"Лузиады" - читать интересную книгу автора (де Камоэнс Луиш)

ПЕСНЬ ТРЕТЬЯ

О Каллиопа! Я к тебе взываю, Чтоб ты мой слабый голос укрепила. К твоим стопам с мольбою припадаю, Чтоб славу Гамы миру ты явила. Создатель врачевания, я знаю, Которому ты сына подарила, Хоть нимфами подчас и увлекался, В душе тебе одной лишь поклонялся.

О, помоги, тебя я заклинаю, Народ родной земли восславить миру, Пусть Аганиппы влага огневая, Вливаясь в Тежу, мне омоет лиру. Покинь вершины Пинда, всеблагая, И Феба, несравненного кумира, Сведи к моим брегам без спасенья, Что я Орфея превзойду уменьем.

Все слух к словам героя преклонили, А он стоял, потупившись в смущенье. Когда ж его сомненья отпустили, Подняв чело, он произнес с волненьем: "Коль вы, мои друзья, здесь изъявили Желание узнать без промедленья Историю страны моей, признаюсь, Что сей рассказ начать я не решаюсь.

Когда б народа чуждого деянья Пришлось мне восхвалять, я б не смущался, Но о стране родной повествованье Из скромности начать я опасался. Ведь отблеск славы предков несказанной На мне самом невольно б отражался. Но, выполняя волю властелина, Начну свое сказание я ныне.

Откуда силу взять, чтоб в полной мере О подвигах былого рассказать? Моим словам не откажите в вере, А я хочу вам снова обещать, Что искренне, ничуть не лицемеря, Не думая к обману прибегать, Вам опишу просторы я земные И войн кровавых битвы удалые.

Меж областью, которой Рак владеет, Пути на север солнцу преграждая, И далями, от коих холод веет, Лежит Европа, для меня родная. Вокруг нее простор морской синеет, Ее ласкают, нежно обнимая, И океана грозная громада, И моря Средиземного прохлада.

С той стороны, откуда солнце всходит, С ней Азия в соседстве пребывает. С Рифейских древних гор река нисходит И с Азией Европу разделяет. А с юга море - добрый дар природы К брегам Европы древней подступает. О храбрых греках, доблестных троянах Хранит оно преданья неустанно.

У полюса холодного, седого Гиперборейских гор встают вершины. Эола с них дыханье удалого Несется вниз, в окрестные равнины. Там луч слабеет Феба золотого И не тревожит мощных льдов глубины. Под вечным снегом горы изнывают, Моря и реки подо льдом страдают.

Там скопищем несметным обитают Те скифы, что свое происхожденье Старейшим в этом мире полагают, Египта древность ставя под сомненье. Но заблужденьем ум свой омрачают (Так слабо человека разуменье). Лишь поле, где Дамаск стоит богатый, Одно о первородстве помнит свято.

На севере далеком поселилось Воинственное племя скандинавов, Которое победами хвалилось Над римлянами гордыми по праву. Лапония вблизи расположилась, За ней норвежцев скудная держава. Сарматский океан не замерзает И все пути пред ними открывает.

Меж Танаисом и холодным морем Ливонцы и сарматы проживают, А рядом, средь неведомых просторов, Издревле московиты обитают. Геркинии лесной холмы и горы Империю германцев защищают, Вместившую богемцев и саксонцев, Поляков, маркоманов и паннонцев.

Меж Истром и прославленным проливом, Где Гелла жизнь оставила младую, Фракийских гор вершины горделиво Глядят на Марса родину святую. Но турок недостойный и глумливый Поработил и Фракию благую И подчинил, томимый лютой злобой, Он земли Византии и Родопы.

А дале Македонии народы Вдоль берегов Вардара процветают. В соседстве с ними мудрою природой Был создан край, который воспевают Поэты всех племен уж многи годы И в восхищенье головы склоняют Перед Элладой, завещавшей миру Законов мудрость, красоту и лиру.

Далмация простерлась за Элладой, А в том краю, где славный Антенор Построил город дивный и богатый, Венеция красой ласкает взор. А полуостров весь грядой зубчатой Вдается в моря южного простор, Народ его прославлен как воитель И красоты божественной зиждитель.

Его брега, ласкаясь, омывают Нептуна воды нежными волнами. А с севера путь ветру преграждают Вершины Альп, искрясь под облаками. И Апеннины край пересекают, Тот край, где Марса властвовало знамя, А ныне там Спаситель воцарился, И Петр святой к стопам его склонился.

А рядом славной Галлии равнины Гаронна, Сена, Рейн пересекают И вспоминают Цезаря дружины, А с юга край волшебный замыкают Гор Пиренейских острые вершины, Что нежной нимфы имя сохраняют. Пожар те горы охватил когда-то, Наполнив реки серебром и златом.

За далью гор, как голова Европы, Покоится Испания святая. Не раз ее бесчисленные тропы Топтала чужеземцев рать лихая. Но все лишенья, войны и потопы Страна преодолела молодая. Как колесо фортуны ни крутилось, Испания ему не подчинилась.

Ее от мавританских поселений Лишь волны голубые отделяют, Которые Геракловым свершеньем Путь в океан бесстрашно пролагают. Вдоль берегов заливов несравненных Различные народы обитают. И каждый славен доблестью стократ, Отважен, благороден и богат.

Вот таррагонцы, что с лихим задором Парфенопею-город покоряли; Наваррцы, что неистовым отпором Дружины мавританские встречали; И астурийцы, что свои просторы От мусульман презренных отстояли; И славные кастильцы, что сплотили На правый бой земли великой силы.

И там, где волны бег свой начинают, Где суша обрывается над морем, Собой Европы голову венчают Моей страны поля, равнины, горы. В объятья солнца воды принимают, А берег красотой ласкает взоры, Отсюда мавры в бегство обратились И в Африку навеки возвратились.

И в той стране я смерть принять желаю, Коль небо снизойдет к моим стремленьям, К ней мысли неустанно обращаю, И пусть мои окончатся свершенья Там, где когда-то, радостью сияя, Друг Вакха Луз резвился в упоенье. Он имя дал свое стране любимой И заселил потомством край родимый.

И в том краю родился муж отважный, Пастух, чье имя доблестью звенело. С великим Римом бился он бесстрашно И защищал страны родной пределы. И вскоре небо на земле прекрасной Дало отчизну лузитанам смелым. И приказало небо старцу Крону Блюсти державу эту неуклонно.

А было так: король земель испанских, Альфонсо, с сарацинами сражался. Теснил отважно воев мавританских И древний край освободить старался. Из разных стран героев христианских К нему бесстрашный легион стекался. Они опасность гордо презирали И славою покрыть себя желали.

Объятые любовью негасимой К религии возвышенной и чудной, Они очаг покинули родимый И двинулись на подвиг многотрудный. Чтоб закалить свой дух несокрушимый, Отвагой щеголяли безрассудно. Альфонсо, их деяньями гордясь, Вознаграждал достойных, не скупясь.

И Генриху, воинственному сыну Земли венгерской короля, в награду Кастилии могучей властелином Был отдан край - очей моих услада, Безвестный в ту далекую годину, А с ним Тереза, юная отрада Седин отцовских, рыцарю вручалась. И этим клятва дружбы закреплялась.

И в путь пустился властелин державный, В Святой Земле он доблестно сражался, Сынов Агари он теснил исправно, И путь его достойно увенчался. И сам Господь, наш повелитель славный, Героя возвеличить постарался: Такой наследник у него родился, Которым вечно край родной гордился.

Он был рожден в тот год, как возвратился В Европу граф от стен Ерусалима, Где к вековым святыням приобщился, Стремясь к творцу с мольбой неутолимой. Когда победы Готфрид там добился, Защитник христиан неодолимый, Часть рыцарей, что Готфриду служили, На Родину отправиться решили.

Но венгр могучий с жизнию простился, Закончив путь, начертанный судьбою, И к вечному престолу устремился, Господний лик увидев пред собою. А юный сын заступника лишился. Несчастья потянулись чередою Для воина, что нравом и обличьем Не уронил отцовского величья.

Меж тем молва упорно утверждала (Хоть трудно мне за древний слух ручаться), Что сына мать земель лишить желала, Задумав с новым другом обвенчаться. Она в гордыне лютой восклицала, Что будет в графстве всем распоряжаться, Его своею вотчиной считая И сына-сироту всего лишая.

Но принц, который в честь героя-деда Заслуженно Афонсу прозывался, Решил презреть судьбы лихой наветы И с матерью в жестокий спор ввязался. Марс влек его стремительно к победе, В душе его жар битвы пробуждался. Подняв свой стяг воинственно и гордо, Он с матерью на бой решился твердо.

И поле Гимарайнша заалело Обильной кровью жаркого сраженья. Родного сына мать сгубить хотела, Предавшись власти чувственных влечений. Лишить его владений повелела, В мечтах лелея только наслажденья. И, страстию бесстыдной распалясь, Забыла Бога в этот страшный час.

О Прокна! О волшебница Медея! Вам в варварстве с Терезой не сравняться. Детей своих безвинных не жалея, Вы с жизнью их заставили расстаться, Чтоб отомстить за грех отцов-злодеев; И даже Сцилла может оправдаться: Ища любви, отца она убила. Терезу только алчность погубила.

Победа принца лаврами венчала, Страна, отбросив прежние сомненья, Властителем тотчас его признала, Герою обещав повиновенье. А мать его в оковах изнывала, Терзалась и рыдала в заточенье. Но все ж Господь, ревнитель почитанья Родителей, узрел ее страданья.

И отомстил: кастилец своенравный Обрушился на скудные отряды, Что выставил Афонсу благонравный, И их крушил, не ведая пощады. Бой завязался страшный и неравный, К победе мчались через все преграды Потомки Луза, ведь в сей час жестокий К ним ангелы явились на подмогу.

Но враг нагрянул с новыми войсками. Принц в Гимарайнше мнил найти спасенье, Но вскоре вместе с верными полками Был полному подвергнут окруженью. Но славный Эгаш с горькими слезами, Презрев опасность, смерть и униженья, Решил к врагу направиться навстречу, Чтоб прекратить на время злую сечу.

Любя свой край, великий и прекрасный, Душой не чая обрести победу, От принца он, на риск идя бесстрашно, Принес кастильцу верности обеты. Ему поверил вождь дружин отважных, И прекратились португальцев беды. Но юный принц не помышлял смириться И гордому кастильцу подчиниться.

И Эгаш, видя, что проходят сроки, На кои он ссылался в обещанье, Кастильца все предчувствуя упреки, Отважился на новые страданья. Со всей семьей он двинулся в дорогу, Спасая честь ценою несказанной. Он жизнью собирался расплатиться За то, что клясться всуе смог решиться.

И вот с детьми, дрожащими, босыми, Чей вид взывал не к мести, а к пощаде, С супругой, вспоминая божье имя, Готовясь храбро встретить муки ада, Отправился герой неустрашимый В Толедо - город славный и богатый, К властителю Кастильи и Леона, И речь держал, склонившись перед троном:

"Король великий! Искупить желая Позорный грех неверных обещаний, Я жизнь тебе покорно предлагаю Свою и этих праведных созданий. Но я тебя, властитель, заклинаю: На мне яви всю тяжесть наказанья. Я не страшусь во имя правосудья Себя предать Перилову орудью".

Как перед смертью к казни осужденный Главу на плаху в страхе возлагает, На палача взирая удрученно, Его удар безмолвно ожидает, Так Эгаш пред владыкой возмущенным Простерся: только жалость побеждает Обычно гнев; и тут король смягчился, И Эгашу невольный грех простился.

О верность португальского вассала! С тобой Зопира храбрость не сравнится. Ты в трудный час над миром просияла, Тобою может нация гордиться. Не зря молва упорно утверждала, Что Дарий пред Зопиром преклонился, Сказав, что друг, в страданьях закаленный, Ему милей, чем двадцать Вавилонов.

Меж тем Афонсу собирался с силой, Чтоб бой затеять дерзостный и правый, Изгнать арабов из отчизны милой, Стяжать в долинах Тежу честь и славу. В Орики решено собраться было, Туда съезжались воины державы, И сарацинов разгромить желали, Хотя в числе поганым уступали.

На сто арабских воинов кичливых Один лишь португалец приходился. Но на дружины мавров нечестивых Господь, наш повелитель, ополчился. И наш Афонсу, сын христолюбивый, Победы над неверными добился, Хотя любой из нас сей подвиг ратный Заранее бы счел невероятным.

Пять мавританских королей с войсками На поле брани дерзко устремились, Спеша сразиться с вечными врагами, Вождем Измара объявить решились, И женщины плечом к плечу с мужьями Принять участье в битве торопились, Подобно даме юной и прекрасной, Что возле Трои бой вела бесстрашно.

Уже заря, тьму ночи разгоняя, Лучом прозрачным землю осветила, Когда Афонсу, к небу обращая Горящий взор, обрел источник силы. С распятия на юношу взирая, Ему явил Спаситель лик свой милый. И он вскричал: "Раз мой Господь со мной, С неверными начну я правый бой!"

И португальцы, дивом вдохновившись, Афонсу королем провозгласили, О чем, пред станом вражеским сплотившись, Всем воинам достойно объявили. Знамением Господним восхитившись, Герои дружно радость изъявили, Издав могучий клич: "Вперед, вперед, Пусть наш король к победе нас ведет!"

Вот так собака, резвая, большая, Вступает в трудный бой с быком громадным, Его рогов искусно избегая, Наносит раны туше необъятной. То в уши, то в бока его кусая, К погибели влечет его нещадно И глотку наконец перегрызает, И бык огромный в муках погибает.

Так наш король в счастливом упоенье, И небом и народом вдохновленный, Желал начать кровавое сраженье, В своих надеждах Богом укрепленный. Средь псов поганых началось движенье, За лук схватился воин разъяренный. Блестели копья, трубы к бою звали, И мавры к полю брани поспешали.

Когда пожар по воле суховея Зеленые поля уничтожает И мощное дыхание Борея Могучий пламень быстро раздувает, То поселянин, жизнь свою жалея, Прочь от полей горящих поспешает, Спасаясь от стихии беспощадной, На цвет полей обрушившейся жадно.

Вот так и мавр, наездник разъяренный, Коня нетерпеливого седлает И в глубь сраженья мчится неуклонно, Но храбрый португал его встречает, И тот, на пораженье обреченный, В неистовом испуге отступает, Бежит стремглав и, потеряв тюрбан, Зовет на помощь жалобно Коран.

И даже горы затряслись в испуге, А лошади - Нептуново творенье Срывали в страхе крепкие подпруги И мчались прочь от ужасов сраженья. Могучих мавров прочные кольчуги Потомки Луза рвали в исступленье. Они на сарацинов нападали, Рубили их, кололи, убивали.

Гора кишок, булатом потрошенных, Среди равнин бескрайних возвышалась. И круговерть голов, мечом снесенных, По полю битвы целый день каталась. И в страхе мавр отпрянул посрамленный, Уже заря над полем занималась. Поля, что ранним утром зеленели, От рек кровавых сразу побурели.

И лузитане, баловни победы, Еще три дня трофеи собирали. И, вспоминая Господа заветы, Его в веках восславить пожелали. И пять щитов лазоревого цвета На поле белоснежном начертали, Сим обозначив королей надменных, В день битвы при Орики убиенных.

И, герб державы новой завершая, Иудины монеты начертали На тех щитах, смиренно почитая Того, чьи раны путь им озаряли. Любовь к Христу потомству завещая, Свою победу этим увенчали, Чтя искренне, бестрепетно и свято Пресветлого Спасителя стигматы.

Отпраздновав победу, воин славный, Афонсу вновь с неверными сразился, И вскоре перед рыцарем державным Скабеликастр поверженный склонился. В Лейрии как хозяин полноправный Король христолюбивый воцарился. И Тежу плодоносная долина Афонсу посчитала господином.

По доброй воле, с радостным почтеньем Афонсу Мафра славная признала И Синтра, где под скал старинных сенью Наяд веселых стайка обитала И от Амура пряталась в смущенье Страны великой украшеньем стала. Холодный град Афонсу подчинился, К короне португальской приобщился.

И ты, о Лиссабон, градов царица, Известная на море и на суше, Построенная мощною десницей Того, кто Трою древнюю разрушил, Ты, нации грядущая столица, Простерлась ниц перед великим мужем, К которому из северных пределов Армада на подмогу подоспела.

В то время из Британии холодной И из долины Рейна благодатной Дружины крестоносцев благородных В Святую Землю плыли безоглядно. И было небесам тогда угодно, Чтоб в устье Тежу этот флот громадный В движении своем остановился И к стенам лиссабонским устремился.

Пять раз на небесах луна рождалась, Пять раз она безмолвно погибала, Пока твердыня гордая держалась И мощные атаки отражала. Отчаянная битва разгоралась И долго средь холмов не утихала. Но силы исламитов иссякали, И град они чудесный все же сдали.

Склонился пред Афонсу-властелином Тот град, что даже дикие вандалы, Под кем, немало слез пролив невинных, Несчастная Иберия стонала, Чье имя Андалузия поныне Еще хранит с упорством небывалым, Взять не смогли, чем славная столица И в наши дни заслуженно гордится.

И если даже Лиссабон прекрасный Покорно прекратил сопротивленье, То вскоре пред владыкой самовластным Простерлось полстраны в повиновенье: И Аленкер, где вод потоки ясных Среди камней бегут с веселым пеньем, И Торреш-Ведраш, и града и села Эштремадуры гордой и веселой.

И ты, о берег Тежу плодородный, Осыпанный щедротами Цереры, Дружине боевой и благородной, Защитнице отечества и веры, Вручил ключи от градов мавр негодный Не снимет урожай в твоих пределах. Стремглав войска Афонсу наступали И Элваш, Мору и Алкасер взяли.

И, сказочной исполненный красою, Сертория - героя град любимый, Где воды серебристою струею По аркам совершают бег незримый, Чтоб напоить прохладою земною Народ, Господней милостью хранимый, Бесстрашного Жералду убоялся И полководцу доблестному сдался.

Затем Афонсу, воин и герой, С годами жизни тяжкой, скоротечной Вступивший в ярый и незримый бой, Свой век земной продливший славой вечной, Отвергший роскошь, негу и покой, Свой край любивший нежно и сердечно, Полки немедля в Бежу переправил И быстро город за собой оставил.

Затем Сезимбру, славную дарами Морей полдневных, подчинил умело. И, будь помянут добрыми делами, Король великий покорил Палмелу. Внезапно показались меж холмами Дружины сарацинов оголтелых. Они перед Афонсу появились И с ходу в бой отважно устремились.

Бадахоса их возглавлял правитель, Король высокородный и спесивый. Он конницы был дикой предводитель, Четыре тысячи коней ретивых Вел за собой воинственный властитель, Но, словно бык, что по весне ревниво Свою подругу храбро защищает И всех прохожих в бегство обращает,

Обрушился Афонсу несравненный На иноверцев конные отряды. Громил, рубил захватчиков презренных, Сбивал с коней, не ведая пощады. И вскоре войско мусульман надменных Бежало, страшной паникой объято. Так шесть десятков всадников могучих Рассеяли врагов заклятых тучи.

Вот так Афонсу, воин неустанный, Победы над неверными добился. И край, от Бога лузитанам данный, От ига мавритан освободился. Но победитель путь продолжить бранный Упорно и безудержно стремился. Чтоб вновь прославить боевое знамя, В Бадахос он отправился с войсками.

Но тут Господь, что часто отдаляет От нас, виновных, сроки наказанья То ль потому, что многих исправляют Дальнейшей жизни новые страданья, То ль по причинам, коих не узнает Бессильный ум в минуты испытанья, Терезы вспомнил плен и заточенье И ниспослал ей позднее отмщенье.

Ведь был Бадахос короля Леона Исконным и наследственным владеньем. И, видя нарушение закона, Леонцы сразу начали сраженье. Афонсу оказался окруженным. Стремясь спастись от срама и плененья, При бегстве он о врат градских засовы Изранил ноги и попал в оковы.

И ты, Помпеи великий и отважный, Своих не должен неудач стыдиться. Ведь лишь по воле Немезиды страшной Победы над тобою смог добиться Твой тесть в час битвы грозной и ужасной, Хоть пред тобой весь мир спешил склониться, От Фазиса вод хладных до Сиэны, От дальних льдов до юга Ойкумены.

Хоть жители Аравии богатой И колхи, что златым руном владели, Евреи и надменные сарматы Твои победы в страхе лицезрели, А берега и Тигра и Евфрата, Стремящих путь из древней колыбели, Где наши предки счастие вкушали, Перед тобой в испуге пребывали;

Хотя волна Атлантики безбрежной Послушно пред тобою расстилалась И племя скифов, гордых и мятежных, С тобой на битву выйти не решалось, Но тут судом небесным, неизбежным Победа над тобою даровалась В твой скорбный час вдруг тестю пожилому, Как над Афонсу - зятю молодому.

Но наконец решил король отважный, Небесных сил изведав наказанье, Вернувшись в край любимый и прекрасный, И залечив душевные страданья, И приказав, чтоб мученик бесстрашный Святой Висенте был для почитанья Перенесен с окраин отдаленных В чудесный град, над Тежу вознесенный,

Что сын его, цветущий и могучий, Отряды лузитанские возглавит, Готовя гибель маврам невезучим, Дружины в Алентежу переправит, Он знал, что Саншу, в ярости кипучей, В живых врагов презренных не оставит И кровью их те воды напитает, Что по Севилье гордой протекают.

И, окрыленный славною победой И Бежу зря под варварской пятою, Отца желая воплотить заветы, От счастья ног не чуя под собою (Так голову кружит в младые леты Успех, добытый дланью удалою), Принц доблестный туда решил помчаться И в новой битве с мавром расквитаться.

Затем с горы, в которую Медуза Великого Атланта превратила, Из дальней дали мыса Ампелузы Поднялись вновь неведомые силы. Дружины мусульманского союза Желанье страшной мести устремило К границам Португалии прекрасной, Чтоб бой начать жестокий и ужасный.

Миральмумини, дерзостный и гордый, А с ним еще тринадцать королей На христианский брег ступили бодро, Кичась безмерно силою своей. Потомкам Луза варварские орды Несли позор, погибель, гнет цепей. И двинулись они на Сантарен, Надеясь Саншу взять немедля в плен.

И жаркий бой мгновенно завязался Вокруг валов высоких Сантарена. Ничем зловредный мавр не погнушался: Из катапульт обстреливал он стены, Подкопы вел, но стойко защищался Принц юный, мавров полчища надменных Не вызвали в душе его смущенья. Он храбро продолжал сопротивленье.

Отец его в те дни был на покое В Коимбре, у брегов Мондегу чудных. Но он, узнав о варварском разбое И о деяньях принца многотрудных, Пустился в путь с дружиной боевою, Чтоб с помощью стараний обоюдных, Своих и Саншу, город осажденный, Увидеть вновь от недругов спасенным.

И с войском, к битвам яростным привычным, На помощь он пришел родному сыну, Круша врагов с отвагой безграничной, Их кровью щедро обагрил равнины, И в страхе мавр отпрянул, как обычно. Так быстро убегали сарацины, Что сбруи, одеянья, покрывала Все побросали средь полей навалом.

От португальцев бегством мавр спасался, С чужих брегов поспешно удирая. Миральмумини яростный остался Там, где его настигла смерть слепая. А португал с молитвой обращался К тем силам, что, мольбам его внимая, Его осуществили упованья, Избавив край от тяжких испытаний.

Но Либитины длань неумолимой Похитила бесстрашного героя, Который столько лет неукротимо Разил врагов, не ведая покоя. Болезнями и старостью томимый, Перекрестив хладеющей рукою Наследников, Афонсу-победитель Отправился в посмертную обитель.

О нем рыдали горные вершины, О нем леса дремучие вздыхали, Из рек потоки слез лились лавиной, Луга и рощи в горе затопляли. О подвигах его неисчислимых В стране родной легенды не смолкали. И тщетно эхо скорбное взывало: Афонсу! - но ответа не встречало.

Его наследник Саншу благородный Еще при жизни короля-героя Прославился отвагою природной, Разя врага с дружиной удалою. От мавров Бежу сделал он свободной, А Бетис в ходе яростного боя У стен Севильи кровью замутился И долго алой влагою струился.

Став королем, отважный Саншу вскоре С войсками Силвеш окружить решился. А в Иудею в эти дни по морю Германец благонравный устремился, Желая, чтоб в Земли Святой просторах Несчастный Гидо снова воцарился. Но путь неблизкий рыцари прервали И лузитанам помощь оказали.

Вел Барбаросса мощные дружины Туда, где принял муки Искупитель, Туда, где был разгромлен Саладином Несчастный Гидо, горестный воитель. Полки несокрушимых сарацинов Близ вод расположил их повелитель. А христиане жаждою томились И вскоре исламитам покорились.

И вот, по воле ветра прихотливой, От стен Ерусалима в отдаленье Явился флот тевтонцев горделивых, Чтоб вместе с Саншу бой начать священный. И посрамлен был вскоре мавр чванливый Под Силвешем, как некогда в сраженье У Лиссабона, где с Афонсу смелым Рать крестоносцев мавров одолела.

Закончив бой с потомством Магомета И поделив богатые трофеи, Дав дружества прощальные обеты Германцам, поспешавшим в Иудею, С мечом булатным, к небесам воздетым, Желаньем новой битвы пламенея, В Леон король стремительно ворвался, И город Туй ему покорно сдался.

Но был настигнут гордый победитель Всевластной смерти острою косою. И сын его, удачливый воитель Афонсу, принял знамя боевое. В Алкасер с ним вступил освободитель, Навеки град оставив за собою, Тот град, что мавры дерзкие отбили, А ныне чадам Луза возвратили.

Но смерть взяла Афонсу, и на троне, Юнец безвольный Саншу очутился, Он позабыл о чести и законе И на любимцев слепо положился. Хоть он и унаследовал корону, Но управлять страною не стремился И край родной, не зная сожаленья, Приятелям отдал на расхищенье.

Нет, не был Саншу, как Нерон, развратен И с мальчиком любви не предавался, И с матерью родной грехом отвратным Наш баловень судьбы не занимался. Предать пожару город благодатный Безумный властелин не собирался. Не знал он злобы Гелиогабала, Ни изощренных нег Сарданапала.

Не мучил он народ, как те тираны, Что некогда Сицилию терзали И, как Фаларис, пыткам невозбранно Несчастных граждан часто предавали. Но в той стране, где храбрых и гуманных Владык на троне подданные знали, Лишь тот мог на престоле находиться, Кто доблестью мог с предками сравниться.

И потому Болонский граф по праву Взял твердою рукой бразды правленья, И после смерти Саншу вся держава Дала ему обет повиновенья. Афонсу Храбрый гордых предков славу Наследовал, горя похвальным рвеньем Расширить славной родины пределы, Простора жаждал дух благой и смелый.

Женившись, он богатые владенья Алгарве - взял в приданое и скоро Там маврам дал великое сраженье И их подверг разгрому и позору. И наконец свое освобожденье Узрели лузитанские просторы. Эпоха битв жестоких завершилась, И королем вся нация гордилась.

Затем Диниш, властитель просвещенный И Храброго Афонсу сын достойный, В науках и искусствах искушенный, Народом правил мудро и спокойно. К отечеству любовью вдохновленный, Повсюду он навел порядок стройный. При нем законы строго соблюдались, Обычаи жестокие смягчались.

Приют Минервы властелин устроил В своей Коимбре, городе прекрасном. Для муз отвел богатые покои Близ вод Мондегу, ласковых и ясных. Явились музы дружной чередою, Наполнив град напевом сладкогласным, И, словно у подножья Геликона, Там зазвенела лира Аполлона.

Король свою державу укрепил, Отстроил замки, крепостные стены, От нападений грады защитил И их украсил с роскошью отменной. Когда же в бозе властелин почил, Взошел на трон Афонсу несравненный. Отцу он прежде мало был послушен, Но сердцем честен, смел и прямодушен.

Кастильцев не страшась высокомерных, К ним относился с легким он презреньем. Могущество их войск неимоверных Не наполняло грудь его смущеньем. Когда же вновь нашествие неверных Кастилию подвергло униженьям, Ей помощь дети Луза оказали И вместе с ней победу одержали.

100

Нет, никогда Аттила разъяренный, Бич божий для Италии несчастной, Не вел с собою столько войск сплоченных, И никогда с Семирамидой страстной, Брегов индийских прелестью плененной, Не мчалось столько воев в путь напрасный, Как сарацинов, ярых и жестоких, Пришедших из Гранады и Марокко.

101

Услышав топот войск неисчислимых, Король Кастильи разом сна лишился, Погибели страны своей любимой Он больше смерти собственной страшился. И, опасаясь бед невосполнимых, Супругу он к отцу послать решился. В тяжелый, скорбный час народ испанский Звал на подмогу воев лузитанских.

102

И кроткая Мария появилась В слезах перед родителем всевластным. Тоской она глубокою томилась, Печаль обуревала лик прекрасный. Волна волос на плечи опустилась, Скрывая взор усталый и несчастный. Перед отцом главу она склонила И речь к нему, рыдая, обратила:

103

"Все племена, что Африки пустыни Взрастили под извечно знойным небом, Привел с собой король Марокко ныне, В Испанию вступив с ордой свирепой, Поправ с ухмылкой древние святыни, Отдав страну неверным на потребу. Увидев их, живые содрогнулись, А мертвые в гробах перевернулись.

104

Мой муж, таким несчастьем устрашенный, Не в силах защитить родного края, Меч отвратить, над нами занесенный, Тебя, отец мой, ныне заклинаю. А если нет - останусь я лишенной Короны и супруга, но я знаю: Ты не захочешь зреть меня вдовою И дашь приказ войска готовить к бою.

105

При имени твоем Мулуи воды От страха бег свой мощный замедляют. Спеши помочь кастильскому народу, К тебе он взор с надеждой обращает, Отринь сейчас все думы и заботы, Уже неверный меч свой обнажает. Отец! Коль медлить ты сегодня станешь, В живых кастильцев завтра не застанешь".

106

Вот так Венера нежная рыдала, Когда, спасая мудрого Энея, К Юпитеру могучему взывала, О юноше-изгнаннике радея. И сына молодого отстояла. Отец богов, красавицу жалея, Явил несчастной дочке состраданье И выполнил тотчас ее желанье.

107

Войска в долину Эбро поспешали, Там ржали кони и звенели шпоры. Броню лучи рассвета озаряли, Звучали трубы в боевом задоре. Все новые дружины прибывали, Заполонив широкие просторы. Сердца, что счастье мирных нег испили, К жестокой сече приступить спешили.

108

И, с гордостью войска обозревая, Афонсу с ними в дальний путь помчался, А с ним Мария, дщерь его младая, Которую утешить он старался. И вскоре, ветр попутный обгоняя, В Кастилии Афонсу оказался, Его слова дух войска поднимали И робких и безвольных ободряли.

109

Когда войска двух королей сомкнулись И вышли в поле против супостатов, От страха христиане содрогнулись, Не в силах счесть врагов своих заклятых. Тьмой-тьмущей мавры средь полей тянулись, Грозясь развеять скудные отряды, Которые к Спасителю взывали И на него в несчастье уповали.

110

Глумленью агаряне предавали Своих врагов невзрачные дружины. Их земли меж собою разделяли Заранее лихие сарацины, Что имя Сарры вечно оскверняли, Себе его присвоив беспричинно. Столь нагло край цветущий, благородный Делили тьмы пришельцев чужеродных.

111

Вот так и Голиаф, гигант надменный, Царя Саула насмерть напугавший, Узрев, как отрок, Богом вдохновенный, Давид, пращу и камень в руки взявший, На бой с ним выступает дерзновенно, Смеялся, но, мольбам Давида внявши, Сам Бог десницу юноши направил, И Голиаф навеки мир оставил.

112

Коварный мавр, захватчик вероломный, Дружины христиан подверг глумленью, Не понимая, что отрядам скромным Благое небо ниспошлет спасенье. По марокканцев армии огромной Ударили кастильцы в озлобленье, А португальцы двинулись спокойно На мавров из Гранады недостойных.

113

Мечи и копья острые звенели, О медные доспехи ударяясь, К Сантьяго и Аллаху полетели Мольбы и стоны, в ратный шум мешаясь. Израненные воины слабели, Взывали к небу, с жизнию прощаясь. Из крови жертв неисчислимых вскоре На поле битвы появилось море.

114

Все силы лузитане положили, Чтоб одержать победу в тяжкой битве. Гранадских мавров вой разгромили, Стяжав награду за свои молитвы. Однако же оружья не сложили, А марокканцев дерзких и хвастливых, С кастильцами сомкнувшись, сокрушили И Родину надежно защитили.

115

Уж солнце раскаленное спешило Закончить день средь хладных волн Фетиды И Весперу простор освободило, Когда остатки мавров недобитых Пощады на коленях запросили, К стопам владык приникнув именитых. И столько мертвых полегло в сраженье, Что вздрогнул мир в безмолвном изумленье.

116

Хоть Марий жажду воев несравненных Насытил кровью злого супостата, В четыре раза больше убиенных В день памятный осталось при Саладо. И Ганнибал, воитель вдохновенный, Все ж меньше поразил врагов заклятых В тот день, когда в огромных три сосуда Серебряных колец сложили груды.

117

И только ты, могучий Тит, отправил Не меньше душ на берега Коцита В тот час, как Иудею обесславил, Ерусалим разрушив знаменитый. Но длань твою небесный суд направил, В то разрушенье смысл влагая скрытый. Тот страшный час пророки предвещали И речи Иисуса предвкушали.

118

Разбив врагов, Афонсу величавый С победою в отчизну возвратился, Где, пожиная почести и славу, Он миром и покоем насладился. Но грянул час безжалостной расправы, В гробах усопших сонм зашевелился, Узнав о даме, что всю жизнь страдала, А после смерти королевой стала.

119

Лишь ты, любовь, таинственная сила, Играющая слабыми сердцами, Несчастную красу свела в могилу И жизнь ее наполнила слезами. Но слез тебе горючих не хватило, Они твое не одолели пламя, Свой жертвенник ты кровью омываешь И смерть невинным душам посылаешь.

120

Ты, кроткая Инеш, в полях блуждала, Близ вод Мондегу думам предаваясь, И своего кумира вспоминала, В несбыточных мечтаньях забываясь. Обман души Судьба не прерывала, И, тщетно слезы побороть пытаясь, К холмам и травам взор ты обращала И имя им заветное шептала.

121

А принц, с тобой в разлуке пребывая, К тебе душой бестрепетной стремился, Твой чудный взор всечасно представляя, О вашем счастье вечно он молился. А ночью, к изголовью приникая, Во сне узреть любимую он тщился. Твой лик был для влюбленного отрадой, Святыней и единственной усладой.

122

Придворные невест ему искали, Принцессы домогались с ним союза, Но он отверг с досадой и презреньем Все разговоры о сердечных узах. Наследника младого поведенье Пришлось отцу крутому не по вкусу, И под влияньем злобных наговоров Он сына покарать задумал вскоре.

123

Чтоб принца разлучить с Инеш навечно, Ее он с жизнью разлучить решился. Огонь любви властитель бессердечный Потоком крови погасить стремился. Как допустил отец бесчеловечный, Что меч его булатный обагрился Не черной кровью злобных сарацинов, А кровью дамы, юной и безвинной?

124

Когда Инеш несчастную втащили В покои короля, такую жалость Ему рыданья женщины внушили, Что сердце короля от горя сжалось, Но вновь его клевреты обступили, Уже бряцанье стали раздавалось, И уступил с угрюмостью покорной Могучий властелин своим придворным.

125

Инеш, то к небу очи устремляя, Молитву сокровенную твердила, То милость Бога к детям призывая, На них печальный взор переводила. Сиротства нежных крошек не желая, Она, собрав оставшиеся силы, Замолвить слово за детей решила И так в слезах их деду говорила:

126

"Коль даже звери, хищные и злые, К невинным детям жалость проявляют И птицы неразумные лесные Беспомощным младенцам помогают, О чем преданья предков вековые Потомкам в назиданье возвещают, Увековечив римскую волчицу И голубей питомицу - царицу,

127

Так ты, который всем своим обличьем Мне человека все ж напоминаешь (Хотя, презрев законы и приличья, Ты женщину безвинную караешь И, предаваясь злобе безграничной, Ей гибелью жестокой угрожаешь), Имей к несчастным детям снисхожденье, Спаси их от терзаний и мучений.

128

Умел ты сеять смерть в огне сражений, Немало мавров истребил ужасных, Сумей дарить и жизнь, пошли спасенье Созданьям чистым, юным и прекрасным. На мне одной яви всю тяжесть мщенья, Меня сошли к брегам чужим и страшным, В степях я скифских умереть готова И в Ливии песках влачить оковы.

129

Средь львов свирепых, тигров разъяренных Найду я состраданье и покой, В которых здесь, в Коимбре просвещенной, Отказано мне было злой судьбой. Взгляни на бедных крошек благосклонно, Не разлучай детей моих со мной. Они мне будут лучшим утешеньем Во всех моих невзгодах и лишеньях".

130

Король, ее растроганный слезами, Хотел несчастной даровать прощенье, Но свита с обнаженными мечами К ней подступила в яром озлобленье (Предрешено, как видно, небесами Инеш безвинной было убиенье). И лиходеи силой похвалялись, Когда на битву с дамой собирались!

131

Не так ли Пирр, свирепый, возбужденный, Презрев Гекубы слезы и моленья, Предстал пред Поликсеной обреченной, Чтоб тень Ахилла успокоить мщеньем? А дева, меч увидев вознесенный, Приблизилась к убийце со смиреньем И, к матери взор обратив прощальный, Пошла, как нежный агнец, на закланье.

132

Вершители лихого приговора Пронзили алебастровую шею. Краса померкла трепетного взора, Что юный принц боготворил, лелея. Не ведая в душе своей укора, Красу Инеш несчастной не жалея, Убийцы ей ланиты осквернили И кровью белизну их обагрили.

133

О солнце! Как в день мерзкого деянья, Когда за страшной трапезой Атрея Плоть сыновей вкусил без содроганья Фиест по воле брата-лиходея, Ты спряталось, так в горький день страданья Могла б ты скрыться, в страхе цепенея, Заслышав, как красавица рыдала И к Педру крик предсмертный обращала.

134

Вот так в венке ромашка увядает, Свой горький жребий тщетно проклиная, И нежный цвет до времени теряет, В руках девичьих быстро засыхая. И жизнь цветок пробивший оставляет. Так и Инеш, от ран изнемогая, Красы своей божественной лишилась И с сладостною жизнию простилась.

135

И долго слезы горькие роняли Мондегу нимфы над ее могилой И в честь ее печальный гимн слагали, Стеная, лик оплакивали милый. И боги из прозрачных слез создали Источник, и с таинственною силой Он бег свой и поныне продолжает И о любви Инеш напоминает.

136

А вскоре Педру править стал страною, И гнев его настиг убийц жестоких, Хотя, грозу почуяв над собою, Они в Кастилье спрятались далекой. Их сразу выдал Педру с головою Ее король, блюститель чести строгий. (Меж королями соблюдалось свято То правило, что Август ввел когда-то.)

137

Карал дон Педру яро, беспощадно Обманщиков, убийц и лиходеев, Разбойников казнил он кровожадных, Позору подвергал прелюбодеев. И города очистил он изрядно От татей, лихоимцев, прохиндеев, Казнил он их, нимало не жалея, В чем превзошел Алкида и Тезея.

138

От Педру Справедливого родился Фернанду, отпрыск вялый и безвольный. (На нем каприз природы проявился, В стране создав немало недовольных.) Кастилец в земли Луза устремился, Начало положив войне крамольной. Когда безвольный царь страной владеет, Любой народ слабеет и хиреет.

139

Немало бед отчизна испытала По милости такого властелина. Длань божия за грех его карала, И Леонор была тому причиной. Небесный гнев блудница возбуждала, Страну ввергая в тяжких войн пучину. Страсть низкая и мудрых ослепляет И даже сильных духом унижает.

140

Ведь от греховной страсти претерпели Немало бед и горестных страданий Троянцы, что Еленой завладели, Тарквиний, жертва собственных желаний, Потомки Веньямина, что посмели Предать жену чужую поруганью, Святой Давид, и Аппий развращенный, И царь Египта, Саррою прельщенный.

141

Герои прежних лет, презрев сраженья, В любовной неге сладость находили, И как Геракл Омфале, в упоенье Прекрасным дамам ревностно служили, И как Антоний, ради угожденья Своим любимым, головы сложили, И, словно Ганнибал, в объятьях девы Могли забыть и ратных труб напевы.

142

Да как и устоять, скажите честно, Когда Амура сети роковые Скрываются за обликом прелестным И прячутся за кудри золотые И смертному простому неизвестно, Где ждут его тенета вековые, Которые так сердце вмиг сжимают, Что в огнь его горючий обращают?

143

И тот, кто испытал любви волненье, Кто тосковал по ласковому взгляду, Лик ангельский приветствовал в смятенье И видел в нем всех дней своих отраду, Тот извинит Фернанду преступленья, Не обречет его на муки ада. Но кто еще не ведал мук любовных, Сочтет его во всех грехах виновным.