"Школа одаренных переростков" - читать интересную книгу автора (Алексеев Валерий)

46

Черепашка сидела в кресле невидимая и горько плакала.


То есть невидимость ее была для меня теперь чисто условная: в пустом кресле шевелился прозрачный ворох всхлипов и жалоб:


„Как больно, как больно… рукой не могу шевельнуть, и спина, и нога… Как жить теперь? Что теперь делать? Кому я поломанная нужна?“


— Ну что за манера! — сказал я, стоя в дверях. — Какое удовольствие плакать, если ты себя не видишь? Всё равно что умываться в темноте. Включись немедленно!


— Я тебе… не телевизор, — всхлипывая, возразила Ритка. — Не хочу, чтобы ты меня видел… Я страшная, синяя вся…


— Допорхалась? — спросил я.


Вместо ответа послышались новые всхлипывания.


И Боже ж ты мой, как у меня захрустели все кости! Я чуть не взвыл от боли.


— Кажется, руку сломала и обе ноги, — сквозь стон и плач проговорила Черепашка. — Над лестницей хотела пролететь… не удержалась…


Скривившись, я прислушался к себе. Нет, руку я однажды ломал, болит не так.


— Ты что? — с испугом спросила Черепашка.


Я ее не видел, но она-то видела, как я гримасничаю.


— Спокойно, — ответил я. — Сиди и не двигайся.


Я знал, чт#165; мне делать.


Я думал об этой боли, не прогоняя ее прочь, я вникал в нее, пропускал ее через себя.


И словно бетонная балка обрушилась на меня, тряхнула, придавила, проволоклась, оставив жгучие ссадины…


Я стиснул зубы и, обливаясь весь ледяным потом, прислонился к стене.


„Бедная Черепашка, — повторял я про себя, — бедная Черепашка… Падала в лестничный пролет, пока я любовался своим отражением. Гусак и есть гусак. А если бы она разбилась совсем, что со мной было бы тогда?”


Когда я открыл глаза, оказалось, что я сижу на полу, а Ритка, уже стопроцентно видимая, стоит надо мной и тянет меня за руку.


— Вставай же, ну вставай! — упрашивала меня Черепашка.


Я осторожно высвободил руку и поднялся. Знобило, шатало.


— Что, обморок? Припадок? Ну скажи, почему ты молчишь? — спрашивала Черепашка, заглядывая мне в лицо.


— Я… ничего… — проговорил я с трудом. — Как ты?


Она махнула рукой:


— Да что ты, всё сразу прошло! Я так испугалась. Ты сделался белый. И исказился… Может быть, эпилепсия? С тобой это часто бывает?


— Нет, в первый раз, — ответил я.


— Иванову надо сказать!


И Ритка метнулась к двери.


Я ее остановил:


— Сам скажу. Только ты уж больше не летай в одиночку.


— При чем тут я? — возмутилась Черепашка.


— Действительно, ни при чем, — спохватившись, ответил я. — Ладно, пойду полежу, а то голова что-то кружится.


Вернувшись к себе, я снял рубаху: плечо и спина у меня были в багровых полосах, и чувствовал я себя так, как будто меня вытащили из-под колес самосвала.


Ну вот, подумал я, и у Гусака появилась своя специализация…