"Звездные тени" - читать интересную книгу автора (Котляр Юрий Федорович)

Глава вторая Taoc

Истекла половина первого цикла в таосе. Алое солнце уменьшилось и поблекло, приняв вид красной звезды, а Фема еле просматривалась в сильный телескоп. Между родным миром и «Элоном» легли бескрайние дали таоса…

Начало пути промелькнуло быстро и незаметно. Обаяние тайны, интерес новизны и романтика полета оттеснили время. Уверенная и регулярная связь с Фемой создавала впечатление ее обманчивой близости. Потом, с удалением звездолета, связь стала ухудшаться. Фема щедро бросала в таос вал стремительной энергии, а долетали жалкие брызги, и долгожданные сеансы связи превратились в сочетание расплывчатых картин с бессмысленными обрывками фраз звукового сопровождения. Но если «Элон» еще кое-как видел и слышал планету, то она уже потеряла звездолет. И все же каждый сеанс, несмотря на все недостатки, ждали как праздник, потом без конца просматривали и прослушивали неразборчивую запись. Спорили и горячились, пытаясь по скупым обрывкам восстановить полную картину. И все же это было живое дыхание родного мира, а без него стало совсем тоскливо. Вплотную подступила и дохнула в лицо мертвенным холодом равнодушная безжизненность таоса. От всего красочного разнообразия мира осталась лишь черная бездна да «Элон», сиротливо затерянный в нем. Тяжко в таосе без связи, но жизнь на «Элоне» шла своим чередом.

Гел оторвался от экрана и, помассировав пальцами усталые веки, вышел из информария. Спирали переходов и кольца бесшумно размыкающихся диафрагм привели его к бассейну.

На мягком пластмассовом берегу он увидел весь экипаж, кроме дежурных. Ган затеял борьбу с медиком. Юный люм-инженер Эмо азартно подбадривал борцов, суетясь вокруг, а остальные наблюдали без особого интереса: возня давно утратила прелесть новизны.

Пэй, энергичный крепыш, от обороны перешел к наступлению и кружил вокруг противника, как овод. Мускулистый, рослый Ган снисходительно и небрежно отбивал яростные атаки. Но Пэй, выбрав момент, нырнул под его вытянутую руку и, поймав его в замок жилистых, коротких рук, рывком вскинул на плечо. В этот момент он увидел Гела, и на его потемневшем от натуги лице мелькнула лукавая усмешка. Отпустив Гана, он что-то шепнул ему. Ган отстранился, давая дорогу командиру, и в тот же миг оба кинулись на него.

Несколько секунд ничего нельзя было разобрать, кроме беспорядочного сплетения рук и ног. Потом произошло нечто вроде взрыва, и нападающие отлетели, а Гел торжествующе подбоченился.

— Эх вы! Мелкота…

— Аой Гел! Аой победитель! — захлопали в ладоши неразлучные Зея и Гея.

Айма снисходительно улыбнулась, но в глубине ее глаз сверкнули горделивые огоньки.

— Аой Гану! И позор мелкоте! — весело откликнулся Гел. — Молодец, Ган! Здорово ты вывернулся…

Ган холодно ответил.

— Такая борьба не в счет. Мы только мешали друг другу. Давай поборемся всерьез, ном. Один на один.

— С удовольствием.

— Э, погодите! Что значит борьба всерьез? — вмешался Пэй. Его глаза смотрели испытующе и настороженно, от недавней шутливости не осталось и следа.

— Только то, что любые приемы дозволены, — ответил Ган Бор.

— Ну нет! Это ты брось, не забывай, где находишься…

— Ну-ну, Пэй! — нетерпеливо перебил Гел. — Хватит тебе, ничего с нами не случится. Разомнемся, и только. Минутку, Ган, сейчас разденусь…

Между ними осталось шага три, когда Ган неуловимым падающим броском кинулся навстречу и схватил Гела за левую руку. От неожиданности тот растерялся. Ган резко рванул на себя и круто повернулся, одновременно присев и выставив вперед правое плечо. Ноги Гела отделились от пола, но он успел упереться свободной рукой в шею противника и тем предотвратил бросок через плечо. В следующий же миг правая рука Гела скользнула под мышку Гана и согнулась крючком. Рывок — и тяжелое тело астролетчика взвилось в воздух. Стремительный поворот, толчок плечом — и Ган под общий смех шлепнулся в бассейн, а Гел остался на месте, недоуменно разглядывая неестественно повернутую кисть левой руки.

— Ну-ка покажи! — подскочил Пэй. — Так и есть — вывих. Доигрались! Пошли со мной. А с тобой разговор впереди, — гневно сверкнул он глазами на астролетчика. — Робот свихнувшийся!

От порывов искусственного ветерка гнулись стебли цветов, колыхались ветви и шумела листва карликовых деревьев. Замаскированные светильники создавали иллюзию теплого света Алого солнца, а высокий сферический потолок с плавно бегущими облаками в прозрачной голубизне превосходно имитировал небо. Искусная роспись стен, гармонически сливаясь с пейзажем миниатюрного парка, раздвигала его границы изображением обширных, чуть затуманенных далей. Извилистый бойкий ручеек, шумя водопадами, оживлял этот любовно воссозданный уголок Фемы, унесенный «Элоном» в таос.

Эмо полной грудью вдохнул ароматный воздух и опустился на упругий ковер сине-голубой травы. Зор немного выждал и скользнул следом.

— Отдыхаешь, — сказал он, усаживаясь рядом.

— Да, здесь так хорошо.

— Почти как дома, — кивнул Зор.

— Особенно, если, ни о чем не думая, лежать на спине и следить за облаками.

— Это на любителя, — усмехнулся Зор. — Облака хоть и хорошие, но подделка.

— Мне нравятся и такие. Настоящие мы увидим не скоро, если вообще увидим.

— К этому пора бы уже и привыкнуть.

— Знаю… — вздохнул Эмо. — Да никак не выходит. Видно, не ко всему можно привыкнуть, сколько ни старайся.

— Эге! Да ты, я вижу, тоскуешь.

— Бывает иногда.

— Страшно?

— Я не о том. На душе пусто, и кругом пусто. Жизнь — это смена впечатлений. А здесь что? Только тьма и пустота без конца и края. Можно лететь десять, тысячу жизней и никуда никогда не прилететь. Таос и таос… Каждый день одни и те же лица, те же заботы, разговоры и шутки. Не знаю, к чему я это говорю, тебе не понять.

— Напрасно ты думаешь. Со мной это иначе, но тоже… — Зор не договорил, махнув рукой. Эмо приподнялся на локте.

— Правда, ты не обманываешь?

— А зачем?

— Да, на самом деле. Зачем тебе обманывать? Ты знаешь, я никому ничего не говорил, а тут прорвалось…

— Что же привело тебя сюда?

Эмо сорвал травинку и, покусывая, долго молчал.

— Видишь ли… — задумчиво начал он. — Я всегда искал чего-то нового, неизведанного. Искал полной независимости и острых, сильных впечатлений, чтобы не просто существовать, как все. Чтобы от жизни дух захватывало. Чтобы жизнь летела, как… как световой луч. Понимаешь?

Зор покачал лобастой головой и недоуменно пробормотал:

— Независимость, острые впечатления?.. В межзвездном полете?.. Да ты спятил! Тут железная дисциплина и рутина, а если что-то и случится, то всего один раз и так, что охнуть не успеешь. Никаких тебе впечатлений, миг — и конец всему.

— Знаю, но тогда мне иначе казалось. Полет, новые миры. Все восхищались, завидовали, чествовали. Потом я увидел и понял, что это на самом деле, да поздно. Вот я и прихожу сюда, лежу без дум, без мыслей, смотрю на облака, и мне как будто легче. А если случается задремать, то и совсем хорошо. Тут я обязательно вижу во сне Фему и своих…

— А я совсем одинок, — перебил Зор.

— А друзья? — вскинул голову Эмо.

— Какие друзья на Феме у звездолетчика? — махнул рукой Зор. — Так, знакомые. Все мое здесь. — Он очертил пальцем круг на траве.

— Я знаю, ты близок с Гелом, но тогда непонятно…

— А, пустое! — перебил Зор и заговорил быстро и бессвязно, не глядя на Эмо. — Мы были первыми… В таос на три светоцикла. Это же беспримерно! Вернулись героями. Я, Зор Темен, который боится холодной воды, и герой? Смешно?! Ничего смешного, просто научился сдерживаться, когда тошнит от страха. И все, наверное, так? Ну, Гел, тот нет, другое дело. И вот герой вернулся на Фему, а что ему Фема? Да простит меня Алое, сколько там шуму, суетни и бестолковщины. А надо делать вид, будто ты рад безумно, и тысячу раз пересказывать одно и то же. Нет, на «Элоне» по крайней мере тихо. Здесь воля Гела и моя, а мы были одна воля… — Он замолчал.

— Почему «были»? — тихо осведомился Эмо.

— Потому что были! Зачем, для чего мы летим? Чтобы на новом месте устраивать все для других. Чтобы им было где горланить и суетиться. Да! А жить когда? Мне жить, мне! Скоро старость, а что я видел? Орбитолеты, тантолеты, астероидолеты, наконец, «Элон» на три цикла и снова «Элон» до конца дней. Сунул голову в дыру, а во имя чего? Как будто на мой век не хватит воздуха?..

— Чего бы ты хотел?

Зор ответил не сразу.

— Совсем пустяки. Спокойное место где-нибудь на берегу озера, лес, луг. Теплую руку подруги и ласковую улыбку…

Они помолчали.

— У меня все это было, — сказал Эмо. — Родительский купол стоит на берегу озера, а сзади лес. Была ласковая улыбка, и не только матери…

— Да, ты многое оставил… Признавайся, очень хочется на Фему? неожиданно спросил Зор.

— Я отдал бы полжизни! — страстно воскликнул Эмо и безнадежно поник. — Что говорить? Сделанного не исправить никакими силами… — пробормотал он.

— Зачем так мрачно? Мало ли что может случиться. Наш «Элон» — сложнейшее сооружение, всегда возможны различные неисправности. В том числе и очень серьезные.

— Вот ты о чем… — разочарованно протянул Эмо. — Нет, это нереально. Основные механизмы задублированы, да и степень надежности всего оборудования предельно велика.

— Плохо ты знаешь корабль, — усмехнулся Зор покровительственно. — Не все задублировано и не все поддается исправлению в таосе.

— Например?

— Ну… скажем, разгонная спираль.

Эмо на мгновение призадумался.

— Пожалуй, верно, — негромко обронил он. — Только я тебе одно скажу, если что-то произойдет со спиралью, то вообще ничего не будет…

— Эмо Люрс! — прервал голос автомата. — Эмо Люрс, прибыть в рубку.

Эмо вскочил.

— Договорим потом. Приходи сюда чаще.

— Ладно! Надеюсь все сказанное останется…

— Здесь! — докончил Эмо, уходя.

Сдав дежурство Иоле, Гел поспешил к бассейну. Прохладная вода приободрила, но ненадолго, усталость вернулась и налила тело сонной истомой. Он поднялся к себе в кабину и с наслаждением растянулся на мягком ложе. Сон пришел сразу…

— Гел, дорогой мой! Я ошибся. Да-да, ошибся! Какое счастье! — ликовал Тиол. — Природа восстановила равновесие, нарушенное людьми. Впереди миллионы беспечальных циклов. Возвращайся скорее. Я жду тебя. Аой! Аой! — ликующе кричал Тиол.

Гел проснулся в тумане радости, прислушался и вскочил с отчаянно забившимся сердцем: грозно ревел сигнал Большой тревоги.

Он вихрем ворвался в рубку. Иола металась у главного пульта, а Гея сосредоточилась над панелью мезонных связей. Главный пульт лихорадило красно-синими вспышками, трескотней и щелчками автоматов.

— Что случилось?

Иола, не поворачиваясь, коротко бросила:

— Автоматика остановила и заблокировала двигатели.

— Почему?

— Пытаюсь выяснить.

— А у тебя?

— Пока ничего, — односложно ответила Гея, не поднимая головы.

Гел сел за контрольный пояс, но сигналы не проходили: автоматика полностью отсекла весь люм-комплекс корабля. Следящее устройство подало сигнал: «Авария люм-генераторов». Авария, но какая? И почему сразу всех трех? Он принялся мысленно перебирать одну версию за другой. За спиной послышались торопливые шаги и перешептывание: в рубке собрался весь экипаж.

Все еще во власти раздумий Гел взялся за панель с клавиатурой аварийной связи, но индикаторы упрямо отвечали красным или синим: никакие сигналы не проходили через заколдованный круг, отрезавший люм-комплекс. Тогда Гел включил блок регистрирующих ячеек охранных систем. Вспыхнул желтый огонек, и бесстрастный голос автомата доложил: «Двигатели заблокированы автоматикой однократного действия». Лицо командира вытянулось: молниеносная автоматика однократного действия срабатывала в исключительных случаях, когда поврежденный участок угрожал всему кораблю. Что же могло произойти?

— Ном! — тихо окликнула Гея. — Повреждена разгонная спираль люм-генераторов. Нарушена внутренняя облицовка.

Девушка молча указала на мозаику крохотных мезоэкранов. Желтые искорки плавно очертили кривую разгонной спирали. Внутри второго витка тлел зловещий красный огонек. Случилось худшее из того, что могло произойти.

Разгонная спираль делалась навечно. Внешние повреждения полностью исключались: она помещалась в глубине корабля под защитой наружной и противолучевой брони. Внутренние же поломки превращали мощные двигатели в бесполезный балласт или вели к мгновенной гибели во вспышке аннигиляции. Два напряженных цикла потратили ученые и инженеры, обуздывая аннигиляцию, затаившуюся в спирали. Специально для нее пришлось создавать структурно перестроенные материалы и сверхточные доводочные автоматы. Секрет безопасности заключался в идеальной отделке внутренней полости разгонной спирали люм-генераторов.

Все это молниеносно припомнил Гел. «Элону» еще повезло, он не обратился в газ, но, хотя звездолет и уцелел, ни один из имеющихся на борту автоматов не мог устранить повреждение. В голову хлынула пьянящая волна крови, и он с трудом подавил нелепое желание хватить кулаком по панели мезонных связей. Гел обвел встревоженные, вопрошающие лица налитыми Кровью глазами и хрипло бросил:

— Все слышали? — Ему не ответили. — Что будем делать? — Ему опять не ответили. — Молчите!.. Тогда говори ты, Зор.

Зор безнадежно пожал плечами.

— Не вижу никакого выхода. Это… Это приговор судьбы, она поразила «Элон» в самое сердце…

Гел махнул рукой и отвернулся.

— Ты, Ган!

— А что я могу сказать? Влипли, и все, — с грубоватой прямотой хмуро сказал астролетчик. Наступило молчание.

— Ты уверен, что невозможно устранить повреждение? — прозвучал сипловатый басок Пэя.

— Это известно любому, — насмешливо бросил Зор.

— Я не любой и спрашиваю нома, — огрызнулся Пай.

— Не совсем так, но нашим автоматам это непосильно.

— Тогда не о чем и говорить, — вмешался Ган. — Надо действовать.

— Как же именно? — осведомился Зор.

— Сейчас скорость «Элона» половина световой. Пойдем инерциальным полетом, а корректировать будем ионно-маневренными двигателями.

— Вот-вот! — оживился Пэй. — Это мне уже нравится.

— А мне нет! — иронически бросил Зор. — Ган, видимо, не подумал, что будет, если придется затормозить, скажем, перед скоплением пыли или облаком звездной материи. Как потом опять набрать скорость? И чем расчищать таос в полете? Ведь на такой скорости даже межзвездный газ в два счета погубит корабль.

— Снизим скорость и продолжим полет! — воскликнул Пэй.

— И долетим к Антару циклов этак через пятьсот или побольше, — отпарировал Зор.

— А у тебя в запасе лучший вариант?

— К сожалению, нет. Разве что… — он запнулся, — Ну да, впрочем, это никогда не поздно.

— Возвращение? — прищурился Пэй.

— Возможно, придется подумать и об этом.

Пэй глянул на Гела, но сумрачное лицо командира оставалось внешне спокойным, он словно не замечал спора. Тогда Пэй обратился к Эмо.

— А что скажет Эмо? Ведь ты самый осведомленный в люм-области.

— Я потом. Позже. Сначала подумаю, — уклонился Эмо.

— Довольно! — неожиданно и властно прервал Гел. Все повернулись к нему. Время не ждет. Мне кажется, некоторые забыли, что наш рейс особый, что на нас вся надежда и что с каждым циклом Фема теряет воздух, что все труднее становится дышать там, — он махнул рукой, — У нас нет права на отступление. А раз так, наш путь вперед и только вперед. И мы пойдем этим путем. Продолжим полет, клянусь Алым! — Светло-бронзовое лицо Гела потемнело, глаза горели, он тяжело дышал, едва сдерживая волнение, — Видит Алое, я никогда не злоупотреблял властью нома, вы не часто слышали слово приказа. А сейчас я приказываю: «Вперед, к Антару!» Этот приказ будет выполнен любой ценой. А теперь… — он сделал паузу и продолжал уже спокойнее. — Теперь я хочу поговорить с вами не как ном, а как друг и товарищ. Как и какими средствами мы исправим повреждение, я не знаю, но исправим обязательно. Сейчас нам, как никогда, нужны единодушие и дружба. Чтобы была единая мысль и единая воля воля к победе. Это как талисман, он выручит из любой беды. Но горе нам, если мы впустим в «Элон» вражду, неприязнь и раздоры. Тогда конец всему, таос поглотит нас. И дело даже не в наших десяти жизнях. Что они? Да и нельзя жить вечно. Но за нашей спиной жизни и судьбы миллионов и миллионов еще не рожденных. Мы не одни, за нами Фема, ее живое дыхание. Вот и все, друзья, что я хотел сказать вам.

Эмо тронул за локоть и прошептал:

— Ном, я хочу сообщить важное, но тебе одному.

Гел глянул в его глаза и ощутил толчок недоброго предчувствия.

— Пойдем! — У выходной диафрагмы он обернулся и коротко бросил: — Не расходитесь, подождите нас здесь.

Эмо начал сбивчиво, с запинками, глядя в сторону, потом пересилил себя и уже до конца исповеди не отрывал взгляда от застывшего лица нома…

Он кончил и умолк, а Гел все так же сидел не шевелясь и смотрел куда-то мимо, сквозь стену. Эмо застыл в неудобной позе, боясь шелохнуться. Пауза затягивалась, углублялась, приобретая зловещий смысл затишья перед взрывом. Молчание пробирало до костей, давило безжалостным прессом страха и ожидания чего-то жуткого, что притаилось за окаменевшим лицом, за нахмуренным лбом нома, где, наверное, созревало беспощадное решение. Эмо впервые в жизни ощутил страх. Страх, переходивший в слепой ужас. Он почувствовал, что еще немного — и больше не выдержит, закричит, завоет по-звериному. Все что угодно, только не эта могильная тишина, неизвестность и недобро застывшее лицо.

— Ном, не надо так! Я исправлю. Это исправимо… — Эмо запнулся. Гел поймал мысль налету. Его воображение быстро нарисовало печальный беспощадный финал. А Эмо заторопился, задыхаясь от волнения и неловкости. — Ном, я дрянь, но поверь мне! В последний раз… Больше я ничего не прошу. Только это!.. Я проберусь в спираль с управляемым полуавтоматом и сделаю все необходимое. Сделаю так, будто ничего и не было. У меня ловкие руки. «Элон» полетит дальше. Вот увидишь!..

— «Элон» полетит дальше! — прервал Гел. — А ты? Что с тобой будет?

— Ном, я люм-инженер, этим все сказано. Я знаю, на что иду. А думать?.. Думать надо было раньше, теперь поздно. Не хочу я… Нет, не то! Не могу жить подлецом. Не могу! — Голос Эмо зазвенел, лицо судорожно подергивалось.

— Прекрати! — сурово бросил Гел.

Эмо умолк. Гел думал о том, что лишь чуткие пальцы способны направить полуавтомат. Эмо высококвалифицированный люм-инженер, и Гел не сомневался в конечном результате, но на пути к нему высился грозный барьер. Мощные потоки люм-энергии породили в недрах спирали смертоносные излучения, их цепко хранили глубины вещества. А спираль тесна, туда нужно идти раздетым и беззащитным. Эмо выйдет из спирали живым трупом. Но иного выхода не было. Эмо придется пожать посеянное им же, испить чашу до дна.

— Хорошо. Иди! — В его голосе прозвучал металл. Эмо вздрогнул, как от удара, у него перехватило дыхание. То, что мыслилось лишь жутковатой вероятностью, с чем он играл, внутренне бравируя и любуясь собой, как героем драматической ситуации, вдруг превратилось в жестокую, непреложную реальность. Это был приговор, и он сам навлек его. Он встал между ним и тесным, но живым миром «Элона», оставив короткие часы и воспоминания. А потом оборвутся мысли и чувства, он исчезнет из этого мира, ставшего вдруг таким прекрасным. Исчезнет неведомо куда и навсегда лишится участия в той самой жизни, которой еще недавно так тяготился и которая только теперь, в короткий миг прозрения, раскрылась перед ним и с могучей притягательной силой охватила таким страстным желанием бытия, что он едва не лишился рассудка от ужаса… Эмо умоляюще посмотрел на лицо нома, но оно не выражало ничего, кроме холодного ожидания, и он скорее выдохнул, чем ответил:

— Да-а… — Его голос прозвучал так жалостно и настолько искаженно, что Эмо сам не узнал его и невольно повел глазами, чтобы увидеть того, кто мог бы так сказать, но никого не увидел. Его охватило чувство стыда и отвращения к самому себе. Слепой страх сменило не менее слепое мужество отчаяния. Оно отшвырнуло нерассуждающую жажду жизни, и Эмо уже вызывающе повторил: — Да! Да-да, я готов! Только не говори никому. Ну, ты понимаешь… — Он не закончил фразы, но Гел понял.

— Даю слово! И если понадобится, заткну рот кому следует.

— И еще, ном… — помолчав, тихо начал Эмо. — Люм-смерть мучительна…

Гел прервал его.

— Не бойся, я помогу.

Глядя вслед Эмо, Гел подумал, что пришло то, о чем предупреждал Тиол. Пришло время обдуманной жестокости во имя гуманности. «Что же тогда гуманность, если ради нее нужно отправить человека на смерть и снова своими руками дать ему смерть. Легкую смерть. Да разве смерть бывает легкой?.. Вот она, бэза, проклятие разведочных отрядов, гроза оторванных от мира исследовательских станций, ужас первых баз на Танте и частая спутница орбитонных экипажей в длительных полетах. Бэза — кошмар тех, кто обречен на однообразное существование вдали от родины, на длительное пребывание в замкнутом, немноголюдном обществе. Она известна уже тысячи циклов, о ней знают много и ничего. Она тысячелика, неуловима, коварна и обманчива. Там, куда проникла бэза, возможно все: любая нелепость, жестокость, зверство и даже предательство».

Гел вспомнил трагедию исследователей, оставшихся вдвоем на долгие трудные дни. Они были старыми испытанными друзьями. А тут постепенно и незаметно наступило охлаждение, перешедшее в неприязнь и взаимное отвращение. Они перестали разговаривать, ели, не глядя друг на друга, потом отказались от совместных трапез, затем разделили продукты и разошлись порознь. Живя на расстоянии нескольких десятков шагов, они старались не встречаться и лишь в случае крайней необходимости обменивались лаконичными записками. Потом с одним из них случилась беда, другой все видел и слышал, но не пошевелил и пальцем.

…Да, сомнений нет: бэза в звездолете. Ее не заметили ни он, ни Пэй, ни Иола. Про остальных и говорить нечего: малоопытны… Но эти двое? С Эмо все ясно — бэза, а с Зором нет, тут скрыто еще что-то. Эмо?.. Ну кто бы мог подумать? Спокойный, ровный, исполнительный, в меру живой, правда, не очень многословный. Но и что из этого? Ган и вовсе молчальник… А может, и Ган тоже, а может, и другие? А может… может, и он сам? И его временами гложет такая тоска, что хочется выть, закрыв глаза. А капризы, когда становится невыносимо без каких-то пустяков вроде хрустящих шариков в тени трианы или ощущения нагретого речного песка, сыплющегося меж пальцами…

Чувствуя, что теряет самообладание и контроль над собой, Гел отбросил сомнения усилием воли и торопливо вышел. Он вернулся в рубку, обвел решительным взглядом круг мрачных, настороженных лиц и, сдерживая голос, сказал:

— «Элон» продолжит полет. Повреждение взялся исправить Эмо. Мы все понимаем, что это означает, но другого выхода нет. Предупреждаю!.. — Его взгляд тяжело уперся в посеревшее лицо Зора. — До конца полета отсеки двигателей заблокированы моим личным биошифром. Любая попытка проникнуть туда кончится печально…

Уже прошло немало часов, а внутри спирали, казалось, в бездействии застыл неясно очерченный силуэт. Зловещий красный огонек на мезоэкране постепенно бледнел и наконец потух совсем. Силуэт скользнул вниз, тяжелая заслонка поднялась, и из зева спирали появился Эмо. Гел знал, чего ждать, но откинулся, как от удара: с экрана смотрело обезображенное, страшно распухшее лицо. Отекшие губы зашевелились, и Гел услышал:

— Ном, все сделано. Можно пускать двигатели. Ном, ты обещал…

— Да, Эмо, я помню. Спасибо тебе…

— Ном! Скорее, ном, — перебил Эмо. — Скорее, ради Алого!

— Хорошо, Эмо. Сейчас!..

Воля оттеснила чувства, привычные руки сделали все необходимое на клавиатуре пульта, но почти беззвучное «Прощай, ном!» грянуло громом и едва не сбросило руку с клавиши катапульты. Но Гел нажал ее и долго стоял с каменным, посеревшим лицом, хватая воздух. Потом глубоко вздохнул и нажал клавишу пуска двигателей. Далеко внизу отозвалось мягким гулом… Девять продолжали полет. «Элон» мчался к Ангару.