I

В учительской душно. Снизу, от парового отопления, тянет сухим теплом. За окном — четко на голубом небе — верхушка тополя с белыми, будто засахаренными ветка­ми. Завтра ветер стряхнет снег, а сегодня он лежит, и от него в комнате веселее.

Светлана укладывала поудобнее тетради в портфель, стараясь делать это неторопливо.

Ирина Петровна, завуч, прошла в свой кабинет, высоко подняв узенькие плечи. Они такие сухие и узкие, что кажется, если бы не ватные треугольнички, подло­женные под платье, их и не было бы совсем. А глаза у Ирины Петровны теперь как два гвоздика.

Все расходятся молча или разговаривая о том, какой день чудесный, первый зимний день. Только Юлия Вла­димировна сказала негромко:

— А вы смелая девушка. Но имейте в виду: сегодня вы нажили себе врага.— Пожала Светлане руку и ото­шла.

Между прочим, ее одну Ирина Петровна не прерыва­ла ни разу и не предлагала ей никаких поправок.

У Юлии Владимировны — второй «Б».

Их мало, первых и вторых классов.

Четвертых — пять параллельных, а у малышей — «А», «Б», и всё. Странно было видеть, когда они пришли в сен­тябре и стали перед школой линеечками... Жалкими да­же казались. Самых маленьких — меньше всех. Никогда так не бывало в школе. Даже непонятно было сначала. Дети военных лет.

На стене, около расписания, приколота кнопками кар­та Кореи. В газетах сегодня опять: «Переговоры о пере­мирии». Переговоры о перемирии идут, а война продол­жается. И даже когда кончится война, в этой многостра­дальной маленькой стране на долгие годы протянется страшный след: целое поколение изувеченных, осиротев­ших и еще — поколение детей, которых так мало.

В коридоре Светлану догнала Валя, физкультурница. Тоненькая, с коротко подстриженными волосами, Валя похожа на артистку детского театра, которая играет мальчика.

— Как вы смело говорили! — шепнула она.— А вот у меня не выходит. Вы ведь тоже первый год преподаете? Слушайте, сколько вам лет?

— Двадцать. Что, по-вашему, для своего возраста я хорошо сохранилась? Маленькая собачка, как говорит­ся, до старости щенок!

— Это правда,— улыбнулась Валя,— больше восем­надцати вам ни за что не дашь. Но вот когда вы с клас­сом, у вас какая-то прямо... сорокалетняя хватка. Вы для ребят авторитет, они вас слушаются.

— Не для всех авторитет, и не все слушаются.

— Два человека из сорока! Справитесь! И в то же время бывают учителя пожилые, со стажем, а на уро­ке — никакой дисциплины! Как вам это удается?

Они спускались с лестницы. Светлана приостанови­лась:

— Вы когда-нибудь дрались с мальчишками?

В глазах Вали недоумение и даже испуг.

— То есть в детстве, конечно. Я ни одной минуты не предполагала, что вы когда-нибудь тузили своих уче­ников!

— Ах, в детстве! Приходилось, конечно... Впрочем, насколько помню, не я с ними дралась, а мне попадало от мальчишек.

Светлана тряхнула кудрявой головой:

— Я так и думала. А меня все соседские ребята уважали и даже побаивались. А ведь я была гораздо мень­ше и слабее своих сверстников. Но было всегда... я от­лично помню это ощущение... какой-то напор, уверен­ность в себе... Стоит передо мной верзила, на голову вы­ше меня, и я знаю, ни секунды не сомневаюсь, что он сейчас струсит и побежит, а если не побежит, то сделает так, как я захочу,— мой верх! Впрочем, я всегда сража­лась только за правое дело — обидят какого-нибудь ма­лыша или над котенком начнут измываться... Так что тут играл роль и моральный фактор. Ну, и в классе то же самое: здесь вас, ребят, сорок человек, вы, конечно, мо­жете меня перекричать, а все-таки будете сидеть смирно и меня слушаться — мой верх! И дело-то мое опять же правое, так что все шансы на моей стороне... Что? Непе­дагогичное сравнение — с дракой? Вы возмущены?

Валя засмеялась.

Они оделись и вышли на крыльцо.

Широкий двор, припорошенный снегом. Белые тонкие одеяла на крышах домов, легкие белые подушечки на во­ротах, на каждом столбике забора. Это еще не зима, ко­нечно, — репетиция зимы. Генеральная репетиция, в кос­тюмах.

— А с ребятами мне много возиться пришлось, — ска­зала Светлана. — Когда в педучилище была, каждое лето ездила вожатой в лагерь... Так что, как видите, стаж у меня многолетний! Вы переулком идете? Я — через площадь.

Валя скрылась за углом школы, Светлана пошла че­рез двор, к воротам.

Около самых ворот темнела в снегу узкая ледяная дорожка, отполированная ногами ребят до стеклянной гладкости. Очень соблазнительно было прокатиться по ней — ведь время-то уже внеслужебное, да и двор пус­той! Но «многолетний стаж» подсказал: нельзя! Мало ли что: сзади — окна школы, впереди — улица...

И правильно подсказал «многолетний стаж». Когда Светлана подошла к воротам, ей навстречу по такой же узенькой ледяной дорожке, накатанной вдоль тротуара, пронеслись, широко расставив ноги и балансируя рука­ми, два мальчика. Мальчики были из ее класса, четвер­того «В», именно те, из-за которых разгорелся спор в учительской. Два дружка, соседи по парте: Володя Ши­баев и Толя Якушев. Хороша была бы она, если бы вы­ехала из школьного двора в такой же легкомысленной позе и столкнулась с ними на тротуаре!

Увидев учительницу, ребята сейчас же затормозили. Толя сказал:

— Добрый вечер, Светлана Александровна!

Володя молчал, сутулился, угрюмо смотрел испод­лобья.

Было ясно, что мальчики поджидали именно ее. Но Светлана сделала вид, что не догадывается об этом, и, не останавливаясь, ответила:

— Добрый вечер.

Тогда Толя пошел в открытое наступление:

— Светлана Александровна, вы нам какие отметки поставили по поведению?

— Какое поведение, такие и отметки,— серьезно отве­тила Светлана.

Толя сдвинул на затылок меховую шапку с задран­ными кверху неподвязанными наушниками и разочаро­ванно сказал:

— Эх!

Круглоголовый, круглоглазый, веселый непоседа, как он ни баловался в классе, он никогда не вызывал непри­язненного чувства. Про таких ребят говорят, что у них ртуть в жилах или, согласно другой теории, шило запря­тано совсем уж в неподходящем месте.

Эта своеобразная конституция как бы оправдывает шалунов.

Совсем другое отношение было у Светланы к Володе Шибаеву.

Непонятно было, во имя чего Володя так упорно на­рушал дисциплину. Ему самому, по всей видимости, это не доставляло ни­какого удовольствия.

Бывают лица открытые, а вот у Володи — закрытое лицо.

Тяжелый взгляд исподлобья, странный для мальчика в одиннадцать лет. Нескладная фигура — Володя самый длинный и самый худой из всех ребят в классе. Казалось, что его долго вытягивали за голову и за ноги да и оста­вили так, ничего не прибавив в толщину.

Светлана посмотрела на Толину шапку.

— Хочешь, я тебя научу завязывать тесемки банти­ком? Это совсем не трудно... — Она протянула руку к его голове.

Толя удивленно отшатнулся.

— Да я умею!

— А!.. Я ведь думала, что ты еще не научился!

Толя улыбнулся. Лицо Володи осталось таким же мрачным и замкнутым.

Из коротких рукавов пальто тяжело висели длинные мальчишеские руки, худые в запястье, широкие в ладони, покрасневшие от мороза.

«Странный парень»,— думала Светлана, отходя от мальчиков и даже спиной ощущая тяжелый Володин взгляд.

Длинные низенькие сугробы тянулись вдоль тротуа­ров, и такой же неприкасаемой белизны миниатюрные ватные сугробы аккуратно уложены между двойными стеклами оконных рам.

По сравнению с Москвой город был похож на под­ростка, который хочет придать себе солидный вид: за­водские трубы на окраинах, автобус на главной улице, четырехэтажные дома в центре.

В нижнем этаже одного из таких больших новых до­мов — продовольственный магазин. Открывая тугую, на пружине, дверь, Светлана подумала, что нужно бы еще раз зайти к Володе на квартиру — на прошлой неделе заходила, но никого не застала.

И сейчас же мысли о школе и учениках уступили ме­сто другим мыслям — гастрономическим. Что бы это пой­мать сегодня, поскорее приготовить?.. Поскорее — и в то же время вкусное, по возможности неожиданное и но­венькое...

Скользящими движениями пробираясь в толпе поку­пателей, привставая на цыпочки или выглядывая из-за чьего-нибудь локтя, Светлана осмотрела все прилавки.

Белая авоська, вынутая из портфеля, постепенно на­полнялась и стала такой же тяжелой, как портфель.

Был еще один магазин по дороге к дому, в который всегда тянуло,— посудо-хозяйственный. Не обязательно покупать, а так, высмотреть себе что-нибудь на будущее. Например, прехорошенькие утятницы стояли на полке в ряд, матово-серебристые, с плотно закрывающимися овальными крышками. Или вот еще: электрический утюг...

Ладно! Это все в следующую получку, после празд­ников.

Удачно справившись с этими соблазнами, Светлана завернула в свой переулок.