"Зимняя война" - читать интересную книгу автора (Шушаков Олег)

8. В бой пойдут танкисты и пилоты… Ленинградский фронт, начало декабря 1939 г.

…Только теперь, спустя два года после раскрытия военно-фашистского заговора, в полной мере стал ясен вредительский замысел его организатора и вдохновителя - бывшего начальника вооружений РККА первого заместителя наркома обороны Маршала Советского Союза Тухачевского.

То, что он пытался выдать за обычные ошибки, оказалось тонким и подлым расчетом. Далеко идущие последствия которого стали заметны только сейчас, когда Красная Армия вступила в бой. Сначала на Дальнем Востоке, а теперь на Западе.

Оставшись без средств беспроводной связи.

Что могло привести ее к разгрому. А первое в мире государство рабочих и крестьян - к гибели. И капиталистическому рабству. О чем и мечтал, пиликая на скрипочке в своих роскошных многокомнатных апартаментах, «красный Бонапарт».

Потому что недостаточно иметь самое современное в мире оружие и боевую технику. Недостаточно овладеть ими в полной мере и научиться применять в бою. Бойцами и командирами, это оружие и технику применяющими, надо в бою управлять! В реальном масштабе времени!

А это возможно лишь с помощью радиосвязи.

Вот почему, планируя поражение РККА в предстоящей европейской войне, бывший золотопогонник Тухачевский, долгое время прикрывавший свое подлое дворянское нутро хлесткой революционной фразой, спустил отпущенные на разработку новой техники деньги на реализацию всяческих бредовых проектов! Вместо развития радио. И разбазарил средства, которые, отказывая себе во всем, выкраивал для Красной Армии советский народ. Потратив их на телеуправляемые танки, катера и самолеты. Вместо создания надежных малогабаритных радиостанций для управления ротами, батареями и эскадрильями на поле боя.

Стрелковой дивизии РККА по штату полагалось иметь двадцать две радиостанции. Что в начале тридцатых годов, в общем и целом, вполне соответствовало уровню теоретических представлений о будущей войне. И если бы эти радиостанции имелись в указанном количестве, если бы личный состав умел их обслуживать и поддерживать в боеготовом состоянии, а командиры не боялись использовать, то непобедимая Красная Армия была бы таковой не только в теории, но и на практике.

Однако, на деле, в результате предательства Тухачевского в стрелковых дивизиях было не больше одной-двух радиостанций. Которыми категорически запрещалось пользоваться! Дабы сохранить в секрете замыслы командования. Запрещалось по одной простой причине - из-за отсутствия шифра и устройств для кодирования сигнала. Заказать разработку которых заговорщики «забыли». Именно поэтому в ходе боев на реке Халхин-Гол беспроводную связь применяли исключительно для дезинформации противника. Который подслушивал все переговоры.

В бронетанковых и механизированных частях радиостанций было больше. Однако и там радийных танков и бронеавтомобилей не хватало. Иногда до трети от положенного по штату количества. И те были только у командиров. Начиная с ротного звена. Которым приходилось отдавать команды подчиненным флажками или фонариком, семафоря ими, как сигнальщик в море. Что в бою не всегда удобно. Поэтому единственным надежным способом руководства подразделением оставался личный пример. «Делай как я!». А враг, легко вычислявший командирские машины по наличию поручневой антенны, выбивал их в первую очередь.

Хуже всего обстояли дела в самом современном роду войск. В авиации.

Впрочем, многомоторные бомбардировщики радиостанциями, пускай и не очень мощными, все-таки были оснащены. О чем Тухачевский с гордостью докладывал на партийных съездах и конференциях. Умалчивая о полном отсутствии средств радиопеленгации. Гораздо более необходимых. Чтобы летать в сложных метеоусловиях.

Но даже после ареста участников заговора сделать в этом направлении мало что удалось. Слишком много времени было упущено…

Чтобы хоть как-то решить проблему на дальние бомбардировщики установили радиополукомпасы РПК-2 «Чайка». Толку от которых, по правде говоря, было немного. Во-первых, потому что с их помощью можно было определить только сторону, где работала радиостанция (справа или слева). Или выйти на нее по прямой, если она лежала по курсу. А во-вторых, из-за отсутствия сети пеленгаторных баз и радиомаяков.

Опыт боевых действий на Дальнем Востоке, когда советская авиация, летая над пустынными районами Маньчжурии и Северо-Восточного Китая, понесла существенные небоевые потери от «блудежки», убедительно показал необходимость скорейшего решения этого вопроса.

Тем более что оно не требовало особых усилий.

Потому что все необходимое для этого в Советском Союзе уже имелось. И радиотехника, и обученные ей пользоваться радисты.

Самолеты Дуглас ДС-3 «Дакота», выпускавшиеся в СССР по лицензии под наименованием ПС-84 (пассажирский самолет, восемьдесят четвертый завод), комплектовались закупаемыми в США мощными радиостанциями и радиокомпасами «Бендикс», позволяющими с высокой точностью пеленговать радиопередатчики. Размещенные вдоль гражданских авиалиний и находившиеся в ведении Главного управления ГВФ, которым руководил известный полярный летчик Герой Советского Союза комдив Молоков.

Василий Молоков пришел в авиацию еще до революции. Был помощником бортмеханика на гидроавиастанции в Або. В восемнадцатом добровольно вступил в Красную Армию. Участвовал в Гражданской войне. В двадцать первом окончил Объединённую военно-морскую школу авиации в Самаре. Потом служил летчиком-инструктором в Севастопольской высшей школе красных морских летчиков. Подготовил тридцать пилотов, среди которых были будущие Герои Советского Союза Доронин, Леваневский и Ляпидевский - его товарищи по челюскинской эпопее.

В двадцать восьмом Молоков окончил КУКС при Военной Воздушной академии имени Жуковского и был назначен командиром отряда. А в тридцать первом его направили на укрепление молодого советского Гражданского Воздушного Флота.

В апреле тридцать четвертого за участие в спасении челюскинцев Василий Сергеевич, в числе первых, был удостоен звания Герой Советского Союза и награжден орденом Ленина. На двухместном самолете-разведчике Р-5 он сделал девять рейсов в ледовый лагерь и вывез тридцать девять человек! Больше, чем кто-либо другой!

Летом тридцать шестого года на летающей лодке «Дорнье-Валь» Молоков сразу вслед за Чкаловым (но, в отличие от него, с востока на запад) облетел территорию Крайнего Севера вдоль трассы Северного морского пути. Преодолев над совершенно безлюдными местами двадцать шесть тысяч триста километров! За что был награжден вторым орденом Ленина. А если бы тогда, три года назад, давали дважды Героя, несомненно, получил бы это звание! Первым в стране!

В мае тридцать седьмого он посадил свой четырехмоторный воздушный корабль «СССР Н-171» на крыше мира - Северном полюсе. За что в третий раз был награжден орденом Ленина. И в третий раз мог бы стать Героем!

Впрочем, он и так уже был им.

В середине сентября, когда завершились бои в Китае, и новый Начальник ВВС Красной Армии Смушкевич на заседании Военного совета наркомата обороны остро поставил вопрос об обеспечении авиации радиооборудованием, комдив Молоков, отлично понимая, что на это потребуется время (а его совершенно не оставалось!), предложил использовать в этих целях американские радиостанции. Лежавшие на заводских складах в ожидании установки на новые ПС-84. А также снять оборудование с гражданских самолетов и укомплектовать бомбардировщики. И сообщил о готовности ГВФ направить в воинские части своих пилотов и бортрадистов в качестве инструкторов. В целях ускорения процесса освоения новой техники.

Что и было сделано. Немедленно.

Так что, уже к началу декабря в каждом дальнебомбардировочном авиаполку до трети самолетов было оборудовано радиокомпасами, а экипажи готовы к полетам на полный радиус в любую погоду. В любое время суток.

Но если в бомбардировочной авиации вопрос со связью удалось как-то решить, то в истребительной положение было просто плачевным. Поэтому эскадрильи «ишаков» после взлета по ракете из положения «готовность один» получали боевую задачу, проходя над расстеленным на аэродроме брезентовым полотнищем с загнутыми углами.

Как в доисторические времена.

А в воздухе управлялись эволюциями командирского самолета, мимикой и жестикуляцией комэска. Для чего наставлениями и предписывался такой плотный боевой строй. Который в ходе боя сразу же разваливался. В связи, с чем управлять им становилось абсолютно невозможно.

Еще больше проблем из-за отсутствия радиосвязи имелось в противовоздушной обороне. Дело в том, что истребители ПВО поднимались на перехват лишь, когда противник показывался над аэродромом-засадой. Потому что иначе можно было с ним разминуться. В огромном небе. Из-за невозможности наведения после взлета.

Однако, взлетая «по зрячему», они не успевали набрать нужную высоту. А самое главное, из-за возросшей скорости бомбардировщиков, не успевали их догнать.

Постоянное патрулирование в воздухе вело к огромному расходу горючего и моторесурса. Который и так был невелик. Кроме того, из-за меньшей дальности полета (по сравнению с зарубежными самолетами) советские пилоты были вынуждены барражировать над защищаемым объектом на малых скоростях. И оказывались в очень тяжелом положении, когда на них с высоты, расчищая путь своим бомбардировщикам, валились вражеские истребители.

Впрочем, голь на выдумки хитра! Полковник Лакеев, например, во время боев на Халхин-Голе постоянно держал одну из истребительных эскадрилий в воздухе, в районе своего КП. А для ее наведения использовал здоровенную полотняную стрелу. Которую бойцы расстилали по его команде в направлении приближающихся самураев.

Как в доисторические времена…

Основной задачей истребительной авиации в современной войне является завоевание господства в воздухе. Но о каком господстве можно было говорить, если влияние командующего ВВС на ситуацию фактически заканчивалось в момент отрыва самолетов от взлетной полосы! А если бой разворачивался вне видимости с командного пункта, как это произошло, например, двадцать шестого июня, когда семидесятый авиаполк ввязался в бой с превосходящими силами противника в шестидесяти километрах от линии боевого соприкосновения, командующему оставалось надеяться только на русское «авось» и молиться (про себя, естественно), чтобы обошлось.

Двадцать шестого июня полк майора Забалуева от полного уничтожения спасла лишь интуиция полковника Гусева, почуявшего (!) неладное и выславшего ему на подмогу двадцать второй иап. Если бы на «ишаках» стояли радиопередатчики (как на самурайских истребителях, устроивших им засаду), Забалуев мог бы доложить обстановку и сам вызвать помощь. Или хотя бы получить приказ о возвращении.

Впрочем, с завоеванием господства в воздухе глухонемые советские истребители еще как-то справлялись за счет отваги, чутья и интуиции. А вот, о взаимодействии с наземными войсками речь не шла вообще!

Восемнадцатого августа передовой отряд шестой Краснознаменной танковой бригады попал в засаду под Чжаньу и был полностью уничтожен. Потому что помощь пришла слишком поздно. Истребители двадцать второго Краснознаменного полка прилетели к месту боя, когда все уже было кончено. И посреди стокилометрового разлива вдоль железнодорожной насыпи чадили десятки сожженных самураями БТ.

Но даже, если авиаподдержка прибывала вовремя, действовать ей приходилось по принципу «догадайся, мол, сама». Где свои, где враги определить с воздуха нелегко. Но можно. По цветным дымам, например, или расстеленным вдоль окопов полотнищам. А вот, что конкретно надо на поле боя уничтожить, с земли сообщить было нельзя. Целеуказание ракетами мало помогало. Во-первых, долго крутиться над передним краем под огнем противника себе дороже. А во-вторых, ракета взлетела. И ага. Тут же и упала. Если успел заметить куда, хорошо. А если не успел? Другое дело, когда тебе на подходе укажут четкий ориентир, да еще и подсветят! Одним словом, от греха, бомбардировщикам ближе, чем в километре от переднего края, бомбить запрещалось. А истребителей перед вылетом на штурмовку особист многозначительно предупреждал об уголовной ответственности за нанесение удара по своим войскам. А оно надо?

Советские радиостанции РСИ-3 «Орел» никуда не годились. Из-за большого веса (пятьдесят один кэгэ), малой дальности действия (до ста пятидесяти кэмэ), слабой помехоустойчивости и частых отказов. В боевых условиях их попросту снимали, справедливо считая, что лишний десяток километров в час и отсутствие постоянного треска в ушах того стоит. И, в общем, были правы…

Поднимая этот болезненный вопрос на Военном совете, командарм второго ранга Смушкевич сильно рисковал. Потому что его запросто могли спросить, а где он был раньше? Но если бы он этого не сделал, в ходе предстоящих боевых действий господство в воздухе могли захватить ВВС вероятного противника, Англии и Франции, в отличие от ВВС РККА радиосвязью обеспеченные. И наземные войска, оставшись без воздушного прикрытия и поддержки, неминуемо были бы разбиты и рассеяны.

Товарищ Сталин отнесся к словам Смушкевича с большим вниманием и полностью поддержал. И дал указание в кратчайший срок обеспечить истребительную авиацию радиостанциями, организовав их производство по лицензии. А пока закупить за рубежом. Срочно! Где только можно! И даже там, где нельзя!

Что и было сделано. Немедленно…

Восемьдесят третий истребительный авиационный полк восьмидесятой смешанной авиабригады особого назначения получил новую материальную часть одним из первых. Точнее, самым первым. В конце ноября.

Пятьдесят новеньких И-16П были оснащены УКВ-радиостанциями «Телефункен» FuG VII R/T германского производства, которые стояли на новейшем истребителе Люфтваффе «Мессершмитт - 109Е». Истребители И-180 и штурмовики БШ-2, проходившие войсковые испытания в «специальной» эскадрилье, также были укомплектованы германским радиооборудованием. А включенная в состав бригады отдельная радиорота получила восемь мощных радиостанций, четыре из которых, были установлены на трехоски ГАЗ-ААА и предназначались для наведения с земли.

Проблем с освоением радиосвязи не возникло. Поскольку восемьдесят третий полк почти на сто процентов состоял из летчиков-испытателей. Которым к новому оборудованию было не привыкать. Скептическое настроение, вызванное известием о получении радиофицированных машин, мгновенно улетучилось, как только пилоты надели шлемофоны. Легкость настройки и отличная слышимость на всех режимах, вплоть до предельной дальности, покорили всех…

Пятого декабря природа сменила гнев на милость, метель улеглась, и выглянуло солнце. Воспользовавшись этим, комбриг Залевский поднял в небо все исправные самолеты. СПБ полковника Коккинаки в клочья разметали береговую батарею на Бьорке, а ДБ и СБ полковника Байдукова - в Хумалийоки. Пикировщиков прикрывали две эскадрильи И-16П полковника Супруна. Которые тоже не просто так прогулялись. И поставили завершающую точку, ударив по белофинским позициям «эрэсами».

Две другие эскадрильи «ишаков» восемьдесят третьего иап сопровождали специальную эскадрилью. В ее первом, настоящем, боевом вылете.

Звено «бэшек» на первую штурмовку повел сам командир полка, взяв себе ведомыми наиболее опытных пилотов - капитанов Коккинаки и Калараша. Шестерку «сто восьмидесятых» возглавил помкомполка майор Стефановский.

На подходе к цели с ведущим связался авианаводчик, начштаба полка майор Солдатенко, находившийся на переднем крае двадцать шестой Златоустовской дважды Краснознаменной стрелковой дивизии.

Задача группы Супруна состояла в нанесении удара по финской полевой артиллерии, препятствующей наступлению двадцать шестой дивизии. «Ишаки», у каждого из которых было по восемь реактивных снарядов под крыльями, должны были ударить по орудийным позициям после того, как «бэшки» подавят огонь зениток (два сорока миллиметровых «Бофорса» и четыре двадцати миллиметровых «Эрликона»).

Колонна БШ-2 шла на высоте шестисот метров. Над ними, изображая ножницы, из стороны в сторону моталось два звена «сто восьмидесятых». А в паре километров за ними на той же высоте строем пеленга одна за другой летели эскадрильи «ишаков».

Когда показалось озеро Суммаярви, полковник Супрун приказал Стефановскому набрать высоту. На случай появления финских истребителей. Которые сильно обнаглели в последнее время. Помкомполка, позабыв про радио (привычка - вторая натура!), молча покачал крыльями и ушел наверх.

Майор Солдатенко вывел звено Супруна прямо на зенитки. Вокруг засверкали трассеры. Полковник закрыл броневую заслонку маслорадиатора, склонился к прицелу и перешел в пологое пикирование. А потом выгрузил весь боезапас (шестнадцать «эрэсов») одним залпом. По снайперски.

Выполнив боевой разворот и понаблюдав за атакой Коккинаки и Калараша, ударивших по зениткам вслед за ним, Супрун сделал еще один заход и прошелся по врагу пулеметным огнем. Как следует. После чего окликнул ведомых, собрал звено, и уступил место над полем боя «ишакам».

Свою задачу бронированные штурмовики выполнили блестяще! Ни одна зенитка не тявкнула, когда двадцать четыре краснозвездных ястребка, точно следуя указаниям Солдатенко, спикировали и окутались длинными языками пламени рванувшихся к цели реактивных снарядов. Перемешав вражеские батареи с землей и не оставив после себя ничего живого. А во время второго захода ударили из пушек и пулеметов.

После чего, ревя моторами и поднимая воздушной струей вихри снега, пронеслись на бреющем над советскими частями, сосредоточившимися перед атакой. И покачали крыльями. Вызвав бурю восторга у всех наблюдавших за происходящим. В том числе, у командующего Ленинградским фронтом командарма первого ранга Конева и члена военного совета фронта второго секретаря Ленинградского обкома и горкома ВКП(б) Кузнецова, которые в сопровождении большой группы командиров и политработников находились на КП командира двадцать шестой стрелковой дивизии комбрига Федорова.

Когда гул авиамоторов затих, Конев повернулся к Птухину:

- Объявляю благодарность всем участникам штурмовки! Наиболее отличившихся представить к правительственным наградам!..

На КП Федорова командарм оказался далеко не случайно.

Двадцать шестая Златоустовская дважды Краснознаменная стрелковая дивизия в ходе Выборгской наступательной операции наносила главный удар. Во-первых, потому что добилась наибольшего успеха и ближе всех подошла к Виипури, до которого осталось менее тридцати километров. Во-вторых, потому что на других направлениях (Инкяля - Хумалийоки, Куолемаярви - Кархула, Кюреля - Муола, Саркола - Ритасаари) пришлось бы последовательно штурмовать четыре полосы обороны (включая вторую оборонительную и выборгскую тыловую), а на Суммском только три. И, в-третьих, потому что, несмотря на мощные укрепления, Суммаярвенский узел был значительно слабее соседнего, Хоттиненского.

Что, впрочем, отнюдь не означало, что его можно было взять одним лихим ударом.

Когда к полудню второго декабря разведбат двадцать шестой стрелковой дивизии занял поселок Бобошино, важный транспортный узел на шоссе Ленинград - Виипури, командир батальона капитан Терехов радировал комдиву о достигнутом успехе. И получил приказ, не дожидаясь разминирования шоссе, перекрытого надолбами и завалами практически на всем своем протяжении, обойти деревню Сумма с востока и продолжать наступление в направлении железнодорожной станции Кямяря.

Вечером того же дня разведчики вышли на южную оконечность узкой лощины, с запада ограниченной озером Суммаярви, речкой Маяйоки и длинной каменистой грядой Сорми (в просторечии, «Язык»), а с востока - незамерзающим болотом Мунасуо и высотой «шестьдесят пять и пять». Лощину перехватывал пояс из двенадцати рядов гранитных надолб и сорока пяти рядов проволочных заграждений. Прикрытых плотным пулеметным и орудийным огнем.

Потеряв пять танков и до двадцати человек убитыми и ранеными, Терехов сообразил, наконец, что наткнулся на один из узлов сопротивления главной оборонительной полосы линии Маннергейма, и приказал отойти.

По имеющимся разведданным, укрепузел «Суммаярви» состоял из одного ДОТа фланкирующего и косоприцельного огня «миллионного» типа, законченного постройкой осенью этого года, трех железобетонных убежищ и пяти долговременных огневых точек, построенных в середине двадцатых годов. А также полутора десятков хорошо замаскированных деревоземляных огневых точек.

Обороняли узел два батальона тринадцатого пехотного полка пятой пехотной дивизии. В тылу «Суммаярви» располагались огневые позиции пятого полевого артиллерийского полка (три батареи по двенадцать орудий).

Трех амбразурный двухуровневый ДОТ «Миллионер», получивший это название из-за высокой стоимости постройки, находился в северной части гряды Сорми и возвышался над озером на пятнадцать метров. Толщина стен его боевых казематов, отлитых из бетона марки «шестьсот», составляла сто тридцать сантиметров, а потолков - восемьдесят. Кроме того, на потолочные перекрытия был уложен трехметровый слой песка и полутораметровый слой камней, а напольные стенки завалены пятиметровым слоем гранитных валунов. Что по расчетам специалистов позволяло ДОТу выдержать прямое попадание одиннадцатидюймового снаряда или полутонной авиабомбы.

Западный каземат «Миллионера» имел одну пулеметную амбразуру и простреливал пространство до самого озера. Расположенный в сорока метрах от него двух амбразурный восточный каземат, в котором помимо пулемета располагалась противотанковая пушка «Бофорс», держал под прицелом лощину и западный склон высоты «шестьдесят пять и пять», прикрывая дорогу на станцию Кямяря и подходы ко второму ДОТу фланкирующего огня.

Телефонная связь с соседними огневыми точками и командным пунктом пятого полевого артполка осуществлялась с помощью кабеля глубокого залегания.

Внутри ДОТа помимо боевых казематов имелось командирское отделение, пост связи, казарма с двух ярусными нарами на сто человек (для гарнизона и боевого охранения), машинное отделение с бензиновым двигателем и электрогенератором, склад боеприпасов, продуктовый, дровяной и хозяйственный склады. А также кухня с трех конфорочной печью и колодец, откуда брали воду для питья, приготовления пищи и охлаждения пулеметов. Для вентиляции были предусмотрены ручные вентиляторы.

Место для «Миллионера» было выбрано очень тщательно. Перед грядой до самого озера простирались болота, через которые протекала незамерзающая речка Маяйоки. Коварные финны еще летом перегородили ее насыпной плотиной, подняв уровень воды более чем на метр и подтопив и без того заболоченную равнину. Западный склон «Языка» был срезан и превращен в противотанковый эскарп двухметровой высоты. А с юга подходы к ДОТу прикрывал противотанковый ров, надолбы и колючая проволока.

Хорошо развитые полевые укрепления дополняли окопы, состоявшие из ходов сообщения и вынесенных вперед индивидуальных стрелковых ячеек и пулеметных гнезд, прикрытых броневыми щитами с козырьками и амбразурами для стрельбы. Заснеженные склоны высоты и брустверы окопов были щедро политы водой и покрыты толстой ледяной коркой, что создавало дополнительные трудности для штурмующих.

Одним словом, орешек действительно был крепкий. Хотя и послабее соседнего.

Хоттиненский укрепленный узел сопротивления состоял из девяти железобетонных долговременных огневых точек. Из них: шесть ДОТов постройки двадцатых годов (перестроенные из однопулеметных ДОТов фронтального огня в трехпулеметные фланкирующего и косоприцельного огня) и три новых - два «миллионного» типа (на три и на четыре пулемета) и один однопулеметный, тоже фланкирующего огня. Кроме того, имелось девять железобетонных убежищ и два десятка деревоземляных огневых точек. Плюс полевая артиллерия, эскарпы, рвы, надолбы, колючка и все остальное.

Короче, хрен был не слаще редьки. А даже наоборот. Учитывая бесчисленные минированные завалы на шоссе и деревенские дома, переоборудованные в огневые точки, каждая из которых мало чем уступала ДЗОТам специальной постройки. Поэтому комбриг Федоров и приказал разведбату взять левее и обойти эту «деревню» с востока.

Впрочем, у комбрига было чем попотчевать зарывшихся в гранит и железобетон белофиннов. И не только ОтИБОН.

Во-первых, всю неделю полосу укреплений от Муола до Тайпала тонными, полутонными и стокилограммовыми фугасными авиабомбами месили тяжелые, дальние и скоростные бомбардировщики Первой авиационной армии Резерва Главного Командования, которым, когда это позволяла погода, помогали четыре скоростные бомбардировочные авиабригады ВВС Ленинградского фронта, Первой Отдельной Краснознаменной и Тринадцатой армий. Во-вторых, финские позиции на направлении главного удара обстреливали три железнодорожных артиллерийских батареи Береговой обороны КБФ - одиннадцатая (три четырнадцатидюймовых морских орудия на транспортерах ТМ-1-14), девятая (три двенадцатидюймовых орудия на транспортерах ТМ-3-12) и семнадцатая (три семидюймовых на транспортерах ТМ-1-180).

Впрочем, все эти удары наносились по площадям. И были не очень эффективны. К сожалению. Хотя и весьма эффектны.

Зато теперь, когда все части Златоустовской дважды Краснознаменной дивизии (включая двадцать шестой отдельный инженерный батальон особого назначения) подтянулись к высотам «Язык» и «шестьдесят пять и пять», пришло время для точного хирургического воздействия. То бишь, ампутации. По частям. Но регулярно.

Две ночи подряд по укрепрайону шныряли разведгруппы ОтИБОНа. Которые разобрались со всеми ДЗОТами в округе.

Утром пятого числа к делу приступила дивизионная и корпусная артиллерия: семьдесят девятый гаубичный, девятнадцатый артиллерийский, четыреста сорок седьмой корпусный гаубичный, сорок третий и сорок девятый корпусные тяжелые артиллерийские полки. Открывшие ураганный огонь с закрытых позиций. Двенадцатидюймовые гаубицы и одиннадцатидюймовые мортиры триста пятнадцатой, триста шестнадцатой и триста семнадцатой крупнокалиберных батарей Резерва Главного Командования ударили по ДОТам прямой наводкой. А сорокапятки, тоже прямой наводкой, принялись долбить гранитные надолбы, готовя проходы для тяжелых танков и «двадцатьвосьмерок» с саперами и взрывчаткой в бронесанях. А также для огнеметных танков и БТП с мотострелками.

В обед, пока проголодавшиеся артиллеристы уплетали пшенную кашу, по белофиннам отработали бронированные штурмовики. Оч-чень впечатляюще отработали! Доказав, во-первых, что советские авиаконструкторы создали неуязвимый самолет, которому никакие зенитки не страшны, а во-вторых, что советские оружейники, создали смертоносное оружие, защититься от которого невозможно.

Вслед за штурмовиками настала очередь моряков, приславших на командный пункт златоустовцев своих корректировщиков с радиостанциями.

Командующий фронтом был не прочь посмотреть на работу морских орудий и, как только «ишаки» и «бэшки» скрылись с глаз, дал морякам «добро» на открытие огня. Который на этот раз был не только весьма эффектным, а очень даже эффективным.

Артналет длился сорок минут. Три с половиной сотни крупнокалиберных морских снарядов разворотили и гранит, и железобетон. Как следует, удобрив финскую землю ошметками егерей и щюцкоровцев. Из которых мало кто уцелел. А кто уцелел - сошел с ума. А кто не сошел - тот оглох.

Поэтому, когда вперед пошла отдельная рота тяжелых танков двадцатой тяжелой танковой бригады имени С.М.Кирова (тяжелые танки прорыва «Клим Ворошилов», «Сергей Миронович Киров» и Т-100), останавливать ее было некому. И нечем. Потому что тридцати семи миллиметровые противотанковые снаряды «Бофорсов», на расстоянии до пятисот метров пробивавшие броню всех типов советских танков, отлетали от бронированных гигантов, словно теннисные мячики.

Начальник Автобронетанкового управления РККА Герой Советского Союза командарм второго ранга Павлов, не отрываясь от бинокля, наблюдал как однобашенный КВ и двухбашенные СМК и Т-100, ведя огонь из всех орудий, медленно двигаются по проходам в надолбах.

Рядом с Павловым, тоже с биноклями, стояли директор Ленинградского Кировского завода товарищ Зальцман, директор завода номер сто восемьдесят пять имени С.М.Кирова товарищ Барыков, главный конструктор ЛКЗ товарищ Котин и другие товарищи - конструкторы и инженеры, принимавшие участие в создании этих танков.

Являвшихся последним словом мирового танкостроения! Потому что аналогов у них не было! Ни одна западная держава такими машинами похвастаться не могла! В том числе и те, которые нагло титуловали себя «великими». Как впрочем, не могла похвастаться такими танками и ни одна восточная, южная или северная держава, на это титулование не претендующая.

Тяжелые танки прорыва, созданные конструкторами завода имени С.М.Кирова и Кировского завода, имели сходные размеры и тактико-технические характеристики, поскольку разрабатывались в соответствии с одним и тем же техзаданием. Собственно говоря, в соответствии с этим заданием они должны были иметь по три башни. Но товарищ Сталин, рассмотрев представленные проекты и найдя их совершенно неудовлетворительными, предложил сократить число башен до двух. В целях снижения веса и увеличения бронирования. В результате чего толщина лобовой брони на Т-100 была доведена до шестидесяти, а на СМК - до семидесяти пяти (!) миллиметров.

Пушечное вооружение, и на том, и на другом, размещалось в двух диаметрально-возвышенных башнях. В главной башне - семидесяти шести, а в малой - сорока пяти миллиметровая пушка. И та, и другая, спаренные с пулеметами ДТ. Кроме этого, обе машины имели по зенитному пулемету, а СМК еще и два дополнительных ДТ, курсовой и кормовой. Одинаковым было и размещение экипажа. В отделении управления располагались механик-водитель и радист, в малой башне - командир башни (он же наводчик) и заряжающий, а в главной - командир танка, наводчик и заряжающий.

На этом сходство СМК и Т-100 не заканчивалось. Оба танка были оснащены карбюраторным авиационным двенадцатицилиндровым двигателем ГАМ-34-ВТ мощностью восемьсот пятьдесят лошадиных сил, который позволял им разгоняться до тридцати пяти километров в час по шоссе и до десяти по проселку.

Третий тяжелый танк прорыва, по какому-то наитию названный славным именем товарища Ворошилова (что, кстати, сыграло немаловажную роль в его судьбе), Кировский завод изготовил по собственной инициативе. Так сказать, сверх плана.

Концепция многобашенного тяжелого танка крепко засела в головах инженеров еще с начала тридцатых годов. Однако главный конструктор ЛКЗ товарищ Котин считал, что будущее тяжелого танкостроения за однобашенными машинами. И настоял на постройке однобашенного варианта вместо изготовления второго прототипа СМК.

И не ошибся. Потому что танк получился просто уникальный.

При том же вооружении (спаренные семидесяти шести и сорока пяти миллиметровая пушки и три пулемета ДТ) и бронировании (лоб - семьдесят пять миллиметров,) КВ был легче своего старшего собрата на восемь тонн, имел меньшие размеры (при той же ширине был короче на два метра и ниже на семьдесят сантиметров) и развивал такую же максимальную скорость. Но самое главное, вместо легко воспламеняемого бензинового двигателя был оснащен дизелем. Что значительно повышало его живучесть. И без того совершенно феноменальную.

В ходе испытаний сорокапятка по просьбе экипажа была демонтирована. Потому что только мешала. Вместо нее установили четвертый пулемет ДТ. И в башне сразу стало гораздо просторней. В связи с чем резко увеличилась скорострельность трехдюймовки. Компенсировав тем самым отсутствие второй пушки.

Узнав о наглой провокации финской белогвардейщины под Майнилой, руководство Кировского завода обратилось к товарищу Жданову с предложением использовать экспериментальные танки с противоснарядным бронированием для отпора зарвавшемуся врагу.

Военный совет ЛВО поддержал инициативу завода. Все три машины были сняты с испытаний и включены в состав двадцатой тяжелой танковой бригады для последующей проверки их в боевой обстановке. Командирами танков, радистами, наводчиками и заряжающими стали кадровые военные, а водителями-механиками и техниками (мотористами и трансмиссионщиками) - инженеры и рабочие ЛКЗ и завода номер сто восемьдесят пять.

Вчера вечером отдельная рота тяжелых танков выгрузилась из спецэшелона на станции Лоунатйоки и к полуночи своим ходом прибыла к месту боя.

Чтобы вступить в бой…