"Хозяйка Леса" - читать интересную книгу автора (Сергеева Ольга)

Пролог

Вольное княжество Равен. Граница с Вольным княжеством Махейн. Зима 1279 года от Сотворения мира.

Синичья трель, пронзительная и радостная, прозвенела в воздухе, косым солнечным лучом ворвалась под своды вековых деревьев, задрожала хрустальной капелью, оборвалась… И тут же вспыхнула вновь! Отразилась от гладкого темно-коричневого чуть золотистого ствола, от следующего и от следующего, запуталась в паутине зеленых хвоинок, покрытых тончайшим ледком, оборвалась… И тут же вспыхнула вновь! Сорвалась с ветки прозрачнейшей, хрустально чистой каплей талой воды, взлетела в сияюще-голубое небо вместе с теплым, пахучим ветром, пробежалась по следам, оставленным хитрой лисой на снегу, оборвалась… И тут же вспыхнула вновь! Весь лес звенел птичьей трелью как хрустальный колокольчик, подвешенный на нити из солнечного луча!

Сама желтогрудая певица была так мала, что ее было не разглядеть в переплетении темно-зеленых мохнатых лап, но ее пронзительный голосок заполнил лес до краев. Может быть потому, что он вместе с ней чувствовал, как этим пронзительным солнечным утром распахнула свои глаза весна. Нет, конечно, под сводами вековых деревьев еще лежал глубокий снег, и пройдет еще немало дней прежде, чем он окончательно стает, обнажив темно-коричневую мягкую почву и слой перепрелой опалой хвои на ней, и метели еще не раз закружат лес в своем жалящем танце, и морозы еще будут, еще успеют сковать натаявшую этим утром воду… Но все это уже не важно. Потому что весна проснулась, дохнула на лес теплым ветром, улыбнулась нестерпимо ярким солнцем, раскрыла объятья и позвала за собой. И лес откликнулся. Для него кончилась ночь-зима. Пора тоже открыть глаза, потянуться мощными ветками-лапами, подставить темно-зеленые верхушки солнцу и глубоко вздохнуть. Новый год — новый день. Новая весна!

«Весна!»

Лерсе хотелось прокричать это слово, а еще откинуть с головы капюшон, подставить лицо ласкающим лучам солнца и бежать вперед, вперед, вперед!.. И смеяться. Не над чем, просто оттого, что зима кончилась, что капель, и что скоро весна! Но пальцы бабушки, сухие и теплые, сжимающие маленькую ладошку, не дают умчаться вперед, заставляют спокойно и чинно идти с ней рядом. Лерса вздыхает: как в такой день можно идти так медленно! Когда тебе восемь лет, ходить шагом вообще получается с трудом!

Вот наконец-то крутой мостик, перекинутый над безымянной речкой, доски которого из-за подтаявшего снега стали очень скользкими, остался позади, и бабушка выпускает руку внучки, позволяя ей нестись вперед. Словно желтогрудой птичке на трепещущих крылышках вспорхнуть к самому солнцу. Лерса тут же срывается на бег. Капюшон шубки сваливается на плечи, обнажая светло-соломенные волосы, заплетенные поутру в две косички, но уже успевшие растрепаться. Но Лерсе и этого кажется мало. Дорожка, уводящая от деревни в лес, выглядит слишком скучной, слишком обычной. И просто бежать по ней — уже мало. Лерса решает срезать, и с небольшого пригорка перепрыгивает на другой. Но овчинная шуба путается в ногах, и прыгнуть так широко, как хотелось, не получается, и Лерса проваливается в сугроб. На секунду кажется, что твердая корочка наста достаточно прочная, чтобы выдержать ее вес, но хрупкий ледок проламывается и левая нога девочки чуть не по колено уходит в рыхлый снег.

Бабушка охает, бежит к внучке, за руки вытягивает ее из сугроба, начинает отчищать налипший снег. А Лерса смеется, заливисто хохочет, так звонко, что позавидовала бы даже желтогрудая синичка. Ей не холодно, она ничуть не промокла. А смеется она потому, что представила лицо старшего брата, если бы пришлось рассказывать ему, как она потеряла в сугробе сапог, одолженный ей только этим утром! Но сапог удалось спасти, вот он снова на ноге, а значит можно бежать дальше!

Бабушка машет рукой, вновь позволяя внучке унестись по тропинке. Сегодня солнце светит так ярко, что ей и самой хочется улыбаться без причины, а шлепнуть хоть раз эту егозу у нее и в другие дни рука не подымалась. Как и отказать любимой внучке хоть в чем-то. Вот и сегодня Лерса увязалась в лес вместе с ней проверять ловушки, расставленные на зайцев пару дней назад. Вообще-то охотой в их семье промышлял ее сын, отец Лерсы, но сегодня тот был занят в доме, привечал нежданно пожаловавших гостей. Поэтому проверять ловушки пришлось идти им с Лерсой. Пожилая женщина следила по-старчески дальнозоркими глазами за мелькающей меж древесных стволов коричневой шубкой и светлой встрепанной головкой и уже представляла, каких пирогов напечет из жирной зайчатины — внуков порадовать и заезжих людей угостить.

Дорожка впереди плавно изгибалась, обегая пологий холм. Пожилая женщина знала, что где-то здесь, в небольшой лощинке, ее сын и установил первую ловушку. А Лерса как раз задержалась на повороте, пытаясь отломать от куста чем-то особенно приглянувшуюся ей ветку. Поэтому за холм бабушка и внучка повернули одновременно. Повернули, да так и замерли. Потому что шагах в тридцати от тропинки, возле необхватного ствола вековой сосны, стояла девушка.

Сухие морщинистые пальца пожилой женщины сжали ладошку Лерсы, удерживая рядом. Впрочем, та и не пыталась бежать вперед лишь, раскрыв рот, рассматривала незнакомку. И поглядеть действительно было на что. Такой богатой одежды, как на этой совсем еще молоденькой девушке, ни Лерса, ни даже ее бабушка в их маленькой деревушке на севере Равена не видели никогда. На плечах незнакомки лежал длинный бархатный ярко-алый плащ, отделанный серебристо-серым волчьим мехом. Такого же насыщенного красного цвета были и остроносые сапожки, казавшиеся из-под подола белоснежного, украшенного богатой вышивкой платья. Руки незнакомка прятала в карманах плаща, а вот голова наоборот была ничем не прикрыта, и по серебристо-серому меху, по алому бархату рассыпались длинные пряди светлых волос. Незнакомка не слышала звука шагов и не заметила приблизившихся к ней людей. Она стояла, запрокинув голову, словно пыталась разглядеть что-то, притаившееся в вершинах деревьев. А может быть, просто слушала звонкую и прерывистую, и все никак не смолкающую синичью трель. По ее лицу, неизвестно как прорвавшийся сквозь густую хвою, скользил дрожащий и светлый солнечный зайчик. Девушка щурила глаза и улыбалась, но не отворачивала лица от его ласки.

Пожилая женщина, крепче сжав в своей руке ладошку Лерсы, шагнула к незнакомке. Неизвестно как та оказалась посреди зимнего леса, да еще и в полном одиночестве, но просто пройти мимо нее пожилая женщина не могла. Одежда девушки была пусть и богатой, но не слишком-то приспособленной для хождения по зимнему лесу. В такой лучше всего ехать в карете в окружении не менее чем дюжины охранников. Как же она оказалась здесь и совсем одна? Пожилая женщина приблизилась к незнакомке, стараясь заглянуть ей в лицо: может быть, все-таки получится ее узнать? Хотя откуда бы: девушка явно из знатных, а таких ни в их деревне, ни в окрестных никогда не было.

— Здравствуй, девица! — пожилая женщина окликнула незнакомку, когда до нее от них с Лерсой оставалось не более пяти шагов. Девушка не вздрогнула, а просто повернулась к ним, как будто уже давно заметила их и просто ждала, когда они приблизятся.

— И вам поздорову, добрые люди! — девушка отвернулась от солнца, и шаловливый лучик в последний раз скользнул по ее разрумянившемуся на легком морозце лицу, сверкнул в длинных серебристо-светлых ресницах, когда они опустились, пряча взгляд темно-серых, словно незамерзшая вода зимой, глаз.

— Откуда ты здесь, девица? Заблудилась? Если хочешь, мы проводим тебя или отведем в нашу деревню, чтобы ты отогрелась и подождала своих спутников, — предложила пожилая женщина. А Лерса вовсю разглядывала богатую вышивку, украшавшую алый плащ. Незнакомка заметила интерес девочки, но, похоже, не собиралась ругаться, потому что изящно очерченные розовые губы тронула едва заметная улыбка, когда она шагнула вперед, к бабушке с внучкой, очевидно, принимая их приглашение.

— Я как раз в вашу деревню и иду…

Пожилая женщина не успела удивиться, как эта девушка могла идти куда-то одна, потому что ее взгляд упал на снежный наст, по которому прошлась незнакомка. Вот следы от тех двух шагов, что она сделала им навстречу, а дальше… Идеально гладкий, нетронутый снег, словно незнакомка ниоткуда не пришла, а соткалась прямо из воздуха посреди леса!

Пальцы женщины судорожно сжала ладошку Лерсы, но оттолкнуть ее назад она уже не успела. Незнакомка сделала еще один шаг вперед, такой стремительный, что пожилая женщина не смогла его даже заметить. Вот девушка еще стоит в трех шагах от них, а вот она уже вплотную к ним. Ее рука выскользнула из кармана плаща и замахнулась. На по-весеннему ярком солнце что-то сверкнуло… Лезвие кинжала? Нет. И не рука вовсе!..

Пожилая женщина закричала, изо всех сил, срывая голос. Потому что из рукава богатого алого плаща казалась не человеческая рука, а кошачья лапа с выпущенными, сверкающими не хуже отшлифованной стали, изогнутыми когтями! Синичка, все это время настойчиво выводившая свою трель, замолчала. Кошачья лапа на изящно-тонком девичьем запястье довершила свой замах, светло-серые когти впились в лицо Лерсы: лоб, висок, щека, подбородок… И содрали прочь кожу и ярко-алое месиво мышц, мгновенно превратив личико ребенка в жуткую маску призрачно поблескивающего черепа в окружении светлых встрепанных волос.

Лерса не успела закричать, она даже испугаться не успела. Как стояла, так и осела на подтаявший рыхлый снег. Вместо нее кричала бабушка, снова и снова, как будто этим раздирающим душу воплем могла остановить, могла запретить самому страшному кошмару воплощаться в реальность!

Изящные бледно-розовые губы незнакомки улыбнулись. Она поднесла руку-лапу к лицу и неторопливо провела языком по лезвиям когтей, собирая с них теплую ярко-алую кровь. А в следующее мгновение черты ее лица вдруг дрогнули, как будто их начало заволакивать густым туманом. Еще секунду назад посреди леса стояла девушка, одетая в ярко-красный богатый плащ, а мгновение спустя уже ничего нельзя было разобрать. Как будто ее фигура была лишь отражением в глади лесного озера. И стоило бросить в него камень, как на поверхности воды не осталось ничего кроме волн. От одного берега до другого. Бегут… Ударились. Остановились. Огромная белоснежная кошка метнулась с земли. Когтистые лапы обрушились на плечи женщины, опрокидывая ее в снег и припечатывая к нему. Оскаленная пасть сомкнулась на беззащитном человеческом горле. Под клыками хрустнули кости позвонков. Кровь алой волной хлестнула на морду зверя, пачкая безупречную шерсть.

Оборотень оторвалась от своей жертвы и легко отскочила прочь. Ноздри бледно-розового носа дрогнули, улавливая совсем близкий запах человеческого жилья. Кошка глухо зарычала, и на ее зов из-за деревьев вышли и другие оборотни. Огромные сильные кошки, белоснежные, в черно-серых разводах по спине и бокам, такие незаметные, пока лес укрывал их в своих объятиях. Кай'я Лэ* [Кай'я Лэ — титул главы стаи оборотней. С Древнего языка традиционно переводится, как Хозяйка (Кай'е Лэ — Хозяин). Буквальный перевод с Древнего языка — «Владеющая (владеющий) знанием о Сути».] оглянулась на свою стаю и стремительно бросилась вперед, туда, где за невысоким холмом лежала деревня. На снегу, на корочке наста, не осталось следов от ее лап, только два безжизненных тела, по которым, ласкаясь, скакал солнечный зайчик.

* * *

Кай'я Лэ стояла на вершине холма, возвышавшегося над маленькой деревней с востока. Впрочем, не такая уж эта деревня и маленькая — почти два десятка домов. Для севера Равена, ненамного более обжитого, чем север Махейна, и вовсе довольно зажиточная. Была… Без хозяйской руки даже самые добротные дома вряд ли простоят больше пары лет. А потом морозы и дожди, солнце и ветер неизбежно начнут разрушать деревянные срубы. Дома покосятся, зарастут бурьяном и сорной травой, и скоро уже только она одна и будет помнить, что когда-то здесь жили люди…

Кай'я Лэ поглубже засунула руки в карманы бархатного алого плаща. Ей не было холодно стоять под лучами по-весеннему теплого солнца. Просто ей нравилось ощущать под своими пальцами волчий мех, которым был изнутри подбит плащ. Она вообще любила мех, правда, гораздо больше свой собственный. И все другие ощущения, которые приносит ее вторая ипостась. Кай'я Лэ показалось, что она по-прежнему чувствует на языке сладко-соленый вкус крови и то незабываемое ощущение, когда пульсирующая горячая струйка из разорванного человеческого горла ударяется в язык и небо. Скольких она убила сегодня?.. Хотя, если честно, думать об этом было лень. Гораздо интереснее было смотреть на деревню, в которой все еще продолжала охотиться ее стая.

«Да, большая оказалась деревня, много людей — интересная охота! — губы Кай'я Лэ тронула едва заметная то ли усмешка, то ли мечтательная улыбка. — И вид с этого холма открывается замечательный!»

Даже отсюда, с расстояния в несколько сотен аммов* [Амм — мера длины, примерно равная 50 см. В государствах людей получили распространение меры, пришедшие из культуры оборотней. Естественные меры устанавливались по отношению к длине конечностей оборотней, емкости сосудов, средней длине дневных переходов и т. д. Так «амм» переводится с Древнего языка как «локоть», т. е. это длина руки оборотня в человеческом обличье от локтя до конца среднего пальца. ], было отчетливо видно, что снег в деревне густо залит алой кровью. На главной (она же единственная) улице и во дворах то там, то здесь валялись трупы людей. Иногда, правда, гораздо больше напоминавшие, невразумительные куски мяса, а иногда, впрочем, вполне целые. Определенно, кошкам из ее стаи уже надоело охотиться! Живых людей последние четверть часа Кай'я Лэ больше не видела. Только кошки, белоснежные в черно-серых разводах, еще скользили между домов, периодически исчезая внутри. Они искали тех, кто решил спрятаться и переждать. Кай'я Лэ доверяла своим охотникам: они сумеют отыскать всех до последнего. Страх, пахнущий ничуть не менее вкусно, чем кровь укажет им дорогу!

Словно в подтверждение ее мыслей дверь крайней избы резко распахнулась, и из нее, пятясь, выбралась кошка. За собой в зубах она волочила тело человека, мужчины, судя по тому, что руками и ногами тот пытался уцепиться за перила крыльца, еще живого. Кай'я Лэ внимательно наблюдала за разворачивающейся сценкой. Ей было интересно, зачем оборотню понадобилось выволакивать этого человека из избы, вместо того, чтобы просто добить его там?

Кошка стащила человека с крыльца и бросила его в сугроб. Тот нелепо замотал руками и ногами, пытаясь выкарабкаться из рыхлого снега. Но встать ему не дали: через забор перемахнула еще одна кошка и ударом когтистых лап со всей силы припечатала его к земле. Первый оборотень зарычал, но не угрожающе, а скорее весело. Кай'я Лэ улыбнулась: иногда ее стая напоминала ей котят — не просто играются со своей добычей, но еще и делятся ею друг с другом!

Кай'я Лэ глубоко вздохнула, подставив лицо по-весеннему теплому ветру, перебирающему пряди ее светлых волос, и солнцу, настойчиво пытающемуся заглянуть ей через плечо. Деревня находилась слишком далеко, да и ветер дул так, что даже по-звериному острый нюх Кай'я Лэ не доносил до нее запаха пролитой в долине под холмом крови, — только аромат тающего снега и приближающейся весны.

Кто-то подошел к ней сзади. Кай'я Лэ не услышала шагов — оборотни, когда хотели, умели передвигаться совершенно бесшумно. Для того чтобы почувствовать чужое присутствие рядом с собой, у нее существовали совсем иные органы чувств. Вот и сейчас она ощутила скорее дуновение теплого ветра, прошедшегося по ее коже и сквозь нее! Кай'я Лэ не оборачивалась. Кто-то из ее стаи наверняка пришел доложить об окончании охоты, и она ждала, пока тот заговорит, обратится к ней. Но голос, раздавшийся вдруг за ее спиной, заставил ее вздрогнуть, потому что она ожидала услышать чей угодно, только не его, и только не произносящим ее имя…

— Занила!..