"Боевое братство" - читать интересную книгу автора (Трэвисс Карен)

Глава 2

БУЛЬВАР ПРАВИТЕЛЯ

Дом выстрелил, поскольку ни один солдат не стал бы наводить оружие на своего товарища.

Он услышал, как рикошетом отскочила пуля, но цели так и не разглядел. Луч фонаря и дневной свет из магазина ослепили его.

— Чертов идиот! — прозвучал чей-то голос. Женский голос с сильным акцентом Южных островов или соседних с ними областей. — Ты мог меня убить.

Свет фонарика исчез. Дом понял, что уронил пакет с едой. Но не опустил свой "Лансер".

— Вот как? Я и сейчас могу. Назови свое имя.

— Это Берни, — ответила женщина.

— Я не знаю никакой Берни. — Его глаза обрели способность видеть, но Дом все еще не мог рассмотреть ее. — Кончайте болтать, леди, и выходите, чтобы я смог на вас поглядеть.

— В следующий раз я не стану мешать червяку отрывать тебе голову.

Так вот кто был тем таинственным снайпером! Наверное, женщина все время следила за ними, и это обстоятельство беспокоило Дома больше, чем Саранча.

— Я благодарен за помощь, но все-таки настаиваю, чтобы вы вышли сюда, — Маркус и остальные солдаты, должно быть, слышали выстрелы, но он же сам попросил их не беспокоиться. — Двигайтесь.

Однажды, когда Дом был еще слишком молод, чтобы разобраться, в чем дело, он позволил себя обмануть. Такие выходки были в ходу у бродяг: они посылали вперед женщину, чтобы отвлечь внимание, а потом кто-то из мужчин воровал то, что им было нужно. Таким образом они пытались красть у патрулей даже оружие, топливо и запчасти машин, за что можно было угодить на электрический стул. Нельзя сказать, что женщины были менее опасными, чем мужчины. Но когда нация находилась на грани вымирания — а человечество давно приблизилось к этой страшной черте, — мало кто решался воевать с ними. Женщины олицетворяли собой надежду на будущее, надежду на выживание, а не пушечное мясо.

Громкий стук тяжелых ботинок, будто кто-то спрыгнул с большой высоты, раздался справа от него и оборвал размышления. Дом резко обернулся.

В первую очередь его внимание привлекла винтовка — действительно старая модель длинноствольного Марк-2", — а затем уже державшая ее женщина.

— Проклятие! — пробурчал он.

Женщина, одетая в разномастные части брони солдат Коалиции, оказалась крупнее и старше, чем он ожидал, хотя он и сам не знал, чего ожидать. Но молодой ее нельзя было назвать, это уж точно. Коротко подстриженные темные волосы местами совсем поседели, но тем не менее она не была похожа на чью-то скорбящую мать. Скорее, на сжатую пружину, грозящую мгновенным ударом. Женщина повесила винтовку на плечо — черт, у нее был еще и «Лансер» — и остановилась. Дом уставился на "Лансер".

— Да, я его нашла, — сказала она. — В мои дни таких не было.

Она повернулась к Дому спиной, прошла к выходу и заглянула в торговый зал. Теперь Дом увидел на ее руках татуировки.

— Привет, Маркус. Только не говори, что ты меня не помнишь.

Маркус подошел к дверному проему. Следом приблизились Бэрд и Коул. На их лицах читалась тревога, но они ждали приказов Маркуса, а его руки оставались спокойно опущенными вдоль тела.

— Я тебя знаю, — произнес Маркус. — И я считал тебя погибшей.

Дом упорно старался вспомнить это имя:

"Берни? Берни…Берни…"

— Я еще не закончила. Слишком много работы. — Она по очереди осмотрела каждого из них, точно инспектор, недовольный внешним видом солдат. — Кто теперь заправляет шоу? Все еще Хоффман?

— Как ты сюда добралась? — Маркус оставил ее вопрос без внимания. Недоверчивость возобладала над правилами приличия. На его лице почти ничего не отразилось: он никогда не выдавал своих чувств. Но Дом-то знал, что в минуты потрясений Маркус начинает часто моргать… Эта женщина определенно вызвала у него сильнейшее удивление. — У тебя есть транспорт?

— Я шла пешком.

— Все четырнадцать лет?

— Ага. Попробуй-ка пересечь пару континентов, которые выглядят не лучше, чем этот магазин. И не забудь об этом мокром препятствии, что зовется морем.

Хотя на лице Берни не было родовых татуировок, ее акцент напоминал речь Тая Калисо. Уже одного этого обстоятельства было достаточно, чтобы Дом предпочел держаться от нее подальше. Все уроженцы Южных островов считались безумцами даже по меркам солдат, в лучшие времена допускавших различные отклонения.

— Кто-нибудь собирается нас представить? — Коул протянул для рукопожатия огромную ладонь. Женщина приняла ее. — Рядовой Август Коул, мадам, а этот уродец рядом со мной — капрал Дэмон Бэрд.

— Бернадетт Матаки. — Она пожала его руку. — Верни. — (Бэрд коротко кивнул, стараясь скрыть произведенное впечатление.) — А с Маркусом и Домом мы уже знакомы.

— Ого, леди, у вас рукопожатие как у бумера. Я ценю это в женщинах.

— Ты, парень, нахальный юнец, но это ничего. Ну, Маркус, отведи меня к Хоффману.

Маркус что-то буркнул и кивнул в сторону выхода па бульвар. "Королевский ворон" уже приземлился, и пилот встретил их раздраженным жестом, недвусмысленно призывая поторапливаться.

Как только вы, леди, будете готовы, мы погрузим раненого на борт, — с едким сарказмом произнес он, не сразу заметив Берни. — Только потому, что здесь немного… Черт, да ты в самом деле женщина!

— Эй, не говори так о Бэрде, — предупредил его Коул. — Он блондин и потому очень чувствительный.

Бэрд не клюнул на эту наживку. Берни взгромоздилась в десантный отсек и одарила пилота таким взглядом, что он предпочел больше не раскрывать рта. «Ворон» поднялся в воздух, и Дом заметил, как Маркус и Берни обменялись короткими взглядами, что его слегка обеспокоило. В этих взглядах он почувствовал то ли вопрос, то ли предупреждение, а может, и то и другое.

"Я знаю этого парня всю свою жизнь. Мы жили душа в душу с тех пор, как были детьми. Неужели мне что-то неизвестно?"

— Я не женщина, — многозначительно промолвила Берни, пристроив между коленей древнюю винтовку. — Я уже давно превратилась в сержанта Матаки. И я еще способна выполнять свою работу.

— Да, — откликнулся Маркус, не отводя взгляда от пробегавшего внизу городского пейзажа. — Это так. И она способна на это.

"Матаки".

Дом поймал себя на том, что пытается мысленно стереть с лица женщины пять, десять, пятнадцать лет, но при этом не пялиться на нее уж слишком откровенно. Но она все же перехватила его взгляд и не обиделась. Более того, казалось, она довольна.

И все же она никак не походила на чью-то седовласую мать.

"Матаки. Матаки, Матаки, Матаки. Проклятие, ну конечно!"

Теперь он понял, кто перед ним. Его как будто неожиданно разбудили посреди ночи. Она участвовала в сражении в долине Асфо.

Она воевала рядом с его братом Карлосом.

И вместе с Маркусом была там, когда его убили.

Дом протянул руку.

— Спасибо, — наконец-то сказал он. — Это был отличный выстрел.

БЫВШИЙ ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, ТЕПЕРЬ КАЗАРМЫ

Для Берни это была первая более или менее приличная ванная комната за долгие годы.

То, что раньше это здание служило пристанищем для сошедших с ума богачей, ее ничуть не беспокоило. Вдоль стены тянулся целый ряд раковин, а кафельная плитка, как помнила Берни, была такой же, как на любой военной базе Коалиции. Зато к текущей из крана воде требовалось привыкнуть. Берни наполнила раковину водой, окунула голову и некоторое время наслаждалась забытой свежестью, прежде чем выпрямиться и взглянуть в зеркало. Все это отдавало горьковатой сладостью ощущения дома.

Она отвыкла от этих запахов: дыма, крови, пота, машинного масла, пороха, обязательного карболового мыла… Маркус, едва скрывая раздражение, отчищал броню от ошметков внутренностей Саранчи. Потом он снял потрепанную бандану, которой всегда повязывал голову, и бросил ее в раковину. Без нее Маркус выглядел совсем другим человеком.

— Господи, неужели это та самая, которую ты носил во время нашей последней встречи? — спросила Берни.

— Нет. — Он отжал лоскут и снова повязал на голову, даже не глядя в зеркало. — После того как Дом вытащил меня из тюрьмы, я достал новую.

— Да, как раз об этом я и хотела тебя расспросить. Те6e не интересно знать, почему я так долго за вами следила? Я ведь несколько недель тенью ходила за патрулем.

Он пожал плечами:

— Ладно. И почему же?

— Чтобы убедиться, что ты не примкнул к бродягам. Маркус, как только я сюда добралась, я услышала о тебе массу нелепых слухов. Это правда?

— Зависит от того, что именно ты услышала.

— Что ты бросил свой пост и это стоило жизни нескольким солдатам. Что тебя судил военно-полевой суд.

Маркус опять пожал плечами:

— Против этого мне нечего возразить.

— Нет, только не ты. Никогда.

— Все это правда. Я получил сорок лет. Отсидел четыре. Я уже подумывал о самоубийстве, но за меня заступился Дом. И вытащил меня оттуда лишь несколько дней назад.

В этом был весь Дом. Этот человек буквально готов умереть ради тех, в кого он верит. Но Берни никак не могла представить, что Маркус Феникс мог покинуть поле боя. Для этого должна быть веская причина. Очень веская.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне, что произошло на самом деле?

— Может быть. А ты не хочешь рассказать, почему решила вернуться именно сейчас?

В одном вопросе крылся и второй, не высказанный прямо. Берни много лет назад выбросила это из головы — намеренно и сознательно — и когда-то считала, что и вправду обо всем позабыла. Но одного взгляда на лицо Дома Сантьяго хватило, чтобы все вспомнить.

Хороший парень, по-собачьи преданный, скромный и отважный, точь-в-точь как его брат, вплоть до маленькой аккуратной черной бородки. Берни было нелегко даже смотреть ему в лицо.

— Не беспокойся, Маркус, — сказала она. — Я не собираюсь снова возвращаться к Асфо. — Нет, Дому незачем было знать подробности о Карлосе в те дни, а уж теперь тем более. — Мы ведь договорились, не так ли? Прошло уже шестнадцать лет.

— Он потерял обоих детей. И жена пропала десять лет назад.

Все кого-то теряли после Дня-П, но такая утрата казалась слишком тяжелой для парня, уже лишившегося старшего брата.

— Мне кажется, он до сих пор ищет ее, — сказала Берни.

— Да, ты ведь знаешь Дома.

— А что насчет остальных его родственников?

— Пропали, предположительно погибли.

— Бедняга. Мне казалось, он лучше меня запомнил. — "Да, пожалуй, и хорошо, что не запомнил. Он только начал бы задавать вопросы". — А твой отец жив?

— Нет.

— Сочувствую.

— Тебя слишком долго здесь не было.

— Конечно. После того как меня комиссовали из армии, я вернулась домой. После Дня-П остров оказался в полной изоляции, так что о призыве из Эфиры я узнала только через восемь лет.

Маркус помолчал, что-то подсчитывая в уме:

— А есть какие-нибудь хорошие новости?

Значительная часть глобальных сетей связи, при которых они выросли, была уничтожена в первые же дни после Прорыва Саранчи.

Время от времени я сталкивалась с уцелевшими людьми. Чаще всего в рыбацких деревушках. Саранче было труднее добраться до людей, спасающихся в море.

— Да, это один из способов от них убежать.

— Я потратила массу сил, чтобы заполучить лодку. Но оружием в руках убеждать гораздо проще.

Маркус окинул Берни озабоченным взглядом:

— Так ты не шутишь.

— Я слишком стара, чтобы рожать детей, но я еще могу сражаться. И не пытайся убедить меня в обратном.

— Я и не мечтал об этом.

Берни знала, что, пока она в силах держать оружие, она должна выполнять свой долг. Любые гражданские лица, вставшие на ее пути, представляли собой угрозу выживания человечества. В этом мире не осталось места для нейтралитета и самодеятельности, уже не существовало выбора, чью сторону принять. И, кроме того, она потеряла слишком много близких людей.

"Но каждый кого-то потерял. Каждый человек, все наше общество объято скорбью. Чем же все это закончится? Каким будет общество будущего? Какими станем мы после стольких утрат?"

Подобные размышления были непозволительной роскошью для всех, кроме разве что политиков. Но Берни не могла об этом не думать.

Маркус продолжил чистить броню, а Берни опробовала душ. Даже с холодной водой ощущение было великолепным. Больше она ни за что не встанет в ушат с грязной водой.

Входная дверь распахнулась, и Берни, одеваясь, услышала голос Дома.

— Хоффман в своем репертуаре, — сказал Дом. — Аня говорит, что ему как будто подложили ракету под задницу. Крикнул: "Дерьмо!" — и сорвался с места.

— Аня так и сказала? — крикнула Берни. — Не знала, что она овладела этим специфическим диалектом.

— Простите, я не знал, что вы здесь, сержант.

— Я еще гражданское лицо. До тех пор, пока Хоффман не признает обратное.

Берни помедлила пару секунд, прежде чем выйти из душевой. Когда она в последний раз видела Дома Сантьяго, парень, не стесняясь, оплакивал гибель брата, а победа в долине Асфо ничего для него не значила.

Через шесть месяцев после этого Берни с раздробленной ногой оказалась на больничной койке, а потом ее уволили из армии. Как же легко потерять связь с человеком.

А потом ты обнаруживаешь, что люди уходят навсегда.

Она жаждала уничтожать червей, стирать их с лица земли, как они уничтожили большую часть ее мира. И возвращение в ряды армии предоставляло для этого наилучшую возможность.

— Теперь я тебя вспомнил, — немного виновато произнес Дом. — Прошло так много времени.

— Все в порядке. Мы же не были в одной компании.

— Но ты дружила с Карлосом.

"Подходящее выражение. И не начинай уточнять подробности. Каких еще слов ты от него ожидала?"

— Да, — сказала она. — Твой брат был хорошим человеком. И отличным бойцом.

Вот и все, что требовалось: честно, беспристрастно, без намеков на дальнейшие расспросы. Таким братом, как Карлос, мог бы гордиться любой парень. Дом печально улыбнулся и, насвистывая под нос какой-то мотив, стал снимать броню. Война с Саранчой — грязное дело. Берни вспомнила про бензопилу и поняла, что чистка оружия превратилась в совершенно другое занятие. Маркус для чистки зубьев использовал старую зубную щетку. Он снял всю цепь и теперь распутывал обмотавшееся вокруг зубьев сухожилие.

— А что, Хоффман так и не смягчился? — спросила Берни.

Маркус едва слышно произнес что-то вроде «уф-х-х». Берни все отлично поняла. Это был даже не вздох, а просто выход слишком долго сдерживаемого разочарования, отвращения и досады.

— Нет, он такой же придурок, как и прежде. Только теперь он главный придурок.

Дом, тайком от Маркуса, кинул взгляд в сторону Берни. "Это длинная история, не стоит в нее углубляться". Но Берни и не ждала от Маркуса подробных объяснений. Она приняла информацию к сведению и поняла, насколько напряженные отношения установились между Маркусом и Хоффманом.

— Ладно, — осторожно сказала она, — постараюсь его не задирать.

Маркус продолжал чистить снаряжение. Берни собрала свое имущество — один запасной комплект одежды и три комплекта оружия — и села в приемной, ожидая, пока о ней доложат. С тех пор как она оставила службу, в армии многое изменилось. Почти все солдаты, проходившие мимо, были мужчинами. И выглядели они такими измученными, какими никогда не были солдаты ее времени, в какую бы они ни попадали передрягу.

Все-таки Маятниковые войны были совсем другими. После восьми лет сражений наступило нечто вроде пресыщения. Никто бы не поверил, что конец света близок, даже если бы глобальная катастрофа постучалась в дверь…

Сейчас, по всей вероятности, она стояла на пороге. И все это понимали.

Возможно, Берни прошла восемь тысяч миль только ради того, чтобы погибнуть вдали от дома.

"Что ж, по крайней мере, я умру на сытый желудок и в крепких ботинках. И заберу с собой еще несколько мерзких червей".

— Я помню, что обещал принять каждого, кто способен держать винтовку, но ты испытываешь мое терпение, Матаки.

Громкий голос неожиданно раздался за ее спиной. Двое проходивших солдат на мгновение остановились, но затем благоразумно продолжили путь по своим делам. Нет, Хоффман совсем не изменился: низенький и плотный, почти квадратный, с тонкими губами. Берни вскочила по стойке «смирно» и повернулась, словно и не было последних шестнадцати лет.

— Сэр, — заговорила она, — вы паршиво выглядите.

Губы Хоффмана едва дрогнули в подобии усмешки.

Она понимала, что не стоит ждать широкой приветственной улыбки.

— Я тоже рад тебя видеть, Берни. И ты далеко не образец солдата.

— Я знаю. Но я все еще могу двигаться с полной выкладкой и поражать цель с расстояния восемьсот метров. Иначе бы я сюда не дошла.

— Принеси клятву, потом наведайся к интенданту. — Хоффман позволил себе улыбнуться — украдкой, почти нехотя. — С возвращением. И постарайся не целовать зад Фениксу. Будь на то моя воля, он и сейчас был бы последним заключенным в Глыбе.

— Задница, сэр, — сказала Берни. Она не поняла, почему Хоффман так назвал тюрьму — Глыба. — Там, откуда я пришла, это называется задницей.

— Ладно, что бы это ни было, перед ним не стоит лебезить.

Хоффман развернулся и зашагал прочь. Нет смысла говорить Маркусу, что ей всегда нравился Хоффман. Он был настоящим воякой, а не просто просиживал кресло, как многие другие, кого она знала. И нет смысла убеждать Хоффмана, что Маркус не способен бросить своих людей, а если уж решился на подобную глупость, значит, на то была крайне веская причина.

Она пришла сюда не ради того, чтобы стать судьей для этих двоих, напомнила себе Матаки. Она пришла, потому что принадлежала к человеческому сообществу. Стать солдатом — вот ее шанс помочь в восстановлении мира.

Подошел Дом, от него пахло карболовым мылом. Чертовски трудно смыть с себя вонь Саранчи.

— Пойдем, я провожу тебя в кабинет адъютанта, — предложил он. — Если тебе что-то понадобится или возникнут какие-то проблемы — дай мне знать. Карлос очень хорошо к тебе относился.

— Спасибо. Ты отличный парень, Дом.

— Ты когда-нибудь расскажешь мне о нем, ладно? Уверен, вы с ним попадали в такие переделки, о которых он мне не говорил.

Дом усмехнулся. Берни ответила натянутой улыбкой, а затем пошла за ним по коридору. Она расскажет ему то, что сможет, но Берни была твердо уверена, что рано или поздно Дом попросит ее вспомнить ту историю, о которой она поклялась никогда не упоминать.

Он спросит о том дне, когда Карлос погиб.

ОПЕРАТИВНЫЙ ЦЕНТР. ГОСПИТАЛЬ РАЙТМАНА, ХАСИНТО

Донесения о вторжениях Саранчи, как правило, поступали почти без перерыва. Но в последние два-три дня мощный поток сменился относительно слабым ручейком.

Но это не означало, что противник отступил.

— Сэр, у нас возникла проблема. — Лейтенант Матьесон привлек внимание Хоффмана к свежей распечатке. Беднягу направили в центральный информационный отдел, после того как он лишился в бою обеих ног. — Посмотрите на эту карту. Обратите внимание, в каком направлении движутся новые группы противника.

Хоффман вгляделся в расположение коротких стрелок, образующих цифру четыре, и обратил внимание на время под каждой из стрелок. Да, просматривается определенная закономерность. Саранча движется к северу — в те районы, куда до сих пор не доходила, — и через поселения бродяг прорывается к так называемой сельскохозяйственной зоне. Этот сектор до сих пор был обозначен на карте обнадеживающим зеленым цветом. В реальности все было далеко не так оптимистично: сохранилось лишь несколько ферм, где выращивали урожаи под открытым небом. Все остальное пространство занимали уродливые промышленные ангары, где применялась гидропоника, а также заводы по производству искусственного белка и птицеводческие комплексы. Единственный оставшийся город человечества по-прежнему требовал огромного количества продовольствия.

Однако направления вторжений еще не образовали четкого рисунка. Пока.

"К тому времени, когда это произойдет, будет слишком поздно".

— Каково твое мнение, Матьесон?

— Возможно, это простое совпадение, но если вы продолжите эту стрелку, станет ясно, куда они направляются.

— Если эти твари перережут линию продовольственных поставок, мы обречены, — сказал Хоффман. — Но геологи клялись, что там прочное гранитное основание.

— Вероятно, сказались последствия применения светомассовой бомбы.

— Что, открылись новые расщелины?

— Когда в замкнутом пространстве высвобождается такой колоссальный заряд энергии, она обязательно находит выход, сэр.

В помещении оперативного центра, давно непохожего на тщательно укомплектованный отдел, каким он был в прошлые годы, наступила удивительная тишина. Ее нарушали только отрывистые донесения патрулировавших окрестности солдат да ритмичное стрекотание принтера, выплевывавшего бесконечные потоки информации. Стоило Хоффману поднять голову, как он обнаружил, что все глядят на него: и молодые мужчины, непригодные к военной службе, и старики из резерва, и женщины от восемнадцати лет до того возраста, когда об этом становится неприлично спрашивать. И во всех взглядах читался откровенный ужас.

"Направьте меня в настоящее сражение. Стрелять не стрелять… Атака, отступление… А сейчас мне ежеминутно кажется, что я все испорчу и увлеку этот мир прямиком в преисподнюю".

Без поставок продовольствия город продержится не более нескольких месяцев — и это в лучшем случае. Охрана линии водоснабжения уже отнимает немало сил. Похоже, Саранча отыскала способ начать блокаду.

— Они хотят уморить нас голодом, не так ли, сэр? — спросил один из стариков.

— Ты достаточно стар, чтобы помнить Кузнецкие Врата, — сказал Хоффман. — Следовательно, ты знаешь, как я действую в подобных ситуациях. — Тот случай стал определяющим в карьере Хоффмана. Он до сих пор не был уверен, к лучшему или к худшему повернулась его жизнь, но точно знал, что не хотел бы пережить это снова. — Соедини меня с Председателем.

Надо отдать должное, Прескотт отвечал на вызов в любое время суток, и за это Хоффман готов был многое ему простить. Председатель перезвонил ровно через минуту. Все сотрудники оперативного центра вернулись на свои места, но Хоффман понимал, что каждый из них внимательно прислушивается к разговору.

— Что случилось, полковник?

Матьесон молча пододвинул Хоффману обновленную карту с отмеченными выходами Саранчи. Еще один знак в форме четверки обозначил место нового прорыва.

— Похоже, черви применили новую стратегию. Они пытаются отрезать нас от Северных ворот и продуктовых комплексов.

— Какова численность противника?

— Численность не имеет значения, если они сумеют сконцентрировать все силы и перекроют нам доступ в эти районы.

— Что вы предлагаете?

Это едва ли можно было назвать блестящим выходом из положения. Но ничего иного Хоффман придумать не мог. Практику эвакуации они осваивали уже не один год, пока Саранча продвигалась через Тирус. В противном случае риск потерять контроль над продовольственной зоной, лишиться уже имевшихся там резервов был слишком велик.

— Придется оставить этот район, Председатель. При той скорости, с какой движется Саранча, у нас есть три дня, чтобы свернуть производство и вывезти все оборудование. Людей там не так уж и много, зато масса запасов и машин.

Прескотт помолчал, словно подсчитывая что-то в уме.

— Это означает, что потребуется множество транспортных средств, чтобы перевезти людей.

— Мы пошлем туда вооруженный конвой и все вывезем. Но надо действовать быстро.

— Хорошо. Я созову группу чрезвычайного реагирования, и в течение часа они сообщат вам все решения. Сколько солдат вы сможете откомандировать на выполнение этой задачи?

— Не так много, как мне хотелось бы, — ответил Хоффман. — Но чем раньше мы приступим, тем скорее они вернутся к своим прямым обязанностям.

— Держите меня в курсе, полковник, — приказал Прескотт и отключил линию.

Прошу внимания. — Хоффман хлопнул в ладоши, обращаясь к своим сотрудникам. Но ничего подобною не требовалось: в напряженной тишине можно было бы услышать даже шорох пробежавшей крысы. —

Придется вернуться к планам эвакуации. Эта работа вам знакома. Как только будет известно количество транспортных средств, составьте маршрут туда и обратно с указанием точного времени и доложите мне, сколько потребуется перевезти оборудования. Матьесон, держи в резерве три группы.

— Слушаюсь, сэр.

Все это звучало очень даже хорошо. Порой Хоффман старался посмотреть на себя со стороны и прислушивался к собственным приказам, поскольку команды имели для солдат не меньшее значение, чем условия службы. Солдаты — и гражданское население тоже — должны видеть его решительность, когда дела идут не так хорошо, как хотелось бы. Вот только самого себя, в отличие от окружающих, он не мог убедить.

"Я не заслужил этого положения. Меня просто не сумели убить".

Заслужил или нет, но он был назначен на эту должность и принял ее. И рядом нет никого, кому можно было бы уступить высокий пост. Это был его долг. И Хоффман его выполнял.

И молился только об одном: не лишить человечество последнего шанса.