"Иоганн Буш" - читать интересную книгу автора (Азнаурян Ованес)

3

Он пил пиво с таким чувством, как будто это что-то могло дать, но пиво ничего не давало (да и что может дать пиво?), разве что голове делалось чуть тяжелее, и он начинал потеть и знал, что скоро ему захочется в кабинет по маленькой. Он все пил пиво и в конце концов решил напиться. Не просто выпить нечто покрепче пива, а по-настоящему напиться, и он позвал официанта.

— Принесите, пожалуйста, водки. Сразу бутылку, пожалуйста.

— Водка только в розлив.

— Жаль. В таком случае вам придется очень часто подходить к этому столику.

— Мне за это платят, — сказал официант, чистенький такой, с напомаженными гелем волосами, тщательно выбритый и очень-очень молодой.

— Ну, раз вы согласны побегать…

— Согласен. К тому же могу еще посоветовать пересесть к стойке, и вас тогда будет обслуживать бармен, он же, кстати, и хозяин этого заведения.

— Пожалуй, это выход.

— Вот видите. Выход всегда можно найти, — важно сказал официант.

— Вы слишком молоды, чтобы знать о выходах и входах. — Писатель встал, взял с собой кружку пива и направился к стойке. Берг последовал за ним. — У вас найдется водки? — спросил он бармена.

— Какой именно?

Писатель назвал, какой ему именно хотелось.

— Такой у нас найдется, — сказал бармен, он же и хозяин, и показал бутылку.

— Прекрасно, налейте мне рюмочку, пожалуйста.

— Чем будете закусывать?

— Вот этим. — Он показал кружку пива.

— Неплохая закуска, — сказал хозяин бара.

— В самый раз…

Так ты хочешь напиться? — спросил он самого себя. Хочу, ответил он. Какого черта? Не твое собачье дело. Нельзя ли без грубостей? Заткнись! Ты — моя вторая половина, и, скажу тебе, не самая молчаливая половина, так что заткнись, а я буду напиваться. С каких это пор ты пьешь так рано? Заткнись, я тебя очень прошу, и не задавай сложных вопросов…

— Ваше здоровье, — сказал он хозяину бара и выпил.

— Всегда пожалуйста. — Хозяин бара был одних с ним лет, уже седел и имел почему-то очень короткие руки.

— Как вас зовут? — спросил он хозяина.

— Это имеет какое-либо значение?

— Не скромничайте. Меня, например, зовут Иоганн Буш, а вот этого господина — Берг.

— Хороший пес.

— О да! Он самый воспитанный пес на всем земном шаре.

— Охотно верю, раз вас зовут Иоганн Буш.

— Вы меня знаете?

— А кто вас не знает? Вы живете в белом доме, что на вершине холма посредине равнины. Вы очень известный писатель, вы приезжаете в город месяц раз, только, если мне не изменяет память, вы любите посидеть в другом баре.

— Все правильно. Но Ганс Гейнек умер (мне сегодня так сказали в "Ганновере"), и мне не хочется больше заходить в его бар, раз его нет…

— Тогда добро пожаловать в «Нормандию». Меня зовут Виктор, с ударением на последний слог.

— Француз, значит?

— Нет. Еврей, если ничего не имеете против.

— Я не фашист. Налейте еще, Виктор.

— Пожалуйста.

— За Ганса Гейнека.

— Пожалуй, я выпью с вами вместе.

И они выпили.

— Вы читали мои книги, Виктор? — спросил Иоганн Буш.

— Да. Все до единой.

— Ну и что скажете? Только не врите.

— Мне они нравятся.

— Налейте еще.

— Решили напиться?

— А вам это не нравится?

— Я не жадный. Мне не жалко. Спросил просто так.

— Да, решил напиться, — сказал писатель. — Еще будут вопросы?

— Напрасно обижаетесь.

— Я не обижаюсь. Можно еще рюмочку?

— Хоть две!

Бедный, бедный Ганс, подумал Иоганн Буш. И какого черта? Инсульт… Какого черта, я спрашиваю!

— Какого черта! — сказал он вслух. Хозяин бара «Нормандия» ничего не сказал. Иоганн Буш нагнулся и почесал за ухом Берга; Берг вяло завилял хвостом, но продолжал лежать, положив голову на передние лапы.

— Ганс был единственным, с кем можно было поговорить на немецком, — сказал Иоганн Буш.

Бармен опять ничего не сказал. Он молодец, подумал Иоганн Буш о хозяине. Конечно, тут ничего не скажешь. Ганс Гейнек умер от исульта и все…

— Предложить вашей собаке пирожное? — спросил хозяин.

— Откуда вы знаете, что Берг обожает пирожное?

— Ганс рассказывал. Мы вообше-то с ним были друзья.

— Берг, хочешь пирожное? — спросил Иоганн Буш собаку; Берг оживился. — Он хочет, — сказал писатель бармену. — Можете дать ему кусочек, но небольшой.

Виктор положил в тарелочку кусок пирожного, вышел за стойку, обогнул ее, подошел к собаке и положил тарелку перед его носом. Берг активнее завилял хвостом, но не притронулся к пирожному и посмотрел на Иоганна Буша.

— Поешь пирожного, Берг, — сказал писатель. — Мосье Виктор угощает. — И потом бармену:- Спасибо.

— Не стоит. — И хозяин бара вернулся на свое место за стойкой.

— Налейте еще, Виктор, и выпейте со мной.

— Ну, разве что еще по рюмочке.

И они опять выпили.

А потом Иоганн Буш спросил:

— Какого черта вы торчите в этой стране, Виктор? И именно в этой стране, да еще среди мексиканцев?

— Наверное, потому торчу, почему торчите вы и торчал Ганс Гейнек. А вам не нравятся мексиканцы?

— Нравятся, — ответил Иоганн Буш. — Я живу среди мексиканцев уже 7 лет.

— Я бы не сказал, что вы живете среди мексиканцев, — сказал хозяин бара. — Скорее вы живете в полном одиночестве. Но я рад, что вам нрявятся мексиканцы.

— Очень нрявятся! — с чувством сказал Иоганн Буш, и они рассмеялись.

А Ганс Гейнек вот уже теперь никогда не будет смеяться, подумал Иоганн Буш. Бедный Ганс!..

— Ганс мне о вас очень много рассказывал, — сказал бармен. — Мы часто говорили о вас и о том, что вас привело в эту страну.

— Могу себе представить, — хмыкнул писатель. — Зато о вас мне Ганс ничего не говорил.

— Это не так уж и важно.

— Вы опять скромничаете, Виктор.

— Бросьте, Иоганн Буш.

— Тогда можно я спрошу вас кое о чем?

— Валяйте, только помните, что я очень скромный человек.

— Ну так вот. Я приезжаю в город один раз в месяц, знаете ли. Так, ничего особенного: купить чего-нибудь для дома, для Берга, послать письма и все такое… Вы разрешите мне, когда я буду приезжать в город, заглянуть к вам на часок другой.

— Давайте выпьем еще по одной, Иоганн Буш. И перестаньте пороть чушь!

— Спасибо, Виктор. Давайте опять выпьем.

— За что будем пить?

— За Ганса.

— Принято. За Ганса Гейнека.

— А это ничего, что вы пьете? — спросил Иоганн Буш. — Я имею ввиду вашу работу.

— Не беспокойтесь, — сказал Виктор. — Если я напьюсь, меня заменит один из официантов. Кстати, официант, работающий у стойки за место бармена, получает добавку к зарплате. Так что каждый из них ждет не дождется, когда я напьюсь или заболею, и кто-то из них заменит меня.

— Виктор. Давайте сегодня сделайте доброе дело. Ради Ганса.

— Что вы имеете ввиду?

— Напейтесь, и пусть кто-то заменит вас.

— Вы решили подорвать дисциплину в моем баре, сеньор Хуан, — сказал бармен, рассмеявшись. — А еще немец!

— Да, немец! — почему-то сказал Иоганн Буш. Ему почему-то вдруг очень нужно было в это время быть именно немцем (может, из-за Ганса?), но потом ему стало стыдно. Кончай ты это дело, Иоганн Буш, сказал он сам себе. Ведь тебе так часто бывало стыдно, что ты немец. Бывало, согласился он, и даже чаще, чем хотелось бы. Но вот теперь ему почему-то приятно было осознавать себя немцем.

— Я немец, Виктор, а вы вот француз, — сказал он.

— Можно быть и французом, — сказал хозяин "Нормандии", — если вам так уж не нравится, что я еврей.

О черт! — подумал Иоганн Буш. Вслух он сказал:

— Да я не это имел ввиду, совсем нет… я просто… Вы простите, если это так прозвучало. Я тоже иногда не в восторге от того, что я немец. Вспоминаешь свое арийское прошлое, и тебе становится стыдно.

— Давайте выпьем, Иоханн. Так будет лучше.

— Давайте, Виктор, за что?

— За Ганса Гейнека, Иоханн: он тоже был немцем.

— Спасибо, Виктор.

И он выпил опять. Иоганн Буш посмотрел туда, где была дверь. Она была открыта, и чувствовалось, как жара на улице вместе с движущимся солнцем пытается проникнуть в бар. В этой приближающейся, движущейся жаре чувствовалось приближение какой-то катастрофы, Иоганн Буш спросил вдруг бармена, резко повернувшись к нему:

— Вы любите стихи, Виктор?

— Очень.

И писатель продекламировал:

— "Вот как кончится мир,

Вот как кончится мир.

Вот как кончится мир:

Вовсе не взрывом, а всхлипом."

Что вы об этом скажете?

— Знаете, Иоханн, Том Эллиот писал стихи хорошо, но он ошибся.

— Правда?

— Точно вам говорю… Мир кончится не всхлипом, а тем, что какой-нибудь сукин сын насрет на то, что Бог назвал Миром. Вот так все и кончится. Из-за какого-нибудь засранца.

— Виктор, у вас довольно-таки своеобразные представления о поэзии. Двайте выпьем.

— За что, Жан?

— За Ганса, Виктор. Он тоже не любил мистера Эллиота.

Бармен рассмеялся, и они чокнулись. И вдруг Иоганн Буш так ясно ощутил рядом с собой Ганса, что вздрогнул. Писатель подумал, что Ганс здесь, рядом с ним в баре Виктора «Нормандия», просто он его не может видеть, потому что тот уже умер. Но он здесь, я чувствую это, подумал Иоганн Буш, жаль, что я не могу его видеть…

— Налейте еще, Виктор. Опять будем пить.

— Одну минуту, Иоганн. — Бармен подозвал одного из официантов и приказал заменить его у стойки. — Давайте, раз уж мы так серьезно взялись за дело, перейдем к столику и немного перекусим. Плохо столько пить, ничего не поев.

— Как скажете, Виктор. Командир здесь вы, и мне придется лишь выполнять ваши приказания. Я простой солдат.

— Не скромничайте, Иоханн, вы самый что ни на есть настоящий генерал в писательстве. А я лишь скромный капитан национальной гвардии образца 1789 года. Так что, приказывайте, генерал!

— Вы маршал среди барменов, Виктор! И вам придется с этим смиритсься, если вы хотите, чтоб я принял звание генерала. Что же касается Берга, то он у нас будет рейхслейтером.

— Не согласен, генерал, жалко пса. Никаких рейхслейтеров, рейхсканцлеров и вообще рейхов.

— Я вас понимаю, Виктор.

— Спасибо, Иоганн. Берг будет полковником.

— Принято.

— А теперь сядем вон за тот столик, если вы не против.

— Вперед, г-н полковник, — сказал писатель собаке, — ведите свое начальство к столу. Начальству угодно трапезничать.

Видя, что Иоганн Буш поднимается со стула, Берг решил, что они покидают бар, и радостно побежал к двери и остановился, как всегда, и посмотрел через плечо, чтобы удостовериться, следует ли за ним его хозяин. Но Иоганн Буш показал рукой на столик, и Берг понял, что рано радовался, что это лишь смена декораций, вернее, смена места действий, но самое главное, что понял Берг, это то, что хозяин его будет продолжать пить. Берг заскулил и пошел обратно, понурив голову, и улегся под столиком, всем своим видом показывая, что к происходящему он не хочет иметь никакого отношения.

— Здорово, генерал! — сказал бармен. — Такого пса я еще не встречал.

— Спасибо, маршал. Видели его глаза? Он осуждает меня за то, что пью. Это единственное, чем он походит на моих двух бывших жен. Они тоже упрекали меня за то, что я пью. В остальном же Берг естественно лучше их обеих.

— Моя жена тоже не любит, когда я пью. Говорит, что я становлюсь свиньей. Но я никогда не свинячу, мой генерал, можете быть спокойны!

— Не беспокойтесь, маршал. Если б вы даже свинячили, я бы никому не рассказал об этом. Кстати, как зовут вашу жену?

— Мадлен.

— Красивое имя.

— Да, имя у нее красивое, и она тоже красивая. Однако, мы отвлеклись от темы, мой генерал.

— Так давайте вернемся к ней. На чем мы остановились? Ах, да! На еще одной рюмке.

— Вы правы, Иоханн, простите, мой генерал. Выпьем и будем есть.

Они выпили.

— Что у нас из съестного? — спросил Иоганн Буш.

— О, полковнику обязательно понравится, — сказал бармен.

— Я надеюсь, маршал. Это поднимет его боевой дух. Начальство должно заботиться о боевом духе своих подчиненных. Кстати: вы знаете, что если правильно есть, то можно пить до бесконечности?

— Не согласен, мой генерал. Наш желудок не безрамерный. Мне это говорил Ганс Гейнек, который, как вы знаете, в Германии был врачем. Так что когда-нибудь организм потребует освобождения. Если не перебарщивать, то освобождение произойдет через естественное, именно для этого сочиненное отверстие. Если переборщить, то через другое отверстие, прямо противоположное первому, то есть через рот…

— Да-а, маршал… Эстетом вас назвать тридно.

— Это вы вноваты, мой генерал. Я лишь защищал медицинскую точку зрения.

— Так давайте выпьем.

— За что, мой генерал?

— За Ганса Гейнека, маршал: он был врачом в Германии до того, как стал хозаином бара в Мескике…

А потом они ели. Иоганн Буш ел с большим аппетитом и думал о том, что, когда кто-то умирает, очень хочется есть… Почему это так? Может, это какой-то внутренний протест? Какое-то бессознательное неприятие смерти? Нечто жизнеутверждающее?

Иоганн Буш ел и время от времени смотрел, как ест под столом Берг.

— Есть нужно всегда, — сказал, словно читая его мысли, Виктор, хозяин бара "Нормандия". — Всегда есть — вот первое правило настоящего солдата.

— Согласен, маршал. Не будем слишком щепетильны, тем более, что мы этим вряд ли можем помочь Гансу.

— Никому этим не поможешь, — сказал Виктор. — И потом: может быть в том, что человек ест, когда кто-то умирает, есть какое-то преклонение перед усопшим, перед памятью о нем. В этом, наверное, есть какое-то нежелание воспринимать его мертвым. Поэтому и на поминках пьют за ЖИВУЮ памать покойного. Тем, что едят, люди делают как бы живым умершего.

— Это не приходило мне в голову, — сказал Иоганн Буш. — Вы правы, может быть, маршал. — А в уме подумал: "Бедный Ганс!" Потом вслух добавил:- Излишней щепетильностью никому не поможешь. И Экзюпери тоже.

— Что?

— Ничего… Сегодня с утра я почему-то думал об Экзюпери.

— Понятно. А вы знаете, что самолет Экзюпери нашли?

— Что вы сказали, Виктор?

— Я сказал, что самолет Экзюпери нашли. Сегодня утром по телевизору сообщали.

— Я не знал. — Писатель был очень взволнован. — Сегодня утром, вы сказали? Я был в машине, ехал в город… И как раз думал об Экзюпери…

— Я не знал, что для вас это так важно, — сказал Виктор.

— Важно, очень важно, маршал. Вы не представляете, как важно!

— Я рад, что сообщил вам приятную новость, мой генерал.

— Это, конечно, не притупляет боль за Ганса, но хотя бы какое-то утешение… — сказал Иоганн Буш.

Ну, вот видишь, подумал он, самолет Экзюпери нашли все-таки. Какое теперь будет утешение для Маленького принца! Ну и ладно, Иоганн Буш! Теперь опять подумай о Гансе. Думай, думай, приказывал он себе. Думай до тех пор, пока при воспоминании о нем ты уже ничего не будешь чувствовать… Не скоро это будет, сказал он себе и вздохнул.

На второе подали жаренное мясо, мелко изрубленное, политое острым горячим соусом.

— Послушайте, Виктор, вы видели после смерти Ганса его любовницу?

— Да. Много раз.

— Ну и как она?

— А как вы думаете?

— Думаю, плохо.

— Вы правильно думаете, мой генерал. Ей очень плохо. К тому же ей трудно приходится с детьми. Ей нечем кормить их. "Ганновер"-то пришел в запустение после смерти Ганса. Туда почти нитко не заходит, да и официанты все уволились, говорят, не хотят больше работать в «Ганновере». Короче говоря, ей очень трудно.

— Черт! Ганс умер почти месяц назад, а я узнаю об этом только сегодня. Почему мне никто не сообщил? Трудно было сделать это? Трудно было приехать ко мне?

— Не надо никого винить, мой генерал. Нужно подумать, как помочь ей и детям. Это дети Ганса. Мы собрались хозяевами баров, кафе, ресторанов нашего квартала и передали ей некоторую сумму.

— Вот что, маршал, — сказал Иоганн Буш, — вы должны помочь мне в одном деле.

— Я понимаю, что вы хотите сказать, мой генерал. Я поеду с вами к ней. Ей понадобятся деньги. То, что мы собрали, она спустила на адвоката.

— А в чем дело?

— Да так… Неприятность одна. Объявились родственники Ганса из Германии, а ей никак не убедить их представителя, что Ганс отнюдь не стал миллиардером. Их представитель, который что-то вынюхивает здесь в городе и родственники в Германии естественно не верят.

— Кто этот представитель?

— Я не видел его, мой генерал.

— Все ясно, маршал. Давайте выпьем, мы уже достаточно поели.

— Отличная мысль, мой генерал.

Иоганн Буш знал, что не сможет поехать домой и что переночует в отеле. За 7 лет, что он жил в этой стране, такое с ним случалось лишь однажды, когда он опять надрался, как последний сукин сын, вместе с Гансом, и не мог вести машину. И теперь тоже самое. Виктор вызвался проводить "своего генерала и его собаку" до отеля, и они всю дорогу пели французские песни, потом немецкие песни, а когда они почти дошли до отеля, они пели песни уже на идиш. Взяв ключи у портье, Иоганн Буш вместе с Бергом поднялся в номер, из номера заказал бутылку джина и, когда рассыльный принес его, он разделася и лег в постель. Он знал, что не сможет заснуть, и посмотрел на часы: дело шло к полуночи. Ты не сможешь заснуть, Иоганн Буш, и ты это знаешь, подумал он. Что же мне делать? — спросил он самого себя и сам же и ответил: что ты еще можешь делать? Ничего. Налей себе в бокальчик и начни думать о Гансе. Ты должен думать о Гансе, чтоб завтра держать себя в руках. Да, сказал он себе. Завтра я постараюсь держать себя в руках. Ведь теперь ты абсолютно одинок, сказал он себе. Правда, у тебя появился Виктор, и самолет Экзюпери нашли, но все-таки ты теперь абсолютно одинок. Даже если знаешь, что у тебя есть Берг… У меня все еще есть Берг, да он тоже уже старый. Все мы старые!.. Боже, как одинок человек! Слышишь, Берг, человек все-таки существо одинокое…