"Школа одаренных переростков" - читать интересную книгу автора (Алексеев Валерий)27В столовой после утренних уроков я увидел одарёнышей в полном комплекте. Все были в синей форменной одежде, кроме меня и Дениса Дмитриенки. Белобрысый красовался в немыслимом кремовом блузоне с черным шейным платом, брюки на нем были тоже кремовые, сильно расклешенные. Жених да и только. За столом рядом с ним и Леночкой Кныш сидела толстенькая девчонка с невыразительным, как будто заспанным лицом. Маленькие глазки, крохотный носишко, толстые щеки — и никакого гребня на голове: жиденькие косы двумя петельками, справа и слева. Из-за этих петелек на затылке у толстушки был некрасивый вертикальный пробор. Как я понял, это и была та самая невидимая Ритка по прозвищу Черепашка, которой, если верить Соне Москвиной, я чем-то понравился. Внешность Риткина меня разочаровала: лучше бы она была похожа на Соню, пусть даже с хохолком. Но — увы. А вот на Черепашку она и в самом деле была похожа. Если только Черепашки заплетают косы и умеют краснеть. Увидев меня, Рита вспыхнула, как маков цвет, и низко наклонилась над тарелкой. Белобрысый с Леной переглянулись и стали смеяться. Ну, еще бы: девочке понравился мальчик, это же смешно до икоты. Бедная Черепашка, она не умела блокироваться! Для одаренышей она была прозрачна, как вот этот стеклянный кувшин с водой. Ей не помогло бы, даже если бы в эту минуту она стала невидимой: мысли не спрячешь. Но, в конце концов, это не моя печаль: пусть учится. Подумав так, я сосредоточился на своем меню. Сегодня мне была желательна холодная гречневая каша с молоком. И молочный опять-таки кисель. Всё это я обнаружил в глубинах никелированного прилавка — и почувствовал себя увереннее: ничего, потихоньку освоимся. Соня Москвина сидела с двумя переростками, которых я тоже видел впервые. Один из них, широкоплечий, с ярко-синими глазами и наголо остриженной головой, беззастенчиво меня разглядывал. Перед ним на столе было пусто: видимо, уже всё сожрал. Другой, чернявый и бледнолицый, с заметным шрамом на щеке, усердно кушал. У него гребень был, да еще какой: полуметровой высоты, из шести перьев ярко-красного цвета. Вот теперь вопрос насчет хайеров был окончательно закрыт: пусть тот, кто хочет, изображает из себя попугая, остальных это не касается. Но вот рассадка… Три плюс три плюс один. Возможно, всех остальных такая формула игры устраивала, но не меня. Я не собирался быть вечным новичком и одиночкой. Что ж, сделаем первый ход. Я подошел к Сониному столику, поставил свой поднос на свободное место. — Привет, ребята. Меня зовут Алексей. Алексей Гольцов. Стриженый показался мне заводилой, поэтому я протянул руку сперва ему. — Олег, — сказал стриженый. Рукопожатие его было по-спортивному крепким. А вот с бледнолицым номер не прошел: этот тип сделал вид, что не видит моей протянутой руки, и продолжал есть винегрет, уставившись в него с таким видом, как будто там попадаются гвозди. Я понял, что это и есть тот самый Юрка Малинин, который врет, что умеет прослушивать даже учителей. Да, но что я ему сделал, этому Малинину? Даже про его дикий хайер я не успел подумать ничего плохого. Делать нечего, пришлось руку убрать. Но бледнолицему было мало моего унижения: видимо, ему захотелось оттянуться за мой счет по полной программе. Он взглянул на меня и блатной скороговорочкой произнес: — Только с ветки — и уже корешиться. Борзой! Я не сказал ни слова, только посмотрел бледнолицему в глаза и дал ему возможность прослушать всё, что я думаю о таких, как он, склочниках. А потом как ни в чем не бывало обратился к черноглазой молнии: — Что, Софья, попало? Соня пожала плечами. — Да нет, побрюзжали — и всё. А как твои волдыри? Ответить я не успел: бледнолицый опередил меня новым наездом. — Эй, как тебя, Гольцов, ты что, пластилиновый? — спросил он. — Нет, — ответил я. — А ты? — Я тоже нет. И нечего лепиться в комок. Видишь, тесно у нас. А кругом полно свободных столиков. — Да я и не собирался к вам подсаживаться, просто мимо проходил, — возразил я. — Вижу — красный какаду. Подошел посмотреть поближе. Я был уверен, что со словами „Это кто здесь какаду?“ Малинин начнет подниматься. А я стою над ним, и у меня в руках поднос с гречневой кашей и молочным киселем, это грозное оружие — в умелых, естественно, руках. Но Юрка предпочел более спокойный вариант, что не удивительно: ведь ему были известны мои мысли. — Ну и как, посмотрел? — Посмотрел. Какаду — он и есть какаду, просто другая расцветка. — Молодец, — сказал Юрка и радостно захохотал. — Языкастый мужик. Не пропадешь. На зоне таких уважают. Комплимент был очень лестный, но только глупцы отвечают на комплименты. Поэтому я ничего и не ответил: просто перенес свой поднос на соседний столик. В столовой было тихо, все ели молча, время от времени вопросительно поглядывая друг на друга. Стриженый, судя по выражению его лица, вел мысленную беседу с Соней и что-то ей внушал, а она виновато оправдывалась. Надо же, подумал я, такая бойкая девчонка — и позволяет себя отчитывать. Вдруг белобрысый Дмитриенко громко сказал: — Да, золотко, но ты-то ему совсем не нравишься, вот в чем беда. Лена фыркнула, а Черепашка уронила ложку в тарелку. Я решил вмешаться: что такое, наших обижают. Поднялся, подошел к Черепашке и сказал: — Знаешь что? Здесь слишком много про нас с тобой говорят. Садись лучше ко мне. Не поднимая глаз, Черепашка помотала головой, щеки ее стали совсем пунцовые. — Да пойдем, пойдем, чего там, — сказал я и, не дожидаясь ее согласия, поднял ее поднос и переставил на свой стол. Все переростки внимательно наблюдали за этим перемещением. Три плюс два плюс два: сложилась новая реальность. Привыкайте, ребятки. — Меня зовут Алексей, — сказал я, когда мы сели. — А тебя? Черепашка с укором взглянула на меня, как бы желая сказать: „Зачем притворяешься? Ты отлично знаешь“. Но я же не видел ее вчера вечером, всё это были только предположения. — Рита, — помедлив, ответила она. — Давно ты здесь? — Давно. — Нравится? — Ничего. Ох, какие мы разговорчивые. Ну, что поделаешь? Будем работать с тем материалом, какой есть под рукой. — Что-то у вас здесь ребята недружные, — заметил я. — Почему? — тихо отозвалась Рита. — Мы дружим. — На каникулы домой ездила? — Нет. Мы помолчали. Рита, потупясь, ковыряла вилкой в тарелке. Я подумал, что она сейчас заплачет. Это было бы совсем ни к чему. — Послушай, а что они все как в рот воды набрали? — Это они так разговаривают. — А ты? — Я не умею, — призналась Рита. — Ну и что? Зато ты другое умеешь, — утешил я ее. Черепашка взглянула на меня, и голубые глаза ее стали наполняться слезами. И дернуло же меня за язык! Сам того не желая, я ей напомнил, как она пряталась у меня в углу, а потом, попискивая, убежала. — В смысле — у каждого свои способности, — поторопился я объяснить. — Я тоже не умею… пока. Вот мы и будем с тобой как люди. А они пускай разговаривают как им угодно. Хоть молча, хоть на пальцах ног. А почему ты себе этот… хайер не делаешь? — Не хочу. — Правильно, я тоже. Ты в какой комнате? — В пятой, — почти неслышно проговорила Черепашка и сморгнула ненужные уже слёзы. — А я в седьмой. Значит, почти соседи. Приходи ко мне после обеда, поговорим. Кстати, здесь это можно? — Что „можно”? — Ну, вместе собираться. — Конечно, можно. — Тогда приходи. А то скучно. — Лучше ты ко мне, — сказала Рита. — Я к мальчикам ходить не люблю. „Вот оно как, — подумал я. — А что же ты делала в моей комнате?“ — Почему? — спросил я вслух. — Да они сразу руки распускать начинают. Я посмотрел на Черепашку повнимательнее. Нет, не такая уж она была невзрачная, и охотники руки распускать ей вполне могли встречаться. Черепашка разгадала смысл моего взгляда с точностью до наоборот (как проявление обидного сомнения: "Да кому ты нужна?") и, покраснев, с вызовом добавила: — А из своей комнаты я и выставить могу. „Это называется: заходите, будем рады,“ — подумал я. А вслух, естественно, сказал: — Ко мне это не относится. И сам остался доволен своим ответом. Толкуй как знаешь: то ли Пока Черепашка обдумывала мои слова, я разглядывал своих товарищей. Денис и Леночка уже кончили трапезничать и теперь просто сидели, глядя друг на друга. В смысле разговаривали. При этом по выражениям их лиц можно было уверенно сказать, что беседа не доставляет им радости. Во всяком случае, рыженькая просто кипела от негодования. — Ты еще пожалеешь об этом! — сказала она вслух. Тряхнула зеленым гребешком, поднялась и, отпихнув ногой стул, пошла к выходу. Белобрысый посидел, глядя ей вслед, потом перехватил мой взгляд. — Ну, и что уставился? — надменно спросил он. — Сегодня твоя очередь мыть посуду. Я вопросительно посмотрел на Черепашку. — Это правда? Сказал — и сам сообразил, что это моя очередная глупость. Но Черепашка не засмеялась. — Нет, неправда, — серьезно сказала она. — Это Диня так шутит. |
|
|