"Кодограмма сна" - читать интересную книгу автора (Агафонов Сергей Валерьевич)

45

Вот как я стал персонажем мультипликационного сериала, хотя на самом деле я хотел быть настоящим русским писателем или художником. Ну да ладно…

Моя жизнь в русском искусстве достаточно хорошо отображена на моем сайте "пурга.ru. Посетителю бьет прямо с дисплея в лицо настоящий, колючий снег и обжигающий морозный ветер. Там есть все: Сибирь, КГБ, гиперболоид инженера Гарина, Борис Бодунов, Наташа Фатальная и захоронения радиоактивных отходов в заброшенных церквях. Желающие могут познакомиться…

Сам же я, вырулив модный арт-проект "ВЕСЬ ТИРАЖ", свалил на постоянное место жительства заграницу. Теперь у меня нормальный буржуазный быт на островах в социалистической Северной Европе.

Иметь каждый день горячую ванну, пятиразовое низкокалорийное питание, немного джоггинга и бодибилдинга жизненно важно для вас, если вы делаете по настоящему левое, революционное искусство.

Обычно я работаю до обеда. Создаю разные интересные арт-проекты. Для начала придумываю какое-нибудь заковыристое название из тех, знаете ли, что ни уму ни сердцу… Например:

ПИСАТЕЛИ РАБОЧЕГО КЛАССА.

Потом в сети собираю всякую информацию, связанную с этими словами, и компоную ее в что-то типа пресс-релиза, но это так, для тупых… Получается нечто вроде следующего:

"В некоторых годах в СПБ собиралась одна компания. Она собиралась вокруг Михаила Гузки, много лет беззаветно трудившегося водопроводчиком в банях Северной Пальмиры. Среди прочих, в эту компанию входили обмотчик – изолировщик труб 3-его разряда Дени Рождественский и электромонтер Иван Жан. Предметом собраний этой компании была литература рабочего класса. Все члены компании ее сочиняли. Но их не печатали. Россия тогда в очередной раз опустилась на дно океана бытия, как Атлантида, и жители ее обратились в рыб, а хрен ли рыбам знать, каков химический состав воды, в которой они гоняются за пищей и просто балуются, пока не всплывут кверху брюхом, но это еще когда всплывут.

От обиды, что их не печатают, наши писатели рабочего класса стали хуже трудиться, перестали выполнять норму и были уволены без выходного пособия, а рыбий профсоюз за них даже не вступился. Для него все, кто плавает близко к поверхности и выпрыгивает, чтобы вычитать нечто в звездном небе, – говно.

Таким образом писатели рабочего класса оказались лишними людьми.

Гузке еще повезло. Он был уже старенький и вышел просто на пенсию. Дедушка Миша, как его звали знакомые распущенные подростки, стал ходить в баню, но не мыться, а творить. В некоем году на кафеле с помощью примитивной бормашины старик стал изображать, как он их называл, "пейзажи" – эротические картинки, иллюстрирующие обычные беседы рабочих, то и дело желающих друг другу совокуплений с кем попало вплоть до мифических персонажей. Десять лет он этим занимался. В бане за работой Гузка и умер.

Молодым Рождественскому и Жану было много хуже. У них не было бормашины, опыта банной жизни, пенсии, и вот…

За пять лет до смерти дедушки Миши писатель Рождественский сочинил небольшой фотороман "СОЛОМОНЕЕВ И ГЛАФИРА", в котором протестовал против отсутствия возможностей у молодых рабочих приобрести отдельную жилплощадь в кредит. Герои фоторомана в знак протеста против угнетающей безбытности отказываются трахаться и заявляют об этом, сидя голыми в постелях, на специально собранной пресс-конференции.

Но дальше всех пошел И. Жан. Однажды он записал в своем дневнике: "Не жили хорошо, нечего и начинать". Жан решил жить плохо, как, собственно, и полагается писателю рабочего класса. Много лет он прикладывает усилия, чтобы сделать эту страшную сказку былью, пока, наконец, не отмечает в дневнике: "Меня прекратили печатать. Сегодня целый день бродил по городу и не встретил никого, даже отдаленно мне себя напоминающего. Мне не выплачивают деньги… Нам нечего есть. Мы страшно голодаем… Мы погибли." За карьерной катастрофой наступает упадок сил: "Я совершенно отупел. Это страшно. Полная импотенция во всех смыслах. Расхлябанность видна даже в почерке. Это не почерк, а кодограмма сна. Самое ужасное в том, что я не сплю…" Все это отражается на интимных отношениях с женой: "Подойдешь к Стелле с нежной душой, а отойдешь с раздражением." В отчаянье Иван Жан обращается к Богу – наверное, к Богу всех рабочих – Крупному Капиталу, и даже сочиняет молитву: "Я больше не хочу жить. Мне больше ничего не надо. Надежд у меня нет никаких. Ничего не надо просить у Крупного Капитала, что пошлет Он мне, то пусть и будет: пособие по безработице – пусть будет пособие по безработице, университетский грант – пусть будет университетский грант – все, что пошлет мне Крупный Капитал. В руки Твои с пальцами – толстыми червяками, Биг Босс, Капитал, передаю дух мой. Ты мя сохрани. Ты мя помилуй и живот вечный даруй мне. Во имя овса, сена и свиного уха. Алюминь." Но молитвы не приносят мира измученной душе писателя рабочего класса. Он жалуется в дневнике: "Вера требует интенсивного усилия и энергии, может быть, больше, чем все остальное: еда, алкоголизм, секс, творчество, перебранки с соседями." Среди остального – только на творчество сил еще хватает. Жан пишет: "Меня мучает "пол". Я неделями, а иногда месяцами не знаю женщины". Выход находится в перформансе: "Подошел голым к окну. Напротив в доме, видно, кто-то возмутился… Ко мне ввалился милиционер, дворник и еще кто-то. Заявили, что я… возмущаю жильцов… Я повесил занавески." Но итог – репрессия! Поэтому его литература начинает носить характер вооруженного восстания: "Я не люблю детей, стариков, старух и благоразумных пожилых… Говорят, скоро всем бабам отрежут задницы… Это не верно! Бабам задниц резать не будут… Травить детей – это жестоко. Но что-нибудь ведь надо же с ними делать!… Я шел по улицам, стараясь не глядеть на непривлекательную действительность…" Конечно, чем она его может привлекать! Не стариками же, которые эту действительность сотворили, и не детьми, которые эту действительность продлевают. Поэтому "…рука невольно рвется схватить перо и…"

И я рассылаю по факсу этот и ему подобные тексты разным богатеньким буратинам, как бы приглашая их принять участие в процессе создания современного искусства. Под проект "ПИСАТЕЛИ РАБОЧЕГО КЛАССА" мне выделили 11 стиральных машин, надувную лодку, два мешка видеокассет с записями уроков аэробики и порезанные в лапшу майки с провального тура рок-бэнда "ПОПОЛЬ ВУХ". Все это спонсорское барахло было уничтожено посетителями моей выставки с помощью шести бензопил "ДРУЖБА" в галерее "ВАЛГАЛЛА" в городе Торсхавн, Фарерские острова. Естественно было телевидение, арт-критики, полиция, пожарные, бригада скорой помощи и воинствующие активисты общества "СМЕРТЬ СОВРЕМЕННОМУ ИСКУССТВУ" во главе с местным пастором. Впрочем, их держали в клетке высоко под потолком.

Выступление в поддержку писателей рабочего класса выплеснулось на улицу. Мы сожгли чей-то автомобиль, перевернули газетный и овощной киоски, разбили витрину обувного магазина. Один тупой полицейский пытался нас остановить, но я так его стукнул по голове, что его форменная фуражка слетела и быстро-быстро покатилась по мостовой. Пока бедняга за ней бегал, мы разломали его велосипед, а когда он вернулся, отняли свисток. Глупый страж закона был так смешон, что даже другие полицейские от души веселились, наблюдая его злоключения. А потом мы всей гурьбой отправились праздновать мой арт-успех в клуб "БАСАЕВ". Чипсы и все такое… Туда ко мне прибежал чувак, назвавшийся продюсером кинокомпании "МЕЖРАБПОМ" и стал приставать с деловым предложением. Мы раздели его догола, облили кока-колой, вываляли в чипсах и заставили исполнять танец живота под музыку любительского духового оркестра работников городского морга, которые устраивали в клубе презентацию своего первого альбома "У ПОКОЙНИКА СТОЯЛ"… Только насмеявшись вдоволь, я выслушал настырного буржуя. Натурально, он предложил мне торгануть сложившимся имиджем безбашенного артиста и я, разумеется, согласился. Поди плохо. За моими похождениями с тех пор постоянно следит скрытая камера, мои ужимки, прыжки и гримасы прорисовывают лучшие компьютерные графики и вставляют в очередную серию знаменитого мультфильма "СУПЕР – ПУПЕР", где я регулярно отправляюсь с приятелями в опасные путешествия, осаждать всякие бункеры и освобождать сисястых телок из лап чокнутых ученых, диктаторов и чудовищ. Телки мне дают по всякому, и еще у меня всегда на кармане миллион сто тысяч тридцать семь миллиардов долларов, то есть проблем с чипсами, презерами и жевательной резинкой никаких. И самое главное, я мочу козлов пачками и мне за это ничего не бывает. Йяхуэ-э-э!… Одно плохо, мне пришлось сняться с учета на бирже труда. Я больше не получаю пособия по безработице и не живу в общаге для беженцев. Меня больше не навещает социальный работник, женщина – доктор М. М…"

Таню посмотрела на часы. Фосфор высветил в мути рассола третий час ночи. Опять заработалась. Надо расслабиться. Бонифаций, сидевший двумя огурчиками в ушах хозяйки, в миг превратился в телевизор.

Главный редактор включила телевизор и попала на 1344 серию "ВОЗИ ЗУБАМИ"…