"Университетский детектив" - читать интересную книгу автора (Александрова Оксана)

5 глава

Продвигаясь с этажа на этаж, подруги постепенно узнавали все больше и больше о личностях подозреваемых. «Информаторов» для этой цели нашлось много. Что, в общем-то, неудивительно: общежитие — это большая деревня, в которой все друг о друге знают. И знают практически все: кто чем увлекается и кто чем питается, кто с кем встречается и кто чем вместо учебы занимается.

Конечно, выслушивая рассказ очередного «информатора», приходилось делать значительную скидку на любовь молвы к преувеличениям и домысливаниям. Но четыре года жизни в общежитии дали следовательницам очень хорошую практику отсеивания зерен от плевел. Так, если, к примеру, тебе говорят, что Петька Иванов способен за один вечер выпить без ущерба для здоровья три бутылки портвейна — значит, на самом деле он может выпить полторы (что, согласитесь, тоже неплохо…). Если говорят, что Ванька Петров, работая агитатором на предвыборной кампании, заработал две тысячи долларов — значит, он заработал, как максимум, половину этой суммы. А если про местного Казанову рассказывают, что он меняет девушек с периодичностью одна штука в неделю — значит, этот человек, в принципе, имеет в своем арсенале соблазненных девиц пару-тройку экземпляров.

Когда Александра прошла восемь этажей общаги и уже поднималась на последний, на лестнице она встретила странное создание в разноцветных бесформенных одеждах и с нечесаными волосами, развевающимися при быстром движении по ветру. Между одеждами и волосами находились шустрые глаза под желтыми квадратными очками, остренький лисий носик и улыбающийся рот в рыжей помаде. Больше всего создание напоминало привидение, собравшееся на веселый привиденческий праздник. Однако, вглядевшись, Александра узнала в этом привидении свою знакомую Дженис.

Девушка со странным именем Дженис была ее коллегой по обучению на философском факультете, только с другого курса. С какого именно, сейчас вспомнить было бы трудно — так часто Дженис оставалась на второй год и уходила в академотпуск. В общежитии она не жила, но постоянно бывала тут, поддерживая многочисленные контакты с местным населением. Натурой она была настолько общительной, что ее собственная квартира была подобием общежития в миниатюре: там всегда тусовались самые разнообразные гости, приходя и уходя, когда им вздумается, оставаясь на ночлег когда и с кем угодно, и свободно пользуясь всеми вещами, находящимися в квартире. Впрочем, вещи эти также приобретались не только самой хозяйкой — что-то ей дарили, что-то у нее забывали, а что-то приобретали целенаправленно для совместного пользования.

Дженис нравилась такая жизнь. И, несмотря на неблагоприятный для здоровья режим дня (попробуй поддерживать хоть какой-то режим, если через твою квартиру бесконечной вереницей тянутся самые разные гости!), она всегда выглядела бодрой и неунывающей. И в многочисленных знакомых никогда не путалась и всегда все про всех знала.

Именно последнее качество — всегда все про всех знать — могло помочь Александре в ее детективных намерениях. Дженис отлично могла знать и про Сергея, и про Валерия то, чего не знал ни один другой житель общаги. Поэтому Александра, радушно поздоровавшись с Дженис, настроилась на длинный разговор.

Однако ни про одного из интересующих ее подозреваемых она в ходе этой длинной беседы так ничего и не узнала. А все потому, что с самого начала беседа, направляемая Дженис, как-то незаметно увязла в том русле, выбраться из которого было невозможно — в русле обсуждения сердечных дел.

Вообще-то делиться сердечными секретами с девушкой, которая "все про всех знает" — занятие не самое благодарное: наверняка всем про твои секреты разболтает, да еще и не будет чувствовать за это угрызений совести. Однако Дженис знала о личной жизни своих знакомых, что называется, априори. То есть еще до разговора с ними самими. Вот и теперь она выказала свою информированность:

— Слышала, ты уже не одна?

— Это в каком же смысле?

— В интимном…

— Да ну тебя, — засмущалась Александра.

— Ого! Судя по румянцу, речь идет о вещах серьезных!

— Послушай, Дженис, я хотела спросить…

— Нет, Сашка, это ты послушай. Ведь это же ужасно интересно! Кто он такой? Ах, да, он же занимается компьютерными концепциями… А сколько ему лет? Ах, да, я же слышала, что…

Дальнейшие четверть часа Дженис закидывала Александру вопросами о жизни и личности Анджея и сама же на них отвечала. "Откуда только ей все это известно? — недоумевала Александра. — Она что, ясновидящая?" Впрочем, абсолютным знание Дженис все-таки не было. Так, на один вопрос она не смогла дать ответа и потребовала его от Александры:

— А как, интересно, он тебя называет?

— Ну, как… ну, Сашей…

— Да нет же. Если вы близки — значит, он называет тебя не только по имени.

— Ну, не только.

— А как? — пытала ее бесцеремонная Дженис (справедливости ради заметим, что подобная бесцеремонность объяснялась, скорее, гиперобщительностью, нежели нетактичностью). — Киска? Белочка? Зайчик? Рыбка?

Александра передернула плечами:

— Не продолжай, не то меня стошнит от этой пошлости.

— Мышка? Пупсик? — не унималась Дженис. — Медвежонок? Впрочем, — тут она приостановила быстрый поток своих слов и оглядела хрупкую Александру с ног до головы, — на медвежонка ты, пожалуй, не похожа. Калориями не тянешь. То есть размерами.

— Как он называет меня — это наше с ним интимное дело.

— Ах, действуешь по принципу индейцев? — Дженис ничуть не смутилась.

— Каких еще индейцев?

— Как это — каких? Американских, конечно. Которые скрывали свое настоящее имя, чтобы никто не мог нанести им вред. Владеешь тайной имени — владеешь тайной личности — можешь управлять человеком.

— Послушай, Дженис, — вновь попробовала подобраться к нужной теме Александра. — Ты ведь все про всех знаешь…

— Разумеется.

— А знаешь ли ты таких товарищей, как Валерий Ли и Сергей Тоцкий?

— Ой, Сашка, — нетерпеливо поморщилась собеседница, — по-моему, ты просто увиливаешь от нашего интересного разговора. Ну, знаю я этих индивидуумов, ну и что?

— О-о! — только и успела воскликнуть Александра.

Но больше ей ничего не дали сказать.

— Вот Валеру, например, я уже пригласила на свой день рождения. А Сергей — ах, да что там о нем говорить, даже мне с ним скучновато общаться… А ты уже включена в мой список?

— Какой еще список?

— Все понятно. Значит, еще не включена. Что ж, самое время исправить досадное упущение. Приходи ко мне на день рождения! — Дженис шутливо распахнула гостеприимные объятия, бренча браслетами, кольцами и фенечками. — И свою подругу Тому приводи. И, кстати, ее Вадика — тоже. Я лично его не знаю, но слышала, что он — тоже интересный человек, так что любопытно будет пообщаться. Жалко, что с твоим Анджеем не будет такой возможности познакомиться — ведь неизвестно же, когда он вернется от бабушки, да?

На этот раз Александра не успела подивиться всезнанию Дженис, поскольку в душе у нее торжественно запели боевые трубы и загремели победные литавры: они с Томой приглашены на вечеринку, на которую придет подозреваемый Валерий Ли! Это же просто замечательно, ведь в неофициальной обстановке они смогут поближе приглядеться к Валерию, понять, что он за личность! И, может быть, даже кое-что узнать о том зачете…

Дженис, между тем, продолжила свой допрос:

— Так все-таки: как твой Анджей тебя называет?

— Ну, хорошо, — сдалась Александра под напором неутомимой Дженис и победным воем своих литавр, — не вдаваясь в подробности и не выдавая совсем уж интимных тайн, можно сказать, что он называет меня, например, "моя милая".

— Послушай, — протянула Дженис, — а как давно вы знакомы?

— Мы? Знакомы? — растерялась Александра. — С конца июня.

— Значит, три месяца с хвостиком, — подсчитала Дженис. — Что ж, нормально, пойдет.

— Да объяснись же: о чем это ты?

— Все очень просто. По тому, как он тебя называет, можно догадаться, на какой стадии находятся ваши отношения. Так, на первых порах он обращается к тебе строго по имени. Это — официальный этап знакомства и приглядывания друг к другу: "подходит — не подходит". Если проверка пройдена, начинается этап более близких отношений: первые поцелуйчики, первые нежные свиданьица и подобные прелестные вещички. В результате он впервые называет тебя «милой». Дальше уже идет интим: он зовет тебя «дорогой» и допускает в более близкую зону своей жизни, куда входят лишь немногие избранные. Настоящая же любовь — это когда он настолько нуждается в тебе, что помещает тебя в центр собственных жизненных интересов и ценностей. Когда такое отношение делается более или менее устойчивым, он называет тебя «любимой». А последний этап наступает только в том случае, если он не представляет себе жизни без тебя, остальных женщин воспринимает не как женщин, а просто как людей — ты понимаешь, что я хочу сказать?.. В этом случае вы с ним — единое целое, совпадаете в своих оценках и позициях по разным вопросам, но при этом каждый из вас не обесценивается как личность. Это — высший пилотаж, при котором он называет тебя "единственной".

— Ясно. Но пока он зовет меня всего лишь милой…

— Все правильно. Каждому овощу — свой фрукт, и каждому этапу — свое время, — наставительно сказала Дженис, учительским жестом поправляя челку. — Если в первые месяцы ваших отношений он чересчур быстро переходит от одного этапа к другому, то, скорее всего, для него нет особого значения, как именно тебя называть. Но слишком застревать на каждом из этапов тоже не надо. Это — симптом того, что вы привыкли друг к другу, и ничего нового в ваших взаимоотношениях уже нет. Между прочим, во многих семьях так до конца жизни и называют друг друга "дорогими"…

— Что ж, время пока терпит, подождем следующей стадии, — подвела итог Александра.

Когда поздно вечером Александра и Тамара вернулись "с дела", они, отсеивая зерна от плевел, свели воедино оставшиеся данные, которым можно было доверять, и попытались определиться с тем, что же это за личности — Валерий Ли и Сергей Тоцкий.

В целом картина получалась такая.

Валерий Ли был натурой увлекающейся. Раз решив стать вегетарианцем, он сначала перестал есть все мясное, затем — все рыбное, а после отказался и от яиц, объясняя это тем, что яйца — это недоразвитые цыплята, и, стало быть, мясо в перспективе. Когда его друзья смаковали что-либо мясное — будь то истекающие свежим соком шашлыки, или более привычные для студентов сосиски (в которых и мяса-то, между нами говоря, практически нет) — Ли хватался за сердце и, воздевая руки, обзывал друзей убийцами и даже анимофагами.

Вегетарианство переросло в филателию. Валерий как-то незаметно забыл о том, что не ест мяса, и стал ярым коллекционером марок. Он бегал по всем магазинам города, посещал собрания местного Клуба филателистов и общался с такими же, как он, фанатами от марочного дела.

Когда мама начала возмущаться тем, что на марки тратится очень много денег, Валерий стал заниматься шахматами. Потом было увлечение фотографированием, буддизмом, сыроедением, игрой на бокалах из богемского стекла, фехтованием, астрологией, хиромантией, ушу, карате, русбоем, видеосъемками и верховой ездой.

Но самым длительным было его увлечение литературой. Учительница русского языка, похвалившая десятиклассника Валеру за хорошо написанное сочинение, не подозревала, какой сокрушительный урон она наносит тем самым бумажной промышленности и эстетическим чувствам Валериных друзей: увлекшись, Ли нещадно тратил бумагу, исписывая страницу за страницей, а потом принуждал друзей выслушивать сотворенные стихи и рассказы.

Может быть, все еще было бы нормально, если бы он удовлетворился статусом журналиста какого-нибудь провинциального периодического издания, специализирующегося на анализе состояния дел в транспортном и коммунальном хозяйствах. Но Валерия влекли более обширные горизонты публицистики и более заманчивые дали художественной литературы. Да к тому же не какой-нибудь, а литературы с изящным эпитетом «постмодернистская». Объясняя свое пристрастие именно к данному направлению, Ли говорил что-то о распаде субъекта как центра системы представлений, говорил об отказе от попыток систематизации мира, говорил о мозаичности текста, о переходе из лингвистической плоскости в плоскость телесности, о переориентации эстетической активности с творчества на компиляцию и цитирование. Также Валерий говорил еще много чего, и говорил довольно долго и путано. Слушая его рассуждения, те, кто учился вместе с ним на филологическом факультете (куда он поступил после школы), недоверчиво пожимали плечами. Те же из друзей, кто к филологии и гуманитарным наукам вообще отношения не имел, постепенно озверевали.

Кроме всего прочего, Ли был чувствительным и ранимым. Грубость по отношению к себе, равно как и критику по отношению к плодам своего литературного творчества, он воспринимал очень болезненно. Так, когда из какой-нибудь редакции ему приходил очередной отказ напечатать его шедевр, Валерий впадал в депрессию и страдал. И страдал очень красиво — не бился головой о стену, а писал элегические стихотворения, не пил горькую, а прочувствованно жаловался прекрасным девушкам на тяжелую жизнь и непонимание миром.

Валерий вообще был натурой утонченной и впечатлительной. Даже в отношении событий, происходящих не с ним самим или его знакомыми, а с вымышленными персонажами фильмов и книг. Так, начиная смотреть фильм наподобие «Титаника», он заранее начинал переживать и печалиться за ужасные судьбы героев, хотя ничего страшного на экране еще не происходило, и герои, счастливые и довольные жизнью, носились по свету в поисках романтики и секса.

И, в довершение, Ли был натурой возвышенной и элегантной. Его все время тянуло воспарить над суетным миром с помощью каких-нибудь красивых стихов, красивой одежды или красивых женщин. При этом стихи могли быть не обязательно свои, но и чужие. И женщины — тоже.

Такой портрет Валерия Ли «нарисовали» жители общежития.

Портрет Сергея Тоцкого был гораздо проще. Все, без исключения, студенты, знавшие Сергея, характеризовали его как человека, если можно так выразиться, катастрофически положительного. Он был приветлив со всеми, неплохо учился, активно занимался спортом и вредных привычек не имел. Но именно в силу своей положительности Сергей не представлял особого интереса для публики. Ведь большинство людей любит отслеживать жизнь тех, кто время от времени выкидывает "что-нибудь эдакое"; при просмотре фильмов большинству зрителей нравятся те персонажи, которых условно можно назвать отрицательными. Причем, чем больше в «эдаком» пикантности и, может быть, даже некоторой неприличности, тем интереснее. Поэтому, когда Александра и Тамара расспрашивали о Сергее, студенты говорили о его жизни и замечательных положительных качествах равнодушно.

Жизнь Сергея также была крайне положительной. С первого по последний класс он хорошо учился и прилежно вел себя как на занятиях, так и в свободное от школы время. В дворовых хулиганских кампаниях не состоял, не пил, не курил и поздно ночью домой не возвращался. Благодаря мирному характеру, Сергей никогда ни с кем не ссорился. Но и близких друзей у него было очень мало — потому, что на самом деле за внешней приветливостью таилась неуверенность в своих жизненных силах. Вернее, друг у него был, но всего один — некий Алексей. Именно вслед за ним и поехал Сергей поступать в далекий Город на непонятный факультет философии. Именно вместе с ним Сергей в первый год учебы в университете сообща снимал квартиру. Но постепенно, по мере взросления и уточнения жизненных интересов, пути друзей разошлись. Они продолжали поддерживать контакты, помогали друг другу по мере необходимости, но общались все меньше, а на третьем курсе Сергей вообще переехал на другую квартиру.

Итак, такими были портреты Валерия и Сергея. Ничего подозрительного, в том числе, каких-то выходов на историю с убийством, в рассказах «информаторов» не было — не было мотивов, не было смачных историй о преступной деятельности в прошлой жизни и т. д. Но сами по себе портреты были основательны и давали неплохой материал для дальнейшего расследования.

После обсуждения Тома, довольно потирая руки, поздравила подругу с удачным началом следствия.

— Знаешь, — сказала она, внимательно приглядываясь к своему отражению в зеркальце, словно удачное начало детективной карьеры должно было что-то изменить в ее облике (никаких изменений зеркальце, к сожалению Томы, не отразило: все те же огромные голубые глаза, все тот же аристократически утонченный профиль, все та же дворянская копна волнистых светло-русых волос). — Мне кажется, что, если мы пойдем и дальше так… как бы… бодренько, то вычислим убийцу очень быстро. Вообще, Саш, я очень удовлетворена нашим началом!

— Чего я никак не могу сказать о себе, — пробурчала Александра.

— Потому, что все продвигается слишком просто? И тебе, как философу, это неинтересно?

— Потому, что полученный портрет одного из подозреваемых не сходится с моими впечатлениями от самого подозреваемого. И меня, как следователя, это удручает.

— И чем же подозреваемый не похож на свой портрет? И, кстати, ты о ком говоришь?

— О Тоцком.

— И..?

— Понимаешь, Том, по рассказам студентов Тоцкий получается таким тихим, мирным, робким, безропотным созданием, которое привыкло вести себя примерно и "не высовываться". А мне, когда я его видела, показалось, что Тоцкий — натура не мирная и не тихая. И «высовываться», похоже, он очень даже любит. Более того, проглядывали в нем какие-то ростки циничности, но он как будто все время пытался себя сдержать.

— Как это?

— Ну, он вел себя так, словно ему нужно выдержать маску интеллигентности на своем лице только во время зачета, а потом быстро эту маску снять как чужеродную.

— Мистика какая-то…

— Скорее, не мистика, а несуразица. И, может быть, даже ошибка.

— Что ж, — вздохнула Тома, убирая зеркальце. — Чувствую, следствие, вопреки моим прогнозам, затягивается. Ладно. Давай поступим так. Если уж ты не доверяешь народной молве, то иди тогда сама и еще раз встречайся с этим Тоцким. Пообщайся с ним, поговори о чем-нибудь — вы же оба философы, значит, найдете общие темы для обсуждения. А в ходе разговора поймешь, что это за человек на самом деле, и кто из вас прав в своих оценках — ты или народ.

— Ну, с народом мне тягаться, конечно, будет тяжеловато…

— Ничего, лиха беда начало…

На следующее утро Александра входила в корпус, в котором обучались студенты-философы. За четыре года учебы в университете корпус этот стал для нее привычным и родным. Однако, входя сейчас сюда не как студентка, а как следовательница, которой необходимо пообщаться с другим студентом — вероятным кандидатом в убийцы, — она испытывала ощущения не совсем привычные. И, кажется, даже заметила в облике корпуса какие-то черты, на которые раньше не обращала внимания: потрескавшийся паркет на полу, стены в темных разводах, отваливающаяся штукатурка…

В корпусе, как всегда, было шумно и гамно. Студенты умными голосами громко разговаривали на философские темы и совершенно несерьезно бегали по коридорам, скатывались вниз по лестничным перилам, дергали девчонок за хвостики и пели шальные песни.

На стенах, между портретами знаменитых философов и привычными сообщениями типа "Петя и Коля здесь были", "Катька Сурикова — коза!", "Маша плюс Даша равно — что попало" и т. п., красовались надписи позамысловатей.

Так, одна стена кричала диогеновским отчаянием:

"Ищу человека!"

На другой черными чернилами была выведена совершенная заумь:

"Абстрактное обеспечивает освобождение от природного в его случайности, подчиненности стихии внутреннего состояния".

Неподалеку фиолетовыми чернилами было написано не менее заумное продолжение:

"Зато оно позволяет сохранить неслучайное в меняющихся обстоятельствах, подстраивать происходящее под всеобщее и мешать случайности самого деятельностного бытия".

Были там надписи и попроще — так сказать, ответ Мастерам от тех, кто Не Волшебник, а Пока Еще Учится. Например:

"Главное, что узнаешь, обучаясь на философском факультете — это то, что все относительно".

Или:

"Все может быть и все быть может, и лишь того не может быть, чего и вовсе быть не может, а может вовсе и не быть!"

Была и такая надпись:

"Первый курс — никому-никому!

Второй курс — только ему!

Третий курс — только ему и его другу!

Четвертый курс — только ему, его другу и друзьям его друзей!

Пятый курс — кому???!!!"

Первой, кто встретился Александре на пути, оказалась… Лиза. Та самая Лиза Гурицкая, которая вместе с остальными студентами-должниками присутствовала при «осаде» Фрол Фролыча. Такую удачу не следовало упускать ни в коем случае! Поэтому следовательница решила на время оставить поиски Тоцкого и пообщаться с Лизой.

Лиза была одета в коротенькую зеленую юбочку, синие туфли и ярко красную кофточку. Челка у нее была уже не фиолетового, а скромного каштанового цвета, зато привлекали внимание огромные, явно искусственные ресницы. Когда Лиза призывно ими взмахивала (а делала она это постоянно), то становилась удивительным образом похожа на томную симпатичненькую коровку (правда, немного тощую).

Как ни странно, Лиза первой подошла к Александре.

— Привет. Кажется, мы знакомы? — Лиза смотрела на нее, слегка прищурившись.

— О, да, мы вместе были на зачете по теории вероятности, когда убили Фрол Фролыча.

— Да, да… — Лиза тяжело вздохнула и начала длинную речь о том, сколь скоротечен век человека и как много неприятностей таится на жизненном пути.

Александра слушала внимательно, периодически кивая головой и пытаясь проникнуть в суть Лизиной психологии.

После разговоров о скоротечности немного поговорили о собственных ощущениях во время «осады» профессора и при последующих милицейских процедурах. Лиза в красочных выражениях призналась, что до сих пор с ужасом вспоминает происшедшее, а в те времена и вообще чувствовала себя вменяемой лишь наполовину — настолько напугана и взволнована она была.

Почувствовав некоторую близость после обмена впечатлениями, девушки начали ознакомительную беседу в отношении друг друга. Лиза вежливо повосторгалась тем, что Александра учится на философском факультете (вот и она сама причастилась философии: только что сдала зачет — задолженность с прошлого года по риторике…), Александра, в свою очередь, вознесла хвалу факультету иностранных языков.

— Я просто не представляю, как можно жить, не зная хотя бы одного иностранного языка! — Лиза закатила глаза (ресницы при этом чуть не достигли лба). — Я лично занимаюсь языками каждый день — особенно английским.

— Правда?

— Правда-правда! Вот просто не могу без этого, и все! И ведь я не просто тупо новые слова зубрю, а вникаю в смысл лингвистических конструкций, делаю сравнительный анализ разных переводов одного и того же выражения… Ты знаешь, как это сложно?!

— Должно быть, невероятно сложно! — поддакнула Александра, всегда искренне восхищавшаяся людьми, которые обладают талантами к изучению иностранных языков.

— Далекие ото всего этого люди ничего не понимают…

— Слушай, Лиза, меня давно занимает вопрос, — не удержавшись, спросила Александра, — как правильно перевести название картины Сальвадора Дали: "Аптекарь из Фигераса, ищущий абсолютное ничто", или "Аптекарь из Фигераса, не ищущий абсолютно ничего"? В разных книгах переводят по-разному, а ведь смысл от этого меняется кардинально.

— А разве это — не одно и то же? — Лиза наморщила лоб.

— Хм… — Александра засомневалась, ст?ит ли продолжать разговор на данную тему.

— В общем, верны оба перевода, — вывела Лиза и внезапно сделала приятное лицо, сложив губы кокетливым бантиком.

"Чего это она?" — удивилась Александра. Оглянувшись, она обнаружила ответ на свой незамысловатый, но справедливый вопрос: навстречу им по коридору продвигался парень. Батюшки, да, никак, это..?

— Добрый день! Кажется, мы знакомы? — окликнула его Лиза, принимая восхитительную позу античной гетеры.

— Добрый день, — поздоровался парень, останавливаясь и делая вид, словно он пытается вспомнить, где же встречался с этими двумя представительницами женского роду-племени.

"О, щедрая Судьба! — мысленно завопила Александра. — Она сама подбрасывает подозреваемых на моем пути, как розы перед кортежем новобрачных!"

— Вы ведь тоже были на том зачете по теории вероятности, когда убили профессора? — спросила Лиза.

— Ах, да, да, — Владимир Полянок сделал узнающее лицо.

— Какое совпадение, что мы все встретились — вот так вот случайно! — щебетала Лиза (и насчет совпадения Александра была с ней совершенно согласна). — Невероятно! Может быть, это все — не зря? Как ты думаешь? — с непринужденностью переходя с формального «Вы» на неофициальное «ты», она устремила на него призывный взор.

— Может, и не зря, — ответил Владимир слегка ошалевшим от такого напора голосом. — Действительно, странно.

На нем, как и во время того "кровавого зачета", была темная водолазка по горло. Сам он был довольно высоким и худощавым, и при таком сочетании параметров, наряду с утонченностью и легкой бледностью лица, ужасно смахивал на английского лорда. Видимо, Лиза тоже почувствовала за ним что-то эдакое, некое мужское начало, а потому начала кокетничать напропалую. Ее руки время от времени поправляли складочки и оборочки на одежде, огромные ресницы летали туда-сюда в нескончаемом вихре, а рот складывался то бантиком, то диванчиком.

— И вправду, странно, — подала голос Александра, решившая, что ни в коем случае нельзя пускать неожиданно сюрпризную ситуацию на самотек. — Не вправду ли, все это — ужасно?

— Что именно — ужасно? — переспросил Владимир, косясь на Лизины губки, в данное время находившиеся в состоянии бантика.

— Вся эта история с убийством, — пояснила следовательница, мысленно забавляясь Лизиным кокетством и Владимировой ошалелостью.

— Ох, да, да, — закивал головой парень, с облегчением отводя взгляд от губок, в данное время трансформирующихся в состояние диванчика. — Честно говоря, никогда бы не подумал, что попаду в такую ситуацию.

— И я — тоже, — подхватила певучим голосом Лиза, пододвигаясь к нему поближе.

— Мы ведь всегда думаем, что подобные вещи… ну, пройдут стороной, — пробормотал Владимир, отодвигаясь от Лизы подальше. — Произойдут с кем угодно, но только не с нами. И не с нашими близкими.

Ощутив за словом «близкие» ответ на какие-то потайные свои потребности, Лиза еще ближе пододвинулась к Владимиру и спросила томно:

— А ты ведь на факультете информатики учишься, да-а? Ты — будущий программист, да-а?

— Да… — Владимир сглотнул.

— О-о, это так… волнительно.

Александра, начиная конфузиться от ощущения неуместности своего здесь присутствия, все-таки набралась храбрости и с видом солдата, бросающегося грудью на амбразуру, спросила:

— Факультет информатики? Вот и еще одно совпадение: мой любимый парень — тоже программист.

— Правда? — обрадовался Владимир и отступил от напирающей на него Лизы на два шага. — Он сейчас работает или еще учится?

— Работает, — ответила Александра и к явному неудовольствию Лизы еще немного продержала на себе внимание Владимира, рассказывая о том, чем же именно занимается Анджей.

— Крайне интересно! — оживленно воскликнул Владимир, выслушав ее слегка путающуюся речь. — Я ведь тоже в компьютерах по уши завяз!

Когда он услышал, что Анджей иногда по вопросам работы появляется в компьютерном игровом классе университета, то расцвел еще больше: оказывается, он тоже время от времени появляется в этом классе. Например, когда его домашний компьютер ломается, или отключается электричество, или у него нет денег, достаточных для покупки новой компьютерной игры (в салоне работают его знакомые, которые разрешают ему играть бесплатно, если там немного народу). На этом основании он даже рассказал несколько смешных историй из жизни своей и своих одногруппников, связанных с тем, как они разговаривали на компьютерном сленге, находясь в какой-нибудь далекой от компьютерного мира кампании, а кампания их не понимала. После этого он поведал, что из всех компьютерных «заморочек» ему больше всего нравится все-таки играть в игры.

Лиза все это время топталась на одном месте, то глядя недовольным взглядом на Александру, то на всякий случай пододвигаясь к Владимиру. А тот уже не отходил от нее, увлекшись интересной для него беседой. Что было весьма кстати для Лизы: к середине беседы она стояла уже почти вплотную к этому компьютерному лорду.

Поплутав между специальными терминами, которыми Владимир щедро осыпал свой рассказ, Александра забросила удочку:

— Вот у меня одна книга о компьютерах есть, так я не знаю… — она с ожиданием посмотрела на собеседника.

Но тот, вопреки ожиданиям, не клюнул на ее удочку и продолжал распространяться о каких-то Героях Меча и Магии Три и Героях Меча и Магии Четыре. Нет, сам-то он, безусловно — за Героев Меча и Магии Три!

Поняв, что из всего компьютерного мира его, как видно, действительно больше всего интересуют именно игры, Александра решила бить в этом направлении:

— Так вот эта книга — как раз об играх. И там в приложении даже какие-то диски с этими играми есть. Не помню точно, но, кажется…

— С играми? — перебил ее Владимир. — С какими?

Александра растерялась. Никакой книги у нее, разумеется, не было. Но она надеялась позаимствовать что-нибудь из богатого книжного арсенала Анджея (благо ключ от его квартиры у нее был). "Вот сегодня же пойду и возьму у него что-нибудь, — пообещала она себе. — Вот только разберусь с подозреваемыми".

Владимир понял растерянность философини по-своему. Снисходительно посмотрев на нее, он сказал:

— Ты, наверное, не разбираешься в таких вещах. Поэтому…

— Но ведь это так сложно — разбираться в компьютерах, — ожила Лиза. — Такие сложности доступны только мужскому разуму! Да и то не всякому…

— Хм… Пожалуй… — недоверчиво откликнулся Владимир и повернулся обратно к Александре. — Уважаемая… Хм?

— Александра, — подсказала она. — Но лучше без официоза — Саша. И без уважаемой.

— Безуважаемая Саша… Тьфу, уважаемая… Ой, ну, короче, просто Саша! А нельзя ли было бы сотворить какой-нибудь фокус, чтобы познакомиться с этой книжкой, и желательно, вместе с приложенными к ней дисками? — тут он засмущался и добавил: — Такой, знаете, космический фокус… Виртуальный фокус…

Александра почувствовала себя маршалом, встречающим войска в торжественном победном параде.

— Несомненно. Познакомиться можно. Только, видимо, не виртуально, а реально. Ну, то есть, Вы… ты просто зайдешь ко мне, и я отдам тебе эту книгу почитать.

— Идет, — согласился Владимир. — А когда и как это можно сделать?

После того, как они договорились о встрече, разговор стал затухать. Александра добилась своего — назначила встречу подозреваемому. Владимир же потерял интерес к разговору и, глядя на Лизу, возобновившую попытки его соблазнения, затосковал. На его лице читалась напряженная работа мысли в направлении поиска повода, по которому можно было бы вежливо отчалить.

"Как бы теперь еще и со второй подозреваемой договориться?" — подумала Александра.

— Лиза, — обратилась она к ней, мучительно соображая, что бы такое спросить, — а почему тебе нравится учить языки?

Лиза начала распространяться на тему того, насколько и почему ей нравится изучение иностранных языков. Посреди своих восторженных излияний она вдруг сказала:

— А еще мне нравится время от времени подрабатывать переводами. Вот вам, например, ничего не нужно перевести с английского? — она по очереди посмотрела на собеседников. — За вполне умеренную плату?

— О, Лиза! — воскликнула Александра, изо всей силы хлопнув себя по лбу. — Я как раз иду из библиотеки, несу статью на английском. Статья эта позарез нужна мне для написания диплома, а мне ужасно не хочется корпеть над переводом!

— Вот видишь, как удачно мы встретились, — улыбнулась Лиза. — Давай свою статью. А тебе, Володя, ничего перевести не надо?

— Вообще-то есть у меня один текст, — нехотя признался тот. — Но он — сложный, компьютерный.

— О-о, Володечка, — перешла на более интимные интонации Лиза, — но ведь компьютерный текст переводить гораздо легче, чем философский. Поэтому над ним и работать надо меньше.

— Неужели?

— Да-да! Я лично очень люблю переводить такие тексты для своих знакомых.

Видя, что ее слова не находят какого-то особенного отклика, она добавила:

— А тебе, как товарищу по несчастью — я имею в виду то страшное убийство — я могу сделать скидку по оплате.

"Интересно, — усмехнулась мысленно Александра, — а я — не товарищ?"

Владимир, смущенный переходом к откровенному интиму, пробурчал что-то невразумительное. Лиза же, ничуть не смущаясь, подхватила его под руку. Почувствовав себя заключенным в тиски, бедолага робко задергался, как лошадь под хомутом. Но не тут-то было: Лиза держала свою добычу крепко и не собиралась ее упускать. Впрочем, чтобы поддержать в добыче боевой дух, она сказала ободряющим тоном:

— Вот прямо сейчас пойдем и заберем твою статью, правда? Она же у тебя дома, наверное?

Добыча почему-то не ободрилась и буркнула:

— Да, она у меня дома, — и зачем-то добавила: — Вместе с мамой и бабушкой.

— Ах, — заулыбалась Лиза. — Какая прелесть! У тебя мама!

— И еще бабушка, — опять добавила добыча, надеясь непонятно на что.

— Ну, вот и чудесно! Значит, перед тем, как мы нанесем дружеский визит, надо купить тортик!

Владимир, очевидно, понял, что тортик — это уже тяжелая артиллерия, и смирился со своей участью.

— Ну, что ж, — обреченно вздохнул он. — Пойдем. Все равно мне домой побыстрее надо. У меня там дела, дела… — последние слова он произнес, уже адресуясь лично к Александре, как будто извиняясь перед ней за свою обреченность и мягкотелость.

— Замечательно, — просияла победными огнями Лиза, — я тебя не задержу. Ну, а что до твоей статьи, — повернулась она к Александре, — то…

Когда девушки договорились о сроках и об оплате перевода, все ушли в своем направлении довольными. Лиза на самом деле любила деньги и мужское общество, Владимир действительно торопился по делам, а Александра ликовала, что нашелся повод для более близкого знакомства сразу с двумя подозреваемыми. Теперь можно будет рассмотреть их поближе. Да и перевод статьи ей действительно нужен был для работы над дипломом. Что до книги — найти что-нибудь подходящее в библиотеке Анджея не составит проблемы.

Подивившись, как удачно все складывается, Александра возобновила поиски Сергея Тоцкого, подойдя к расписанию занятий философского факультета, висевшему на стене.

Расписание было в ужаснейшем состоянии: номера аудиторий на несколько раз исправлены и перечеркнуты, напротив фамилий преподавателей карандашом написаны комментарии об их личностях (ох, уж эти игривые студенты!), а в центре расписания приклеена фотография Джима Моррисона, которую неоднократно срывали, но которая с неизменной регулярностью появлялась все на том же месте.

Понять из расписания, где же в данное время обитает группа Сергея Тоцкого, было невозможно. Тогда Александра хотела попросить в деканате, чтобы ей показали аудиторию, в которой может находиться интересующая ее группа. Однако деканат, как назло, был закрыт на обед, поэтому Александра поплелась на родную ей кафедру социальной философии. Но и тут ее ждало разочарование: кафедра была заперта изнутри на ключ, и из-за дверей доносились громкие звуки музыки а-ля Джордж Майкл. Похоже, кафедральные сотрудники гоняли обеденные чаи в приятной расслабляющей атмосфере.

Побродив немного по этажам корпуса, она поняла, что найти Сергея путем заглядывания в каждую аудиторию подряд — занятие чересчур утомительное. Гораздо проще будет спросить о Сергее у кого-нибудь из студентов, благо была большая перемена, и все высыпали в коридор. Для своих целей она выбрала парочку, болтающую у окна: тощенький паренек в огромных очках и пухленькая девушка в длиннющей черной юбке. Подойдя поближе, Александра уже хотела задать свой вопрос, но вклиниться в разговор двух философов вот так сразу, с налету, оказалось сложно.

— И все-таки, — спрашивал паренек, — является ли человеческая деятельность результатом воздействия социальной структуры как некоторой фундаментальной силы, не подчиняющейся контролю человека?

— Я думаю, наоборот, — отвечала ему девушка, — человек как носитель творческого начала своей активной деятельностью преобразует окружающий мир.

— Но, позвольте, — не соглашался паренек, — а как же Талкотт Парсонс?

— Извините, — не уступала девушка, — а как же Джордж Герберт Мид?

— Но структурный функционализм! — распалялся паренек.

— Но символический интеракционизм! — в ответ повышала голос девушка.

— Я верю, — кричал паренек, — что деятельности конкретного человека предшествует образование социальной структуры!

— А я верю, что человек своей целенаправленной, творческой активностью изменяет все эти структуры!

— Нечего тут волюнтаризм разводить! — паренек так разгорячился, что у него даже очки запотели. Сняв их, он вытащил из кармана платочек и, начиная резкими взбудораженными движениями протирать свои несчастные окуляры, пробурчал: — Я тебе сейчас вместе с Парсонсом докажу! Подожди, не уходи никуда.

Он направился в аудиторию.

— Давай, веди своего Парсонса за ручку! Мои-то знания всегда со мной!

Прокричав эти слова в удаляющуюся спину парня, девушка нервно подпрыгнула и уселась на подоконник, начиная возбужденно махать ногой из стороны в сторону, громко ударяя по батарее, находившейся внизу.

Александра поняла, что пора действовать. Сев на подоконник рядом с девушкой, она сказала ей потихоньку:

— Не переживайте Вы так. Ничего он не докажет.

— Почему это? — похоже, девушка нисколько не удивилась нежданной собеседнице, а, напротив, настроилась поговорить и с ней тоже: она повернулась к Александре всем корпусом, перестала махать ногой и подбоченилась.

— Потому, что спор этот давно решен. И решен компромиссным путем. Так что никто из вас двоих не ошибается, и никто не прав одновременно.

— Как это?

— С одной стороны, социальная структура предшествует существованию конкретного человека и имеет возможность ограничивать его деятельность. С другой стороны, человек своей активной деятельностью способен изменить структуру. Та же структура, которая возникает уже в результате этой деятельности, в свою очередь, определяет последующую деятельность.

— М-да? — девушка задумалась, пытаясь разобраться в нагромождении структур и деятельностей.

— А, кстати, — Александра решила воспользоваться ее задумчивостью, — не подскажите, как я могу найти Сергея Тоцкого?

— Подскажу, — улыбнулась девушка, — вот он, прямо перед Вами, — она махнула рукой в сторону соседнего окна.

Александра послушно повернулась в указанном направлении.

— Ах, нет. Наверное, тут какая-то ошибка. Сергей Тоцкий, студент-философ.

— Правильно, это он и есть! Я с ним уже не первый год в одной группе учусь, так уж, наверное, знаю, как он выглядит. Это Вам не Парсонс какой-нибудь…

— Сергей? Тоцкий? — глупо переспросила Александра.

— Да Тоцкий, Тоцкий, — девушка начала терять терпение и опять замахала ногой из стороны в сторону.

— Это который еще долго не мог теорию вероятности сдать? — Александра, кажется, цеплялась за последнюю возможность.

— Ну, не он один. У нас у многих по терверу проблемы были. Но у Сереги — больше всех. Его чуть в академотпуск из-за этого не отправили.

— И что же — не отправили?

— Нет.

— Почему?

— Пошел он в сентябре сдавать зачет, а преподаватель как давай над должниками — такими же, как Серега, — издеваться. Вот какой-то отморозок из этих должников его и грохнул, — девушка говорила таким уверенно-снисходительным тоном, словно описанная ситуация была абсолютно закономерной. — Так ректор потом в университет другого препода пригласил, из другого вуза — вот он-то всем «хвостистам» зачет просто так, без сдачи, поставил. Может, испугался опыта своего предшественника? — не удержав на лице серьезного выражения, она хихикнула. — Да Вы сами у Сереги спросите, не стесняйтесь.

— Значит, это все-таки Тоцкий, — пробормотала Александра.

Девушка посмотрела на нее, как на законченную идиотку, и отошла. Впрочем, Александра этого даже не заметила. Она во все глаза смотрела на стройного, подтянутого голубоглазого субъекта, который никак не мог быть кареглазым рыхловатым Сергеем Тоцким.