Казанцева Марина Николаевна Нора под миром

Глава 1. Летняя резиденция Семёновых

— Что это? — удивлённо спросила Зоя Косицына. Дядя Саня тоже несколько обескураженно смотрел перед собой. И только Лёнька был доволен.

Все трое рассматривали ту недвижимость, которая осталась Семёнову после развода и громко именовалась «Шесть Соток». Вид у сада был, как у больной собаки. Да и не сад это, а просто участок давно заброшенной земли. Однако, на ней имелось строение: старая дощатая сарайка с окном величиной с книжку. Сре-ди садовых домиков она смотрелась донельзя паршиво.

— Здесь навозу надо до фига, земли машин десять с гаком, дорога встанет в кругленькую сумму, да ещё пахать не разгибаясь! — со знанием дела известил но-вую супругу дядя Саня. Лёнька молча, но со значением покивал головой, подт-верждая житейскую мудрость дяди Сани.

А тот, ободрённый мужской солидарностью, продолжал:

— Вон, видишь этих умников? Понастроили домушек, вложили средства, си-лы, время, а теперь ни бросить не могут это дело, ни продать, ни пользу поиметь. За те же деньги купишь всё на рынке.

Лёнька снова согласился. Вообще, он восхищался энтузиазмом дяди Сани. Перспектива гнуть спину, как египетские рабы на строительстве пирамид, поти-хоньку сваливала в баню. Мужики переглянулись.

Семёнов мастерски прикончил утопическую зоину мечту о собственных огур-чиках и помидорчиках. Стоило только в один из майских дней привезти её к тому самому «участку», о котором дядя Саня так неосторожно проболтался в январе.

— Я так мечтала об отдыхе на свежем воздухе. — печально проронила Зоя. — Так хотелось хоть раз провести отпуск с пользой.

— Ну, нет, я понимаю, — солидно отозвался Лёнька, — отдохнуть! Это всякие там шашлыки, купание, ягоды-грибы! Но не торчать же попой кверху на грядке всё ле-то! Мама, это очевидно: огород накрылся! И я не могу сказать, что сильно опеча-лен.

— Если дело только в отдыхе, — осторожно начал дядя Саня. — то есть вариант получше. У меня от матери ещё остался дом в деревне.

— Такая же развалюха? — без интереса спросила Зоя, так внезапно свалившаяся с облаков на землю.

— Ну… — деликатно ответил Семёнов. Все замолчали.

Учебный год неудержимо катил к концу. Ещё немного, и седьмой «Б» станет восьмым. Май перевалил на вторую половину и одноклассники с удовольствием делились планами на лето. Все намеревались проводить каникулы весело и Инте-ресно. Поездки к морю, летние оздоровительные лагеря! И лишь для Косицына Лёлё все радостные перспективы начнутся только в августе. Маму на работе оби-дели и путёвку в лагерь выделили на конец лета, когда купание и ягодная пора за-кончится. А до тех пор Лёньке предстояло торчать два месяца в городе при пол-ном одиночестве. Даже товарищи — Костян с Федюном — разбегутся.

И тут снова возник вопрос с отпуском. Зое пошли навстречу и выделили вре-мя на тот же месяц, что и мужу, дяде Сане Семёнову. И вот теперь она не знала, где провести июнь. Чтобы ехать к морю, надо кучу денег. Товарки на работе рас-суждают о поездках в Египет, в Анталию и даже в Грецию. А Зоя хмуро помал-кивает. Ей даже сад не светит. Раньше она смиренно переносила подобные житей-ские невзгоды. Но теперь чувствовала себя замужней дамой и ей хотелось тоже солидно излагать, каким плодотворным будет её отпуск.

— Ладно, давай посмотрим, что за дом там у тебя. — сказала она со вздохом му-жу.

— Вот и лады. — согласился тот.

Так и получилось, что в конце мая Лёнька с матерью и отчимом поехал на его «Волге» через Бор смотреть какой-то дом, оставшийся от матери Семёнова. Прое-хав трассу, машина свернула вбок. Проплыли мимо всякие там Зимёнки, Кротово. Потом пошла грунтовая дорога, вся усеянная лужами, как воронками после бом-бёжки. Семёнов старательно выкручивал руль из стороны в сторону, но продви-жение всё равно было очень медленным.

— Что это? — нарушила молчание Зоя.

Лёнька тоже уже с минуту наблюдал метрах в ста по курсу странную картину. Два велосипедиста выделывали крутые виражи, почти не трогаясь с места. Нако-нец, один залёг вместе с велосипедом на краю дороги, а второй ещё немного по-крутился и тоже приземлился.

— Да это местные. — ответил дядя Саня. — Гуляют пацаны.

Они тихо проехали мимо загулявших «пацанов» — двух дядей, заросших ще-тиной. Один лежал на спине под велосипедом и горланил песню. Другой пытался встать, не снимая ног с педалей — сразу на колёса.

Деревня Блошки была почти необитаемой. В ней оставалось всего семь до-мов, об остальных напоминали только заваленные мусором прямоугольники. Все брёвна постепенно растащили на растопку оставшиеся в живых старухи и местные пьянчуги. Лес подступил к самым огородам. А те давно заросли дикою травою, борщевник стоял такой, что в нём можно заблудиться. А в самой деревне вдоль бывшей улицы возвышались обломанные непогодой тополя. И были они так вели-ки, что смыкали кроны над густой муравой, которой поросла дорога.

Как ни странно, дом Пелагеи Семёновой стоял нетронут. Даже целы стёкла в окнах, хотя и не закрыты ставнями и даже не заколочены. Сад одичал и весь зарос малиной, крапивой и полынью. Баня слегка перекосилась, но редкие жердины чах-лого заборчика оставались на местах. В Блошках не трогали домов, у которых был жив хоть один хозяин.

— Никак Санька…?! — едва ворочая губами, матюкнулась ветхая старушка. Она, словно окоченевшая от зимней спячки муха, вылезла из-за такого же ветхого сарая. — И где ж ты… сын, столько годочков пропащался?

— В городе работал, бабка Лукерья. — ответил дядя Саня. — Милиционером.

— Ай, ай, малцанером! — восхитилась бабка. — А ето, знать, твоейная жена с сы-нишкой?

— Кто жив ещё, баушка Лукерья? — спросил Семёнов.

— Да кто тут жив у нас? Маниловна жива ещё. Кузьминичну снесли по осени, никто и не приехал. Захарыча забрали дети в город. Да Леший жив ещё. Чего ему, пню стоеросовому, сделается?!

Она ещё бубнила и перебирала всех, кого помнила, но Семёнов уже не слу-шал, он вместе с Зоей и Лёнькой прошёл калиткой внутрь палисада, ко входу в дом. Замочек на двери был ветхим, но сама дверь ещё крепка.

— Лет десять тут никто уж не живёт. — поведал дядя Саня и одним ударом мон-тировки сшиб вместе с петельками проржавевший насквозь замок.

Из тёмных сеней пахнуло запрелым сеном, старой пылью, засохшими кирза-чами и птичьим помётом. Зоя печально обернулась и посмотрела на машину. Зато Лёнька вдруг заинтересовался. Его всегда привлекали такие старые дома. А этот, судя по хорошо сохранившимся брёвнам и сухим доскам коридора, должен ещё долго продержаться. Поэтому Лёнька обошёл мать и поспешил к Семёнову. Тот уже ковырялся со внутренней дверью. Кончилось всё тем, что снова пришлось прибегнуть к монтировке.

Внутри, как водится, всё страшно захламлено. Пелагея Петровна, как все де-ревенские старухи, была очень бережлива. В пятистенке нашлось место для всего: старых вёдер с вышибленным дном, рассохшихся бочек разного калибра, плотниц-ких инструментов, садового инвентаря и многого другого. За громоздкой русской печью с прочерневшими боками находилась крохотная кухня. На голых брёвнах висел образчик деревенского столярного искусства середины прошлого века — по-судный шкафчик. А в нём сохранились пожелтевшие тарелки с едва заметной над-писью «Общепит», страшненькие вилки, щербатые ложки, деревенские гранёные стограммовые стопарики. Занавеска на оборвавшейся верёвке повисла и открыла заросшую паутиной верхнюю полку. На ней выстроились в ряд совершенно целые глиняные крынки. Глядя на них, Зоя ободрилась. Ей вдруг вспомнилась мечта — вечернее чаепитие в саду.

Перед парадными окнами красовалось главное сокровище дома Семёновых — три телевизора. На древней тумбочке растопырилась боками богатырская «Раду-га», а в сопровождении на разнокалиберных стульях — два небольших чёрно-белых «Кварца-101», оба без регуляторов громкости.

— Их зовут Правый и Левый. — с тихой грустью поведал дядя Саня.

В соседней, смежной комнате, за низкой дверью со скрипучими петлями, о-наружилась симпатичная комната. Лёнька со внезапно проснувшимся интересом обнюхивал это новое для него явление. Человек, выросший в стандартной двух-комнатной квартире, никогда никуда не выезжавший, подвержен непонятному чувству, похожему на ностальгию. Следы чужой жизни, ветхие свидетельства иного бытия для него всё равно что запахи дикой природы для домашнего пса.

В комнате находился древний комод с застеклённой верхней частью, срабо-танный не иначе, как в начале прошлого века. Столбики, просто вытачанные на нехитром деревенском токарном станке, покрыты облезлым лаком. Внутри, за поросшим пылью неровным стеклом толпились всё те же стопки и антикварные по нынешним временам гранёные рюмки мутного стекла на ножке. А на задней стенке на гвоздиках навешаны древние ёлочные игрушки: серебряные шишки, разноцветные шары, картонные снежинки и обесцвеченные временем фигурки Снегурочки и деда Мороза. Вдоль стены стояли, как на параде, стулья, сколочен-ные из останков себе подобных. И больше в комнате не было ничего.

Зоя с дядей Сашей что-то обсуждали, но Лёнька не стал вникать и отправился в сени обследовать летнюю резиденцию. Он уже понял, что дом ему понравился, а в неполной семье Косицыных всё решал именно он, а не мама. И значило это, что старое жильё недолго останется заброшенным, потому что внутренним чутьём Лёнька понял, как дорого дяде Саше это родовое гнездо Семёновых.

Разведка в сенях принесла новые открытия. Прямо из тёмного коридора шла дверь в бывший коровник. От земли ещё несло холодком, но слежавшееся за мно-го лет сено, наваленное на жердянный потолок, просыпалось сквозь щели мелкою трухой, и весь пол коровника был ровно усыпан светлой шелухой. Лёнька не стал заходить туда, лишь осмотрел с лестницы всё немудрящее хозяйство: вёдра, кадки, бочки, вилы, кормушку. Был там также громадный кусок серой каменной соли, глубоко пролизанный несколькими поколениями бурёнок. Особенно хороши были двустворчатые ворота, с маленьким вертикальным окошечком, заложенные попе-речным брусом. Со внезапно проснувшимся чувством Лён посмотрел вокруг. В нём на мгновение шевельнулась память Ивана-коровьего сына, деревенского жи-теля, поэта немудрящей, неяркой, некомфортной глубинки.

Он прошёл тёмным коридором дальше. И обнаружил нечто вроде большого чулана. Дверь была снята с петель и стояла рядом. И неудивительно, потому что косяки слегка перекосились. Внутри царил непролазный хлам. Особенно хороши были здоровенные кованые сундуки. Но, если всё это выкинуть, то получится ещё одна большая комната. Память Ивана подсказала её название: летник, не отапли-ваемая комната, в которой хорошо спать летом, когда жара выживает обитателей из пятистенка и они ищут спасения на сеновале. Наверно, близость коровника де-лала ночной сон в летнике своеобразно развлекательным. Сквозь маленькое окош-ко проникал яркий свет: оно смотрело на восток. И вообще дом был светел, сух и приветлив.

Он прошёл дальше по коридору. И вышел в то, что было необычно для дере-вни. Это была крытая веранда. И, что поразительно — почти все стёкла целы! Что за деревня Блошки, если в ней не шарят мародёры?! Сквозь грязные стёкла смот-рел заросший и неухоженный сад. Но весь он был так буйно зелен, так неистово запущен и непролазно дик!

По чуть скрипучим доскам пола Лёнька подошёл к окну и заглянул в густую тень под верандой. Там, как следовало ожидать, привольно разрослась крапива.

— А где же тут вода? — раздался сзади голос Зои, выдающий панику. Она уже себе представляла, как неделя за неделей будет вывозить отсюда мусор, мыть по-лы и окна, выметать паутину со стен, потолка, из всех углов. Как будет воевать с засорённой печью, морить мышей, варить еду на электроплитке. Она налетела во тьме на старый холодильник «Морозко», выставленный в коридор. В его проржа-вевшем чреве более не могло содержаться ничего, кроме старых валенок с подши-тыми подошвами и мышиного гнезда.

— Что это?! — судя по мягкому звуку и чиханию, Зоя зацепила и обвалила на пол кучу старых шобонов, висящих на шестидюймовых гвоздях со шляпкой вели-чиной с большую пуговицу.

— Давай-давай, правь на свет. — посоветовал ей дядя Саня, подталкивая обчи-хавшуюся, слегка чумазую и обалдевшую от обилия впечатлений Зою на веранду.

— Ну, как? — с довольным видом обозрел Семёнов провинциальные хоромы. — Опоры кирпичные, потому и не просела! Сам делал с братом!

Она осмотрелась и вдруг умиротворённо помягчела. Веранда! Настоящая ве-ранда!

— Дачники сейчас скупают старые дома в деревнях, ремонтируют, сараи валят и на месте их делают веранды, — говорил меж тем Семёнов. — а мы ещё когда взяли да и сделали. Правда, председатель ругался, обещал снести. Но потом всем стало не до того.

Наверно, это было лет двадцать назад, догадался Лёнька, его ещё на свете не было. Зато начиналась перестройка, всеобщий бардак, развал и произвол. Поэтому в правлении колхоза забыли про незаконное строение в деревне Блошки. А потом молодые жители побежали из деревень и стало окончательно всем не до того. Вот верандочка и выжила. Всё это только добавляло симпатий с старому дому.

— Брось, мама. — солидно ответил Лёнька. — Хороший дом. Всё вычистим, что надо — починим, сад приведём в порядок. Тебе и за сто лет не приобрести такое. Верно, дядя Саня?

Тот обрадовался. Что ни говори, два мужика в семье — большая сила! Колодец есть в деревне, только почистить надо. А потом со временем и скважину пробить — здесь вода неглубоко. Оттого всё и растёт так дико.

На обратном пути они встретили идущего по дороге лысого дедулю. Одетый в старые галифе с красными лампасами и ветхий ватник, едва передвигал ноги лё-гонький, как одуванчик, старичок с блаженно-добрыми глазами.

— Садись, дядя Митяй. — пригласил его Семёнов.

Старичок что-то закурлыкал, но забрался на заднее сидение. Спустя пять ми-нут его высадили у села Остапьево.