"Моему судье" - читать интересную книгу автора (Периссинотто Алессандро)

* * *

Дата: Пятница 14 мая 21.07

Тема: Потоплен прямым попаданием

Вы меня ждете? Ждете именно меня, господин судья?

Вы пишете «Я жду тебя» так, будто меня ожидает вовсе не тюрьма, а дом и женщина.

Вы, конечно, женщина, господин судья, но в моем представлении все несколько иначе.

Искушение велико. Это как той ночью в Турине. Остановиться, выбросить из головы проклятую мысль о новом убийстве, о том, чтобы довершить начатое. Остановиться и прийти к вам.

А что станете делать вы, господин судья, когда все кончится? Приходить ко мне в тюрьму на свидания? Приносить книги? Будем беседовать о литературе, о политике и юстиции? Станем друзьями?

Мои сокамерники, увидев, как вы уходите, спросят:

— Это твоя девушка?

— Нет, это судья, который засадил меня в тюрягу.

Но ведь есть и другое искушение, прямо противоположное: довести дело до конца. Оно — словно жучок, который точит меня с той самой ночи с 22 на 23 апреля, когда я совершил убийство и ударился в бега. Я спросил себя: «И на этом все?»

Нет, не все. Смерть Джулиано кое-что расставила по своим местам, но в мозаике недоставало еще двух или трех кусочков, начиная с того, как проклятый вирус проник в мой компьютер и в мою жизнь. Я должен был выяснить как.

Выяснить и убить, выяснить и убить, выяснить и убить.

Вот этот-то припев и вертелся у меня в голове, когда я уезжал из Турина и мой мотоцикл начал одолевать подъемы.

Недавно я упоминал долину Сузы, но не принимайте за чистую монету все, что я пишу, это совсем не значит, что я пересек границу в Монджиневро или Монченизио. Только подумайте, сколько горных перевалов по всей границе и сколько возможностей оказаться во Франции, не привлекая особого внимания. Оливетта-Сан-Микеле, где дорога больше похожа на горную тропу, но для мотоцикла подходит как нельзя лучше; далековато от Турина, но это не беда. А еще дороги, что ведут в Бригу, эти-то точно настоящие вьючные тропы: будь у меня мой F650 GS, я бы еще подумал. И потом Колле-ди-Тенда. И Ломбарда. И Колле-делла-Маддалена. И Колле-дель'Аньелло. Разумеется, все эти перевалы высоко в горах и есть опасность, что они окажутся закрыты, но на мотоцикле можно пробраться почти везде.

Словом, господин судья, так как мне хочется, чтобы прошло еще немного времени, прежде чем вы станете приносить мне в тюрьму апельсины, я не стану вдаваться в подробности. Да это и не важно. Важнее, чтобы я продолжил свой рассказ о припеве, который сопровождал меня всю дорогу, пока я проезжал городки, обезлюдевшие в этот нетуристский сезон.

Нельзя сказать, что утро было чудесное, да и с чего ему быть чудесным, однако воздух теплый, и солнце, скрытое легкой дымкой, будто прячется за листом вощеной бумаги. Кругом лежал снег, но снег весенний: к полудню его избороздят неизвестно откуда взявшиеся ручейки, а кое-где уже проглядывают пятна травы, становясь шире день ото дня. Не знаю, как у вас, господин судья, но на меня ничто не навевает такую сладкую грусть, как эта желтая трава, показавшаяся на лыжных спусках. Да, конечно, есть еще сентябрьские пляжи, когда небо низкое, а море волнуется, есть опадающая листва, но для меня образ, по-настоящему воплощающий конец сезона и уходящее время, — это лыжные курорты весной: скелет неподвижной канатной дороги и темные витрины, где по-прежнему висят объявления о распродажах.

И вот точно такие городки один за другим оставались у меня за спиной. Негромкий рокот мотоцикла прорезал тишину, и если по дороге мне встречался прохожий, казалось, что и он на время перестал жить в ожидании нового нашествия варваров, вооруженных лыжами и свирепой жаждой развлечений.

Этот пейзаж был бы исполнен бесконечно кроткой печали, если бы не тот припев, что непрерывно пульсировал в моем мозгу: выяснить, кто и как занес вирус в мой компьютер, выяснить, а потом убить.

Наверное, в этом весь смысл моих писем: узнать, каким оружием Джулиано Лаянка уничтожил меня, прежде чем я убил его. Давайте выяснять это вместе, господин судья, и будь что будет, а если вам удастся остановить меня до нового убийства, тем лучше для вас.

А теперь скажу вам, где я.

Я в гостинице. Название придумайте сами: «H#244;tel des Voyageurs», «H#244;tel de la Paix», «H#244;tel du Commerces, «Hotel de la Poste». Совершенно точно не «Holiday Inn», не «Mercure», не «Intercontinental» и даже не «Formule I» или любой другой дешевый мотель французских окраин. Название обветшалое, как мебель в моей комнате на пятом этаже: полутораспальный тюфяк, платяной шкаф, одна створка у него зеркальная, другая держится на честном слове, и тумбочка с круглым следом от ночного горшка, который ставили в нее много лет подряд. Сейчас горшка уже нет. В углу, за деревянной перегородкой, оборудовали ванную с унитазом, душем и линолеумом на полу. Раковину оставили в комнате — раковину, белый квадрат керамической плитки на стене и вешалку для полотенец. На второй тумбочке из пластика, безуспешно подделывающегося под дуб, стоит телефон, шнуром от которого я пользуюсь, чтобы подключать к сети компьютер.

Из окна видна улица, до того узкая, что по ней даже машины не ходят. Напротив обитает одинокий старик. Иногда мы встречаемся глазами, когда смотрим на улицу, не случилось ли чего-нибудь, что позволит скоротать время. Почему-то мне кажется, что он бывший судья, по крайней мере он похож на старого судью на пенсии: острая бородка, довольно длинные седые волосы и круглые очки. Как на картинках в старых книжках. Можно представить, сколько убийц он отправил на гильотину.

А что сказал бы месье Арман, хозяин гостиницы, узнай он, что я убийца? Для него это был бы удар; по-моему, он в первый же вечер проникся ко мне симпатией.

— У вас есть одноместные номера? — спросил я, пытаясь говорить по-французски без итальянского акцента.

— На какой срок?

— Не меньше недели, может, больше, но точно смогу сказать только через несколько дней.

— Вы здесь по работе?

— Да.

— Коммивояжер?

— Нет, мне нужно получить кое-какие сведения в отделе кадастровой инвентаризации. Работаю у нотариуса из Беллинцоны, в Швейцарии. Дело о наследстве.

— Правда? А я-то думал, что нотариусы побогаче, тем более в Швейцарии. Представлял, что своим служащим они оплачивают как минимум трехзвездочную гостиницу.

— Вот именно, они и прижимисты, как все богатые. А потом у вас хорошая гостиница, ее посоветовал мне один знакомый, он у вас как-то останавливался.

— Что ж, он вас не обманул! И наверняка ваш знакомый рассказал о нашей кухне: надеюсь, что хоть ужинать-то вы будете у нас.

— Конечно, с удовольствием.

— Вот ключ, месье…

Я назвал первое тессинское имя, которое пришло мне на ум, и понадеялся, что во французских гостиницах все еще в ходу располагающий обычай не спрашивать документы у постояльцев.

— Нужно удостоверение личности?

— Нет, ни к чему. Хотите сходить за вещами?

— Я их оставил на вокзале, завтра заберу.

— Тогда платите вперед, — заявил он, утратив некоторую долю своего дружелюбия.

— Да, конечно, я заплачу за первые семь дней.

— Дайте прикинуть… будет двести сорок пять евро.

Я вынул из кармана пять бумажек по пятьдесят евро, разложил их на барной стойке, и он снова заулыбался.

В действительности я оставил мотоцикл с сумками в автомастерской на окраине, заплатив и там за два месяца вперед, потом пошел бродить в поисках подходящего квартала. Такой отыскался в старой части города, старой, но не старинной. Дома с облупившейся штукатуркой, узкие кривые улочки, похожие на кишки, ароматы кухни и гниющих отбросов. Но больше, чем на дома, я обращал внимание на магазины, убогие витрины и поблекшие от времени вывески, намалеванные на стенах и съеденных ржавчиной листах жести. BOUCHERIE, QUINCAILLERIE, MERCERIEamp;BONNETTERIE, VINS #192; EMPORTER, COMPTOIRS COMMERCIAUX DE LA BEVERA, BOULANGERIE, CAF#201; RESTAURANT DES AMIS, #201;PICERIE.[7] Никаких «Бенеттонов», никаких «Макдоналдсов», модных ресторанов, шикарных магазинов, зеленщиков, торгующих ранними овощами и фруктами, никаких «Всё для…» и парикмахеров с невообразимыми именами.

Я бы просто умер, попадись мне снова такое место, где банков больше, чем булочных. Не знаю, обращаете ли вы на это внимание, но я, с тех пор как банки пустили меня по миру, всегда замечаю их и думаю: сколько же банков на белом свете? Сколько филиалов разбросано на наших улицах? Каждый раз, навещая родных, я видел, что вот опять исчез магазин, чтобы уступить место новому отделению какого-нибудь банка. Мясной? Банк «Селла». Автомастерская? Банк «Дезио». Бакалея синьоры Эрминии? Сберегательная касса Кунео. И потом банк «Интеза», «Уникредит», «Сан-Паоло», банк «Альба Альянс»… Ближе чем в километре пути от нашего дома можно приобрести акции семи или восьми разных банков, но если тебе нужен литр молока, приходится брать машину и ехать в супермаркет.

Я искал как раз такой квартал, где живут недавние иммигранты или местные, у которых никогда не будет денег, чтобы перебраться поближе к центру. Пестрый люд, среди которого я мог бы затеряться, оставаясь у всех на виду.

Не говоря уже о том, что гостиница, где я живу, всего в трех остановках на метро от конторы единственного человека, который, наверное, может мне помочь, кроме, конечно, вас, господин судья. Потому-то я здесь и оказался. Меня словно осенило. Я ехал тогда на мотоцикле, только что пересек границу, и вдруг перед глазами у меня возник образ рыжего паренька, сидящего у экрана компьютера с застывшим, вдохновенным взором, руки его неприметно касаются клавиш — это другой Мирко Гуиди, светлая сторона Силы, по крайней мере так мне казалось. Я мгновенно решил, что найду убежище в этом городе и свяжусь с ним: если и существует кто-то, способный выяснить, откуда взялся погубивший меня вирус, так это он.

С рыжим пареньком мы познакомились во время воркшопа. Проходила презентация новой системы защиты американской фирмы, выпускающей софты. Европейский филиал кинул клич и собрал лучших специалистов в нашей области — журналистов, преподавателей, а по сути бывших хакеров. Бросили вызов: двадцать тысяч долларов наличными тому, кто первым сумеет взломать систему, срок — три часа. Информационная защита — это всегда дело времени, не существует совершенно неуязвимых устройств, речь идет лишь о том, чтобы атака продлилась как можно дольше и можно было успеть понять, что происходит.

Срок — три часа, рыжий уложился в тридцать минут. Американцы порядком разозлились, премиальные деньги ему почти швырнули в лицо, даже не спросив, кто он, потом собрали свои транспаранты, флажки, компьютеры и убрались восвояси. Народ тут же отхлынул от павильона, а рыжий паренек все сидел, будто впал в прострацию. Уповая на бейджик «Professional», прицепленный на лацкан пиджака, я подошел к нему и пригласил чего-нибудь выпить, подумав, что такое знакомство будет полезно для моей фирмы. Мы стали иногда обмениваться мейлами и поговаривать о возможности открыть во Франции представительство «Титано Информатики», а что случилось потом, вы знаете сами…

Обзаведясь жильем, я первым делом решил убедиться, находится ли еще фирма, где работал рыжий паренек, по прежнему адресу.

Дул теплый ветер, достаточно сильный, чтобы гонять вдоль тротуаров бумажки из сточных канав, но скорее приятный и душистый. И несмотря на ветер, повсюду царили тишина и покой, неотделимые от этого часа, когда запираются двери последних магазинов. Я развернул купленную днем карту и зашагал по улочкам, пока не вышел на широкий тенистый бульвар, который вел из моего квартала к деловой части города. Поднимая глаза, за редкими освещенными окнами я видел комнаты с высоченными потолками, книжные шкафы во всю стену, старинную мебель. Не прошло и получаса, как я оказался у цели. Расстояние, если считать в метрах, небольшое, но если перевести в евро за квадратный метр — колоссальное. Дома XIX века, выстроившиеся вдоль бульвара, щеголяли лакированными дверями, сбоку сверкали ряды латунных табличек. На одной из них я обнаружил название нужной мне фирмы и остановился в раздумье. Вдруг из проходной высунулась немолодая тетка:

— Кого-нибудь ищете?

— Нет, спасибо. Хотел только убедиться, здесь ли контора, где у меня на завтра назначена встреча, а то у этой фирмы два офиса и…

— Нашли? — не отставала консьержка.

— Вроде да, но на всякий случай хотелось бы кое-что у вас уточнить.

— Да, пожалуйста.

— Вы не помните, работает здесь молодой человек лет двадцати семи, рыжий такой, в очках…

— Месье Патрик. Фамилию не знаю, но по описанию подходит только месье Патрик.

— Да, он самый. Значит, здесь нужное здание. Спасибо за все. Тогда до завтра.

— Учтите, завтра суббота. Вы точно помните, встреча назначена на завтра?

— Вы правы, пожалуй, стоит заглянуть в записную книжку.

Тетка вернулась к себе, готовая к новому нападению. Я пошел обратно.

Когда я сворачивал на одну из улочек метрах в пятидесяти от гостиницы, догадка, возникшая у меня с самого начала, подтвердилась: на углах, переговариваясь, парочками стояли дамы в том возрасте, когда стоит получше прикрываться и поменьше краситься. Улица старых проституток с оплывшими бедрами, дряблой грудью и материнским сердцем. Значит, я все-таки правильно выбрал себе прибежище. Кварталы, где обитают молодые проститутки, опасны: стычки сутенеров, драки, полицейские облавы, но там, где живут старые потаскухи, все тихо и мирно. Шлюхи от пятидесяти и старше — это достопримечательность, они никому не интересны, кроме старинных клиентов: у них больше нет сутенера, если только они не успели выйти за него замуж, и полиция избегает мешать их работе, равно как и трудам их присных.

Я вошел в бар, который в моей гостинице одновременно служил холлом и приемной. Телевизор показывал спортивный канал, по нему передавали футбольный матч. Я узнал форму игроков «Олимпик Марсилья», но так и не понял, с кем они играли. Сидя за столиками или облокотясь на стойку, клиенты — человек десять, не больше — смотрели матч без особого азарта, ни за кого не болея, но громко обсуждая игру того или иного футболиста.

Месье Арман вышел из-за стойки и направился ко мне, пока я усаживался рядом с витриной.

— Извините, сейчас кухня уже закрыта.

— Ничего, — отвечал я. — У вас есть сандвичи?

— Сыр бри пойдет?

— Прекрасно.

— Положить сверху tapenade?

— А что это такое?

— Соус из черных оливок и каперсов.

— Ладно, давайте и tapenade.

— Что будете пить?

— Воск. Demi.

Он принес мне пол-литровую кружку светлого разливного пива, потом вернулся к стойке готовить сандвич.

ОМ в этот момент забила гол, и в баре поднялся крик, но негромкий, скорее крик восхищения, чем радости.

Наконец появился длинный багет с сыром бри и tapenade. Хозяин гостиницы поставил сандвич на стол, потом сел рядом и указал на висевший на стене снимок в рамке.

— Видите этого человека?

Черно-белая фотография запечатлела потное лицо певца на сцене. Рот открыт, черты искажены гримасой боли, словно петь стоило ему неимоверных усилий, как будто с голосом уходила вся его энергия.

— Вот этот человек, — продолжал хозяин, — спас мне жизнь.

Я смотрел на другие фотографии, которыми была увешана практически вся стена. Снимки из разных концертных залов, но певец все тот же, и даже одет он, казалось, всегда одинаково — черный, а может, темно-серый пиджак застегнут на все три пуговицы, черный узкий галстук, белая рубашка с раскрытым воротом, по облику — начало шестидесятых.

Это выражение вечного ребенка, эти короткие черные волосы, зачесанные на пробор, глаза человека, погруженного в грустные мечты, — это лицо, одним словом, уже где-то присутствовало в моем сознании, но я не мог точно вспомнить где.

— Посмотрите, наверху, на большой фотографии, мы сняты вместе прямо здесь, в баре: как раз в тот вечер он меня спас.

Я кивнул. Неловко было спрашивать, кто он, этот человек, что стоит на снимке сорокалетней давности рядом с Арманом, ошалело улыбающимся и вытирающим руки заткнутым за пояс кухонным полотенцем.

К счастью, за одним столиком спросили четыре кальвадоса, и ему пришлось подняться.

— Эту историю я расскажу в другой раз, когда нам никто не будет мешать, — сказал он, уходя.

Я доел сандвич, допил пиво и поднялся в комнату, слегка кивнув месье Арману, хлопотавшему среди бутылок, чашек и стаканов.

В комнате я пошел к окну закрыть ставни и впервые встретился глазами со старым судьей. Он вглядывался в меня с интересом, как мне показалось, профессиональным, но, разумеется, это только плод моей фантазии, которую подстегивает сознание вины.

И вот так — глаза в глаза со старым судьей — закончился мой первый день в статусе убийцы. Проведя без сна сорок часов, проехав сотни километров на мотоцикле, с мертвецом на совести, я погасил свет и стал ожидать кошмаров.

Я еще не готов отдаться в руки правосудия, но если вы поможете мне отыскать тот кусочек правды, которого мне не хватает, пожалуй, я помогу вам найти меня, только не знаю еще, до или после нового убийства.

До скорого, господин судья.

P.S. Забыл: потоплен прямым попаданием. Имею в виду, что ваше предположение попало в точку. Эннио и Джулиано Лаянки уничтожили меня, чтобы, купив за гроши «Криптософт», стать лидерами на рынке информационной защиты. Я подозреваю, что никакого заказчика не существовало вовсе.