"Эскиды" - читать интересную книгу автора (Павлова А. В.)

Глава 7

Эшора оглянулась — вокруг ни души, только редкая полусухая трава да красный песок. По ноге не спеша прополз крупный коричнево-багровый жук. Эшора брезгливо тряхнула ногой. Жук, камушком, упал в песок и, перевернувшись на лапки, поспешил укрыться в тени.

Полуденное солнце нещадно палило, будто желая до конца спалить итак полуживую растительность этого песчаного плато. От жары плыл воздух. Эшора вытерла воздух рукавом и сняла с шеи медальон. Олэсь что-то говорила насчет «подбросить»…. Что ж попробуем… Она повертела кулон в руках и подкинула высоко вверх. Медальон на мгновенье завис в воздухе и… исчез. Девушка смогла только удивленно выдохнуть. И все???

Тихий непривычный шум за спиной привлек ее внимание. Эшора напряглась, ожидая нападения, и медленно обернулась. Воздух неестественно шевелился, то завихряясь и, поднимая на плато пыль, то вдруг, превратившись в прозрачную густую массу, стал расползаться в стороны, пока не образовал проход, достаточно широкий, чтобы в него проскользнуть. И Эшора, не раздумывая, шагнула вперед. Проход бесшумно захлопнулся, и девушка оказалась совсем в ином мире.

Деревья с изумрудно — зеленой и небесно-голубой листвой упирались макушками в небо. Землю устилал ковер из пушистых папоротников. Некоторые из них доходили до бедер. Поправив на плече небольшую дорожную сумку, девушка двинулась вперед. Под ногами хрустели старые ветки и шелестела трава. Иногда из папоротников вспархивали вспугнутые птицы и огромные бабочки, которые Эшора сначала приняла за сияющие цветы.

Вскоре царство папоротников закончилось, да и лес заметно поредел, плавно перейдя в рощу. Стройные деревья с белыми стволами перемешивались с тонкими деревцами с дрожащей листвой. По лесу разносилось веселое щебетание птиц и стрекот насекомых.

Эшора остановилась и глубоко вдохнула чистый, как горный родник, лесной воздух. Если это мир Хранителей, зачем им другие планеты? Конечно, Ки'ко по-своему красива, но особой ценности не представляет. За свои 19 лет Эшора успела побывать даже в самых отдаленных ее уголках, но нигде не встречала такой совершенной красоты. Большей частью Ки'ко была пустынной. Все пресные водоемы на ее поверхности люди давно обжили и научились очень скромно пользоваться этим бесценным даром природы. А здесь…

Эшора блаженно прикрыла глаза. Где-то, в густой листве заливалась трелями алая пичуга, и девушка боялась пошевелиться, чтобы не спугнуть ее. Настоящих оперенных птиц она видела лишь раз, да и то на слайдах какого-то инопланетника.

Как должны быть счастливы те, кто населяет это место. Эшора грустно и восхищенно улыбнулась. Роси — улыбка медленно сползла с ее лица. Разве это справедливо? Совсем рядом, над головой сорвалась с ветки шустрая крошечная малиновка, и Эшора поймала себя на мысли, что отчего-то больше не испытывает к ним ненависти. Это было странное ощущение. В другой день она сочла бы его постыдным, но только не сегодня…

Девушка огляделась. Вдалеке, среди древних могучих стволов сверкала на солнце водяная гладь и слышался многоголосый смех. Эшора перекинула сумку на другое плечо и поспешила на шум голосов.

Идти пришлось не долго. Вскоре перед ней открылось небольшое лесное озеро. Это было поистине чудом: темная прозрачная вода лениво колыхалась и сверкала на солнце ослепляющими искрящими бликами. Эшора раздвинула тяжелые упругие ветви и оторопела: существа, каких воображение и в кошмарном сне и в тяжелом бреду не могло представить, ходили по песку, плескались в воде, играли, смеялись. В камышах барахтались низкорослые, едва доходившие ей до колен — человечки с крепкими длинными руками. Их то и дело с нереальным серебристым смехом утаскивали под воду бледнокожие девы с зелеными взлохмаченными спутанными волосами. Мимо поскуливая и повизгивая быстро проковыляла многоглазая и многорукая тварь, горестно прикрывая четыре верхних поврежденных глаза. Рядом с блаженным постаныванием в траве развалился толстенький бородатый старичок. Крупный пятнистокожий парень, до этого равнодушно нырявший в сторонке, отчего-то замер, с интересом поглядывая на старичка. Стебель с большим махровым листом жалобно крякнул и погрузился в воду. Парень, бережно держа импровизированную чашу в руках, вылез из воды и крадущейся походкой направился к деду. Эшора, прищурив глаза, наблюдала за резвящимися. Было странно и дико смотреть на это пестрое сборище отдыхающих, так не похожее ни на ее народ, ни на тех, кого она считала своими лютыми врагами. Они выглядели такими беззащитными, такими мирными… Громкая, грязная ругань прорвала безмятежное блаженство лесного озера — багровый от ярости мокрый старик, размахивая громадными кулачищами несся за пятнистым шутником…

Большая сине-сиреневая птица с длинным хвостом, громко крича, спикировала над самой головой и улетела прочь. Высвобожденная ветка, ликуя и радуясь обретенной, наконец, свободе, с размаху хлестнула девушку по плечу, выбив сверток старой Олэсь. От птичьего крика, казалось, звенел весь мир, и она — Эшора — чувствовала себя такой же птицей, счастливой и свободной. Ей чудилось, будто весь лес, каждая травинка, каждая букашка приветствовала ее… А она могла вот так же как птица крыльями, вскинуть руки и…и… Что это?! Из старой пожелтевшей бумаги проглядывал мерцающий свет. Осторожно развернув сверток, она ахнула. В руках, отливая голубым перламутром, лежало нежное полупрозрачное платье. Такие даже гражданские вертихвостки не носят! Эшора нервно комкала платье, пока, наконец, не решилась. Девушка осторожно расправила подарок старухи… Безусловно Красивое Платье…

Вскоре шум и песни остались далеко позади. Было так тихо, так умиротворенно… Повинуясь внутреннему желанию, Эшора распустила волосы и сбросила обувь. Молодая трава приятно холодила ступни и ласкала их подобно шелку. Шелест густой листвы, редкий щебет птиц, то где-то высоко, то совсем рядом, усыпляющий мерный плеск волн. Ей хотелось плакать от этой долгожданной настоящей тишины.

Она шла по лесу, не выбирая пути: заканчивалась одна тропинка и вскоре начиналась другая, пока не вышла на широкую мощеную узорчатым камнем дорогу, ведущую стоявшему в стороне, на берегу лесного озера белому величественному зданию, вокруг которого ходило, сидело, лежало множество… существ.

Вдалеке Эшора заметила двух мужчин, не спеша бредущих по прибрежной полосе, и стремительно юркнула обратно в лес. Вся романтика испарилась подобно дыму. Незнакомцы неторопливо брели по дороге, пока не поравнялись с ней. Теперь девушка могла рассмотреть их получше. По крайней мере одного. Это был немолодой мужчина, высокий и крепкий, с иссиня-черными волосами, убранными в тугой хвост. Темно-синие, почти черные глаза смотрели на мир холодно и сурово. Никто — ни отец, ни Дроен — не могли с ним сравниться. Это был хищник, ужасающий и прекрасный в своей силе. Мужчина практически нес на себе своего, едва передвигающего ноги, спутника, который беспрестанно кашлял и вздрагивал. Эшора сжалась в комочек. Они были так близко, что девушка слышала их дыхание.

— Вот так все и получилось, — темноволосый расставил небольшое инвалидное кресло и усадил в него друга. — Удобно?

Больной кивнул головой и закашлял. Эшора пыталась рассмотреть второго, но сумела углядеть лишь светло-русый цвет его волос. Остальное было постоянно скрыто могучей спиной темноволосого.

— Спасибо тебе, Ириган, — очередной приступ кашля буквально согнул его пополам. — Мне действительно стало здесь намного лучше. Мир-между-мирами… Ири, я больше не хочу туда возвращаться…

Темноволосый не спеша вытер с губ брата сукровицу и заставил выпить гадкой на вкус жидкости из полупрозрачной фляжки, тем самым ослабив приступ. Язык росей Эшора знала в совершенстве, как обязательную дисциплину, но их речь оказалась ей незнакомой. На первый взгляд. Девушка подкралась поближе и засела среди корней большого дерева. И только когда голоса стали отчетливыми, Эшора с изумлением услышала давно уже мертвый язык. Роси явно не хотели, чтоб их подслушали.

— Ты ведь знаешь, что призывали судиц? Многих их слова вдохновили. Тебе ищут замену.

Светловолосый рось помолчал и спросил, тихо и спокойно:

— Они назвали приемника и его местонахождение?

— Предположительно, они сообщили эту информацию Эдельвейрику. Так что теперь это дело времени.

Лиалин промолчал. На душе стало противно и горько.

— Покайся. И поиски остановят. Покорись воле Перуна и Прове. Покайся.

Хранитель поднял на брата внимательный взгляд бирюзовых глаз:

— Мне не в чем каяться. Пусть ищут.

Лицо Иригана вытянулось и потемнело.

— У меня еще на сегодня дела есть. До лечебницы недалеко. Доберешься самостоятельно.

— Доберусь, — уже в пустоту ответил Лин.

Эшора облегченно вздохнула — отчего-то уход темного рося принес ей облегчение — и осторожно разогнула затекшие колени, болезненно поморщившись. В ноги словно воткнулись тысячи иголок. Легко помассировав их, девушка попробовала встать. Опираясь на ствол дерева, Эшора поднялась, решив подобраться к Хранителю поближе. Под ногами затрещали сухие ветки кустарника. Если бы в этот момент загремел гром, вряд ли бы он оказался громче этого предательского хруста.

Хранитель едва заметно вздрогнул и негромко окрикнул притаившегося:

— Кто здесь?

Собрав всю волю в кулак, девушка, улыбаясь как можно шире, вышла из-под спасительной сени деревьев, не совсем понимая, что творит.

— Ведьмачка? День добрый, — рось, оказавшийся гораздо более юным, чем ожидала она, поднял на нее удивленный взгляд и согнулся в приступе кашля. Его рука судорожно искала лекарство и не находила. Откатившись в траву, фляжка безжалостно разливала на землю драгоценное зелье, через многочисленные мелкие трещинки, образовавшиеся при ударе. Всего одно мгновение, и возможно на одного рося в мире станет меньше… Эшора скинула сумку и бросилась за фляжкой. Мокрые от росы пальцы скользили по гладкой жестяной крышечке, не в силах открыть ее. Оставив тщетные попытки, она вцепилась в нее зубами и повернула. Челюсти болезненно хрустнули, но результат был достигнут. Рось глотал судорожно и неторопливо, словно боялся захлебнуться, пока дыхание не стало более ровным.

— Извини, — Хранитель стер кровь с губ и прикоснулся дрожащей рукой к мокрому холодному лбу.

Эшора молча качнула головой, откровенно разглядывая его. Вряд ли он ее старше. Оценивающий взгляд медленно скользил по белым, как горный снег, волосам, по лицу с большими бирюзовыми глазами и прямым носом, уставшей от напряжения шее, по сутулым от переживаемой боли плечам, по рукам, сцепленным до белизны…

— Не могла бы ты помочь мне добраться до госпиталя? Задумался, и сам не заметил, как забрался дальше, чем нужно бы.

Девушка взялась за ручки кресла, внезапно осознав, что не только прекрасно понимает, но и свободно изъясняется на его языке…. Колеса ритмично постукивали, перекатываясь с булыжника на булыжник. Разговор завязался как-то сам собой. С неловкой шутки, где что-то говорилось про ведьм. Казалось, он доверял ей полностью, и через каких-то десять-пятнадцать минут, Эшора знала про его необычного любимца, велина — Зорца, и столь же необычного друга Хорса, про трех его братьев и могла, пожалуй, найти его дом с закрытыми глазами…. Ей было странно и приятно его общество. Порой она что-то отвечала и порой невпопад. Но больше ее занимали свои собственные мысли: все ли роси такие как этот? Многое из того, что она увидела и услышала здесь, перевернуло ее взгляд на их народ…И главное — если её противник похож на её случайного спутника — сумеет ли она завершить свое дело… Занятая своими невеселыми думами, Эшора и не заметила, как замолчал Хранитель. Примерно через четверть часа в полном молчании они добрались до лечебницы, где их окружили врачи и медсестры. Оказалось, что рось уже некоторое время был без сознания. Из подвала выплыли носилки. Хранителя бережно переложили на них и, задав направление искусственному разуму, направили куда-то в глубь помещения.

Одна из медсестер тяжко вздохнула и, взяв Эшору, словно свою давнюю знакомую, под руку, вошла в лечебницу:

— Хорошо, что все так заняты были этим росем, иначе тебе бы досталось! Ты ведь новенькая? — девица понизила голос. — Это сразу видно! На тебя приказ только утром пришел. У нас со спецодеждой строго! Живо отправили бы обратно!

Так, занятые пустой беседой и обсуждением местных слухов, не заметно они добрались до подсобного отделения.

— Как тебе вообще ЕГО доверили? — сероглазая девица в очередной раз театрально вздохнула и выложила на низенький стол комплект униформы.

— А что же ОН за птица? — Эшора примерила светло-бежевый приталенный халатик и потянулась за такого же цвета чепчиком.

— Это Хранитель Лиалин! Воин Арены!

Чепец упал на пол и, подгоняемый сквозняком, откатился в угол.

Лиалин с трудом разомкнул тяжёлые веки и открыл глаза. Всё вокруг было каким-то мутным, нечётким. Лин облизал пересохшие шершавые губы и повернул голову. Сквозь большое распахнутое окно в палату лился чистый солнечный свет, и от того она казалась уютной. На стенах висело множество больших объёмных картин, изредка под приятное щебетание птиц, шум леса, плеск воды меняющих свои изображения. Было до странного тихо и хорошо.

Хранитель сделал попытку двинуть рукой — ничего не получилось. Он сжал пальцы и снова дёрнулся — ничего. На плечо легла узкая девичья ладонь.

— Всё хорошо, ясный мой, — прошептал родной голос. — Всё хорошо. Ты живой.

Лиалин сфокусировал зрение на тёмном девичьем силуэте и слабо улыбнулся, нежно сжав в своей ладони её тонкие пальчики.

Нэстаси чуть склонилась над Хранителем, чтобы говорить тише:

— Ох, и натворил же ты дел, Лин. Если б видел, как беснуется Перун!

— Он всегда беснуется, ты же знаешь, — Лиалин глубоко вздохнул и закашлялся. — Помнишь, я как-то раненого зверька-вонючку из леса притащил…

— Лиалин, ки'конка — не зверёк! — Огромные чёрно-серебристые глаза девушки сверкнули едкой нетерпимостью. — Как ты мог сотворить такое да еще накануне нашего сговора?! Ничего мне не сказав! Я убор свадебный шью, а ты на Арену идешь?!! Зачем? Во имя чего? Я точно знаю: ты сам вызвался! Если так и дальше пойдет, отец никогда не позволит нам вместе жить! Знаешь, как он выступал на соборе? Он тебя изжить хотел!

— Знаю, — Хранитель перевёл усталый взгляд на жёлто-коричневую бабочку, истерично бьющуюся о стекло. Странно… выход так близко, а она не желает его искать, словно надеется пробить эту невидимую преграду. Почему-то она напомнила ему его самого…

Находящаяся неподалеку сестра-сиделка слегка приоткрыла одну створку окна, выпуская бедное насекомое, и снова занялась перебиранием колбочек и баночек с растворами, словно не хотела выходить из палаты… Увы, ему никто окна не распахнет, желая указать верный путь…

Лёгким привычным движением Нэстаси убрала в пепельно-чёрный валик густых волос выбившийся угловатый завиток и потянулась к Хранителю. Нет. Ссориться с женихом ей не хотелось! Особенно теперь. Лечащий его венсед считался одним из лучших, но, когда она спросила его о здоровье Лина, он лишь беспомощно покачал головой, не в силах объяснить столь плохое состояние полученной раны. Не смотря на полные и частые обеззараживания, рана продолжала гноиться и кровоточить, словно что-то изнутри не давало ей затянуться. Единственным объяснением венсед называл слабую волю Хранителя к жизни.

— Не обижайся, любый мой, — девушка игриво тронула его ресницы.

Хранитель чуть заметно улыбнулся и прикусил губу:

— Пахнет здесь чудно!

Нэстаси облегченно улыбнулась его реакции, торопливо ставя перед ним большую корзину с фруктами и ягодами. Лин сразу узнал особое витиеватое плетение Овсеня, но промолчал.

— Это тебе от Хорса, — радостно и взволнованно защебетала девушка, освобождая его руки от ремней. — Ты был без сознания четверо суток, и все это время тебя держали в каком-то отвратительно пахнущем желе. А потом мне сказали, что у тебя начались судороги, вот они и привязали. — Нэстаси умело взбила ему подушки и пересела на край кровати. На пол упали бумаги. Девушка машинально сгребла их в охапку, собираясь положить обратно, но одно слово в них словно ножом полоснуло по сердцу. — Ты!!! Ты в сознание едва успел прийти!!! А у тебя уже ЭТО!!!!! Кто здесь был? Эдель?? Это он, да??

— Не понимаю о чем… — ворох бумаг мятым веером упал на грудь. Лиалин неуверенными пальцами поднял один лист и разочарованно вздохнул. — Я не знаю, как архивы попали сюда. Может и Эдель…Но… Ты не должна была это увидеть.

— Прошло столько лет! Лин! Зачем ты ворошишь прошлое? Почему не оставишь все как есть? Чем я плоха? — девушка едва не рыдала.

— Нэстаси! Я…

— Ты делаешь мне больно!

— Прости, — одними губами произнес он, вполне ощущая всю правоту её слов по собственным ощущениям. Ни садиться, ни приподниматься сил не было, поэтому Лин запустил руку в корзину и наугад нагреб горсть ягод. Черника. Лиалин блаженно зажмурился: настоящая черника, принесенная когда-то с легендарной Земли, не гибрид… И откуда только Хорс знает об этой его маленькой слабости?..

— Хочешь? — он протянул Нэстаси полную ягод ладонь. Девушка отрицательно покачала головой и встала с кровати.

— Иногда мне кажется, что мой отец прав и Лада уже отметила тебя, — черные глаза полные обиды и слез скользнули его бледному лицу Хранителя. — Лин…

Хранитель поймал девушку за запястье и попытался притянуть к себе.

— Не сердись. Останься. Побудь еще…

Несмотря на всю бурю эмоций, бушующую в ее душе, Нэстаси склонилась и нежно поцеловала его в висок.

— Пора мне. Батюшка ждет. У нас там поздно уже. Ночь глубокая, — и выпорхнула из палаты.

Лиалин задумчиво смотрел ей вслед. Она любила его. Каждое её движение, каждое слово наполнялось этим светлым чувством, едва дочь темного владыки оказывалась рядом с ним. Во имя него пошла против воли отца. Стоит ли он таких жертв?… Архивы… Хранитель бережно сложил лист к листу. За много лет ничего к этой стопке не добавилось. Куда не сунешься — везде тупик. Может и есть в словах Нэстаси доля истины, может и пора оставить прошлое прошлому… Подтащив себе под бок тяжелую корзину, он принялся с детской непосредственностью уплетать хорсово угощение. Изувеченное плечо совсем не болело. Из-за многочисленных стерилизующих накладок ему так и не удалось самому осмотреть рану. Впрочем, в этом и толку не было. Сил на самоисцеление он все равно в себе не чувствовал. Рука же не двигалась совершенно, так, висела плеть плетью. Не удобно… А что поделать? Лин набрал в ладонь горсть малины со смородиной, с интересом наблюдая, как на одной из картин меняются времена года. Как же Хорсу повезло — он так долго жил на той диковинной планете! Повелители говорят, что Березань довольно сильно на неё похожа. Большинство растительности и животного мира взято именно с Земли. Но Лин знал, что первоначального здесь уже почти ничего не осталось, роси просто не могли не приложить руку к переделу природы на свой вкус. Лишь немногие из них решили сохранить первозданную красоту своих Владений. Тихий стук оторвал его от размышлений. В палату вошел немолодой венсед. Лин сразу узнал это лицо. Лет сорок тому назад, когда венсед был еще молод, они сильно сдружились, и Лин передал ему часть своих тайных знаний и даже дар облегчать и снимать всевозможные боли, увеличив тем самым ему жизнь лет на сорок-пятьдесят. Но после сильной ссоры, они так больше и не встретились, однако Лин слышал, что он сделал головокружительную карьеру, добившись не малых результатов.

— Необходимо взять кровь на анализ, — венсед прикрыл окно и мигнул, уставившись на принесенную тайком корзину. — Не положено! Это антисанитарно и…

— Я тоже рад тебя видеть, — Лин вернул ягоды обратно и вытер ладонь о серое бумажное полотенце. — Как дела? Как навыки мои? Прижились?

— Не хами. Тебе вредно. — Венсед осторожно набрал в узкую пробирку кровь и прижал к проколу локальный заживитель.

— При моем состоянии вредно окончание действия наркотика, коим ты меня накачал.

Венсед заставил Хранителя улечься поровнее на спину и снял накладки с раны.

— Это не наркотик. Твой собственный дар. — Он сосредоточенно осмотрел рану: что же с ней не так? Все усилия впустую! Убрав скрепляющим порошком из раны черную сукровицу, он заполнил её антисептиком и заживителем, наложив сверху антибактериальную накладку-пленку. Хранитель за всё это время не проронил не слова, внимательно наблюдая за его работой.

— Значит, всё-таки нашел время и другим помогать, не только себе. А я-то думал, ты только для личной выгоды мой дар используешь.

— То было давно, Лиалин. И хоть для тебя это лишь песчинка, для меня прошедшее время — целая жизнь. С тех пор я многое изменил в своей жизни. Я изменился сам.

— Я должен тебя поздравить?

— Не должен.

Лиалин замолчал. Что он мог сказать? Что не обижен? Что давно простил? Или что венсед действительно мастер своего дела?.. Венсед так и не дождался нужных ему слов. Проводив бывшего друга взглядом до выхода, Лин вынул из корзины огромное желто-красное яблоко. Пальцы вновь нащупали желтые от времени листы. Конечно, их принес Эдель. Он грустно улыбнулся. Ах, брат… Хранитель положил так и нетронутое яблоко на столик рядом с головой и чуть взмахнул здоровой рукой. Нагретый застоявшийся воздух дрогнул и нарастающей волной понесся к окну: створки заскрипели под его напором и громким хлопаньем распахнулись. Свежий прохладный ветер ударил в лицо. Лин неглубоко вздохнул и подавился подступившим к горлу приступом кашля. На белоснежном полотенце остались мелкие капельки крови. Ему не нужно было знать мнения венседов, чтобы понять, что болезнь, терзавшая его, заключается отнюдь не в ране. Хранитель почти физически ощущал, как разлагается его энергетическая суть, но ничего сделать с этим не мог, слабея все сильнее с каждым днем. Не будь он так уверен в невозможности этого, то решил бы, что его отравили. Отыскав среди великого многообразия продолговатую грушу, Хранитель отодвинул мысли о грустном на второй план. Болезнь Целителя… Забавный каламбур… Лин стер с губы сладкий грушевый сок и зябко поёжился от ветра, поудобнее устраиваясь на довольно жесткой подушке. Обняв корзину здоровой рукой, хранитель впервые за много дней заснул крепким и спокойным сном.

Дождавшись полной тишины сестра-сиделка встала со своего места и подошла к спящему Хранителю. Дрожащими пальцами она открыла фиолетовый флакончик и брызнула содержимым на ладонь…. В следующую секунду произошло то, о чем потом Эшора еще долго будет вспоминать с содроганием. Через распахнутое окно в палату ворвались две больших хищных птицы, налету превращаясь в человекоподобных существ. Сайрийцы! Один из них случайно задел рукой-крылом гардину. Резкий звук рвущейся ткани разбудил рося. Увидев гостей, откуда в нем только силы взялись, Хранитель одним рывком вскочил на ноги, на ходу доставая из-под кровати меч. Этот клинок Эшора узнала бы где и когда угодно. Сомнений больше быть не могло — это был ОН. Завязалась молчаливая драка. У нападавших было явное преимущество. Кроме того, что их было двое, они были к тому же абсолютно здоровы, чего никак нельзя сказать о росе, чья правая рука висела подобно плети. Однако даже это не делало его менее опасным противником. В ход шло всё: мебель, посуда, обломки гардины… Один из нападавших изловчился и мощным ударом свалил Хранителя на пол. Зажав одной рукой себе рот, чтоб не закричать, Эшора из своего угла как во сне наблюдала за избиением своего противника, второй же шарила в сумке, что принесла с собой. Когда они прекратили свою жестокую забаву, рось уже не мог двигаться. Сайрийец, что повыше ростом, наклонился над Хранителей и довольно усмехнулся:

— Вот и все, — ухватив за шиворот и рывком поставив окровавленного рося на колени, он отошел шага на два и не спеша взмахнул мечом, едва коснувшись шеи Хранителя.

Пальцы Эшоры наконец-то нашли искомое и крепко сжали удобную рукоять «жала». Только один бросок…

— Кончай его, — нетерпеливо прошипел второй убийца и внезапно согнулся от невероятной боли, из его груди торчал ки'конский клинок. — Девка! Варрант, брось его! Здесь ки'коны!

Второй сайрийец отвернулся от рося и ухмыльнулся:

— Да она одна! — огромными прыжками убийцы приближались.

Подобрав металлическую ножку стула, девушка приготовилась и бою. Они напали одновременно и стремительно. Казалось у них по четыре руки… А может и не казалось… В какой-то момент Эшора успела выдернуть свой кинжал из груди сайрийца. Пинком отбросив от себя одного из нападающих, она подобно разъяренному зверю набросила на второго. Девушка ничего не слышала и не видела, кроме раненого врага. Ни ненависти, ни жалости… Ярость и только она закипала в её груди… Удар, выпад, удар… тяжело дыша, сайрийец лежал на полу, пригвожденный к нему ножкой от стула. Эшора взмахнула клинком….

— Ки'конка! — этот громкий окрик привел ее в себя и заставил обернуться. Второй сайрийец стоял позади нее, угрожая перерезать горло росю. — Брось кинжал! Или я убью его!

Эшора безразлично пожала плечами и недобро усмехнулась:

— Мне все равно, как он умрет, — девушка убрала кинжал от поверженного врага, аккуратно взяв его отравленной ладонью за лезвие и чувствуя, как «жало» подобно губке впитывает яд.

От такого ответа сайрийец опешил, до конца осознав его смысл.

— Тогда к чему все это было? — сайрийец опустил меч, однако рося из рук не выпустил.

— Вы вмешались в мое дело без предупреждения! Так внезапно! — Эшора говорила в полголоса… тихо… почти гипнотически. Девушка подошла к ним так близко, что слышала надрывное дыхание рося. — Мне почти жаль, что так вышло, — произнесла она, глядя Хранителю прямо в глаза, — Почти…

Не отрывая взгляда от рося, Эшора взмахнула кинжалом. Сайрийец недоуменно крякнул и свалился на пол, превращаясь в студенистую жижу. За спиной послышался шум, затем грохот и звон бьющегося стекла. Девушка метнулась было ко второму сайрийцу, но тот, выдернув из плеча прут, выбросился из окна, и, трансформировавшись в птицу, скрылся из вида.

В палате стало тихо. Ки'конка осмотрелась: все, что могло быть разбито и сломано, было разбито и сломано. Только сейчас она поняла, что по идее еще минуту назад здесь стоял невообразимый грохот. Как могло случиться, что никто этого не услышал и не поднял тревогу? Девушка подняла с пола какую-то тряпку и тщательно вытерла свой кинжал.

— Я должен был догадаться, — Хранитель неуверенным движением дотронулся до разбитого лица. — Не зря ты мне показалась знакомой… ведьмачка…

— С кем не бывает, — спокойно произнесла ки'конка, мягкой походкой приближаясь к нему.

— Что ж… ты честно заработала право убить меня, — рось даже не пытался подняться или защищаться.

Эшора склонилась над ним, судорожно сжимая «жало» и пытаясь понять, что же ей делать дальше. Она не спешила. Внутри ее росла абсолютная уверенность, что он не закричит, призывая на помощь… Она искала ответ на свой вопрос… Но в глазах глубокого бирюзового цвета не было ни ненависти, ни злобы, только усталость и апатия.

— Не стоит, пожалуй, язвить. Ты не в том положении.

Солнце стояло высоко. Там, где несколько минут назад была полутень, теперь все изнывало от жары. С озера временами дул прохладный ветер, но после него становилось еще хуже. Было бы неплохо задернуть шторы, но их не было.

Эшора уверенным движением разорвала рубаху на его плече, разрезала бинты и прикоснулась к ране. Рана была странная. Не то чтобы гнойная и необработанная, как показалось ей в первый момент, наоборот было видно, сколько усилий приложили местные лекари… Вот только от того ли они его лечили… Рана плохо пахла и гнила, не желая заживать. Со всей осторожностью осмотрев ранение, Эшора задумчиво хмыкнула. Что-то с ней было определенно не так. Подхватив обессиленного Хранителя, она помогла добраться ему до кровати.

— Зачем?

Эшора промолчала. Если б она сама знала…. Рука сама потянулась к его лицу, пальцы осторожно и ласково убрали с глаз мокрую от пота и крови прядь. Нет, вины за нанесенное увечье она не ощущала. То был бой. А теперь… Девушка утерла лицо рося мокрым полотенцем. Если б она знала, что теперь…

— Как зовут тебя? — тихо спросил Хранитель, и Эшора вдруг услышала в его голосе приятный мягкий акцент, которого раньше не замечала.

— Эшора, — девушка стряхнула с пледа, что некогда укрывал рося, осколки битого стекла и, сложив вчетверо, подоткнула его ему под голову.

— Сильное имя, — рось прикрыл на мгновенье глаза, справляясь с новым приступом.

— Мне не нравится твоя рана. Первая…

Они замолчали, не зная, о чем говорить. Но отчего-то Эшора была не в силах просто встать и уйти.

— Мне тоже, — выдавил из себя Хранитель и тут же зашелся кашлем.

С затаенной радостью Эшора отметила, что кровь перестала идти ртом. Однако радость испарилась, стоило росю обмякнуть. Ей хотелось плакать, хотелось обнять его, прижать к себе, как родного, поцеловать его полные невыносимой боли глаза.

Повинуясь внезапному порыву, Эшора вытряхнула себе на ладонь содержимое второго флакона и прижала ее к ране.

И мир вспыхнул миллиардами сверкающих искр, но черная бездонная пустота поглотила все. Эшора словно зависла в ней. Одинокая. Ни земли, ни воздуха. Лишь всепоглощающая бездна, из глубины которой с нарастающей скоростью неслось сияющее пятно. Оно пухло и увеличивалось в размерах… И вот уже Эшора стояла на широкой, залитой солнцем поляне. Летний полуденный ветерок весело играл в листве. Воспоминания… Ее?… Нет, не ее… Нет — ее!

— Лееса, — позвал далекий детский голос. Ее позвал. Почему Лееса? Она — Лееса? Это ее имя?.. И лет ей совсем мало… Девушка опустила глаза — рядом в густой траве, покусывая былинку, развалился белобрысый паренек.

— Лиалин? — откуда она знает его имя?!

Мальчишка задрал голову и, прищурив один глаз, посмотрел на нее:

— Все нормально?

— А что?

— Какая-то ты странная, — мальчишка по-взрослому нахмурился, — может, обидел кто? Воспоминания… Ее воспоминания… Разве такое было?..

Эшора быстро оглянулась: где она? Это совершенно другое место. Широкая ухоженная аллея. Мимо проходят гости Ирия. Сколько их! Ах, да, сегодня же межрасовой консилиум. Наверняка и сенстеки будут… Откуда она это всё знает??? Что она вообще здесь делает?.. Гуляет. Выдалась пара свободных часов между занятиями… Эшора остановилась и осмотрелась. Это её любимое место — весь город, как на ладони. Видно всё: и уходящие в небо витые башни дворцов, и остроконечные крыши домов, и высокие строения лабораторий на тонких опорах, венчающиеся овальным зданием с множеством окон и пикой- антенной в центре. Ей нравилось смотреть на это пестрое смешение культур…

— Что-то случилось? — мягко спросил кто-то совсем рядом.

Девушка обернулась и почти уткнулась в высокого подростка с бирюзовыми глазами… Бирюзовыми?! Откуда она… Она — рось? Нет! Она — ки'конка. Это точно! Она родилась и выросла на Ки'ко! А это… Что это?!?!?!

— Лиалин, — нерешительно обратилась она к подростку.

— Да? — точно — он! Получается, что они знакомы с самого детства? Но он же — рось! Так кто же тогда она?..

— Ты чем-то встревожена? — рось поднес к губам её озябшие ладони, стараясь своим дыханием согреть их. — Какая же ты у меня худая. Совсем Лед тебя загонял. Надо будет Ютре сказать…

— Не вздумай! — Эшора и сама не понимала, что говорит, но была так уверена в своих словах, что решила себе не возражать. — Перун дал понять, что мы поженимся только после того, как один из нас выйдет на Арену…

Поженимся?! Она, что, была его невестой?!..Она готовилась к бою с ки'конами?!?!

— Тогда пусть это буду я, не-то ты там камня на камне не оставишь, — засмеялся рось.

Сколько же ему лет? Он ведь Аяса младше….

С севера, срывая с деревьев желто-красную листву, подул пронизывающий ветер. Эшора затаила дыхание. Листопад… Как давно она не видела листопада… Ах, осень! Как она любила осень…

Кружась и подрагивая, золотисто-багряный лист слетел с ветки и запутался в белых кудрях рося. Девушка привычным движением скинула лист, словно делала это много раз. Паренёк взглянул на неё и улыбнулся, как улыбаются только от тихого и полного счастья.

— Я тебя люблю, — полушепотом произнесла она. Слова превратились в белые облачка и поплыли, растворяясь в холодном кристально-прозрачном осеннем воздухе… Зачем она это сказала?.. Разве это правда? Правда? Да! Она его любит… любила… Потому что она-рось. Рось — не ки'конка! И детство её прошло совсем не на Ки'ко, а в Березани! И дралась она не за свой народ, а против него, против Лиалина… С Лиалином! Со своим Лиалином! О, Небо!!!

Слёзы сами потекли из глаз… Ладонь, сжимавшую опавший лист, нестерпимо жгло. Девушка с трудом разогнула пальцы… Рана затянулась окончательно, даже шрама не осталось. Эшора медленно опустила с плеча ладонь и машинально прикрыла его разорванным лоскутом туники.

— Как же, — тихо и недоверчиво пошептал он, протягивая к ней руку, будто желая разогнать видение. — Лееса?…

Эшора торопливо вытирала слёзы. Душа звенела тревожно и радостно и хотелось вздохнуть полной грудью, словно она очнулась от долгого сна, словно все встало на свои места… Но что-то не давало ей покоя… что-то очень важное… что-то…

— Я так долго тебя искал! Везде! — Лиалин уткнулся ей в грудь и, словно после долгого тяжелого дня, устало закрыл глаза. — Лееса…. - его руки крепко обняли её плечи, — Мы немедленно пойдем к кайсару! Надо всем сообщить о твоем возвращении!

Ее рука непроизвольно потянулась к белой пряди, так знакомо упавшей на глаза… Но… Его слова словно ушат ледяной воды вернули ее в реальность. Эшора посмотрела на Лина своими огромными черными глазами.

— Я не Лееса! Меня теперь зовут Эшора! — она резко отстранилась от Хранителя. — Я не знаю, что произошло, но теперь у меня другая жизнь! В ней нет тебя! В ней нет Леесы! Зря я пришла! Пусти!

Хранитель медленно разжал пальцы, выпуская девушку из дрожащих рук. Как же ей хотелось прикоснуться к его повзрослевшему лицу, к необычным даже для росей снежно-белым волосам. Она имела на это полное право. Но вместо этого девушка рывком поднялась на ноги, почувствовав, как в кармане шевельнулся медальон Олэсь:

— Все было ошибкой. Мне пора, — подобрав валявшуюся в углу сумку, она, путаясь ногами в рваном подоле платья, выбежала из палаты.

Мутное сиреневое облачко охватило Эшору за талию и вспыхнуло. Когда дымка рассеялась, оказалось, что она стоит в домике Олэсь. При виде её старушка встала с кресла и сделала шаг навстречу.

— Ах ты — старая дрянь!!!! — выхватив кинжал, девушка бросилась к старушке. — Ты все знала! Про меня и про него! И все равно позволила мне идти! Как ты могла!

— Ты для чего пришла ко мне? — старуха перехватила руку с кинжалом и сжала её с неестественной для столь преклонного возраста силой, — Тебя привел сюда не страх за свой народ и друзей, а интерес. С того поединка ты потеряла покой! Ведь так? Он снился тебе каждую ночь! Ведь так? При каждом воспоминании о вашем мимолетном прикосновении тебя пробивала дрожь, а из груди рвалось сердце. Ведь так?! — Ее голос звучал все выше и выше, и Эшоре, казалось, что этот голос звучит всюду. — Разве я не дала тебе ответ на твои вопросы? Разве я не указала тебе верную дорогу?

— Ты дала мне яд для него! — Эшора высвободила руку и стала незаметно пятиться к двери.

— Я дала тебе и противоядие! У всякого есть два пути! У всякого есть выбор! Какой сделала ты?

— Я доверилась тебе! Я едва не убила его! Понимаешь?! Я! ЕДВА! НЕ! УБИЛА! ЕГО!!!

Старуха опасно сузила глаза. Дверь стремительно захлопнулась. Щелкнул замок. Эшора изо всей силы дернула за кольцо.

— Но очевидно не убила.

Очертания двери поплыли, словно смытая краска, растворяясь и исчезая у самого пола. Девушка в ужасе отпрянула от двери и резко обернулась.

— Выпусти меня немедленно!

— Это всё — что ты хочешь? Уйти? У тебя ведь так много вопросов! Не так ли? Иначе ты не бросила бы его там! Помоги мне! И я помогу тебе!

Их лица были так близко, что они чувствовали дыхание друг друга. Эшора в ярости сжимала и разжимала кулаки. Все, каждое слово, слетевшее с языка этой старухи, только разжигало в ней ярость. И всё же что-то в ее голосе заставляло девушку удерживать себя в руках.

— Какая помощь тебе нужна, ведьма? — Эшора забрала протягиваемый старухой «жало».

— Всему свое время. — Олэсь полезла в карман передника. — Твоя подруга уже ушла домой. Не стоит этому удивляться. Я умею просить. Пока тебе надо просто успокоиться.

Опять тот же красный порошок и невнятное бормотание…

Девушка набрала полную грудь воздуха, но так и не чихнула, испуганно оглядываясь по сторонам. Она в своей комнате?! Эшора еще повернулась вокруг своей оси. Точно. Девушка поспешно закрыла дверь на замок. На негнущихся ногах она добралась до кровати, раздеваясь как во сне. Непослушные пальцы почти не держали платье, зацеплявшиеся то за руки, то за плечи, то за волосы. Наконец, назойливая тряпка была снята и брошена на металлическую спинку стула. Тихо брякнув, на пол, устланный только тонким блеклым половиком, упал медальон старушки. Эшора задумчиво взглянула на непростое украшение… На ощупь она вытащила из-под подушки прямую короткую ночнушку. Теперь она отлично вспомнила кто такая эта Олэсь… Не торопясь, девушка подняла медальон и немного подумав, повесила его обратно на шею. Кое-как засунув свинцовое тело в легкую ночную сорочку, она забралась под тонкое теплое одеяло и включила триас. В комнате вспыхнула малиновая вечерняя заря, зашумела полными водами третья по величине река на планете. Изредка то там то здесь кричали горластые птицы… Как все не случайно… Теперь Эшора вспомнила и свое детство и свою юность, словно этого провала в памяти никогда и не было. Стало отчетливо ясно, отчего она никак не могла найти взаимопонимания со своими «родителями». Фальшивые воспоминания были так реальны… Казалось почти невозможным отличить их от настоящих. И все случившиеся сегодня превратилось бы мираж, если б не Лиалин. Должны быть причины. Объяснение, соответствующие логике событий… Девушка затянула волосы узлом на затылке и беззвучно всхлипнула. Он был так близко, такой потерянный и такой родной. Как же ей хотелось прикоснуться к его повзрослевшему лицу. Стоит только сжать медальон и мысленно вызвать велина! Она имела на это полное право. Но… Лед часто говорил ей во время учений: «Непонимание — путь во тьму! Идти по нему без факела — гибель верная!» Эшора не чувствовала, знала, что поступила правильно. В памяти очень ясно встал тот день. Их последний день с Лиалином. Эшоре на миг даже показалось, что она слышит шум леса и реки… и его голос. Они играли в прятки. Нет. Не вдвоем. Их было много, человек десять. Были каникулы. Их последние каникулы перед выпускными экзаменами из Академии. Но внезапно все исчезли, и стало тихо. Будто лес застыл. И в этой тишине прозвучал ЕГО голос. Он звал ее, просил раскрыться, говорил, что с Лином беда… Она была слишком молода, чтобы почуять подвох. Сбросив маску невидимости, она выбежала к реке. Там, в зарослях осоки с разбитой головой лежал ее Лин. Эшора хорошо запомнила тот ужас, что охватил ее при виде его крови. Такое могли сделать только сайрийцы… Она накрыла себя и его защитным куполом, но в этот момент появился ОН! Она почти дотащила бесчувственного Лина до берега, когда ОН протянул руки, словно желая помочь. Она инстинктивно сняла защитное поле и…

— Забирай, — вместо слов ободрения услышала она. Мощный удар сзади сбил ее с ног, погружая во мрак беспамятства на долгие года.

Теперь Ки'ко — ее родина, ее дом, ее жизнь… без смысла… без него. Вот что всегда не давало ей покоя! По плечу на подушку скользнул холодный старинный медальон. Пальцы до белизны костяшек сжали подушку, заменив ей крик. Из крошечного пятачка колонки лилась тихая успокаивающая мелодия, но Эшора ее не слышала…

Светало. Над горной грядой уже разлился оранжевый рассвет. Где-то совсем рядом лениво перелаивались драхены. Утренний воздух веял прохладой и свежестью. Ночью шел дождь, и на редкой траве теперь сверкали крошечные капельки росы.

Эшора, перевернувшись на спину, задумчиво смотрела, как с крыши размеренно капает вода. Боль обиды ушла, а вот вопросы остались. Пора было вставать.

Перепрыгивая через ступеньки, девушка спустилась в столовую, где мать, уже не молодая, но еще очень привлекательная женщина, погруженная в собственные мысли пыталась сервировать стол. Услышав приближающиеся шаги, женщина подняла взгляд, но, увидев дочь, даже не улыбнулась. Эшоре бросилось в глаза, как сильно дрожали у нее руки.

— Нам надо поговорить, — девушка попыталась сказать это как можно более миролюбиво и медленно шагнула ей навстречу.

Женщина инстинктивно шарахнулась от нее, едва не опрокинув стул, стоявший позади.

— Ты проснулась? Уже?

Эшора отступила обратно, начиная осознавать, что мать до ужаса ее боится:

— Как видишь. Вчера выдался непростой денек, но я выспалась. Спасибо. Что ты приготовила на завтрак?

— Откуда у тебя велин? — женщина нащупала на столе столовый нож и вцепилась в него, как в спасение.

Обида почти физическая, как в детстве захлестнула Эшору: и эту женщину она много лет звала матерью. Качнув указательным пальцем, она заставила нож выскочить из трясущихся рук. Силы было хоть отбавляй. Березань наполнила до кроев давно осушенный колодец.

— Мне бы не хотелось доходить до поножовщины, Кадора. И я не сделаю тебе ничего дурного. Мне просто нужны ответы. И все.

У женщины вдруг ноги подкосились. Ухватившись за край стола, она едва успела сесть на стул. Несколько глотков теплой воды, из заботливо поднесенного Эшорой стакана, помогли ей вновь начать дышать. И Кадора вдруг разрыдалась.

— Когда все начиналось, я и предположить не могла, чем это обернется. Казалось, все так просто. Забрать ребенка, стереть ему память. Нет обид, нет тоски, нет горя утраченной родины. Всем хорошо. Все довольны. И Иса так старалась…

Девушка нервно грызла ноготь, стараясь не реагировать на истерику и вникать лишь в главное.

— Что значить стереть воспоминания? Причем здесь Иса? Она же сайрийка! Жена Варкулы! Каким боком…

— Это было общее дело. В имя общего блага. Понимаешь? Есть пророчество… страшное… оно касается вас с Лиалином. Может ли хоть кто-то желать, чтобы мир, от самого его основания прахом пошел? Нет! Мы лишь разошлись во мнении, как именно не дать пророчеству исполниться. Варкула предложил убить мальчика, пока тот еще не успел вырасти. Перун этого позволить не мог. Было решено принести в жертву тебя. И вот тут началось самое интересное. На Совете появилась Лада. Она была не просто в бешенстве. Даже Перун в тот момент убоялся ее. Она привела за собой Ису — Повелительницу снов, в момент раскола ушедшую за Варкулой, много тысяч лет назад. Именно она вложила тебе новые воспоминания. И не только тебе. Всем. Всем, кто мог когда-либо соприкасаться с тобой, родись ты на Ки'ко. Ты ведь в школе Дроена всего пять лет, а все думают пятнадцать…

— Что? — девушка пыталась унять головокружение, но ощущение, что она проваливается в черную бездну лишь усиливалось. — Райтор….

Кадра удрученно качнула головой:

— У тебя не может быть на Ки'ко друзей детства. Но… он тоже искренне верит в вашу дружбу.

— Если я здесь живу лишь пять лет, то где я была раньше?

— Ты спала. Мы будим тебя через каждые 20 лет. Дарим тебе новые воспоминания. Новую жизнь. На целых пятнадцать лет. А потом ты снова засыпаешь.

Девушка не могла поверить в услышанное.

— Зачем? За что?

— Индра предоставил тебе убежище. Лада защиту. Разве это хуже смерти? Ты прожила уже так много человеческих жизней. Ты была врачом и учителем и исследователем, теперь ты воин. Многие бы отдали что угодно, за такую возможность!

— Я не многие! Почему вы просто не дали один раз мне дожить свою жизнь до конца. Или играть со мной понравилось?

— Мы бы и рады. Но ты не стареешь! Через пятнадцать лет твоего очередного пребывания в обществе, твои сверстники превращаются в стариков. Но не ты! Твоя молодость начинает бросаться в глаза. И мы вновь призываем Ису. И все начинается заново. Сон. Пробуждение. Жизнь. И снова сон…

— Почему не усыпили меня навсегда! — девушка отвернулась к окну, смотреть на приемную мать стало просто невыносимо.

— Вечный сон… Мы пробовали. Ты начинала медленно умирать. Пробуждение было для тебя глотку воздуха подобно. Знаешь, это твоя лучшая жизнь. Мне бы хотелось дать тебе дожить ее до конца.

Усмешка скользнула по губам Эшоры. К пальцам прилила энергия.

— Даже не надейся, что я дам себя усыпить вновь!

— Ты ведь нашла его? Снова нашла? Я по глазам вижу. Ты и раньше находила его… Кто тебе помогает? Я должна знать, прежде чем…

— Прежде чем я убью тебя? — девушка сформировала светич. — Я ухожу. И останавливать себя не позволю!

Эшора развернулась к выходу и столкнулась с незнакомой женщиной. Прекрасной… светлой… Длинные русые волосы подобно сияющему шелку ниспадали до самого пола. Незнакомка ласково коснулась ее лба. Эшора не успела ничего сказать, рухнув от этого прикосновения как подкошенная, но Иса поняла по ее глазам, что девушка все же узнала ее.

— Как быстро она проснулась в этот раз… Хорошо, что Индра успел вовремя позвать меня. Предчувствие вновь не обмануло его.

Повелительница грустно улыбнулась, и нежно дотронулась лица спящей Леесы.

— Их связь так велика…. Боюсь, однажды, во имя всеобщего блага, нам придется навсегда усыпить ее.

Кадора молчала. Слезы медленно высыхали на постаревшем лице.

— Погрузить ее снова в анабиоз? Пусть эскиды думают, что она покончила с собой, — Иса хотела уже приняться за работу, но Кадора жестом попросила ее остановиться.

— Давай дадим девочке прожить эту жизнь? В ней есть друзья. Сотри ей из памяти только Лиалина, и все, чего коснулся его образ.

Повелительница недоверчиво взглянула на женщину:

— Ты становишься мягкой. Может пора тебя заменить?

От этих слов, Кадора вздернула голову, бросив колючий холодный взгляд на Ису:

— Я потратила на это дело не одну сотню лет своей жизни! Даже не смей заикаться об этом! Я всего лишь хочу понять: кто ей помогает! Усыпив ее, мы лишь вновь спугнем нашего вредителя! А мне игра в прятки надоела! Среди нас рось! Разве не понятно? Надо предупредить Перуна!

Извинившись взглядом, Иса сделала то, для чего ее вновь призвали. Но в этот раз Кадора не стала наблюдать за процессом. И все же покидая столовую, она увидела, как в уголках глаз приемной дочери дрожали прощальные слезы.