"Дом в глухом лесу" - читать интересную книгу автора (Барлоу Джеффри)

Глава 4 ТРИДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Со временем сквайру удалось-таки снова задремать, хотя сон его был далеко не спокоен; очень возможно, что в него снова вторглись малоприятные кошмары. Но так уж теперь повелось: едва он пробуждался, кошмары таяли, а с рассветом все подробности забывались напрочь. Марку крайне не нравились назойливые призраки, докучавшие ему ночью; он ведать не ведал о происхождении их и сути, а также и о том, зачем они ему досаждают. А что еще хуже, позже никак не удавалось воскресить видения в памяти, при том, что они оставляли по себе впечатление весьма сильное. Они дразнили Марка уже своей иллюзорностью, не давая в себе разобраться, заставляли обшаривать потаенные уголки мозга в поисках ключа к их истинной сущности, – и тем самым изводили и пугали еще больше.

Утром за завтраком Оливер поведал, как в ту же самую ночь ему приснился очередной сон: существо вроде огромной птицы с горящими зелеными глазами вновь угнездилось на подоконнике его створного окна. И вновь он почувствовал, как чужой разум прощупывает его, допрашивает, бросает ему вызов; и снова ощутил он холодное дуновение, пробравшее его до костей. Теперь Оливер не сомневался: никакой не тераторн, но сова являлась ему во сне и столько раз нарушала его покой, рогатая сова с бледным, призрачным лицом, как две капли воды похожая на ту птицу, что они с Марком краем глаза видели в Скайлингдене. Больше ничего Оливеру не запомнилось, хотя он готов был поклясться: это далеко не все, ибо всякий раз он просыпался в поту, смертельно напуганный, хватая ртом воздух.

Сквайр молча выслушал рассказ до конца: он сидел в кресле, глубоко задумавшись, глядя в наполовину опустевшую тарелку и мрачно пережевывая гренку.

Мистер Смидерз, что до сих пор стоял в некотором отдалении, ожидая, не понадобятся ли за завтраком его услуги, приблизился к столу. И сообщил джентльменам о том, что некие его родственники в деревне недавно упоминали – в сходных словах и крайне неохотно – о навязчивых ночных кошмарах и что он сам, Смидерз, тоже им подвержен. Дворецкого изрядно поразило, сколь похожи жуткие видения друг на друга и на те, что одолевают мистера Лэнгли; ощущение такое (говорил он), словно одни и те же образы запечатлевают в сознании многих обитателей Шильстон-Апкота, причем всех сразу. И результат тоже неизменно один и тот же: спящие резко просыпаются, все в поту, себя не помня от страха, и тут же забывают, что именно выгнало их из теплых постелей.

– Бог ты мой, Марк, да это просто эпидемия какая-то! – промолвил Оливер.

– Причем чертовски неприятная, – проворчал сквайр, отвлекаясь разом и от мрачных мыслей, и от завтрака. – Досадно, когда тебя так вот дурачат каждую ночь; но когда ты еще и не в состоянии вспомнить наваждения, когда тебя одолевает смутная, неотвязная тревога – это вам не трын-трава! Говорю тебе, Нолл, беспамятство – оно похуже самых жутких воспоминаний.

– Может, в воде что-нибудь такое содержится, – предположил Оливер. – Какая-нибудь вредоносная примесь. Что еще способно вызывать галлюцинации? Да еще сразу у столь многих?

– У нас – лучшие колодцы во всей долине, сэр, лучшие во всем Талботшире, скажу, не солгав, с чистейшей, прозрачнейшей водой, – ответствовал мистер Смидерз. – Мне очень не хочется верить, что в них наличествует хоть что-нибудь пагубное для здоровья. Весь Шильстон-Апкот использует колодезную воду; озерная для питья не годится.

При слове «колодцы» Марк и Оливер переглянулись, однако в присутствии дворецкого не проронили ни слова.

Сменив тему, Оливер поведал сквайру о том, как сражается не на жизнь, а на смерть с новой, самой длинной эпиграммой занудного Гая Помпония Силлы. Молодой человек постепенно приходил к мысли, что некоторые латинские выражения просто невозможно перевести на английский, сохранив при этом всю их выразительность и силу воздействия, поскольку в современном языке нужных эквивалентов нет; кроме того, рифмы тоже никак не подбираются; словом, работа застопорилась. На сетования друга праздный сквайр ответил кривой улыбкой и самыми искренними соболезнованиями.

Покончив с завтраком, джентльмены провели остаток утра порознь, за своими занятиями: Марк в обществе Забавника разбирал счета в кабинете, Оливер корпел над сочинениями древнего римского испанца. Ближе к вечеру они закончили все, что запланировали на тот день, и воссоединились в библиотеке – их любимом прибежище, если не считать бильярдной. Вскорости появился мистер Смидерз и возвестил о прибытии обломка древности, к Силле никоим образом не причастного.

– Заходите, сторож, заходите! – учтиво приветствовал гостя сквайр.

Это и впрямь был мистер Боттом, в черном платье, порыжевшем от времени, латаном-перелатаном; голову его венчала взлохмаченная накладка из волос. Те же обтрепанные усы, та же назойливая щетина, утыкавшая двойной подбородок, те же серые разводы на щеках, те же близко посаженные, подозрительные глазки… Грязной, заплесневевшей личностью был старик Боттом, да в придачу еще и упитанной; двигался он тяжеловесно и неуклюже, как если бы грязь забила ему сухожилия, а плесень просочилась в кости.

– Спасибочки, сэр, – ответствовал гость, переступая порог. Сквайр указал ему на пустое кресло между собою и Оливером, куда церковный сторож и плюхнулся, хотя и не без опаски. За долгую свою жизнь он побывал в Далройде не раз и не два, это верно, так что обстановка была ему вполне знакома; вот только нынешнего сквайра звали Марком, а вовсе не Ральфом; и казалось мистеру Боттому, что сей мрачноватый, скептически настроенный молодой джентльмен весьма себе на уме, чего о прежнем сквайре не сказал бы никто.

Словно из ниоткуда появились графин с вином и бокал, каковые гость с благодарностью принял, а также и табакерка – набить трубочку, и церковный сторож почувствовал себя куда уютнее, хотя по-прежнему переводил взгляд с одного джентльмена на другого, словно не вполне доверяя их мотивам.

Поскольку на данный момент ничего больше не требовалось, незаменимый Смидерз откланялся и исчез за дверью.

– Ну, как поживаете, мистер Боттом? – осведомился Марк. Нынче вечером он был непривычно сердечен; даже кривая улыбка сменилась вполне радушной. – Надеюсь, ни в чем недостатка не испытываете?

– Право же, мистер Тренч, сэр, жаловаться мне не на что, – отвечал церковный сторож, набив трубочку и прикуривая. – Хотя в толк не возьму, сэр, с какой стати меня нынче сюда позвали.

Сквайр и Оливер, каждый с сигарой в руке, обменялись многозначительными взглядами через голову упитанного мистера Боттома.

– В ваших силах помочь нам, то есть мне и мистеру Лэнгли, в одном весьма занимательном и важном вопросе, – пояснил Марк.

– Мне – помочь вам? – отвечал мистер Боттом. В топорном лице его отразилось немалое изумление. – Неужто такое возможно, сэр?

– Еще как возможно. Но не выпьете ли винца? Недурной сорт, верно? Хотя, держу пари, вашему собственному нектару в забористости уступает.

– Вино отменное, сэр.

– Должен признаться, мистер Боттом, – промолвил Оливер, наклоняясь в кресле, – что мы с мистером Тренчем сделали одно необычное открытие.

– Открытие, сэр? Оливер кивнул.

– Вы ведь хорошо знаете пещеры? Пещеры на южной стороне Скайлингденского мыса?

Лицо мистера Боттома мгновенно омрачилось – и с южной, и с северной, и с восточной, и с западной стороны. Рука с бокалом застыла в воздухе на полпути к губам; близко посаженные, подозрительные глазки так и впились в добродушного гостя из Вороньего Края.

– Пещеры, сэр?

– Да. В частности, одну из них; ее, по всему судя, облюбовал старина Косолап. Мы даже думаем, что это – его любимая берлога; у ее входа мы с мистером Тренчем, собственно говоря, и обнаружили тушу.

Церковный сторож облегченно перевел дух; бокал пропутешествовал-таки к губам, и отменное вино хлынуло в глотку.

– Так это и есть ваше необычное открытие, сэр? Честное слово, про тупорылого уже вся деревня знает. Что до необычности, так здесь уж вы мне, сэры, поверьте: все, что хоть сколько-то отдает материей, подвержено распаду.

– Наше открытие, мистер Боттом, касается не столько находки за пределами пещеры, сколько того, что отыскалось внутри.

Облегчение в лице мистера Боттома сменилось подозрительностью и тревогой – добрыми старыми его друзьями.

– Внутри, сэр?

– Там, в дальнем зале пещеры, мы обнаружили прелюбопытную конструкцию: колодец для набирания воды, – ответствовал Оливер. – Сверху его прикрывал тяжелый камень, закрепленный на месте с помощью веревок, пропущенных сквозь железные кольца в каменном основании.

Сквайр потянулся к кувшину, дабы вновь наполнить бокал гостя.

– Выпейте еще, – предложил он. – Чертовски вкусно, а?

Церковный сторож поглядел на вино, льющееся в его бокал; поглядел на бокал, вином уже наполненный; перевел взгляд с Марка на Оливера и обратно, словно отчасти заподозрив, что джентльмены затеяли напоить его допьяна. Не то чтобы мистер Боттом возражал против подобной участи; просто он предпочитал содержимое своей старой плетеной бутыли.

– Что до сорта, тут вы не беспокойтесь, – увещевал его сквайр: – Доброе эйлеширское вино, вот что это такое: лучшее, что есть в наших погребах.

– Замечательное вино, – подтвердил и Оливер.

– На вкус просто мед. Пойдет вам только на пользу. Мистер Боттом попытался выпрямиться в кресле, да так, чтобы не расплескать вино и не выронить трубку.

– Беспокоит меня, сэры, – промолвил он, вертя головой из стороны в сторону и словно не зная, к которому из джентльменов ему надлежит обращаться, – с какой стати вы меня в Далройд-то позвали? Чем вам может услужить такой, как я?

– Нам хотелось бы узнать чуть больше про колодец в пещере, – ответствовал Марк. – Мы вот оба думаем, что вам про него кое-что известно.

– Мне, сэр?

– Полагаю, нет нужды напоминать, что ремесло ваше – резчик по камню. Колодец был запечатан крышкой из тесаного камня, подогнанного как раз по размеру отверстия. Вся конструкция скрывалась под завалом строительного мусора – осколков камня, засохшего раствора и тому подобного; все это, надо думать, собрали среди развалин аббатства. Кто-то, кто недурно понимает в работе с камнем, постарался на совесть: надежно закрыл колодец и спрятал его от посторонних взглядов. И хотя находится эта шахта в дальнем конце сырой и темной пещеры, что до сих пор служила логовом Косолапу, на южном склоне мыса – с глаз долой, из сердца вон, как говорится! – тем не менее в силу какой-то причины этот человек завалил колодец камнями, дабы никто к нему не подобрался. Я склонен думать, что этим человеком были вы. Я не прав?

Церковный сторож пожал плечами, демонстрируя полное свое неведение. Тем временем бокал снова наполнили; мистер Боттом тут же его осушил, отчасти утоляя жажду, отчасти пытаясь взять себя в руки. И сквайр, и Оливер знали, сколь крепок боттомов грог и сколь тот сделался невосприимчив к винным парам; возможно, это первосортное нетерпкое вино подействует на него исподволь и поможет им добиться своего: в конце концов, к этому напитку старик непривычен.

– Мне сказать нечего, – объявил мистер Боттом, отпивая еще вина. Оно и впрямь пришлось гостю весьма по вкусу: как приятное разнообразие после привычной ему забористой смеси. – Нечего!

– Подозреваю, что и крышка, и груда камней – ваших рук дело. А еще мы нашли среди мусора некий предмет – забытый, вероятно, или потерянный в спешке: старинное распятие на нитке четок. Что вы ответите на это, сэр? Какое отношение вы имеете к Озерным братьям?

– Никакого! – воскликнул мистер Боттом, дрожа от волнения и мотая головой. – Озерные братья… нет… нет, сэр!

– Тогда что вы знаете о колодце? Его прорубили монахи?

Глаза мистера Боттома просто-таки выкатывались из орбит. Он провел ладонью по щеке, по губам, по обтрепанным усам; напряженно-встревоженный взгляд его блуждал по комнате.

– Держу пари, первым колодец обнаружил молодой Кэмплемэн, верно? – осведомился Марк, лениво разглядывая сигару.

– Да, Чарльз Кэмплемэн, – сознался мистер Боттом с тяжким вздохом. – Только я-то здесь ни при чем, сэр; я с ним никаких дел не имел и с Озерными братьями тоже! Вот находка-то его и изменила, сэр, изменила во всех отношениях! Прежде он был достойным, порядочным, благородным джентльменом, таким многообещающим юношей – гордость своего престарелого отца, да и только! Все его уважали и почитали – и в Скайлингдене, и в деревне. Но после, сэр, после… ох, довольно я всего наговорил. Черт подери, проклятие, не стану я навлекать на себя кару спустя почти тридцать лет!

– Кару? – подхватил Оливер. – От руки кого, мистер Боттом? Уж не мистера ли Уинтермарча?

Церковный сторож озадаченно нахмурился.

– Ничего я об этом не знаю, – промолвил он.

– Тогда, может статься, вам что-либо известно про мисс Марчант?

Мистер Боттом отставил бокал – снова, кстати говоря, опустевший – и протестующе замахал рукой.

– Я на этот счет ни словечка не скажу. – Голос его дрожал от страха. – Ни словечка не скажу, ни единого. Ибо, сэры, вокруг вас духи так и реют, уж здесь вы мне поверьте!

– Нам дали понять, что это вы нашли на озере пустую лодку, – проговорил Оливер, помолчав.

– Я ни словечка на сей счет не скажу, – повторил мистер Боттом, плеснул себе еще вина, уже без помощи сквайра, и залпом осушил бокал. – Не стану я говорить про ялик, сэры, хотя нашел его и впрямь я. Только ялик – и ничего больше.

– Сомневаюсь, – отозвался Марк, не сводя с него глаз и вовсю дымя сигарой. – По вашему поведению видно, что это не все, далеко не все. Вы еще что-то нашли.

Молчание было ему ответом: мистер Боттом, крепко зажмурившись, несколько раз встряхнул головой, укрепляясь в своем намерении.

– Сторож, – улыбнулся Марк, подвигая кресло чуть ближе к мистеру Боттому. Сквайр Далройдский, при всей его праздности и нелюдимости, умел убеждать – если, конечно, хотел. – Сторож, в округе – и в деревне, и в Скайлингдене – происходит что-то до крайности странное; я убежден, что вы знаете, в чем дело. Поверьте, я вовсе не желаю подвергать вас опасности – если опасность и впрямь существует. Мне-то на любые угрозы плевать, но послушайте: пусть меня повесят, если я позволю утаить от меня какие-то важные сведения под этой вашей непроницаемой каменной маской. Вынужден напомнить: у вас есть определенные обязательства перед держателем бенефиция, и вы от него напрямую зависите. Кстати, не желаете ли еще вина?

Он вновь наполнил бокал гостя – и раз, и дважды, и трижды. Вскорости взгляд мистера Боттома сделался рассеянным, трубка уже не путешествовала к губам и обратно, тело обмякло, веки отяжелели. Сила его сопротивления стремительно убывала. Сквайр понимал: времени мало, еще немного – и сторож выскользнет у них из рук прямо в ласковые объятия Морфея.

– Мистер Боттом, – позвал Марк, слегка встряхивая его за обтянутое порыжевшей тканью плечо. – Так что вы нашли в ялике?

Мистер Боттом глупо вгляделся в лицо собеседника. Он, похоже, разрывался надвое между страхом – и желанием от страха избавиться, рассказав о нем хоть кому-нибудь. Возможно, размышлял он, это из-за вина воля его слабеет. Здесь мистер Боттом не ошибся; и за несколько минут до того, как погрузиться в хмельной туман, он произнес-таки слова великой важности.

– Самоубийца, – хрипло выговорил мистер Bottom. – Та, что покончила с собою… дочка мистера Марчанта… мисс Эдит… это она взяла ялик. Он всегда был ко мне добр, мистер Марчант-то. Девчонка… треклятый колодец… дьяволы… бедный молодой Чарли!

– Так что там с дочкой мистера Марчанта? – не отступался Оливер. – Говорят, она влюбилась в мистера Кэмплемэна, но он дал ей от ворот поворот, вот она и утопилась. Так расскажите почему…

Здесь церковный сторож повел себя несколько неожиданно – залился жиденьким смехом и тут же захлебнулся кашлем.

– До чего ж вы, сэр, в себе уверены, да только не так все было, – отвечал он, приходя в себя. – Не в том дело, тут уж вы мне поверьте. Она, сэры, из-за ребенка с собою покончила.

– Эгей! Из-за ребенка? Какого такого ребенка?

– Да ее собственного. Что? Вы, никак, мне не верите?

– Он хочет сказать, Нолл, что дочка старика викария забеременела, не обзаведясь предварительно мужем, – пояснил сквайр.

Мистер Боттом сонно закивал в знак подтверждения.

– А с ребенком что сталось?

– Да однажды утром ее спровадили отсюда в карете – в смысле, мисс Эдит, – вместе с ее несусветным позором. Отослали далеко на запад, за горы, в большой город… в Вороний Край… в больницу. Когда же она вернулась несколько месяцев спустя, никакого ребенка при ней и в помине не было. Да, эту тайну хранили свято – крепче не бывает! Поначалу никто ничего не знал, вот только викарий с женой, да ваш отец, сэр, мистер Ральф Тренч – он всегда был ко мне куда как добр и с мистером Марчантом близко дружил, – да еще старая перечница-служанка, да еще я, конечно, я ведь так здесь и жил, за домом священника!

– И что?

В глазах мистера Боттома отразилась неизбывная печаль, как если бы перед ним снова забрезжил свет тех давних, канувших в небытие дней.

– Тяжкий это был удар для мистера Марчанта и его супруги, сэры, уж здесь вы мне поверьте. Они-то всегда обходились со мной по-доброму. Когда эта шалая сумасбродка взяла на берегу ялик и вышла на нем в озеро – холодной ночью дело было, – и покончила счеты с жизнью, она, скажу напрямую, заодно и бедных своих родителей убила: оба умерли от разбитого сердца, не прошло и шести месяцев!

– А что же отец ребенка? – полюбопытствовал Оливер. – Что же Чарльз Кэмплемэн? Наверняка этим и объясняется его…

Мистер Боттом снова залился смехом, причем объяснить, что его так развеселило, и не подумал: слишком был поглощен вином. Он забормотал себе под нос бессвязные обрывки песни, очередной сентиментальной, меланхолической жалобы, исполненной горя и скорби, из числа тех, что пользовались такой популярностью у горцев. Предосторожности ради Оливер извлек дымящуюся трубку из руки церковного сторожа и отложил ее в сторону.

– Чарли Кэмплемэн, – возвестил мистер Боттом внезапно оживившись, – был молодой джентльмен великого ума, книжник, любитель наук, собиратель древностей, все копался в хрониках, выискивал всяческие тайны – в отличие от своего престарелого родителя, у того-то учености было немного, а интереса к подобным материям еще меньше; да и глаза уже никуда не годились. Бедняга Чарли! Он был ко мне добр – на свой лад. Мистер Ральф Тренч тоже со мной по-доброму обходился. И мистер Марчант тоже. Я вам не рассказывал, сэры, что за свою жизнь служил при пяти викариях?

– Рассказывали, мистер Боттом – улыбнулся Оливер.

– Так как же насчет лодки, сторож? – не отступался упрямый сквайр. – Послушайте, ведь насчет ялика вы нам рассказали отнюдь не все, сэр.

– Ялик, – пробормотал мистер Bottom. Глаза его вращались в глазницах, точно мраморные шарики, страдающие морской болезнью.

– Ялик, сэр, ялик. Что вы там нашли?

– Сову, – простонал мистер Боттом, потирая перепачканную щеку.

– Рогатую сову с белым лицом? – уточнил Оливер, оглядываясь на Марка.

– Да, с рогами и с белым лицом, – подтвердил мистер Боттом.

– И со светящимися зелеными глазами?

– Да, глаза ее светились зеленым светом!

– Ну и что – сова?

– Что – сова? – нараспев повторил мистер Боттом.

– Что такое эта сова? – вопросил Марк, снова встряхивая гостя за плечо.

– Сова, – проговорил мистер Боттом, глядя прямо перед собою, в огонь, словно описанные события разворачивались именно там, в камине. – Сова летала вокруг ялика, хотя уже рассвело, а потом спикировала на правый борт, уселась там и, пока я подгребал к лодке, не сводила с меня глаз, уж тут можете мне поверить.

– Но с какой стати ее бояться? – удивился Оливер. – Что такого страшного в сове?

– Зеленоглазая сова – зеленоглазый дьявол! – воскликнул мистер Боттом. – Сколько злобы в ее взгляде, сколько ярости в ее сердце, просто подумать жутко; то, что случилось, – все от нее! А теперь вот вернулась. Тогда я не знал, что это значит, но позже… позже…

Чего вы не знали, мистер Боттом?

– Это она напугала тупорылого, выгнала его из пещер в долину, держу пари, что так!

Мистер Боттом снова залился смехом, потом закашлялся, потом фыркнул; поморгал немного, руки и ноги его обмякли, челюсть отвисла, голова откинулась к спинке кресла, накрытой салфеткой, – и гость мирно захрапел.

– Похоже, на сегодня все, – произнес сквайр, поднимаясь с места.

– Если честно, Марк, я совершенно сбит с толку, – промолвил Оливер. – Мисс Марчант обнаруживает, что забеременела; ее спешно увозят в город, чтобы сохранить дело в тайне. Спустя какое-то время после возвращения она берет лодку, выплывает на середину озера и вручает свою бессмертную душу чернильно-черной бездне, кончая счеты с жизнью. Отправившись на поиски, мистер Боттом обнаруживает лодку без мисс Марчант; вместо нее он видит существо, весьма похожее на Скайлингденскую сову, которую, по всей видимости, до смерти боится. Ничего не понимаю. Может, это вообще не самоубийство? Может, бедняжку погубила сова?

Сквайр напряженно размышлял, обратив невыразительное тяжеловесное лицо к окну.

– Косолап сторожил пещеры и Скайлингденский лес с незапамятных времен, – промолвил Марк. – Очень может статься, что предположения старины Боттома соответствуют истине. Возможно, Косолапа выдворили из берлоги, а потом и убили, лишь для того, чтобы приманить кого-то в пещеру, и к груде камней, и к колодцу.

Мистер Bottom громко всхрапнул, словно в знак подтверждения; и в тот же миг Оливер воскликнул:

– Эгей! Раны на туше Косолапа свидетельствуют о том, что на медведя напали сверху, с воздуха… получается, это вовсе не мистер Шейкер постарался, а та самая сова?

– Вывод простой и понятный. А я, как ты знаешь, простоту весьма ценю.

– Если цель была именно такова, так она, как ни крути, достигнута, и все благодаря нам. Возможно, в этом и заключался план мистера Уинтермарча. Не кто иной, как он, привез сюда эту тварь. Не кто иной, как он, выпускал ее по ночам на охоту. Так что сам видишь, Марк, отсюда следует, что мистер Вид Уинтермарч – и впрямь пресловутый Чарльз Кэмплемэн. Иначе откуда бы ему знать про колодец? И зачем бы ему подстраивать, чтобы эту штуку обнаружили, если не для того, чтобы отомстить ненавистной деревне? Чего доброго, он сам и натравил сову на мисс Марчант много лет назад, замыслив уничтожить девушку? И что же это за сова такая, если умудрилась справиться с тупорылым медведем?

Сквайр пожал плечами и швырнул окурок в камин.

– Что до новых подробностей, милый мой Нолл, сейчас я строить догадки не в настроении.

В этот момент в дверь заглянул мистер Смидерз и, заметив, что церковный сторож похрапывает себе в кресле, склонив голову вместе с накладкой на салфетку, тотчас же оценил ситуацию. И негромко откашлялся, извещая о своем появлении.

– Ха! Смидерз, позаботься о том, чтобы мистера Боттома, как только он проснется, накормили отменным ужином, – распорядился сквайр. – Подайте ему все, чего он потребует, и приготовьте для него комнату в крыле с террасой. Пошлите сообщить викарию, что сегодня церковный сторож заночует у нас в гостях.

– Будет исполнено, сэр.

– А также известите преподобного джентльмена, что завтра мистеру Боттому предстоит посодействовать мне в некотором деле и что как держатель бенефиция, воспользовавшись предоставляемыми тем самым привилегиями, et cetera, et cetera[28], я дерзнул задействовать достойного церковного сторожа в упомянутом начинании.

– Как прикажете, сэр. А вы с мистером Лэнгли отужинаете прямо сейчас, сэр?

– Разумеется, Смидерз.

В горах лето мимолетно, точно жизнь человеческая; этим наблюдением сквайр поделился за столом, едва унесли тарелки, а из погребца появилась бутылка нантльского портвейна. Что до Оливера, он признался, что ощущает в воздухе дыхание осени, этакое предвестие Михайлова дня[29] в самый разгар лета, – несомненно, вследствие вчерашнего дождя. И хотя в горах лето и впрямь коротко, объявил мистер Лэнгли, в туманном Вороньем Крае оно почитай что и вовсе не существует.

При упоминании Вороньего Края разговор неизбежно вернулся к судьбе мисс Марчант и к ребенку, от которого столь таинственно избавились в городе.

– Мистер Боттом считает, что сова, которую он видел тридцать лет назад, и нынешняя обитательница Скайлингдена – одна и та же птица; дескать, в течение прошедших лет она в долине не появлялась, а теперь вот вернулась вместе с семейством Уинтермарчей, – промолвил Оливер.

– Спорить не буду, – ответствовал сквайр, вновь погружаясь в мрачные мысли.

– Но чего ради? И с какой стати этой твари вторгаться в наши сны? Предполагается, будто мистер Кэмплемэн замышляет месть, памятуя о том, как некогда обошлись с ним и его семьей. Если мистер Кэмплемэн и впрямь был отцом ребенка мисс Марчант, это бы еще больше настроило против него деревенских жителей, если те все знали, – особенно после того, как молодая женщина покончила счеты с жизнью. Полагаю, соседи бы на него озлобились не на шутку. В конце концов, мисс Марчант была единственной дочкой викария!

– Чертовски странно, – проворчал Марк, нимало не удовлетворенный. – Видишь ли, Нолл, я более чем уверен: мы знаем далеко не все. Старик Боттом о многом умолчал. О многом, держу пари, могли бы поведать и другие обитатели деревни, вот только не мне. Ох, спорю на пятьдесят гиней, я прав. Друзей у меня – раз-два, и обчелся; уж такой я нелюдим.

– А что за работу ты собираешься поручить завтра мистеру Боттому?

Сквайр улыбнулся.

– Полагаю, нечестно оставлять тебя в неведении. Мы с тобой нанесем еще один визит в пещеру, а церковный сторож пойдет с нами, как храброму парню и подобает. Раз уж шанс подвернулся, Нолл, упускать его нельзя.

Оливеру нисколечко не хотелось возвращаться на Скайлингденский мыс; но поскольку Марк вроде бы знал, что делает, гость из Вороньего Края счел разумным отложить сомнения до лучших времен – ибо жребий был брошен, а церковного сторожа уже напоили.

– Как насчет мистера Марчанта с супругой? – осведомился он. – Что прикажете думать на этот счет? Что такое наблюдали мы у Далройдской пристани? Возможно, злополучная чета тоже взыскует мести, теперь, когда мистер Кэмплемэн возвратился в Шильстон-Апкот?

– Послушай, Нолл, вспомни, как отреагировал старик Боттом, едва речь зашла о том, что отец ребенка – молодой Кэмплемэн? – Марк нахмурил высокий лоб. – А взять хоть его искреннее сочувствие «бедному Чарли»; к негодяю так не относятся, не правда ли?

Оливер вынужден был согласиться с другом.

– А что ты скажешь, – продолжал сквайр спустя мгновение-другое – в течение этого времени он напряженно размышлял, потягивая портвейн и покуривая сигару, и на губах его бродила все та же кривая улыбка, – что ты скажешь в ответ на мою гипотезу? Ибо, как это случается с пьяными, старина Боттом, возможно, как раз и подбросил нам «отчего и почему» на предмет исчезновения бывшего хозяина этой усадьбы?

– Что ты такое говоришь? – вопросил Оливер с возрастающим волнением.

– Ты из его собственных уст слышал, что мой достойный папочка имел самое непосредственное отношение ко всему, что в ту пору происходило в доме священника. Мистер Ральф Тренч был чертовски добр ко всем и каждому. Возможно, он и к мисс Марчант был чертовски добр.

Забыв о портвейне, Оливер уставился на хозяина и друга, словно разглядел его со всей ясностью только теперь.

– А почему бы, собственно, и нет? – защищал свою гипотезу Марк. – Возможно, отцом ребенка стал именно сквайр Далройдский. Ох, Господи милосердный, Нолл, да не пялься ты на меня так! По-твоему, это настолько абсурдно? Мой отец покрыл себя позором: она – дочка викария, он – близкий друг мистера Марчанта, муж моей матери и мой отец! Возможно, это чудовищное бесчестье и отторгло его от нас. Возможно, мать узнала правду. Возможно, он сам возил молодую женщину в Вороний Край! Как бы то ни было, что-то заставило его бежать из Далройда, а такое объяснение ничуть не хуже любого другого!

– Силы небесные, Марк, да быть того не может! – в ужасе воскликнул потрясенный до глубины души Оливер. – Как ты можешь хоть на мгновение заподозрить в таком родного отца? Это просто немыслимо. Фантастика какая-то. Не верю ни единому слову – а я ведь мистера Ральфа Тренча лично не знал! Зато знаю его сына; хотя порой, честно скажу, просто в толк не возьму, как его и воспринимать. Нет-нет, такое исключается. Если твой отец в этом деле хоть самую малость погрешил против чести, я готов съесть собственный сюртук!

Сквайр равнодушно пожал плечами, словно ему дела не было до того, какой предмет одежды Оливер изберет для поедания. Полузакрыв глаза, Марк поулыбался сигаре, осторожно перекатывая ее между большим и указательным пальцем.

– Возможно, я и впрямь заслуживаю порицания за то, что взялся разгадывать чужие секреты, – размышлял он вслух. – Пожалуй, я прежний просто махнул бы рукою на дурацкие сплетни, которые мы сегодня вытянули из старика Боттома. Молва. Слухи. Пересуды. Вот погляди, куда это все нас завело!