давно, мы вместе создавали профсоюз «Студенческая защита». Когда я стала депутатом Госдумы, Стас иногда приходил ко мне с просьбами о помощи. Делал он это редко и никогда не просил просто «помоги», «устрой», «договорись»… У него всегда был четкий план действий, проработанное решение проблемы, - вспоминает Дарья Митина.

В 1995 году она попала в Думу по спискам КПРФ. Она - ровесница Маркелова, и ее часто называли «самым молодым депутатом». Даша уточняет: «На самом деле, был один депутат из ЛДПР, на несколько месяцев моложе меня. Но он проявлял джентльменство и не спорил, когда меня называли самой молодой». Правда, ее думская карьера скоро закончилась: во время президентских выборов 1996 года Зюганов ясно дал понять, что не хочет своей победы, многих в партии это возмутило, а Митина высказала свой протест в открытую, и на следующих выборах у нее уже не было шансов попасть в список.

- Я об этом совершенно не жалею, - признается она. - В Думе стало скучно, вся ее работа - молча утверждать законы, которые написаны в других местах. Это были бы потерянные четыре года.

Дарья Митина пошла рядовым сотрудником в Министерство образования (это притом что депутат фактически приравнивается по рангу к министру). Дослужилась до начальника отдела, а сейчас работает в частном фонде, координирующем социальные программы. Она продолжает заниматься и общественной деятельностью, оставаясь убежденной левой:

- В конце концов, я никому не обязана отчитываться, чем занимаюсь после работы и в выходные. Хочу - телевизор смотрю, хочу - мир изменяю.

На вечер того дня, когда убили Маркелова, у них со Стасом была назначена встреча: они готовили конференцию левых сил.

- Не знаю, как мы теперь справимся без него…

Мы вместе с Дашей и Саидом сидим в «Кофе-хаусе».

Даша отпивает свой капучино и вспоминает:

- А вот со Стасом мы в такие кафе редко ходили. Ему казалось, что сто рублей за кофе - слишком дорого. Ведь с большинства своих подзащитных он денег не брал. Да и что с них возьмешь - уволенные рабочие, левые активисты, чеченцы…

Последний уровень

В последние годы к ним прибавились еще жертвы российских неонацистов. Стас принялся защищать и их. Делал он это тоже бесплатно: «Как я возьму с них деньги, ведь я же антифашист?»

«Предатель России», «русофобская гадина»… Такими эпитетами Маркелова награждали и при жизни, и, что особенно кощунственно, после смерти. Его действительно раздражал державно-патриотический пафос. Незадолго до своей гибели Стас написал статью «Патриотизм как диагноз». Хотя подобный заголовок выглядит провокационным, ничего оскорбительного для народа в статье нет. Просто скепсис: «Любой политик, перед тем как соврать, клянется в своем патриотизме. Любой лизоблюд, перед тем как выбить деньги у власти, рассказывает о своей любви к державе…»

- Этот текст он писал для того, чтобы спровоцировать полемику, - в один голос уверяют друзья Маркелова. - На самом деле он очень любил Россию, очень хорошо знал малые русские города, о каком-нибудь забытом богом краеведческом музее мог рассказывать часами.

Фашисты его считали чуть ли не первым своим врагом.

- Мы несколько раз устраивали пресс-конференции - рассказывали журналистам про антифашистские движения. Мы все сидели, завязав лица платками, чтобы фашисты, которые пришли в зал, нас не выловили, а Стас сидел с открытым лицом и улыбался. Он ничего не боялся, - рассказывает анархист и антифашист Александр Черных.

После ряда таких открытых пресс-конференций в интернете появилась игра. Ее придумали нацисты. На первом, самом легком, уровне требовалось убить таджика, а на последнем - Станислава Маркелова.

- Стас смеялся, когда увидел это изобретение, - рассказывает участник движения антифа Сергей Литой.

«Свобода, равенство, братство»

Журналистка Анастасия Бабурова по характеру была бунтаркой, такой же, как Стас Маркелов. К примеру, этим летом, услышав, что из общежития выселяют беженцев из Абхазии и Азербайджана, Настя схватила видеокамеру, удостоверение корреспондента «Известий» и понеслась в 9 часов вечера к месту событий.

- Делать репортаж ей никто в редакции не поручал. Да и не в этом заключалась ее первоочередная цель. Она побежала защищать беженцев, - рассказывает «РР» близкий друг журналистки Александр Черных.

В Ясном проезде, где располагалось 12?этажное здание, хрупкая девушка просочилась через армию посланников ФСИНа, которые требовали, чтобы мигранты убирались из комнат, пробралась на второй этаж, где иностранцы держали оборону, и всю ночь просидела с ними, ожидая ожесточенного боя. В ту ночь все обошлось. Зато на следующий вечер журналистку задержала милиция. Настю сутки продержали в «обезьяннике».

- Мы тогда консультировались со Стасом Маркеловым, спрашивали, как побыстрее можно вытащить ее оттуда, - вспоминает Александр Черных. - Он Настю хорошо знал, но приехать тогда не мог - был где-то в командировке. По телефону давал советы, куда надо жалобы писать. Настю на следующий день отпустили, но паспорт не отдали. В милиции заявили, что, пока она не выплатит штраф, документ не вернут. Все жалобы, естественно, завернули. Самое удивительное, что статью об этом произволе ни одна газета не брала. Так что бороться было нелегко.

На действия милиции Бабурова подала жалобу в ФСБ. После этого паспорт чудесным образом нашелся в бюро находок. После этих событий у молодой журналистки появилась идея сделать сайт о том, как правовым способом можно победить милицейский произвол. Были даже мысли сделать «черную базу» сотрудников милиции, которые не всегда обращают внимание на законы.

- В последнее время они вообще часто работали вместе. Анастасия даже помогала иногда с бумагами - отвозила их в суд. Дела были связаны с беженцами, мигрантами. В общем, юридическими методами боролись с националистами, - говорит член движения «Автономное действие» Алексей Григорьев.

Антифашистскими и анархическими идеями Настя пропиталась после того, как увидела избитого националистами мигранта. «Тяжело смотреть в глаза корейскому студенту, которого только что ударили в висок два малолетних урода, на бегу выскочившие из отходящего трамвая. Выскочили, помахали вслед трамваю “Зиг хайль!” и убежали», - писала она в своем дневнике. Как-то так сложилось в ее жизни, что все ее окружение состояло из антифа и анархистов.

- Мы вместе ходили с ней на самбо, - рассказывает анархист Александр Черных. - Вернее, она пришла в нашу группу сама. А я ее знал до этого по институту - учились в МГУ на журфаке. Но до этого момента близко не общались. Я познакомил ее со своими друзьями. Приведешь ее в компанию, смотришь - а она со всеми уже общается. И как-то быстро Настя стала разделять анархические идеи.

Кроме самбо Анастасия ходила на рукопашный бой, кун-фу. 19 января ей пришлось применить боевое искусство на практике: она попыталась остановить убегающего убийцу Станислава Маркелова. Пуля попала девушке в голову.

- По-другому она бы и не смогла поступить. Мы ходили раза три драться с фашистами. В бою она держалась наравне с парнями. Но потом поняла, что кулачный способ решать вопросы - это не ее метод, - рассказывает Александр Черных. - Настя часто бывала недовольна собой - например, тем, что не могла сесть на шпагат, - долго старалась и в конце концов добивалась своего. Помню, как она училась играть на флейте. Долго ходила, пыталась выдувать какие-то звуки, но несколько недель ничего не получалось. Другой бы давно бросил, а она, если ей это нравилось, шла до конца. И вот, гуляем мы с Настей как-то по улице, и вдруг она достает флейту и выдувает из нее уже не какие-то несуразные звуки, а связную мелодию. Так у нее было во всем.

- Сначала для нее серьезной планкой было приехать с Украины и безо всяких протекций поступить на бюджетное отделение в МГИМО на факультет международного права. Но потом Настя сама рассказывала, что ее стало тошнить от пафоса и гламура, которым, по ее мнению, был полон институт. Ведь она была очень простой, ей никогда не нравилось все напускное, ненастоящее. В итоге она решила стать журналисткой. Подала документы в МГУ и прошла конкурс, - рассказывает одногруппница Насти с журфака Лариса Погонина.

Жила Настя, после того как развелась, с подругой в съемной однокомнатной квартире. Готовила вегетарианские блюда и спала в расстеленном на полу спальнике. Так же просто, как и из МГИМО, она ушла и из «Известий», где около года писала про бизнес.

- Ей не нравилось рассказывать про все эти хозяйствующие субъекты, ее привлекали другие темы. Насте хотелось проводить расследования и писать о том, чем она занималась в свободное от работы время - о правозащитной деятельности, - говорит Александр Черных. - Поэтому она пошла работать в «Новую газету». Она написала там много статей про движение антифашистов и готовила материал со Стасом Маркеловым. Но он вышел уже после их смерти…

В свом интернет-дневнике Настя написала: «Смотрю в зеркало и чувствую, что безнадежно застряла в осени 2003?го, моей последней осени до 20 лет, совершенно безнадежно. Что внешне, что внутренне. От этого становится стыдно и хочется от всех уйти, просто чтоб не утомлять. Друзья-то взрослеют… Да как же я уйду?.. “Куда вы денетесь с подводной лодки?”»