"Батько Махно" - читать интересную книгу автора (Герасименко Н. В.)

XII. Махно и союз его с Врангелем

Знакомство Слащева с махновцами толкнуло его, в крайне тяжелых условиях первого периода крымской эпопеи, искать сближения с Махно. В то время Слащев просто бредил атаманами. Первые попытки не дали положительных результатов, но когда к Махно был командирован полковник генерального штаба Л., более известный под именем атамана Вержбицкого, дело начало налаживаться, и ему удалось связаться со штабом Махно. Перемена отношений Слащева и настойчивость, которую проявляли его агенты в поисках примирения с Махно, крайне поражали последнего, тем более, что ловкий и льстивый Вержбицкий не стеснялся в выборе выражений для похвал махновским талантам и вообще вел себя крайне дипломатично.

Это настроение Махно стремился использовать начальник его штаба Васильев, который в обращении Слащева увидел для себя возможность чуть ли не полной реабилитации перед добровольцами. Он даже перестал пить и сам лично поехал к Вержбицкому.

Встреча Васильева с Вержбицким состоялась в с. Н., в плавнях, и была чисто-приятельская. Тут же на месте были улажены все острые недоразумения, определен район действий лично Вержбицкого, ему было подчинено несколько мелких махновских отрядов и даже предоставлено право формировать новые отряды под прикрытием имени Махно. Васильев пошел еще дальше, заявив Вержбицкому, что, независимо от дальнейших переговоров, с этого момента отношения Махно и добровольцев необходимо считать как союзные. Вержбицкий был упоен успехом, но с отъездом Васильева и прибытием к Вержбицкому нескольких другого склада офицеров от Слащева из всей этой затеи, вначале сулившей успех, ничего не вышло, главным образом, в силу того, что Вержбицкий не обладал волевыми данными, необходимыми для атамана; не нашлось их и у его помощников.

Необходимо припомнить, что Махно, возвратясь домой из каторги, как нельзя лучше сумел использовать то шаткое положение власти, которое из центров передавалось на места.

Осенью 1917 года, вскоре по приезде, Махно был уже председателем волостного гуляй-полевского исполкома. Главной обязанностью в этой должности Махно считал проверку на ст. Гуляй-Поле проходящих поездов, занимаясь при проверке открытым грабежом, пассажиров.

При проверке одного из поездов, в котором, под видом простых пассажиров, оказалось несколько десятков переодетых офицеров, стремившихся на Дон, Махно неожиданно встретил сопротивление и был вынужден не только спешно оставить поезд, но и, в поисках спасения, бежать из села.

Из этого эпизода раздосадованный Махно создал целую историю о попытке офицеров овладеть Гуляй-Полем и отнять все завоевания революции.

В результате поднятой Махно шумихи, волостной сход решил организовать для защиты революции волостное войско в составе одной роты, подчинив ее Махно, как председателю исполкома. Эту роту Махно организовал в два дня и начал выводить ее целиком на станцию для проверки – вернее, грабежа – поездов.

Быть может, первое махновское войско, переутомив себя грабежом, на этом бы и остановилось, но в то время, по пути на Дон, офицерский отряд известного впоследствии полковника Дроздовского занял Бердянск и начал наводить в городе и его окрестностях порядок. До Дроздовского дошли вести о махновском войске, которое он принял за большевистское, и для уничтожения его послал часть своего отряда в особом поезде.

Как всегда, для встречи прибывающего поезда Махно вывел свою роту, но с подходившего поезда посыпались на роту пули, а когда быстро высадившиеся офицеры открыли пулеметный огонь и повели атаку, махновцы бросились бежать куда попало. Дроздовцы почти без сопротивления заняли Гуляй-Поле.

Махно, лишившись в несколько часов власти и вынужденный скрываться вне Гуляй-Поля, успел собрать оставшихся в живых людей своей роты и с ними направил всю свою мстительную ярость на офицеров. Вскоре после занятия дроздовцами Гуляй-Поля, Махно удалось захватить возле Волновахи поезд, в котором он уничтожил всех, кто хотя бы приблизительно имел сходство с офицерами. Непримиримая ненависть Махно к офицерам оставалась неизменной вплоть до момента, когда Слащеву, через Вержбицкого, удалось ее поколебать.

Этому-то Махно Врангель предложил союз и дружбу.

– Мои союзники- хоть сам чорт, лишь бы он был с нами,- так определял Врангель свое отношение к возможным союзникам.

В связи с таким определением в выборе своих союзников, вскоре изменилась и физиономия штаба главнокомандующего, из которого удалились все старые элементы, которые быть может, были совершенно незаменимы в войне дисциплинированных войсковых масс, но вряд ли могли постигнуть особенности гражданской войны, все ее колебания и разновидности Штаб заполнился молодыми и энергичными элементами, среди которых было несколько офицеров генерального штаба, побывавших в повстанческих отрядах, как, например, полковник Б., пробывший около четырех месяцев у атамана Зеленого.

Эти перемены дали много положительного в смысле перемены формы ведения борьбы с большевиками, но в то же время принесли и ряд отрицательных результатов.

Дело в том, что к началу 1920 г. в добровольческой армии окончательно народилась идея государственного розыска, главным образом в органах контр-разведки, которые образовали ряд самостоятельных единиц, в некоторых случаях вовсе не признававших распоряжений центра. Личный состав контр-разведки в большинстве "случаев состоял из весьма сомнительного, часто авантюристического и даже преступного элемента, стремившегося вести совершенно обособленную политику.

Справиться с этим злом, а в особенности в короткий срок, штаб главнокомандующего не смог. Между тем, зная сущность дела, штаб поторопился отдать распоряжение о подчинении непосредственно ему, минуя штабы корпусов, всех агентов, оставшихся за фронтом. Это распоряжение внесло крайнюю путаницу и привело к тому, что, когда к Слащеву прибыла депутация от Махно, из состава которой несколько человек, во главе с молодым и энергичным атаманом Вдовенко, были отправлены в Севастополь, в штаб главнокомандующего, контрразведка ген. Кутепова депутацию арестовала и затем всех ее членов повесила на телеграфных столбах города Симферополя.

Такой прием депутации быстро докатился до Махно и страшно озлобил его. Казалось, что все дело лопнуло и что агентам добровольцам не избежать лютой махновской расправы, но Васильев и здесь выручил, сгладив неприятное известие за счет отрицательных сторон Вдовенко, у которого, кстати, оказалось не мало личных врагов среди махновских приближенных.

Извещение врангельской печати, в самый разгар борьбы Врангеля с советской Властью, о заключении союза Врангеля с Махно могло быть продиктовано только полным непониманием сущности махновщины и отчасти просто увлечением штаба Врангеля атаманщиной.

Правда, махновские газеты и прокламации того времени были наполнены горячими призывами к крестьянам не доверять и не помогать коммунистам, сменившимися после призывами к открытой борьбе с Москвой, но это были чисто-политические приемы, имевшие в виду больше всего страховку самого Махно на будущее время и сохранение налаженных с крестьянами отношений, и это создавали благоприятные для Врангеля обстоятельства и делало тыл большевиков неустойчивым; но отсюда до заключения союза Махно с Врангелем, конечно, оставалась "дистанция огромного размера".

Разве мог быть действительным союз Махно с Врангелем при наличии в военно-революционном совете армии Махно почти всех анархистов России, возглавляемых Волиным? Чем же мог соблазнить и что мог вообще предложить анархистам Врангель? Свой земельный закон? Но говорить об этом серьезно с анархистами, само собой разумеется, было бы смешно. Своим земельным законом Врангель хотел перетянуть на свою сторону крестьян, т. е. оторвать их от Махно, а крестьянство на 75%, если не больше, до конца борьбы просто не знало о существовании этого закона и, как бы в ответ на этот закон, отказывалось, несмотря на угрозы, вступать в русскую армию, в то же время выполняя махновскую мобилизацию в течение нескольких часов беспрекословно и, главное, без всяких угроз и насилий.

Махно это знал и, конечно, учитывал по-своему.

Правда, для Махно было тогда выгодным и даже необходимым затянуть борьбу Врангеля с большевиками, которые пока оставляли Махно в покое, хотя и оттиснутым в западном направлении от его основной базы, где как раз происходили самые решительные бои, и это стремление Махно затянуть борьбу позволило агентам Врангеля работать с Махно.

Нужно знать, что Махно все время имел не только связь со всеми атаманами Украины, которые, в большинстве случаев, после временных поражений, находили у Махно приют и возможность, оправившись, вновь приниматься за свою работу, но даже к основному ядру его армии причисляло себя большое количество мелких атаманов, которых Махно очень часто использовал для достижения своих целей.

На предложенный ему Врангелем союз Махно безусловно дал свое согласие и действительно помогал Врангелю работой мелких атаманов, как, напр., Ященко.

Но это согласие и этот союз фактически выливались в следующую форму: "пока у большевиков есть чрезвычайки, мы с ними будем вести войну как с контр-революционерами. Врангель также против чрезвычаек и обещал нас не трогать".

Вот это заявление Махно и послужило причиной считать союз его с Врангелем заключенным, но союз этот был чисто "махновский".

Такой союз, если бы он в действительности существовал, дал бы Врангелю настоящих бойцов, несомненно выполнивших приказ об этом Махно, а главное, привел бы к тому, что в Крыму, да и везде, где был Врангель, исчезли бы зеленые.

Врангелю он передавал, что не прочь получить генеральский чин, а коммунистам указывал на свои заслуги перед революцией, обещая, как революционер, сохранить нейтралитет до окончания борьбы большевиков с Врангелем, а под шумок грабил и тех, и других, причем его "братва" получала на этот раз жалованье из карманов убитых комиссаров.

В Крыму, у Керчи, в каменоломнях, по всем деревушкам за Еникале, а также от Темрюка до Тамани, ютились зеленые, и все они считали себя только махновцами, и редко коммунистами.

Яд махновщины проник слишком далеко, и справиться с ним было не под силу государственной власти.

Союз Махно с Врангелем, как и переговоры Махно с большевиками, были только коварной двойственной уловкой. Это был чисто-махновский союз, как раньше с Григорьевым, советской властью и Петлюрой.

В союзники, кому бы то ни было, Махно не подходил, а его фраза: "мы еще подурачим генералов, а с ними коммунистов" – говорила сама за себя.