"Эксперимент" - читать интересную книгу автора (Бааль Вольдемар)

III

Была у асов — «бродяг» такая привилегия: им разрешалось на своих астролетах совершать так называемые «разгрузочные» полеты — полеты без задания, в направлении, выбранном самим пилотом. И «бродяги» нередко пользовались ими, и это действительно давало положительные результаты: медики подтверждали, что утомленный возвращался после «разгрузочного» отдохнувшим, исчезали депрессия или напряженность, улучшались ослабевшая память, притупившееся зрение — словом, в иных случаях эффект оказывался поистине санаторно-курортным, и стали даже поговаривать, что со временем «разгрузочные» станут специально прописывать. Поэтому не было ни для кого ничего удивительного в том, что Филиппу вздумалось продолжить отпуск в космосе — именно Филиппу, прожженному «бродяге»; и поэтому же заместитель начальника группы Виктор отнесся к решению своего подчиненного и родственника сравнительно спокойно, тем более что и разговоры о «голубом свечении» и «стертости» фиксаций уникума как-то притихли; волновали Виктора только два момента: некоторая вздернутость зятя да слишком уж короткий срок его пребывания у озера — у его любимого озера на Зеленой Гриве. Но все это можно было списать за счет сугубо семейных недоразумений, которые, конечно же, потом, утрясутся, и все пойдет по-прежнему просто и хорошо.

Филиппу было сорок три года; он был высоким и крепко сложенным; в усах и бородке начинала, правда, поблескивать седина, но была еще легкой, словно прячущейся, никакого старения Филипп не ощущал, был видным, сильным, здоровым человеком. Он был решительным и всегда знал, чего хотел, а теперь знал это с предельной отчетливостью.

Руки его лежали на пульте привычно и уверенно, откинутая назад голова была неподвижной, взгляд скользил по шкалам спокойно и невозмутимо. От лихорадочности и напряжения во время сборов и подготовки не осталось и следа. Волнения были позади, цель — ясной. Скоро ему предстоит нырок из Системы, но это за многие годы полетов настолько отработано, что здесь не о чем тревожиться: можно уверенно передать дело дублеру и заваливаться спать, что он и сделает, как только «Матлот» наберет необходимую скорость. И поэтому он думал теперь не о нырке, а о том, что сегодня утром разбудило его (какой «окрик»?), и еще о том, что было бы неплохо, если бы они там, на Земле, связались с ним уже после того, как он отключится: тогда с Корой разговаривал бы дублер, а как он разговаривает — известно. А после нырка его уже никто не потревожит: связи с Землей за пределами Системы нет, останется лишь один наблюдатель — пунктуально, с въедливой точностью все фиксирующий и регистрирующий уникум. Но и он ему на этот раз не помеха: пускай себе фиксирует, потом у них там опять «создастся впечатление о стертости»…

Да, Филипп знал, чего хотел, и стало быть, с женой сейчас говорить не о чем, она не поймет его, он ничего не сможет объяснить ей; он объяснит потом, и не только ей — он всем объяснит всё.

Вот она и скорость!

— В режиме? — спросил он у дублера.

— В режиме, командир, — ответил робот.

— Передайте астрограмму: «Иду в режиме. Все в порядке. Привет».

— Есть!

— И берите на себя управление и все прочее. Я пошел спать. Жене, если выйдет на связь, скажите: уснул, норма, решение о направлении полета примет за пределами Системы.

— Принято.

Филипп встал с кресла, потянулся. Дублер, передав астрограмму, занял свое место за пультом.

— Вы не догадываетесь, куда мы направляемся?

— Догадываюсь, — не оборачиваясь, ответил дублер.

— Нырок проведете сами, меня не будить. Ну, а дальше — известно. Вопросы есть?

— Нет, командир.

Этот дублер был неплохим роботом, на него можно было положиться. Его дали Филиппу три года назад, заменив старую, ленивую развалину, у которой уже намечались провалы в памяти. А еще раньше, когда Филипп летал на «Суслике»— неповоротливом, хотя и выносливом корабле старой конструкции, дублером у него был Зенон, на редкость знающий, покладистый и спокойный специалист, по решению Коллегии Экспертов переоборудованный почему-то в робота-универсуса (робот высшей категории), проторчавший затем несколько лет в какой-то лаборатории, и наконец, по причине, как объяснили, морального износа переведенный в роботы-няньки к Филиппу, чему тот обрадовался: они ведь когда-то были друзьями.

Теперешний дублер (Филипп не захотел давать ему человеческого имени, чтобы не обидеть своего няньку) знаниями, похоже, превосходил Зенона, умел принимать серьезные, даже рискованные решения, однако покладистым его назвать было нельзя. За три года совместных полетов Филипп так и не перешел с ним на дружескую ногу. Да, он был исполнительным и надежным помощником, жаловаться на него не приходилось, но подчеркнутая корректность его, а порой сухость и педантичность мешали сближению. Во время контрольного осмотра весной зубоскалы из экспериментального цеха вмонтировали ему дополнительный режим «моветон», для чего продержали три смены в диспетчерской. И таким образом дублер Филиппа стал способным работать в двух автономных режимах: «бонтон» и «моветон». Первый режим, как и у других дублеров, подразумевал деликатность, вежливость, непременное обращение на «вы», второй — обратное: крикливость, сквернословие, грубость, похабные анекдоты и хамское тыканье со всякими оскорбительными добавлениями. «Чтобы нашему асу не скучно было прокладывать новую трассу», — острили зубоскалы.

К «моветону» Филипп не сразу привык; его коробили развязный слог ерника, ругательства и скабрезности; он подумывал даже уже об изъятии второго режима. Однако со временем заметил, что вежливо-холодный, пуританский тон помощника скоро начинает претить ему, раздражает, отталкивает, а на такой основе дружеского контакта ждать, конечно, нечего. Дело доходило до того, что выслушав очередной учтиво-уставной ответ своего напарника, Филипп в сердцах переключал его на второй режим и, слушая брань и похабщину, словно отдыхал душой. Очевидно, подумал он, есть смысл в таких переменах, не зря постарались ребятки из экспериментального, не нули в психологии: ведь тут своего рода профилактика. И он оставил все, как есть, и так и стал называть про себя дублера в зависимости от режима: то Бонтоном, то Моветоном, хотя на второй и переходил редко.

— Желаю вам нормально нырнуть, — сказал он роботу. Тот слегка повернул голову, наклонил ее:

— Благодарю, командир.

— Привет!

— Привет.

И Филипп двинулся в салон. Проходя мимо уникума, он щелкнул его по пластиковому уху.

— Ну что, почтенный, записал мои мысли?

— Сильных эмоций не было, — отозвался тот.

— Не было, значит?

— Нет.

— То-то! Сукин ты сын, шпик, зануда недоношенная. Пиши-пиши, фиксируй, регистрируй, протоколируй — посмотрим, что у тебя получится, что ты им донесешь, если вернешься.

Уникум промолчал, но на слова Филиппа прореагировал дублер — он повернулся вместе с креслом и спросил:

— Мы не вернемся, командир?

— Как это не вернемся! Вернулись раз, вернемся и в другой. Иначе быть не может. Просто я хотел попугать нашего коллегу, пусть попереваривает информацию. А то уж очень ему скучно без дела.

— Он не без дела, командир, — сказал Бонтон. — Вы это сами отлично понимаете.

— Ах, ладно! У нас ведь «разгрузочный», не так ли? Можно и поразвлекаться. Привет, дружище, не беспокойтесь, все будет хорошо!

— Привет, — отозвался дублер и повернулся к пульту.