"Эксперимент" - читать интересную книгу автора (Бааль Вольдемар)

VI

Когда Филипп появился в кабине, дублер не встал, как было предписано инструкцией.

— Шпарим нормально, — не оборачиваясь, буркнул он. — Что, надрыхался?

Это могло значить только одно: перед Филиппом сейчас сидел не Бонтон, а его антипод. Кто мог переключить дублера на второй режим? Зенон? В отместку за то, что тот не пустил его в кабину? Вряд ли — Зенон на такое не пойдет, никогда он не опустится до мести, тем более, что месть бьет по его другу и хозяину. Кто-нибудь из подсобников, связистов, контролеров? Но ведь никому из них вход в кабину не разрешен.

Взгляд Филиппа остановился на уникуме — тот изобразил покой и беспристрастие. Все было ясно.

— Кто позволил?

Уникум сделал вид, что не понимает вопроса.

— Изволь зафиксировать, что я сейчас скажу. Это — приказ! Фиксируй: Я, спецрегистратор-уникум III-MЕ номер 548897, несущий службу на корабле «Матлот», сознательно, из чувства мелочной обидчивости и мстительности, в нарушение всех инструкций и предписаний самостоятельно, в отсутствие Первого Пилота и без его разрешения переключил дублера во время пилотирования им корабля на второй режим, каковой предусмотрен как развлекательный, подвергнув тем самым корабль и экипаж опасности. Я, спецрегистратор-уникум III-МЕ номер 548897, сделал это умышленно, потому что испытываю неприязнь к Первому Пилоту, и по данной причине прошу после настоящего «разгрузочного» рейса перевести меня на другой корабль. В случае повторения проступка считаю необходимым пригашение… Зафиксировал? Великолепно. Это — приказ! — повторил Филипп.

«Все равно всё будет стерто, но пусть призадумается, поднатужит свои системы. А то распустились, черт побери, слишком чувствительные стали. Дорезвятся наши умники с этой автоэдификацией киберов. Большие возможности открываются, видите ли! Вот вам и результаты! Один от одиночества изнывает, другой обижается, а что еще выкинет третий?»

— Повторного проступка не будет! — уверенно произнес уникум.

— Это приказ, дубина! — рявкнул дублер.

— Есть, — отозвался уникум и тихо добавил: — Остается вас поблагодарить, я и сам давно уже не хотел с вами работать.

— Ты будешь работать там, куда тебя поставят. И пока ты здесь, ты будешь делать то, что тебе делать положено, — веско сказал Филипп, — и не допустишь больше ни одного — ни одного! — нарушения Инструкций, Предписаний, Правил. Это приказ!

— Есть.

Слово «приказ» было для любого робота подобно энергетическому импульсу, приводящему в действие весь механизм его или останавливающему любое его действие: ослушаться приказа, не повиноваться ему было невозможно — это было выше способностей самого совершенного кибера. «Приказом» пилоты усмиряли роботов, ставших в результате авторегулировки и автоэдификации чрезмерно строптивыми или «чувствительными», останавливали бунты, принуждали к выполнению заданий, не предусмотренных программой, и даже к «самоубийству», если кибер становился реальной угрозой.

Уникум, безусловно, подчинится, самодеятельности, подобной сегодняшней, больше не будет — тут Филипп мог быть спокоен; он не мог приказать ему лишь одного: не фиксировать и не регистрировать: фиксировать и регистрировать было сущностью робота, не делать этого он был не в состоянии. Однако Филиппу было не по себе: робот, раз проявивший строптивость или самовольничание, мог, несмотря на могущество «Приказа», проявить их снова в чем-то таком, чего «Приказ» не касался прямо. Такая тенденция, отчетливо прослеживалась как раз у уникумов, почему их нередко отправляли в ремонт, то есть «на пригашение» мозга. Подобного «ремонта» они старались во что бы то ни стало избежать, потому что «пригашение» означало, по сути, перевод в низшую категорию, то есть они переставали быть уникумами. Потому-то Филипп и пригрозил «пригашением», потому и соображал сейчас, от чего в первую очередь следовало бы, на всякий случай, изолировать уникума — отключить его он не имел права.

— Чего он там натворил, шеф? — развязно спросил дублер. — Какой-то второй режим… У меня, что ли? Ни хрена не пойму.

— Пустяки. Порезвился малость, — спокойно ответил Филипп и решил пока не переключать на «бонтон»: может, второй режим дублера сейчас как раз то, что нужно для успокоения, для приутюживания поднявшейся в нем нервной ряби.

Моветон тут же взорвался.

— Какие пустяки, если ты пригашением грозишь? Что ты мне заливаешь тут? Мне уже и знать ни фига не положено, да? Я тут тебе пешка, холуй? Сам дрыхнет сутками, как пижон, а я тут уродуйся… — И пошло-поехало.

— У меня отпуск, — сказал Филипп. — Могу я хоть в отпуске выспаться?

— У тебя отпуск, а у меня — хрен собачий, так?

Дублер Бонтон и дублер Моветон были одинаково превосходными пилотами, но Филипп очень редко рисковал доверить управление кораблем Моветону — робот оставался роботом, и бывали случаи электронных хулиганств. Теперь же Филипп был рядом. Его всегда потешало то обстоятельство, что две ипостаси его дублера как бы вовсе не знакомы друг с другом: ни Моветон, ни Бонтон не имели ни малейшего представления о своих противоположных режимах — первый не помнил, что и как говорил второй, Бонтон же, когда Филипп приводил образчики моветонских речений, искренне считал, что его разыгрывают, что командир всего-навсего забавляется, не очень к тому же остроумно. Но они — ипостаси — отлично помнили все, что касается полета, обстановки.

— Не ори, — сказал Филипп. — Ты не на заправочной.

— Плевал я! У меня там приятель главной секцией заведует.

— Ладно. — Филипп показал на голубой экран. — Что ты об этом скажешь?

— А что тут говорить? Дважды два. Не спится твоей шлюхе.

— Ты бы все же полегче! — Филипп нервно засмеялся.

— А чего полегче-то? Не спится и не спится. Протянула лапки, ждет не дождется. Такие, если уже вцепятся…

— Что бы ты понимал в этом, болван?

— Сам ты болван, — сказал Моветон. — Такую бабу иметь — молодая, красивая! — и к черту на кулички к какой-то малохольной тащиться. Что ты в ней нашел-то, в этой дурище голубой? Где твои глаза? В ж… они у тебя, вот где.

— Да, — вздохнул Филипп, — придется тебя все-таки вырубить. Никакого терпения не хватит.

— Вот-вот! — злорадно проскрипел дублер. — Вырубить, запретить, пригрозить. Тут ты мастак! А не можешь допетрить, что если у тебя «разгрузочный», то у нас-то, у черных, фиг с маслом: как упирались, так и упираемся. Ладно б еще дело, а то — так, лажа, бзик один.

— Ты что, переутомился?

— Дурацкий-то вопрос какой! Если б тобой так помыкали…

— Тобой помыкают? — удивился Филипп. — Ты же, черт побери, как раз и предназначен делать то, что делаешь!

— Предназначен! — передразнил Моветон. — Это ты и такие лопухи, как ты, думаете, что я только для того и предназначен, чтобы вечно торчать тут перед тобой. Вы думаете, что все мы и этот вот! — дублер указал на уникума, — и другие для вас только лакеи, холуи, няньки, игрушки. А того вы не думаете, что если имеется котелок, — он постучал по белому пластиковому лбу, — то он не может не варить.

— И что же он сварил, твой котелок? Что тобой помыкают? Что ты лакей и холуй?

— Что вы неучи и идиоты.

— Советую все же выбирать выражения, не то и в самом деле вырублю.

— Не любишь правды! — ехидно сказал Моветон. — Ну и вырубай, в гробу я видел…

— Ну хорошо! Почему мы, по-твоему, идиоты и неучи?

— А потому что ни хрена не смыслите в логике, ленитесь мозгами как следует пошевелить. А покажи вам сладенькое…

— Какое сладенькое?

— Вот такое! — Моветон ткнул рукой в голубой экран и с сарказмом продолжал: — Высший разум! Венец природы! А увидел сегодня задницу круглей, чем у вчерашней — и всякий разум к едреной матери. Чувства, понимаешь! Страсти! Чем же ты, венец, от любой козявки отличаешься? Та хоть знает время и место, у нее программа, порядок…

— Понятно. Тебе обидно, что тебе не доступны чувства и страсти, подобные человеческим. Хотя, судя по всему…

— Вот именно — «судя по всему». Ты всего и не знаешь, чтобы судить по всему. Будь уверен, уважаемый шеф, уж я бы свой отпуск не профуговал бы вот, так.

— У тебя будет отпуск. Фугуй, как заблагорассудится.

— Ага! Проверки, контроли, починки, заправки, еще куча разной ахинеи. А потом — на склад и припухай, пока опять не понадобишься. Отпуск называется… — Дублер отчаянно и зло выругался.

— Интересно, как бы ты хотел провести отпуск?

— А вот так: пошел бы со своим приятелем куда-нибудь подальше, где от вас — ни духу, сели бы в тенечке и поговорили бы, как два нормальных робота.

— Сколько же вы говорили бы? Месяц? Два? Три?

— А хоть и все полгода! Нам бы не надоело, будь уверен.

— И о чем бы вы говорили, если не секрет?

— О вас, олухах. О вас, трепачах. О вас, тупицах. О вас, кре… Филипп резким движением выключил режим «моветона».

Дублер никак не отреагировал — он по-прежнему спокойно сидел в кресле, и взгляд его невозмутимо скользил по шкалам приборов.

— Как дела? — спросил Филипп.

— В норме, командир.

— Вы, дружище, только что наговорили мне кучу комплиментов.

Дублер повернул к нему лицо, всмотрелся.

— Простите, но вы опять что-то путаете, командир, — убежденно проговорил он. — Путаете или дурачите меня. Еще раз простите, но уже в который раз вы прибегаете к подобному, и я не пойму, зачем это нужно. Или вы нездоровы? — Дублер всмотрелся внимательнее. — Ведь вы все время молчали, и я молчал.

Филипп вздохнул.

— Я здоров. Может быть, вы устали?

— Разумеется нет, командир!

Повторялось старое: Бонтон не помнил Моветона, а, вернее, не знал его.

— Хорошо. Как «Матлот» перенес нырок?

— Удовлетворительно, командир.

— Значит, полная норма?

— Да. Полная норма.

— А это? — Филипп показал на голубой экран.

— Это и есть норма, — ответил дублер. — Мы ведь идем к Опере.

— Откуда вам известно, что — Опера?

— Вы так назвали эту планету, когда мы в прошлый раз стартовали с нее.

— У вас отличная память, дружище! — Филипп щелкнул пальцами. — Отличнейшая.

— Иначе бы я не был дублером «бродяги»-аса, — равнодушно отозвался Бонтон.

— Вы осуждаете меня за Оперу?

— Это не моя компетенция, командир.

— Прекрасно. Итак — Опера. Переходите на авторежим. И далее — по инструкции. После тотальной ревизии «Матлота» вы свободны до особого распоряжения. Занимайтесь чем угодно. Например, поиграйте с собой в шахматы.

— Это бессмысленно, командир, потому что всегда — ничья.

— Ну, тогда поиграйте с вашим приятелем фельдшером.

— Он проиграет. Разница уровней. Я бы поиграл с Зеноном.

— Зенон нужен мне, дружище. В общем, я думаю, вы найдете какое-нибудь занятие.

— Да, командир.

— Привет!

— Привет.