"Очерки секретной службы. Из истории разведки" - читать интересную книгу автора (Роуан Ричард Уилмер)

Глава двадцать первая Перед всегерманским потопом

В 1829 году, когда во главе британского правительства стоял герцог Веллингтон, Роберт Пиль выступил с предложением реформировать полицию и расширить её права. Однако поскольку проект этот был поддержан Веллингтоном, реформа вызвала народное неудовольствие. Необычайно популярный полководец, которого благодарная нация вознаградила тем, что сделала самым высокооплачиваемым воином из всех когда-либо живших на свете, внезапно заподозрили в тайном намерении узурпировать верховную власть и захватить трон. Предполагалось, что полицейские агенты, наделенные непомерной властью, станут следить за каждым шагом почтенных граждан, совершать набеги на их дома, устраивать обыски и допросы по малейшему поводу и под вымышленными предлогами.

Разумеется, Веллингтон сохранил хладнокровие. Он ссылался на предметный урок — учреждение конных патрулей, так много сделавших для очистки окрестностей Лондона от разбойников и грабителей. Он напомнил англичанам о начале XIX века, когда ни один экипаж не мог проехать без того, чтобы не подвергнуться нападению, а путникам приходилось в любой момент быть готовыми вступить в бой с вооруженными злоумышленниками. И все же Веллингтону приписывали низкие честолюбивые замыслы, якобы толкнувшие его на создание постоянной армии вымуштрованных и обмундированных полисменов, которые должны были подчиняться правительству и быть независимыми от контроля местных налогоплательщиков. Назначение главой полиции Чарльза Роэна — боевого офицера и ветерана битвы при Ватерлоо — как будто ещё более подчеркивало намерение «Железного герцога» создать «настоящую жандармерию», которая как раз в ту пору существовала во многих абсолютных монархиях европейского континента. Нетерпимость англичан к новой, реформированной полиции в конце концов проявилась в тех презрительных кличках, какие получили полицейские. Они стали «бобби» в честь Роберта Пиля, и «сырыми раками», в честь синего цвета своих мундиров. Были даны и другие, ещё более нелестные клички.

Но уже спустя несколько лет ни один подданный британской короны, исключая неисправимых жуликов и отъявленных негодяев, больше не протестовал против новых правил поддержания общественного порядка и спокойствия, обеспечивающих защиту личности и имущества.

Иначе обстояло дело у французов.

Принц Луи-Наполеон, племянник императора, стал кандидатом в президенты с помощью ловкой политической интриги. Как все политиканы, прокладывающие себе путь к власти интригами, он горячо ухватился за ту самую систему шпионажа и репрессий, которая так долго душила его самого. Провозгласив себя Наполеоном III, этот узурпатор завел целую орду тайной полиции для борьбы со всеми конституционными гарантиями. Наряду с «дворцовой полицией» Наполеон III использовал также армию частных шпионов; ею командовал граф д'Ирвуа, на которого возллжили заодно и организацию слежки за полицией, что стоило около 14 миллионов франков.

У Наполеона III был свой отряд шпионов, как и у премьера Руэра и префекта полиции Пьетри. Собственную секретную службу имела даже императрица. Наконец, два отряда находились под наблюдением Нюсса и Лафаржа. Агенты эти не знали друг друга; но вся широкая шпионская сеть была столь распространена, что фактически одна половина Парижа усердно занималась доносами на другую половину.

Плодом всей этой системы явились так называемые досье. Это были особые папки, заводимые на каждого, кем бы он ни был, преступник или ни в чем неповинный человек, если только нужно было подвергнуть его постоянному наблюдению. В архивах префектуры хранились многие тысячи таких «досье», тщательно зарегистрированных и дававших возможность быстро навести любую справку. Обычно они заключали в себе клеветнические доносы агентов, основанные большей частью на самых лживых и нелепых сплетнях. В результате нередко совершенно безобидные люди обвинялись в «потрясении основ».

Как же политическая полиция Наполеона III действовала против подлинно опасных заговорщиков? Вечером 14 января 1858 года император в сопровождении императрицы и генерала Роже направлялся в Парижскую оперу. Шел «Вильгельм Телль», поставленный в бенефис популярной певицы, покидавшей сцену. Наполеон со спутниками ехали в трех парадных каретах, эскортируемых отрядом гвардейских улан.

Карета императора следовала последней и несколько задержалась у арки в тот момент, когда из остальных карет высаживались обер-гофмейстер и другие члены императорской свиты. Внезапно раздался оглушительный взрыв, за ним — второй и третий, после чего воцарилась полная тьма — от взрывной волны погасли все газовые фонари. Недолгая тишина сменилась криками раненых и умирающих, конским топотом, воплями перепуганных зрителей и звоном разбитых стекол.

Картина была ужасающая. Тремя бомбами, брошенными в толпу, окружившую Наполеона III, было убито и ранено 160 человек. Генерал Роже получил тяжелые ранения; один из осколков оцарапал висок императрице, другой пронзил треугольную шляпу императора. На наружных стенках кареты, в которой находился Наполеон III, были обнаружены следы 66 осколков. Однако Наполеон и его супруга, стремясь успокоить толпу, все же вошли в театр и заняли свои места.

Где же была и что делала в это время полиция, со всеми её шпионами, столь рьяно следившими друг за другом? Она всполошилась и рыскала по Парижу, отыскивая убийц. Один из главных заговорщиков уже был задержан. Случилось это фактически ещё до первого взрыва, когда жандармы арестовали иностранца по имени Пиери или Пьерэ, который бродил в районе Оперы.

За несколько дней до того парижская полиция получила сведения, что в Бирмингеме готовят бомбы. Лондон предупредил также о выезде некоего Орсини, неутомимого конспиратора. Брюссельская полиция, в свою очередь, предупреждала о подозрительных маневрах Пиери-Пьерэ. Но вся информация, своевременно полученная из Англии и Бельгии, не заставила французскую полицию принять необходимые меры предосторожности; в результате заговорщики спокойно прибыли в Париж и затем пробрались незамеченными на площадь Оперы. Министру внутренних дел Байяну и его подчиненному, начальнику полиции Пьетри, пришлось подать в отставку.

Первым допрашивал Пиери-Пьерэ полицейский чиновник Клод, который руководил его задержанием; после допроса Клод установил, что задержанный проживал в дешевом отеле под фамилией Андреас и что в одной с ним комнате жил некий де Сильва, выдававший себя за португальца.

Португальца арестовали и обыскали; он предъявил паспорт, выданный португальским консульством в Лондоне; это не помешало без труда опознать в нем де Рудио, подозрительного типа из Рио-де-Жанейро. При обыске у него в комнате нашли револьвер, патроны, кинжал с рукояткой из слоновой кости, письмо и бумаги, позволившие Клоду быстро установить личность арестованного. Оказалось, что де Рудио и Пиери были знакомы с неким бывшим военным Гомесом, он же Пьер Сюринэ, на которого указал полиции официант одного из ресторанов. Гомес имел неосторожность выдавать себя за англичанина и действовал в качестве «слуги» главного конспиратора Орсини. Вскоре после того как произошли взрывы, официант видел, как Гомес выглядывал из окна ресторана, находившегося наискосок против Оперы. Он казался крайне взволнованным и даже размахивал револьвером, чем и обратил на себя особое внимание.

Сам Орсини, человек до такой степени безрассудный и легкомысленный, что Мадзини прозвал его «пустозвоном», — также вздумал выдавать себя за английского коммерсанта. Он действовал под фамилией Олсоп и построил свой шифр на терминах пивоварения. Схваченный в ту же ночь, Орсини вместе с другими бомбометателями попал в расставленную полицейскую ловушку. Однако следует подчеркнуть, что полиция и разведка не проявили во всем этом деле никакой находчивости, а попросту использовали счастливый случай.

Всех задержанных по этому делу судили спустя пять недель; Орсини и Пиери отправили на гильотину, де Рудио и Гомеса приговорили к пожизненной каторге. Осколки бомб и пуль оставили следы не только на стенках кареты Наполеона III, но и на внешней политике Франции. Между недавними союзниками по Крымской войне начались трения; Сардинии был заявлен резкий протест «против экспорта итальянцев-бомбометателей»; ещё большее озлобление вызвало то обстоятельство, что Орсини и прочие нашли себе приют в Англии и там вынашивали свои планы.

Парламентский либерализм во Франции разлетелся вдребезги, как фонари перед Оперой. Имперские власти были облечены чрезвычайными полномочиями и получили право арестовывать и ссылать своих противников без суда; генералу Эспинасу было поручено осуществление этой противоречившей закону процедуры. Около четырехсот человек арестовали, причем все эти лица не имели никакого отношения ни к Орсини, ни к его бомбистам. Эспинас придумал изумительное средство: он потребовал определенной «квоты» арестов для каждого департамента Франции!

Именно в это время де Морни, сводный брат императора, активно вмешался в деятельность тайной полиции. Авантюрист, денди, знаток предметов искусства и спекулянт, де Морни являл собой образец мастера шпионажа. Темное происхождение нисколько ему не мешало, официальную информацию он ловко использовал для своих личных спекулятивных махинаций. Когда же этот авантюрист сменил политическое поприще, императорская секретная служба фактически осталась без вождя. Она работала так же плохо, как и любая другая отрасль государственного управления.

И этой низкопробной и дурно организованной секретной службе Франции вскоре пришлось вступить в состязание с прусской разведкой, возглавляемой самим «королем шпионов» Вильгельмом Штибером. Надвигались крупные политические перемены, весьма важные и притом совершенно не предвиденные Наполеоном III и его режимом.

Впервые после того как Шарнгорст и Штейн перехитрили Наполеона I, вообще впервые после Фридриха II, Пруссия приступила к организации секретной службы, достаточно сильной, чтобы начать тайное наступление против Франции. И сделал это возможным столь выдающийся государственный муж, как Бисмарк. Орудием его был Штибер — патриарх секретной службы и самый умный помощник «Железного канцлера» в области шпионажа мирового масштаба.